Vev av Vind (джен)

Эйрик читал предварительный отчёт — и слова «арахноидное происхождение» и «терпеновые соединения» странным образом не разрушали волшебства: они описывали механизм, но не отменяли восхищения перед его сложностью и красотой.

Наступил день презентации на кафедре. Аудитория была полна скептически настроенных коллег. Эйрик стоял у доски, показывая слайды: фото сияющего леса, графики спектрометра, микрофотографии причудливых волокон. Он говорил сухим академическим языком, цитировал данные. Но когда в заключение он продемонстрировал сопоставление — фрагмент свитка Альдрика рядом с микрофотографией нити — в аудитории воцарилась тишина.

«…нити, словно челом гладили…», — было написано на латыни. И на снимке под микроскопом видна та же изящная, сложная структура.

Вопросов было много; некоторые — едкие. Но под конец пожилой профессор ботаники поднялся и сказал: «Редко, когда поэзия и наука так убедительно подтверждают друг друга. Поздравляю, доктор Халдорсен».

Это была победа.

Прошло несколько месяцев. Статья была принята к публикации. Но для Эйрика главное случилось позже. Он снова приехал в Велдског — один, без оборудования. Привёз с собой две вещи: свою научную статью и аккуратно переписанный на современный норвежский перевод свитка Альдрика, вложенный в простую деревянную папку.

Сигрун сидела на завалинке, щурясь на низкое осеннее солнце. Увидев Эйрика, она не удивилась.

— Вернулся, — констатировала она.

Эйрик кивнул и протянул ей папку.

— Это вам, — сказал он. — История этого места и моего предка. Теперь она принадлежит не только мне.

Он не стал давать ей научную статью с графиками — это был бы бессмысленный жест. Он дал ей самое ценное: голос из прошлого, который говорил о том, что она и так знала. Это был жест благодарности и признания её правды. Сигрун медленно, бережно открыла папку и провела ладонью по ровным строчкам.

— Ты не просто взял тайну, — сказала она, — ты принес обратно её разгадку.

Это была высшая похвала. Она подняла на него взгляд:

— Ну что, учёный? Теперь ты видишь свой путь, как свой предок?

Не «понял умом», а «увидел сердцем». Эйрик посмотрел на знакомую опушку, на тёмный ельник. Он вспомнил не данные спектрометра, а тот восторг, который парализовал его при виде сияющей ткани. Он вспомнил микроскоп, открывший ему невидимую вселенную в одной нити.

— Да, Сигрун, — тихо ответил он. — Теперь я вижу. Я вижу, что наша правда и ваша правда — две нити в одном полотне. Наука объяснила, как ткётся эта ткань, но она не объяснила, почему это так прекрасно. Это была работа Веввоны.

На лице старухи появилась редкая ясная улыбка. Она кивнула, удовлетворённо.

— Хорошо. Теперь ты стал родным для этого места. Ты стал знающим. — Она сделала паузу, глядя в лес. — Она придёт ещё. Но не для тебя. Ты свой урок получил. Она придёт для других, чтобы проверить их. А ты останешься здесь, — она ткнула костлявым пальцем ему в грудь, — чтобы рассказывать, чтобы хранить.

Эйрик оставил её и пошёл к опушке. Он сел на камень и не ждал чуда. Его переполняло чувство завершённого пути. Он был мостом — мостом между XIII и XXI веком, между знанием лаборатории и мудростью леса. Эйрик не только разгадал тайну, он стал её частью.

Встал он как раз в тот момент, когда порыв ветра прошелестел в ветвях сосен и сорвал золотистый кленовый лист. Лист, кружась, упал прямо перед ним и лёг на мох, точно старая истлевшая страница пергамента.

Эйрик улыбнулся. Это было напоминание о том, что связь не разорвана. Он повернулся и пошёл прочь, оставляя лес позади. Но он знал — отныне он сам стал звеном в той бесконечной цепи, что тянулась от взгляда рыцаря к открытию учёного. Эйрик стал хранителем не разгадки, а самого чуда. И в этом была его тихая, подлинная победа.