Орден Белой Смерти (гет)

…Последняя произнесенная Гарри фраза на мгновение ввела его в ступор. Рука, которая до этого тянулась к изображению серебряного дракона, повисла в воздухе и бессильно опустилась, но через мгновение он уже стряхнул с себя оцепенение.

Боль беспощадна, но и она дает передышку.

Время заживляет все раны, но оно оставляет шрамы, которые болят, нервной пульсацией напоминая о прошлом.

О существовании дома он узнал не так уж и давно. До этого он находился в доме Блэков, в котором разместился штаб ОФ, медленно, но верно пополняющий количество своих членов, но ему было неуютно находиться там, под опекающими взглядами волшебников, желающих ему только добра…

А в один из дней их посетил Аластер Грюм, который принес с собой волшебный пергамент, в котором было указано о существовании дома, принадлежащего Блэкам и о том, что при отсутствии прямых наследников, им становятся те, кого назначил сам хозяин, а им числился Сириус Блэк. Он-то и сделал его наследником, причем давно, получается, если подсчитать, Гарри тогда или только родился, или до его рождения оставались считанные недели. Получалось, что по каким-то причинам сам Сириус от дома отказался и решил передать его сыну лучшего друга. А потом… а потом, наверное, ему было не до дома…

Нашли этот пергамент в одном из многочисленных архивов, он не был столь уж тщательно спрятан, просто до поры до времени на него не обращали внимания, теперь же он был обнаружен просто по воле случая.

В любом случае, целый отряд волшебников отправились в этот дом, чтобы проверить его на наличие проклятий, в том числе оберегающих дом от нападения, и установить новые защитные заклинания. Гарри твердо настоял на том, чтобы находиться в новом доме Сириуса, хоть ему и было немного страшно и тревожно, но это был единственный шанс избавиться от вечной опеки и сделать то, что он должен был сделать. Вместе с друзьями. Или в одиночку.

И вот теперь он сам здесь, в этом доме, ему уже исполнилось 17 лет, он совершеннолетний по волшебным меркам, и перед ним бесконечно длинная, если он справится, дорога жизни, или мимолетное падение в бездну, если оступится.

Он чувствовал порой, как в груди словно бы растет большой мыльный пузырь, и если он лопнет, то это спровоцирует поток слез, истерику, крушение различных предметов, любой выход эмоциям и горя, и он тщательно сдерживал себя. Не до этого ему было, не было уже времени бесноваться и злиться, надо было идти дальше, не оглядываясь и не задумываясь, не оступаясь и не сворачивая со своего пути. Надо было быть расчетливым и даже холодным, но не потерять способность любить и чувствовать, ведь то, ради чего он борется и сражается — это не пролитие крови его врага, это мир и покой, это жизнь, в которой нет запаха крови, но есть запах жизни… запах лета, моря, цветов, земли…

Дом же вновь заставил нахлынуть потоку эмоций и уже давно пережитых и потерянных в глубинах души чувств, и ему было больно возвращаться к прошлому, но сколько можно обманывать себя? Он устраняет любые последствия, выкручивается из этих щекотливых ситуаций, но не устраняет самой причины. А ведь рано или поздно его могут схватить за живое, и он потеряет над собой контроль и станет обезумевшим животным, жаждущим мести – порой Гарри ощущал себя именно таким, и это пугало, ведь никто бы и никогда, наверное, не подумал о том же. Это был не его образ, но это были его мысли. Пришла пора очищения…

Гарри уверенно поднял руку и провел пальцами по серебристому боку дракона, едва дотягиваясь, и с удивлением обнаружил, что он абсолютно гладкий, и создан был как бы из мелких отшлифованных камней, плотно подогнанных друг под друга. Смысла этого изображения, кроме как декоративного украшения зала, Гарри не видел. К тому же он обнаружил, что дом этот, в общем-то, чем-то отдаленно похож на дом теперь уже штаба ОФ, скорее всего, своим тяжелым мрачным дизайном, и все равно было в нем что-то неуловимо другое, даже непонятное. Дом этот скрывал какую-то тайну, которую он Гарри ни за что не откроет. Пока что, во всяком случае.

— Красиво, — уважительно произнесла Гермиона, словно бы они находились в музее, а она – около картины известного художника.

Рон тоже согласно кивнул, стоя в углу и что-то разглядывая.

— Здесь темно, — сам себе вслух сказал Гарри и повернулся к окну, занавешенному плотной тяжелой шторой черного цвета. Он подошел к нему вплотную и резким движением раздвинул шторы, впустив ослепивший их всех на мгновение свет, словно бы карауливший и ждущий рук Гарри, принесших освобождение, и все трое замерли, смотря в сад, неухоженный и заросший травой, с поваленными деревьями с искривленными стволами, но не этот унылый вид приковало их взгляд. Словно отчаянный крик о помощи режет слух и проникает в сердце, бесцеремонно переворачивая все в душе, во дворе стоял памятник девушке, тянущей руки к небу, словно вымаливая прощения за тяжкий грех, навеки приковавший ее к земле, и даже крылья за ее спиной не могли помочь ей взлететь…