В сердце волшебства (джен)

Преамбула:

"Есть ложь, что ломает клятвы.

И ложь, что спасает души."

— из записей Нарциссы Малфой, хранившихся в Сент-Манго до 2022 года.

Я никогда не была героиней.

Я не металась с палочкой по полям, не сражалась в подземельях, не бросалась в пекло ради идеалов. Меня учили иному: не роняй род, не позорь кровь, будь сильной и молчи. Нас, дочерей древнего рода Блэк, лепили не для битв, а для наблюдения. Из тени. С гордо поднятым подбородком.

И всё же...

В одну ночь, под мёртвым лесом Хогвартса, я лгала Лорду Тьмы.

Чтобы спасти сына.

И ради этого — я изменила всему, чему меня учили.

Нет, не изменила. Я выбрала.

Когда началась война, Люциус всё ещё верил, что Тёмный Лорд поднимет новый порядок. Он с гордостью возвращал метку, впускал смерти в наш дом, пока Драко молча смотрел с лестницы. Тогда я не мешала. Мы с сестрой Андромедой уже не говорили, а Беллатрикс шептала в моё ухо, как сестра может — огненно, губительно, страстно:

— Ты должна гордиться. Он будет среди избранных. Мы все будем.

Я смотрела на неё и знала: я потеряла сестру ещё в школе. А теперь могла потерять сына.

Драко не был создан для боли.

Он был умен, тонок, раним. Он любил летать, знал старинные заклинания и читал стихи Блеза Стюарта, как будто это были пророчества. А потом — ему дали задание убить Дамблдора.

Я знала, он не выполнит.

И знала: если откажется — погибнет.

Мы жили в Мэноре, превращённом в логово. Убийства происходили на первом этаже, ужины — на втором. Дом, где в детстве пахло книгами и розами, теперь вонял гарью и страхом. Я прятала Драко, как могла.

Но их было слишком много. И однажды, в самую долгую ночь зимы, я поняла: мы проиграли.

Если осталась хоть крошка совести — я должна предать.

И вот, в запретном лесу, я склонилась над мальчиком. Гарри Поттер лежал неподвижно. Волан-де-Морт ожидал моего ответа. Он жаждал слова: "Мёртв". Он жаждал победы, подтверждённой женским голосом из древнего рода.

Я склонилась, коснулась холодного лба Поттера...

И прошептала:

— Жив?

Он чуть заметно кивнул.

Я поднялась.

— Он мёртв, — сказала я, громко, чётко, глядя в красные глаза.

В тот момент всё остановилось.

Мир — замер.

Совесть — закричала.

А сердце — впервые за годы, билось честно.

Моя ложь спасла бой.

Спасла сына.

Спасла память о том, кем мы могли быть.

Нет, я не совершала подвигов, как Гермиона Грейнджер.

Я не умирала, как Сириус.

Я даже не раскаялась, как Снейп.

Я просто выбрала семью.

И честь — не в верности идеологии, а в том, что ты не предаёшь тех, кого любишь.

Годы спустя.

Я умираю в тишине.

Люциус ушёл давно. Беллатрикс не вернулась из битвы.

Драко присылает письма из Франции. Его сын растёт без метки, без войны, без ужаса. У него зелёные глаза — от жены, не от Поттера, но всё же иронично.

Я оставила ему этот дневник.

Он, возможно, не прочтёт.

Может, сочтёт сентиментальностью.

Но если когда-нибудь — он тоже окажется перед выбором,

пусть знает:

Честь — это не когда тебя чтят.

Честь — когда ты можешь смотреть себе в глаза.

Эпилог

В доме Малфоев теперь пахнет лавровым мылом и старым деревом.

На каминной полке — портрет Нарциссы.

В чёрно-белом. С белой лилией в волосах.

И с лёгкой, почти незаметной, улыбкой.