Разговор, которого не было (джен)

— Спаситель мира.... вы же знаете, что у меня просто не было иного выхода.

— Не скромничайте.

— Я и не скром... знаете, перед тем как я... перед своим окончательным поражением Том сказал, что я — просто случайность, этакий везунчик, который прятался за спинами лучших. Я потом долго размышлял и в итоге согласился с ним. Нет, конечно, я не прятался, но в главном он был прав. Возможно, потому что не я понимал, возможно, потому что выбора у меня не было, но меня ведь и правда прикрывали, часто жертвуя собой, — подождите, не перебивайте — всегда кто-то лучше, сильнее и достойнее. Действительно лучшие люди. Разве я мог позволить себе отступить? Вот и весь мой талант.

— Вы просто любили людей, а это тоже дар, очень редкий дар. Не все могут им пользоваться. Я, например, не умею.

— Заблуждаетесь. Вы-то как раз и можете.

Вздох, скептически приподнятая правая бровь.

— Мистер Поттер, у вас нет другого отношения к моей скромной персоне? Только два полюса: ненависть — восхищение?

— Так ведь есть за что. И ненавидеть, и восхищаться. Но даже когда я ненавидел, я понимал.

— Гм.

— Я помню, как вы лечили Драко Малфоя, когда я применил ваше заклятие.

— Поттер, он был с моего факультета. Я дал клятву его матери. И я защищал будущего спасителя от Азбакана. Фактически старался замять инцидент и оставить тому миру его надежду. Никакого отношения к любви...

— Вы просто не видели себя со стороны.

— Гмм.

— Знаете, я многое переоценил, вспоминая сотни мелочей, которые никак тогда не объяснял. Помните, как вы обрадовались, когда профессор Макгонагалл вышла из Святого Мунго?

— Хмм.

— Вас частенько заносило. Но потом я понял, что раздражение вызывали не мы, а вы — сами у себя. Вы словно скрутили себя в узел, запретили себе все на свете, подчинили жизнь одной цели. И боялись... я знаю, чего вы боялись...

— Чего же?

— Двух вещей: не успеть и быть смешным.

— Да, я иногда не успевал.

— Помню вас на третьем курсе, когда вы примчались в хижину, спасать меня от Блэка и Люпина. До сих пор вижу вас троих — на пике эмоций, потрясенных. Как же я вас тогда ненавидел. И как понимаю теперь. Для всех: вас, Люпина, Сириуса — предательство и падение Волдеморта сыграло ключевую роль, все изменило в жизни. Вы ведь ненавидели отца за то, что он доверился другу, вы ведь не сомневались, что враг детства может предать. И вы, и Сириус чувствовали себя виноватыми. Оба сорвались. Как это помешало после, когда я по дурости стал считать Сириуса кем-то вроде младшего брата, требующего опеки, а вас — врагом.

— Взаимные предубеждения в итоге оказались небесполезными.

— Это так. Хотя, знаете ли, трудно оказалось в одночасье перестроить все свои представления и воспоминания.

— Согласен, непросто, поэтому-то спасителей обычно очень немного.

— А еще я навсегда запомнил ваш последний урок по Темным искусствам.

— Башня?

— Погоня. Вы ведь впервые вели себя как педагог, который в первую очередь учит, а во вторую убегает от ученика, стараясь его защитить и вдолбить важные истины.

— Наверное, с вами сразу так и стоило заниматься, толку бы было больше?

— Возможно. А ведь преподавание — ваше призвание.

— Все-таки в должности директора тоже есть свои плюсы. Хотя я совсем иначе их вижу, нежели...

— Альбус Дамблдор.

— Да...

— Я помню ваше лицо на башне.

— Не надо...

— Это было страшно, я видел ненависть и приписал ее... а оказалось...

— Пейте ваш чай.

Кашель.

— Авроры не умеют пить огневиски?

— Авроры не ожидали, что вместо чая там будет спиртное.

— А говорите, что в ту ночь я вас многому научил. Не знаю чему, но явно не пользе невербальных заклинаний.

— Предлагаю тост.

— Валяйте.

— За вашу душу.

— Не понимаю.

— За то, что вам удалось ее сохранить неповрежденной. Невзирая на то, что вам приходилось делать и кого изображать. Я рад, что вы не мучаетесь, а живете во всех смыслах этого слова. Я боялся, что вы не сможете жить.

— Боялись, что я не смогу жить? Но как вы догадались, что я не умер?

— Портрет. В кабинете директора не оказалось вашего портрета.

— Да, с этим я ничего не мог поделать. Даже странно, что меня не ищет аврорат.

— Ищут, но не они, а неописуемые.

— Можно начинать волноваться?

— Не стоит. Ведь вас уже нашли. Отсюда и соломонова печать, и ваше приглашение.

— Так вы знали?

— Я? А с чего? Я же простой аврор.

— Вы знали и поэтому взяли с собой сына.

— Нет, не поэтому.

— Сколько у вас детей?

— Трое. Старший Джеймс, Младшая Лили. А это — Альбус Северус.

— А где же Сириус?

— Спасибо за идею. Если будет еще один мальчик...

— Не меняйте тему разговора. Неужели вы можете рассчитывать, что я поверю в случайность вашего визита?

— А ведь это и правда случайность. К вам должен был приехать не я. Но у коллеги заболела жена. Я не смог отказать. У меня всегда так — стоит поступить правильно, как меня за это награждают.

— Вы хотите сказать, я ваша награда? Это переходит все границы!

— Почему нет?

— Поттер!

— Какой именно? Их тут два.

— Тогда не забывайте, что тут еще и два слизеринца против одного гриффиндорца...

— Ну, то, что представители вашего факультета любят пользоваться численным превосходством, меня давно не удивляет.

— И два Северуса. Несмотря на то что один из них Поттер.

— Черт, предлагаю еще раз выпить. Вы наколдуете или мне достать подарок от Министерства магии?

— А почему вы его раньше не достали?

— Не поверите, увидел вас, растерялся и все забыл. Словно снова стал учеником. А разве ученик может дарить учителю огневиски?

— Прискорбно, что такая мысль не посетила вас раньше, — возможно, некоторых предубеждений удалось бы избежать.

— Профессор, вы бы стали спаивать ученика? Несовершеннолетнего?

— Как каждый год с убийцами общаться — так можно, как подарить любимому учителю спиртное — так нельзя.

— Ваше здоровье.

— И ваше.

Ал смотрит на взрослых. Молчат, долго, пьют уже третью или четвертую чашку чая — и молчат.

Это уже не интересно, а откровенно скучно.

И Ал спрашивает:

— Вон та зеленая подушка на самом деле не подушка, а книга?

— По чарам, видимо, у тебя неплохие отметки, — усмехается мистер Принц. — Отвечу на любой вопрос, даже если он не понравится твоему отцу, если ты скажешь, на чем мы сидим.

— Тут не только чары, но и трансфигурация... мне нужно время.

— Я никуда не спешу. А вы, мистер Поттер?

— Здесь два Поттера.

Тихое «и два Северуса» — на этот раз осталось несказанным.

* * *

— Джеймс, Лили, Альбус Северус и — Поттеры. Решили заодно всех примирить?

— Не без того.

— Остроумно.

— Знал, что вы оцените. Профессор Дамблдор, например, пришел в восторг.

— Профессор Дамблдор?

— Простите, его портрет.

— Ах, портрет.

— Скажите, вы ни о чем не жалеете?

— А вы?

— Иногда жалею. Редко, в последнее время очень редко. А первое время хотелось вернуться и исправить.

— Что именно?

— Спасти тех, кого не успел.

— Бесплодные мечтания.

— Неужели у вас не бывало таких мыслей?

— Когда-то были. В прошлой жизни.

— До хижины?

— Так вы и хижину себе не простили?

— Я в тот день дважды спас одного недруга. А о вас не подумал. Наверное, до конца не верил, что так легко можно погибнуть.

— Так вот в чем причина такого имени для ребенка.

— Отчасти да.

— Однако я понимаю, что вы скорее ставили иную задачу — убедить общественность в том, что некий директор Хогвартса имеет право войти в учебник истории, причем не как преступник.

— Нет, это побочный эффект. Я просто назвал детей в честь тех людей, без которых не было бы ни меня, ни окончательной победы. Родители подарили мне жизнь, дважды. А наполнить эту жизнь смыслом помогли два наставника. Один добрый, другой... кхм...

— Благодарю покорно, вы еще скажите, что я несу ответственность за формирование вашего характера.

— По сути, да — личность Гарри Поттера оттачивали два скульптора. И знаете, мне нравится, что получилось. Так же как и то, что мой учитель тоже вырос и кое-что перерос. Пусть даже он называет это «оплатить счет сполна».

— И теперь вы пойдете осчастливливать этим открытием некий портрет?

— А вы против?

— Разве мое мнение что-нибудь изменит?

— Да. Я не пойду наперекор. Если для того мира вы хотите остаться в числе мертвых, Министерство станет сотрудничать с мистером Принцем. Если вернетесь под прежним именем, станете героем.

— Мистер Поттер, меня прежнего больше нет. Тот человек, которого вы вспоминаете и который хотел бы многое изменить в своей жизни и многих спасти, как вы проницательно заметили, оплатил свой счет сполна.

— Понимаю.

— Но хотели увериться.

— Хотел, чтобы вы сами мне это сказали.

— Тогда у меня к вам последняя просьба.

* * *

Ал воспользовался тем, что папа и мистер Принц снова замолчали, и, нахмурившись, что-то долго вычислял.

— Портрет! — наконец воскликнул он.

Взрослые дружно вздрогнули.

— Красное кресло, на котором сидит папа, — это красная подушка, просто подушка, — охотно разъяснил мальчик. — Мое кресло сделано из дамской шляпы, старомодной, я такую видел только на голове у бабушки профессора Лонгботома. Кресло мистера Принца — картина, чей-то портрет.

— Все верно, — удивился директор. — Задавайте свой вопрос.

Ал улыбнулся.

— Можно задать его при следующей встрече?

— Ловко ты напрашиваешься еще на одно приглашение, — хмыкнул отец.

— Просто я ничего умного пока не сочинил. Слишком много непонятного, слишком о многом хочется спросить. Прежде чем спрашивать — нужно как следует обдумать.

— Хорошо, мистер Поттер—младший, как будет готов вопрос — шлите сову. Встречу обещать не могу, ответ гарантирую.

— Благодарю вас, сэр.

Мистер Александр поднялся с кресла. Ал увидел, что папа тоже встает, и мигом вскочил на ноги, чуть не опрокинув столик. Чашки и чайники задрожали, но упасть не успели — исчезли, подчиняясь движению брови директора.

— Мистер Поттер, думаю, место этого кресла, то есть портрета, в одном кабинете в Шотландии. Заодно вам ничего не придется объяснять.

Директор Ливвилы взмахнул палочкой. Кресло свернулось в подушку, а потом вытянулось в портрет.

Папа долго и внимательно его рассматривал.

— Да, думаю, это хороший способ остановить все слухи, — наконец произнес он. — Великолепная имитация.

— У меня был хороший учитель. Вскоре ему предстоит еще раз оценить мою работу, только на этот раз — изнутри.

— Полагаю, он будет доволен.

— С вами, оказывается, приятно иметь дело, мистер Поттер, вы научились схватывать на лету.

— Я тоже был рад с вами повида... познакомиться.

Они обменялись рукопожатием, и впервые за весь разговор никто не отвел глаз, затем Поттер—старший взял Ала под руку и дотронулся до портрета.

Ал ни капельки не удивился, когда они в ту же секунду очутились в знакомом круглом кабинете с портретами на стенах. Папа, кажется, тоже, и директор Хогвартса. А вот его посетитель в мантии работника министерства, кажется, даже испугался.

— Мистер Поттер, — Макгонагалл смотрела на портрет, — это...

— Да, это Северус Снейп. Я поклялся, что добьюсь появления портрета здесь, в Хогвартсе.

— Надеюсь, вам не пришлось убивать его для этого? — улыбнулся министерский.

Гарри Поттер пристально посмотрел на шутника, а потом холодно произнес:

— Он погиб двадцать лет назад.

Ал, не отрываясь, изучал портрет. Оттуда, сложив руки на груди, на него смотрел директор Ливиллы — Александр Принц.

ноябрь 2007 г.