Ночные Тени. Затаившиеся во мраке (гет)

Следующие дни для меня шли в мучительном ожидании прихода Мариссы. Когда во второй день моего пребывания в камере она нашла меня без сознания, лежащую на койке в луже своей крови, Марисса усмехнулась и решила, что с меня пока хватит. Она лишь повесила меня на цепь под потолком, до боли скрутила руки и снова ушла.

Из последних сил сдерживая стоны, я стояла на носочках, напрягая каждый мускул, чтобы устоять. Я не знала точно, сколько была без сознания, но, когда сморгнула слёзы, заметила силуэт Талии, лежащий на койке. По-видимому, прошло несколько часов. Поняв, что она спит, я крепче стиснула зубы, пообещав себе, что не произнесу ни звука, чтобы не разбудить её. Но меня надолго не хватило. Уже через несколько минут я не выдержала и пошатнулась. Стоило мне на секунду потерять равновесие, плечи пронзила резкая боль, и я не удержалась от вскрика. Я почувствовала, как кровь из вновь потревоженных ран струйками стекает по моей спине. Это и невыносимая боль в плечах заставили меня собраться с силами и снова встать на носки. Как только мне это удалось, боль немного утихла, и я ненадолго смогла вздохнуть спокойно.

Я услышала возню в противоположной камере и тихие стоны. Я все-таки разбудила Талию своим криком. Она бросила на меня встревоженный взгляд и, морщась от боли, попыталась сесть.

— Лежи! — бросила я ей сквозь стиснутые зубы.

Она послушно опустилась обратно, но продолжила изредка посматривать на меня. Я старалась не встречаться с ней взглядом, потому что не хотела, чтобы она видела невыносимые мучения в моих глазах.

В конце концов, спустя бесконечно долгие часы вернулась Марисса и освободила меня от цепей. И я, не успев опустить голову на койку, отключилась.

Разбудил меня приход Нимерины. Но на этот раз она спустилась в подземелье не одна. С ней пришла другая девочка, примерно её ровесница, и направилась к Талии. Я разглядела только её светлые вьющиеся волосы, перед тем как она скрылась в камере.

Как только Нимерина зашла в мою камеру, я открыла рот, чтобы заговорить с ней, но она приложила палец к своим губам, и я промолчала. Она бросила многозначительный взгляд в сторону противоположной камеры, и я кивнула, поняв, что она хочет мне сказать. Нимерина не доверяла той светловолосой девочке, с которой у неё, по-видимому, был конфликт, судя по тому, с каким недовольством на лице она зашла в мою камеру.

Нимерина поставила на мою койку поднос с едой и помогла мне сесть. У неё округлились глаза, когда она посмотрела на мою спину, но промолчала. Она просто опустилась рядом со мной на койку и сжала мою руку. Я благодарно улыбнулась ей и принялась за кашу.

Когда я повернула голову в сторону противоположной камеры, я увидела, как Талия пытается сесть. Девочка, которая пришла с Нимериной, стояла около выхода, держа поднос в одной руке и придерживая дверь другой. Она боялась заходить дальше. Талии наконец удалось кое-как сесть, и она протянула руку за подносом. Но девочка не собиралась подходить ближе. Вместо этого она поставила поднос на пол и вышла, захлопнув за собой дверь. Она встала у стены и стала ждать. Талия несколько мгновений переводила взгляд с девочки на поднос и обратно, пока до неё не дошло, что ей придется самой идти за ним.

Нимерина начала подниматься, по-видимому, намереваясь осадить эту девочку, но я потянула её назад. Мне тоже хотелось помочь Талии, но это не привело бы ни к чему хорошему. Девочка повернулась к нам, и Нимерина поспешно встала и подошла ближе к двери. Девочка смерила её самодовольным взглядом и повернулась обратно к Талии.

— Ну, ты скоро? — бросила она ей.

Талия вздохнула и начала подниматься. Она тут же до боли прикусила губу, чтобы не закричать, и медленно двинулась в сторону двери. Когда она дошла до подноса, она опустилась рядом с ним, села, поставив его на колени, и принялась есть. На несколько минут в подземелье повисла тишина, нарушаемая только постукиванием ложек о тарелки. Когда я закончила, Нимерина забрала у меня поднос и вышла, кивнув на прощание. Она уже направилась к выходу из подземелья, но девочка остановила её.

— Подожди меня, Нимерина, — одернула она её. — Стражи будут недовольны, если ты выйдешь одна.

Нимерина пожала плечами и остановилась.

— Хорошо, Селла, я подожду тебя, если ты боишься оставаться здесь одна.

Девочка, которую Нимерина назвала Селлой, даже поперхнулась от возмущения, но быстро совладала с собой.

— Хотя, знаешь, не надо, — ответила она наконец. — Можешь идти, мне твоя помощь не нужна.

— Как хочешь, — снова пожала плечами Нимерина и с победоносной улыбкой прошествовала мимо Селлы к выходу.

Селла дождалась, пока за ней не захлопнется дверь подземелья, и обернулась к Талии, которая уже закончила есть и теперь просто сидела на полу, не в силах подняться.

— Возвращайся на место, — скомандовала она той.

Талия умоляюще посмотрела на неё, но принялась подниматься. Только когда Талия добралась до своей койки и легла на неё, Селла открыла дверь камеры, схватила с пола поднос и снова закрыла дверь. А через мгновение она уже исчезла в коридоре подземелья, ни разу не оглянувшись. Захлопнувшаяся за ней тяжелая дверь снова погрузила подземелье в тишину.

* * *

По моим подсчетам, я пробыла в камере около шести дней, когда Марисса решала, что я прошла это испытание. Каждый из этих дней был похож на предыдущий: утром приходил наставник Талии, через несколько часов после него — Марисса, вечером Нимерина и Селла приносили нам еду; Нимерина больше не заговаривала со мной, только ободряюще сжимала мою руку; а посреди ночи мы с Талией просыпались от криков Сары.

На шестой день моего пребывания в открытой камере я проснулась от звуков шагов. Моё сердце непроизвольно сжалось от страха. Я научилась спать чутко, чтобы больше не давать Ей повода будить меня "самым эффективным способом", как это случилось несколько дней назад.

Я сосредоточилась на звуке шагов, который становился всё ближе. Я не могла ничего поделать со своим сердцем, которое замерло, когда я услышала поворачивающийся в замке моей камеры ключ. Я надеялась, что моё сердце остановится навсегда и мне больше не придётся терпеть изощренные пытки и стать такой же жестокой, как Марисса. Но через мгновение оно снова заработало, гораздо быстрее, чем раньше. Я думаю, оно пыталось пробить себе путь из моей груди и сбежать. Но как бы я не была согласна с ним, оно не могло выбраться из моей грудной клетки, так же как я из этой железной.

Свет упал на мою кушетку, и мне пришлось сесть, хотя все мои инстинкты вопили забиться в угол и притвориться невидимой. Я встала и выпрямилась, стараясь не дрожать от страха.

Её тень упала на меня. Светлые волосы, собранные в толстую косу, во мраке камеры были пепельными, а голубые глаза казались чёрными. Можно было долго любоваться её красотой, но я знала: она не любит, когда на неё пялятся. Я поспешно опустила глаза и вежливо поклонилась. Как бы я её не ненавидела, меньше всего мне хотелось дополнительных пыток за непочтительность.

— Госпожа... — начала я, но она перебила меня:

— На это нет времени. Идём, мы ещё многое должны успеть сегодня.

Больше она ничего не добавила, развернулась и вышла. Я тут же последовала за ней, зная, что она не потерпит препирательств. На мгновение я посмотрела в сторону противоположной камеры и встретилась взглядом с Талией, которая приподняла голову со своей койки.

— Удачи, — одними губами прошептала она мне.

Я ответила ей еле заметным быстрым кивком и отвернулась. Мы шли по коридору мимо других таких же камер. Я сгорала от любопытства и страха, не зная, что меня ожидает.

Марисса продолжала молчать и даже не смотрела на меня. Когда мы вышли из подземелья, и я в первый раз за эти бесконечно долгие шесть дней увидела солнечный свет, льющийся из окон, я не выдержала и обратилась к ней:

— Госпожа... — я хотела сказать громко, но получился хриплый шепот. Я глубоко вздохнула и попыталась снова. — Госпожа Марисса!

Я надеялась, что она обернется ко мне, но она лишь еле заметно повернула в мою сторону голову, показывая, что слышит.

— Я п-прошла испытание? — мне не удалось сдержать дрожь в голосе.

— Да, — неохотно бросила она через плечо.

Меня затопило огромное облегчение. В последний момент я успела сдержать громкий выдох, закрыв рот рукой. Я даже не знала, насколько сильно боялась не пройти это испытание. Такое случается редко — в последний раз это было несколько лет назад. Я хорошо запомнила тот день, потому что была непосредственным участником этого события.

* * *

Я как раз вошла в возраст, когда мне уже можно было носить еду и одежду тем, кто проходит своё первое испытание. Мне досталась одиннадцатилетняя девочка, которая собиралась стать лучницей. На протяжении семи дней я приходила к ней вечером. Ещё в свой первый визит мне показалось, что она вела себя странно: я нашла её в самом дальнем углу её камеры, она сидела на полу, тесно прижавшись спиной к стене, будто хотела слиться с ней. Когда я подошла ближе, я услышала её тихие всхлипы и увидела, как дрожат её плечи. Я поставила поднос с её едой на койку и нерешительно встала перед ней. Я не знала, как она отреагирует на мой приход, и боялась, что она захочет воспользоваться таким моментом, чтобы сбежать. Но через несколько мгновений я поняла, что слезы девочки настоящие, а боль так поглотила её, что, казалось, она даже не слышала моего прихода.

Я опустилась рядом с ней и нерешительно дотронулась до её плеча. От моего прикосновения она вздрогнула и забилась в истерике. Она умоляла меня не мучить её, по-видимому, решив, что я пришла, чтобы продолжить её пытки. Я пыталась успокоить её, убеждая её в том, что не буду причинять ей боль. Но она, казалось, не слышала меня, продолжая отбиваться, кричать и плакать.

Через несколько минут у неё закончились слезы, и она затихла, свернувшись калачиком в углу. Она даже не пыталась заговорить со мной, и я молчала. Я думала, что она так и не посмотрит на меня, поэтому начала подниматься, чтобы уйти. Но она вдруг обернулась, прожигая меня взглядом своих серо-голубых глаз, и спросила:

— Ты правда не будешь мучить меня?

Я только отрицательно покачала головой, борясь с неожиданно набежавшими и слезами. Девочка несколько мгновений изучающе смотрела на меня, а потом вздохнула, встала и подошла к койке.

— Я принесла тебе поесть, — выдавила я из себя, предлагая ей поднос с уже остывшей едой.

Девочка кивнула, не поворачиваясь ко мне, и села на койку, положив поднос на колени. Я села рядом и принялась ждать, когда она поест. Некоторое время мы просидели в молчании; я ждала, что она что-нибудь скажет мне, но когда не дождалась, решила сама прервать наступившим тишину.

— Меня Лера зовут. А тебя?

Девочка долго молчала, и я уже решила, что она не ответит, но наконец она тихо произнесла:

— Мия.

Я поняла, насколько неохотно она ответила мне, поэтому больше ничего не спрашивала. Мы так и просидели в тишине, пока Мия не доела. Она поставила пустую тарелку и кружку на поднос и передала его мне, а потом легла на койку и отвернулась к стене, ни разу больше не взглянув на меня. Я видела тогда, какой пустой взгляд у неё был, и поняла — она долго не продержится. И я оказалась права. Каждый день, когда я приходила к ней, она сначала долго билась в истерике, а потом будто выпадала из реальности. Взгляд её серо-голубых глаз с каждым днем всё больше затухал, пока не погас совсем, сменившись полным равнодушием ко всему происходящему.

Но в мой седьмой визит к ней она неожиданно очнулась. Я пришла к ней и, как обычно, увидела её плачущей в углу. Тогда мне почему стало её особенно жалко, и я не удержалась и выпалила:

— Думаю, тебе уже не долго осталось. Сегодня уже седьмой день, значит, тебя скоро освободят.

Мия резко подняла голову, я увидела дикий ужас в её глазах. Она неожиданно рванулась ко мне и больно схватила за руку.

— Ты должна помочь мне сбежать! — воскликнула она.

— Что? — только и смогла вымолвить я.

— Они убьют меня! — продолжила кричать Мия, тряся меня за руку. — Они знают, что я не справилась с испытанием, и убьют меня!

Я стояла в потрясенном молчании, глядя на неё. До меня не сразу дошел смысл её слов. Она просила меня помочь ей сбежать, что было равносильно измене и каралось смертью. Но с другой стороны я понимала, что Мия права. Они действительно убьют её. Я колебалась, и Мия заметила это.

— Помоги мне, и мы с бежим вместе! — воскликнула она.

Я уже готова была согласиться, но в последний момент голос рассудка остановил меня. Еще никто не сбегал от Теней, почему мы должны были стать первыми? Мне тогда было всего восемь, Мие — одиннадцать: что мы можем против десятков прекрасно обученных воинов?!

— Это невозможно, — дрожащим шепотом ответила я Мие, боясь её реакции.

— Значит, ты не хочешь мне помочь?! — неожиданно разозлилась девочка, отталкивая меня. — Ты говорила, что не причинишь мне боли, но ты лгала! Ты такая же, как и они!

— Нет, Мия, — попыталась успокоить её я. — Я не такая... я...

— Убирайся! — прервала меня она. — Убирайся! Видеть тебя не хочу!

Она толкнула меня к выходу, и я подчинилась. Было бессмысленно что-либо говорить ей — она ничего не хотела слышать. Как только я вышла из камеры, она швырнула в меня поднос с нетронутой едой. К счастью, он не долетел до меня, но все его содержимое расплескалось по полу.

— Не приходи ко мне больше! — напоследок крикнула Мия, захлопнув дверь своей камеры.

Когда я вышла из подземелья, стража, стоявшая у двери, заметила, что я не принесла обратно поднос. Мне пришлось рассказать им, что я по неосторожности уронила его около двери камеры. Я знала, что меня ждет наказание, но не хотела говорить им правду. Мия и так была обречена, но её хотя бы не ждали такие муки, как при измене.

В наказание меня заставили на протяжении всего дня копаться в огороде. Пока я полола грядки, мимо прошли два лучника.

— Что будем делать с ней? — спросил один из них другого.

Я почему-то была уверена, что они говорят о Мие, поэтому вся обратилась в слух. Я воспользовалась тем, что обычно никто меня не замечает, и подползла ближе.

— Нашим воинам неплохо было бы немного размяться, — многозначительно улыбнулся второй — по-видимому, командир лучников.

Первый ответил ему широкой понимающей улыбкой и отдал честь:

— Будет сделано, командир! Когда начинать?

— Отправь её в лес прямо сейчас. И дай ей фору в два часа.

Меня глубоко потрясла задумка командира лучников. До меня доходили слухи о таких же случаях раньше, но, сколько себя помню, при мне это было впервые. Командир решил устроить нечто вроде соревнования для своих лучников: он отправляет их на охоту, а добычей будет Мия.

До границы обычно бегом можно добраться за три часа. Так что Мия успеет пробежать примерно половину пути до границы, если ей хватит сил. Что маловероятно после недели продолжительных пыток. К тому же смеркалось. Скоро станет совсем темно. Значит, быстро перемещаться по лесу Мие будет тяжело. Но не менее тяжело будет и самим охотникам. Чтобы исключить возможность того, что Мия наткнется на отряд стражей, патрулирующий вдоль границы, и стражи испортят лучникам всё охоту, командир лучников пошлет на границу одного из стражей замка. Самое интересное, что страж сможет достигнуть границы Теней на лошади за полчаса, максимум — час. Это объясняется тем, что по лесу от самого замка до границы проходит тропа, о которой знают только сами стражи и которую никто другой — ни воин, ни ученик — не в состоянии найти.

Я продолжала полоть, искоса наблюдая за тем, как из замка выводят (хотя лучше сказать — вытаскивают) всеми силами сопротивляющуюся Мию. Она упиралась и хваталась за все выступы в тщетной попытке спастись. Сопровождалось сие действо громкими мольбами со стороны новоявленной "добычи" и тихой руганью тащивших её стражей.

Вскоре последние силы покинули Мию, и стражи уже с легкостью повели её в сторону леса. Ей скрутили руки, но рот не закрыли, и она теперь выкрикивала оскорбления. Больше всего досталось самой Госпоже и стражам, тащившим её. Когда Мию вели мимо меня, мы неожиданно встретились взглядами, и она просто подавилась незаконченной фразой. Я поспешно опустила глаза, испугавшись ненависти, сверкнувшей в её взгляде.

В итоге Мию подвели к краю леса и подтолкнули к чаще. Я наблюдала за тем, как она исчезает в лесу, на секунду остановившись, чтобы в последний раз посмотреть на меня. Этот взгляд её голубых глаз еще долго преследовал меня в кошмарах...