Пламя во тьме (гет)

«Вино какой страны предпочитаете в это время дня?»

Рейстлин Маджере сидел на кресле в своих покоях у жарко пылающего камина. Пламя отбрасывало на стены резкие тени, но сам чародей был чернее любой из них. Его золотое лицо, в слабом свете особенно пугающее, ныне выражало крайнее раздражение. Вечер был безнадежно испорчен. Повелитель Прошлого и Настоящего ненавидел тратить время впустую, но прямо сейчас занимался именно этим.

Прежде Рейстлин с осторожностью полагал, что Дэйнерис является приятным исключением из правила общей глупости, свойственной роду людскому. Однако минула половина десятого, а она до сих пор не соизволила явиться. И если королева допустила подобное опоздание — значит, она вовсе не столь умна, какой казалась в иные моменты.

«Абсолютно неприемлемое, вопиющее беспутство», — неприязненно заключил чернокнижник. Рассудив, что ожидание боле не имеет смысла, он решил налить себе вина перед дальнейшей работой. Но едва он наполнил бокал, как его планы нарушил робкий стук в дверь. Отставив бутыль прочь, Рейстлин сипло вопросил:

— Кто там?

Чародей уже изготовился для язвительной тирады, которую обрушит на опоздавшую, однако на пороге его комнаты стояла не королева, а всего лишь переводчица Миссандея. Черный маг внушал ей столь неодолимый страх, что она не смела взглянуть на него прямо. Янтарные глаза девушки были опущены в пол, смуглые пальцы сжимали нечто, блеснувшее серебром в отсветах пламени.

— Магистр, — пролепетала наатийка, — кхалиси ведь сейчас у вас? Кажется, она обронила в коридоре свое любимое кольцо. Я нашла его и решила занести, а то она очень расстроится…

— Она не пришла, — холодно оборвал Миссандею Рейстлин. — Если встретите королеву — передайте, что мое приглашение отменяется. Сегодня я уже потерял из-за нее предостаточно времени.

— Как она могла не придти? — опешила девушка. — Кхалиси еще в девятом часу, при мне, направилась к вам.

Эти слова насторожили чернокнижника. Он приблизился к переводчице, отчего она съежилась, точно на ледяном ветру, и отрывисто потребовал:

— Покажи мне кольцо.

Убедившись, что украшение принадлежит Дэйнерис, Рейстлин испытал интуитивное дурное предчувствие. Мистический шепот в стенах пирамиды и прежде вызывал у него опасения, ныне же чародей уверился: то знак присутствия тайной силы, непримиримо враждебной королеве и ее союзникам.

— Смотри на меня, девочка, — отчеканил он властно. — Отвечай — где ты нашла эту вещь?

А между тем, дела у пропавшей Матери Драконов обстояли прескверно. По дороге к покоям мага она подверглась дерзкому нападению: двое неизвестных в золоченых масках схватили ее и прижали к лицу тряпицу с дурманным эфиром. Впавшую в забвение девушку увлекли в туннель, сокрытый внутри стены здания. Никто из союзников Дени не знал об этом зловещем лабиринте, и потому враги не преминули его использовать. Грубые руки тащили королеву все глубже и глубже во мрачные недра пирамиды, и с каждой ступенью надежда на вызволение таяла. Единственной ниточкой, ведущей к похищенной, осталось кольцо, которое она бросила наземь на грани беспамятства.

Тайное логово врага представляло собой подвальный зал с низкими покатыми потолками и чадящими факелами в когтистых скобах. У голой кирпичной стены протянулся уставленный яствами стол, за ним трапезничали заговорщики, люди в одинаковых янтарных токарах и остроклювых птичьих масках. Напротив стола находился горизонтальный каменный алтарь в виде гарпии с раскинутыми крыльями. На этом изваянии двое похитителей распростерли бесчувственное тело королевы: ее руки растянули по крыльям и опутали веревками, ноги привязали к лапам, а рот замотали белой тканью, оторванной от ее же платья. Дени осталась перед своими врагами в унизительно уязвимом положении. Очнувшись от забытья, она сознала с ужасом, что с ней могут беспрепятственно свершить любую мерзость, любое надругательство, какое только посетит извращенные умы тюремщиков.

Убедившись, что жертва связана надежно, двое похитителей подсели за стол к остальным. Некоторое время они, словно позабыв о девушке, вкушали пищу и говорили между собой на отрывистом архаичном языке. Дэйнерис уже догадалась, кто скрывался под птичьими ликами. «Мудрые Господа вам этого не простят», — с горечью припомнила она слова Барристана, которые оказались пророческими. Нужно было казнить юнкайских владык, пока имелась возможность. Теперь же в сожалениях осталось мало толку — королева угодила прямо в лапы озлобленного врага, и ее печальную участь нетрудно было предречь.

По окончании трапезы собравшиеся поднялись из-за стола и обступили Дени. Их действия пронизывала пугающая слаженность, как если бы они свершали некий ритуал. Один из них склонился над королевой с ножом и умело подцепил острием ее платье. Разрезанные белые одежды невесомо скользнули на пол, пред похитителями открылось беззащитное тело девушки, чья лилейная нагота была прекраснее любых нарядов. Черные провалы глаз нацелились на нее, точно разящие стрелы, готовые сорваться с натянутых луков.

Мужчина с ножом торжественно возвысил голос, обращаясь к остальным по-валирийски. Каждое его слово было, как раскатистый рубящий удар.

— Издревле Сыны Гарпии вкушали дары богини под сводами тайной обители. Ныне же мы собрались здесь не только ради наслаждений, но и дабы свершить возмездие. Дэйнерис из дома Таргариен говорила, что сохранит нам жизни. Мы тоже не станем тебя убивать, Дэйнерис — но за оскорбление ты нам заплатишь сполна.

К Дени приблизился второй гискарец — грузный, широкоплечий, с выпирающим под туникой брюхом. Он склонился к ее лицу и гнусаво процедил, источая изо рта вонь горелого жира:

— Знаешь, почему мы ненавидим валирийцев? Пять раз мои предки воевали с твоими и терпели поражение из-за треклятых драконов. Но сейчас драконы не придут тебе на помощь, девчонка.

Он вцепился своей грубой пятерней в белоснежные волосы королевы. Вторая его рука бесстыдно легла на ее обнаженную грудь. Касания липких пальцев терзали Дэйнерис больнее отравленных лезвий.

— Чернь уподобляет тебя луне, сияющей в небесах, — продолжил глумиться гискарец, — но ты-то отнюдь не столь недосягаема. Еще говорят, что ты воплощение пламени — однако я тебя трогаю и не чувствую ожога. И если ты и вправду дитя бури — почему меня до сих пор не поразила молния?

Другие Сыны Гарпии начали неторопливо спускать с себя токары. Охваченная отвращением и страхом, Матерь Драконов взывала лишь, чтобы ее реальность в одночасье обернулась дурным сном. Происходящее было столь ужасно, что разум отказывался в него верить, но гнусное действо продолжалось неумолимо: двенадцать мужчин наблюдали за тринадцатым, который похотливо лапал девушку. Поглощенные грязным зрелищем, они не заметили, как в дальней части зала словно прямо из стены бесшумно возник черный силуэт. И тотчас чеканная колдовская формула возвестила гнусным мятежникам смертный приговор.

Из простертых рук чародея с треском и громом вырвалась слепящая вспышка. Фиолетово-белые разряды молний протянулись через зал и сокрушительно ударили в толпу врагов. Искры прошили плоть, подобно мириадам острых скальпелей, тринадцать глоток исторгли исступленные вопли, тринадцать тел поверглись наземь и забились в конвульсиях. На тех, кто не успел обнажиться, обугливалась одежда, хищные птичьи маски плавились и с шипением приставали к лицам. Гарпии умирали мучительно долго, каждую их частицу перед смертью истязала поистине запредельная боль.

С гибелью последнего врага молнии угасли. Повисла тишина, до странности глубокая после душераздирающей какофонии криков. От тел убитых по залу поползло густое зловоние. Рейстлин брезгливо поморщился: он не имел ни малейшего желания задерживаться в этом поганом месте. Посему он подхватил свой посох, стоявший рядом без всякой опоры, и направился к связанной девушке.

— Сегодня вы опоздали, кхалиси, — бесстрастно заметил маг, — так что не будем терять время попусту.

Резким движением руки он высвободил скрытый в рукаве кинжал и перерезал путы пленницы. Она избавилась от тряпицы, лишавшей ее голоса, но после потрясения была не в силах вымолвить ни слова. Дрожащими руками Дени подняла с пола свое истерзанное белое платье и прикрылась им, как могла.

Заклятие цепной молнии не далось Рейстлину даром: оно истощило его силы и повергло на грань беспамятства. Однако менее всего на свете маг желал немощно растянуться посреди поля боя. Он стремился, по крайней мере, добраться до безопасного места, и потому немедля двинулся прочь из подвала. Его сознание целиком поглотила борьба с подступающим забытьем — он даже не обратил внимания, что спасенная девушка в смятении побрела следом за ним.

Чернокнижник покинул тайный туннель, вышел на общую лестницу и поднялся на нужный этаж. Достигнув своего убежища, он, не сбавляя шага, пересек комнату и бесшумно осел в ближайшее кресло. Дэйнерис же, переступив порог помещения, замерла в полнейшей растерянности. Двери сомкнулись за ее спиной, из-за охранных чар она теперь не могла уйти, не получив дозволения чародея.

— Рейстлин?.. — шепотом позвала королева, однако черный маг ее не слышал.

Его руки недвижно покоились на подлокотниках, голова бессильно склонялась вперед, отчего на лицо ниспадали пряди оттенка остывшего пепла. Дэйнерис припомнила, как чародей терял сознание в Кварте. Очевидно, тревожить его не стоило — нужно было просто дождаться, пока он очнется.

Оставшись наедине с собой, кхалиси подавленно всхлипнула. После пережитого несчастья в грудь ей свинцовыми скобами вонзался стыд. Воспоминание о липких чужих руках, ползущих по коже, вызывало удушливое омерзение. Девушка съежилась в комочек на свободном кресле, словно желая закрыться от целого мира, и горько расплакалась. Она долго лила слезы, всем телом содрогаясь при мысли о том, что едва не случилось, но постепенно вместе с солеными каплями боль уходила. Трагедия миновала, а виновники погибли ужасной смертью — разве может быть утешение лучше? Понемногу Дени снова овладела своими чувствами. Ее дыхание успокоилось, слезы на щеках высохли, а думы отошли от злоключения и обратились к делам насущным.

«Интересно, когда уже Рейстлин очнется? Через полчаса? Или час?.. Проклятье — голова болит, да и пить хочется, как в Красной Пустоши».

И тут взор девушки упал на бутыль и бокал на столе, наполненный вином. Она с сомнением обернулась на мага — тот по-прежнему пребывал в бессознательном состоянии.

«Надеюсь, он меня простит, если я выпью немного без разрешения».

Королева сделала маленький глоток из бокала. Изысканная сладость вина истаяла на языке, оставив терпкое послевкусие, расслабляющий ток разлился по телу, изгоняя остатки смятения и страха. Гостья нашла напиток поистине восхитительным — с ним не могли сравниться ни дорнийские, ни даже арборские лучшие сорта. Определенно это было то, что ей нужно. Первый бокал опустел незаметно, но осмелевшая кхалиси без особых колебаний наполнила его вновь.

Взбодрившись и утолив жажду, девушка пытливо осмотрелась по сторонам. Просторное помещение освещалась скупо, его дальние углы скрадывал сумрак, в жарко натопленном воздухе витал знакомый травяной аромат с бархатистой примесью тлена. На полках многочисленных шкафов и стеллажей хранилось собрание колдовских предметов. Зная Рейстлина, Дени понимала, что трогать здесь категорически ничего нельзя, но и просто взглянуть ей было очень любопытно. Она с восхищением обозревала коллекцию диковин: многоцветные минералы, бутыли причудливой формы, книги с прихотливой рунической вязью на переплетах. Особое внимание гостьи привлекла таинственная сфера на золотой подставке. За стеклом мерцала субстанция, схожая с грозой в миниатюре — клуб дыма, который испускал разряды, бьющие в зеленоватый порошок на дне. Кхалиси завороженно замерла перед прибором, она протянула над сферой руку в подобии властного колдовского жеста и прошипела, имитируя манеру Рейстлина:

— Я ужасный черный маг! Смотрите все, какой я злой и ужасный!

Из-за спины Дени донеслось отчетливое фырканье. Едва не подпрыгнув, она обернулась. Как оказалось, Маджере уже пришел в себя и с легким интересом за ней наблюдал. Увиденное явно немало его позабавило.

— Что вы делаете, кхалиси? — осведомился чернокнижник с подчеркнутой невозмутимостью.

— Пью, — она улыбнулась смущенно и оттого особенно очаровательно. — Простите… Кажется, из-за меня в бутылке осталось совсем немного.

— Так возьмите другую бутылку, — ухмыльнулся Рейстлин тонко, — и второй бокал заодно захватите. Черный угловой шкаф, средняя полка слева. Но ни в коем случае не дотроньтесь до верхней, иначе рискуете умереть.

Чародей пребывал в превосходном настроении, ибо успешно сотворил весьма непростое заклятие. Дэйнерис, в свою очередь, с радостью приняла его предложение. Королева и маг устроились в креслах друг против друга с бокалами в руках. Рейстлин, расположенный к приятной беседе, снял черный капюшон, и впервые за время знакомства девушка по-настоящему сумела рассмотреть его лицо. Невзирая на изможденность и странный золотой цвет, по мнению Дени оно имело весьма красивые черты, как будто бы тонко выписанные острым пером.

С удовольствием отпив вино, Маджере промолвил:

— Не могу не заметить, кхалиси — на вас покушаются с удивительной регулярностью.

— Увы, это так, — Дэйнерис тяжко вздохнула и добавила с необычной серьезностью: — Хотела бы я стать драконом, Рейстлин. Я разила бы врагов огнем и когтями, а главное — имела крылья, чтобы улететь, если все опостылело. Но я, к сожалению, обычная женщина, которая не то, что не владеет магией, а даже драться толком не умеет. Убить меня очень просто, как и предать участи хуже смерти.

— О нет, вы вовсе не обычны, — со значением возразил чародей, — вы представляете собой нечто весьма… интригующее. В начале нашего знакомства я счел свое наблюдение ошибкой, однако минуло несколько месяцев, и я уверился — никакой ошибки нет.

— И что же вы такого во мне разглядели?

— Как вам уже известно, смертные в моих глазах стареют и обращаются в прах. Проклятие не щадит никого, равно уродуя цветущих красавиц, могучих мужей и безвинных детей. Но в мире, столь зыбком и ненадежном, где каждая жизнь обречена на угасание, ваш облик не подвержен тлетворному дыханию времени.

— Неужели? — осторожно удивилась королева. — Почему?

— Это магия, кхалиси. Магия пронизывает все живое и сплетает воедино нити судеб. Она связала вас с драконами узами столь глубинными, какие нечасто возникают даже при кровном родстве. И потому я ныне вижу и вас подобной дракону, а они не подвластны времени, как само небо.

Дэйнерис чуть нахмурилась, вникая в слова чародея. Она прекрасно понимала, о чем идет речь, ибо давно уже ощущала свою связь с крылатыми созданиями. Еще до их рождения она видела сны, необычайно живые и яркие, в которых Известный Мир открывался пред ней с высоты полета.

— Получается, отчасти я все же дракон, — при свете пламени в темных глазах девушки блеснули пурпурные искры, — поистине чудесная новость — о большей чести я не могу и грезить. Удивительно даже, что за нечто столь великое я отдала совсем невысокую цену.

— Цена? — Рейстлин выказал интерес. — Какую же цену довелось уплатить Матери Драконов?

— На исходе первого дня, как родились мои дети, под светом воссиявшей в сумерках алой звезды я едва не погибла от сильнейшей боли и кровотечения. Подробности, пожалуй, опущу — но если я и сяду на Железный Трон, то не оставлю за собой наследника. Колдунья Мирри предостерегала: только смертью можно купить жизнь. Я купила жизни драконов безвременной смертью других, нерожденных детей. Впрочем, я об этом не жалею. Драконы — самое прекрасное, что есть на свете, и однажды я подарю им небеса всего Известного Мира.

Черный маг внимал откровению, проникаясь к собеседнице все большим уважением. Его огненные очи были прикованы к ней, словно он чаял увидеть нечто неуловимое, сокрытое даже от проклятого взора. Когда она договорила, он заметил с тихой усмешкой:

— Я многое знаю о том, какова бывает цена величия, кхалиси. И раз уж вы открыли мне часть своей истории — пожалуй, пора бы и мне поделиться своей.

* * *

В час рока, когда открытие заклятых Врат поставило под угрозу само существование Кринна, в Башне Высшего Колдовства собрались три человека. Каждый из них лелеял собственные чаянья, но все они должны были решиться разом, как только маг Маджере возвратится из Бездны.

Брат Рейстлина, Карамон, оказался в башне не по собственной воле. Маг перенес его из подземелий Замана в свою лабораторию незадолго до ритуала снятия печатей. Рейстлин не объяснил, зачем, лишь скупо велел брату ожидать его возвращения. Воин не способен был покинуть башню без дозволения хозяина и потому не имел иного выбора. С момента расставания близнецов минуло десять дней, тянувшихся для Карамона, словно вечность, исполненная тяжких тревог и раздумий, однако до сей поры он не ведал ничего о судьбе чародея.

Ученик Рейстлина, Даламар Темный, готовился к исполнению величайшего замысла своей жизни. Если Маджере вернется из Бездны ослабленным, у эльфа появится шанс его одолеть. Даламар понимал, что даже в этом случае учитель останется безмерно опасен. В преддверии боя он испытывал внутреннее содрогание, по его спине змеился холодок, а руки охватывала предательская дрожь. Однако ничто в мироздании не заставило бы Даламара отказаться от поединка и этим признать превосходство ненавистного шалафи. Посему ученик всеми силами хранил спокойствие, по крайней мере внешнее, и уверял себя, что ситуация под полным его контролем.

Сестра Рейстлина, Китиара Ут-Матар, явилась в башню по приглашению Даламара. Драконья всадница имела с темным эльфом любовную связь и вступила с ним в сговор, желая избавиться от злокозненного брата — по крайней мере, ученик весьма на это рассчитывал. На деле же воительница была верна лишь самой себе. Кто бы ни одержал верх в грядущем магическом поединке, циничная Кит намеревалась встать на сторону победителя.

Ныне все трое — Карамон, Даламар и Китиара — находились в лаборатории Черной Башни. Обширное помещение озарял открытый портал в Бездну — арка из многоцветных лучей, что беспрестанно распадались на искры и снова сливались воедино. Темный эльф сидел перед порталом в кресле, его сапфировые глаза отражали мистический танец энергий. Драконья всадница, облаченная в синие доспехи, стояла рядом с ним. Карамон же бесцельно бродил по залу, в который раз отмеряя шагами расстояние от стены до стены. Могучего воина одолевало мучительное беспокойство.

— Где же Рейст? — вопросил он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к остальным. — Сколько можно ждать?

— Шалафи в Бездне, если ты еще не понял, — процедил сквозь зубы Даламар, — и даже боги не ведают, когда он вернется.

Китиара тихонько вздохнула. Подобный диалог в различных вариациях лишь за сегодня повторялся уже четырежды.

— Может, ты где-нибудь погуляешь, брат? — с нажимом предложила она. — Башня большая, тебе не обязательно все время оставаться в лаборатории.

— Но я должен быть здесь, когда Рейстлин вернется.

— Уверяю, его возвращение ты не пропустишь.

Спорить с сестрой Карамон не стал. Понуро ссутулившись, он покинул зал — к вящему облегчению Даламара.

— О, Нуитари, — проронил он устало, смежив на миг индиговые очи, — как будто мне без этого мало проблем. Может, лучше все-таки его убить?

— Мы же обо всем договорились, — нахмурилась Китиара. — Убивать Карамона необязательно — при всей своей никчемности он остается моим братом. Как только начнется бой, я в два счета выведу его из строя. Тебе не нужно об этом волноваться.

— Волноваться? О чем ты, дорогая? Я спокоен, как сам Астинус. Мне всего лишь навсего предстоит поединок с Рейстлином Маджере… Проклятье, — Даламар порывисто выдохнул, — лучше бы этот мерзкий калека сгинул в Бездне.

И в это самое мгновение Врата погасли. Мерный шелест, издаваемый энергетической воронкой, затих, сияющее многоцветие истаяло. Китиара и Даламар оторопело переглянулись. Темный эльф стремительно поднялся с места и приблизился к опустевшему постаменту. От хладного камня не исходило ни малейшего веянья магии.

— Врата закрылись, — констатировал он озадаченно. — Похоже, кто-то только что запечатал их изнутри.

— Рейстлин замуровал себя в Бездне? — с недоверием протянула Кит. — Что-то не верится. Слишком уж благородный поступок для брата.

— Однако именно это он и сделал.

— И теперь дорога в Кринн ему отрезана?

— Если только он не знает способа выйти в мир, не прибегая к Вратам — чего не сумела сама Всебесцветная Госпожа за тысячи лет. Посему, очевидно, Рейстлин Маджере остался в Бездне навеки.

И лишь озвучив это утверждение вслух, Даламар воистину проникся его значением. Все кончено — он победил. В одночасье он достиг своей цели, ничем не рискуя, не подвергаясь лишениям, не уплачивая цену. Жестокий и заносчивый учитель погубил себя сам: он мертв, или хуже, чем мертв, в плену у Такхизис. А он, Даламар Темный, отныне полноправный хозяин палантасской Башни Высшего Колдовства.

Оглушенный триумфом, новоявленный властитель замер с торжествующей ухмылкой на безупречно красивом лице. Китиара же, нисколько не растерявшись, гибкой змеею прильнула к нему:

— Мои поздравления величайшему черному магу Кринна.

Ее голос с придыханием вывел темного эльфа из оцепенения. Он потянулся к губам своей подруги и слился с ней в сладострастном поцелуе. Но одного лишь поцелуя было мало: ласки любовников становились все более жаркими. Желание овладеть Китиарой воспылало в маге с неистовой силой, и женщина нисколько не возражала.

— Пойдем в спальню, — промурлыкала она с лукавой улыбкой, которая всегда сводила Даламара с ума.

Не теряя времени даром, любовники поспешили прочь, и вскоре голоса их растворились в темных коридорах башни. Ни эльфу, ни драконьей всаднице не было ни малейшего дела до участи Карамона. А он, меж тем, с тяжелым сердцем возвратился в опустевшую лабораторию. Обнаружив, что Врата угасли, воин сразу догадался о печальной участи мага. От этого его словно ударило в грудь ледяным копьем. Невзирая на то, что в последние месяцы отношения близнецов омрачал раздор, Рейстлин все еще был самым дорогим для Карамона существом в целом мире. Сознание, что брат теперь потерян навсегда, причиняло ему невыносимые страдания. Он замер перед погасшими Вратами, оглушенный отчаяньем, с проступающими на глазах слезами скорби.

И внезапно подле Карамона бесшумно соткалась знакомая худая фигура в бархатной черной мантии. Никто уже не ждал, но Рейстлин Маджере вернулся из Бездны целым и невредимым — в отличие от Крисании. Чародей удерживал бесчувственную жрицу на руках с помощью магии. Ее одеяние, когда-то ослепительно белое, ныне обратилось в обугленные лохмотья, тело, опаленное нечестивым пламенем Бездны, навсегда изуродовали ожоги. Но истинный ужас внушало лицо Крисании: из сомкнутых глаз по меловым щекам девушки бежала алая кровь, словно под веками зияли открытые раны.

— Рейст?.. — потрясенно вопросил Карамон. — Что случилось? Госпожа Крисания…

Рейстлин прожег близнеца взбешенным взором, заставившим его мгновенно умолкнуть. Воин не раз уже видел брата в гневе, но таким — никогда. Маг шагнул навстречу Карамону, передал ему в руки жрицу и отрывисто изрек:

— В Бездну Крисанию. И тебя вместе с ней.

Дева слабо пошевелилась, приходя в сознание.

— Рейстлин… — прошептала она жалобно.

Однако боле она не успела сказать чародею ни слова: властным движением рук он телепортировал жрицу и брата прочь из башни. Они тотчас исчезли, и черному магу было плевать, что с ними станется. Он не имел ни малейшего намерения объясняться с кем-либо. Чернокнижника снедала злоба, столь безраздельная, сколь и бессильная, ибо грандиозные планы его пошли прахом.

В Бездне всей магии Рейстлина едва достало, чтобы ненадолго обездвижить темную богиню энергетическими оковами. Во избежание глобального катаклизма чародей запечатал Врата изнутри. Однако закрытие портала не отрезало его от Кринна, ибо на случай скверного исхода он предусмотрел для себя отступление. Ключом к спасению для мага стала мистическая связь близнецов. Рейстлина и Карамона с рождения объединяли сакральные узы, столь несокрушимые, что у самой Такхизис не достало силы их разорвать. Даже из зловещих глубин преисподней от брата к брату тянулся луч незримой энергии. Используя его, как путеводную нить сквозь пространство и время, Рейстлин покинул обитель Всебесцветной Госпожи. В последний момент ему даже удалось забрать с собой Крисанию — он был обязан жрице жизнью и потому решил отдать ей долг.

Однако пусть магу и удалось избежать плена, в остальном он потерпел сокрушительное поражение. Его миссия — единственный смысл жизни, который он видел, во исполнение которого пожертвовал всем — безнадежно провалилась. Тягаться с Такхизис в Бездне сумел бы только бог, а Рейстлин, сколь бы пламенно ни желал иного, все еще был человеком. И ныне этот человек испытывал поистине смертельную усталость.

Оставшись, наконец, в одиночестве, чародей с тяжелым вдохом снял с головы капюшон.

«Как же мне хочется пить. Надо налить вина», — сознал он отрешенно.

Он достал из шкафа бутыль и наполнил бокал любимым напитком, не ведая, что неприятности на сегодня еще не кончены.

* * *

Рейстлин поведал Дэйнерис о землях, именуемых Кринном, где магия течет рекой и вершит судьбы целых народов. Он был уверен, что королева не воспримет истину об ином мире, и потому назвал Ансалон далеким южным материком. Зато он вполне правдиво описал все остальное: страны — осколки великой Соламнийской Империи, темных и светлых жрецов, что внимают воле богов, чародейские ложи, носящие облачения трех цветов. Но больше всего Маджере рассказывал о том, что было для Дени действительно важно: о драконах, самоцветных и металлических, населяющих Кринн. Та слушала его, позабыв о времени, зачарованно внимая каждому слову. Впрочем, вопросов у нее тоже возникало немало.

— Постойте, вы не раз уже упоминали, что драконы бессмертны — а это вовсе не так, — насторожилась королева. — Старейший, на котором летали мои предки, Балерион Черный, прожил без малого два века, но даже он однажды ослабел и умер.

— Для дракона такое немыслимо, — категорично ответствовал чародей. — Если он умирает без видимых причин — это определенно происходит не от старости.

И Рейстлин поделился с Дени собственной теорией, объясняющей, почему драконы Известного Мира во многом отличаются от сородичей из Кринна. Сначала он коснулся темы, казалось бы, не связанной с предметом разговора. В истории не раз имели место случаи, когда ребенок попадал к диким зверям и воспитывался ими, как детеныш. Такие подкидыши вырастали не людьми, но животными. Их тела уродливо искажались, а интеллект застывал на уровне примитивных инстинктов.

Затем чародей возвратился к драконам. Достигнув зрелости, они обретают великое могущество и мудрость, непостижимую для смертных. Однако их становление длится не одно столетие, а в начале своей жизни они хрупки и уязвимы. Маленький дракон, попавший в руки людей — все равно, что человеческий ребенок в звериной стае. Его тело растет, но разум в заточении угасает. Он медленно чахнет и погибает, так никогда и не достигнув взрослого состояния.

— Какая мерзость, — вознегодовала Дени. — Таргариены держали драконов в неволе, в цепях, обращая в бездумных зверей. Получается, мои «славные» предки — самые гнусные драконоубийцы в истории.

— Именно так, кхалиси, — сдержанно согласился Рейстлин, — но вы достаточно разумны, чтобы не повторить их преступлений.

— Я ни за что и никогда не закую драконов в цепи! Я не палач и не тюремщик, я их мать. Я сделаю все, чтобы мои дети обрели истинное могущество и бессмертие своего рода.

— И я поддерживаю ваше стремление, ибо драконы есть живое сердце магии. Очевидно, когда они войдут в силу, магия возвратится в мир — а в этом заключается моя главная цель.

— Союз драконов и магии когда-то дал начало империи, склонившей на колени весь Эссос, — с жаром молвила Дэйнерис, — и ныне они снова объединяются. Вместе мы возродим величие Древней Валирии!

Она подняла бокал, и Рейстлин ответил тем же.

— Занятная идея, — ухмыльнулся маг. — Главное — не повторить судьбу Древней Валирии.

— Не прогневать богов?

— Не разбудить вулканы, кхалиси.

Они выпили. Чернокнижник наблюдал за королевой с легким прищуром, не то испытующе, не то насмешливо. О чем же он размышлял, расслабленно откинувшись в кресле и чуть поигрывая бокалом вина? Неожиданно для самой себя девушка обратила внимание на его руки, изумительно изящные, но при этом исполненные тайной силы. Тонкие золотые пальцы, сплетающие нити бытия — зрелище сие заворожило Дени. «Странно даже, что Рейстлин никогда не смотрел на меня, как на женщину», — задумалась она неожиданно для самой себя. — «Он сказал, проклятие времени надо мной не властно — значит, дело в ином. Быть может, он, как и я после ночи под красной звездой, лишен желаний плоти»? Матери Драконов стоило определенных усилий отвлечься от созерцания его рук и возвратиться к реальности.

— К вопросу о завоеваниях, — подчеркнуто деловито поинтересовалась она, — как продвигается ваша работа касательно осады Миэрина? Вроде бы, вы меня приглашали, чтобы проверить результат?

— Я уже проверил сам, кхалиси — совсем недавно, когда вы оказались в несколько… стесненном положении. Это помогло мне расчистить путь к тайному логову Гарпий.

Еще некоторое время чародей и Матерь Драконов обсуждали детали плана. Рейстлин сообщил, что завершил необходимые приготовления к штурму твердыни. Настала пора для Дэйнерис действовать, созывать под знамена армию для продолжения военной кампании. Перспектива покинуть Юнкай в ближайшем будущем немало порадовала обоих, ибо желтый город небезосновательно внушал им брезгливость.

Прояснив еще немало важных вопросов, королева и маг расстались, весьма довольные друг другом. Время к тому моменту давно уже перевалило за полночь. Утро нового дня надвигалось неумолимо, суля начало грандиозного военного похода на Миэрин.

Примечания:

Такхизис и все боги, неужели я все-таки закончила эту главу?.. Даже не верится. Здесь было немало сложных моментов, описание которых отняло у меня кучу времени и сил. Флэшбэк Рейстлина — один из ключевых моментов истории, альтернативная концовка «Испытания Близнецов», ради которой изначально затевалось все произведение.

Песня — «Пикник — Фиолетово-черный». Прямо-таки вертелась в голове.

Иллюстрация к этой главе от моей подруги.

http://www.pichome.ru/lg0

Китиара:

http://www.pichome.ru/lgR

Карамон:

http://www.pichome.ru/lgg

И Даламар. Да, я знаю, что это другой эльф из соседнего мира, но канонные арты мне не нравятся.

http://www.pichome.ru/lgj