Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Приближённые. Это все те Ашаи-Китрах, что не смогли пройти Приятие, не дошли до него. Причин — уйма. Они стали просто себе львицами-Сунгами; но сестринство отпускает тебя, да не полностью — ты кое-что знаешь, кое-что умеешь, некоторые даже _игнимару_ жгут, хотя это запрещено; поэтому ты всегда ближе к Ашаи, чем другие львицы, тебе — доверие, ты им зачастую помогаешь.

И вот теперь Мауна прибыла к дому сестры такой Приближённой, что имела славу и уважение средь Веринских Ашаи-Китрах, как — по словам местных — и сама Приближённая. Имя — Лимарси. Муж — важный местный львина, что-то связанное с лесом, древесиной; сейчас он не дома — дела. С нею — Тоя, с нею — Арзис. Мирь уехала домой, с большим удивлением узнав, что с Верином всё, надо распрощаться, укладывать вещи и нести эту новость двоим детям, готовить и их; со старшей дочкой проще, та — благополучно замужем. Об Арзисе отдельно: тот не стал упускать шанса, и просто напялил на себя и в Палате, и у стражи, и у местного оружейника всё самое дорогое и лучшее, что только можно: взял и копьё точно себе под рост с широким лепестком (рост, поднимаешь руку и должно быть до ладони), и норрамаркский длинный меч, и кинжал с гравировкой, и отличный лёгкий арбалет, и легатные кнемиды, и легатную пластинку под себя с плечами (с солнечными спиралями на некоторых пластинах, надо её только подчернить в нужных местах, для форса), пояс с дренгирскими бляхами, нагривник со сталью, сумку, дренгирский серый плащ (никто не стал спрашивать, по рангу ли ему таковой, ибо единственный телохранитель, спасший Вестающую, никаких вопросов, а он немножко умолчал о своём восточном дезертирстве), отличную тунику, поножи, взял даже круглый хороший щит, хотя с ним неудобно и особо некуда его, перчатки с железом (выбирал помягче и получше, чтобы действительно носить, а не ради смеха), кольца на предплечья. Самым шикарным уловом была фибула на плащ. Вел себя вызывающе и требовательно: дайте то, дайте это, а ничего лучше нет? За всё платила Имперская казна, даже не казна Хозяйки, сам Ваал велел тащить всё. Своей шерстяной штуке на шею не стал изменять, и напялил её на всё это.

Когда Тоя его увидела, то подумал, что с ней случится снова то же самое, что и случалось до этого пару раз. Но удержалась, только без остановки зыркала на него, и ну совсем присмирела.

Мауне он тоже понравился.

Ей как-то достали пласис под неё, он ей вполне подошёл по ростофигуре, но только совсем красный, для торжественных церемоний, для игнимары (ирония). Да, достали его тоже не без приключений, местная Палата вывернулась наизнанку, пытаясь спасти свою репутацию, а именно — правдами и неправдами зашли в дом одной из Ашаи, что была в отъезде, объяснив всё «высокими Имперскими интересами» (коим Ашаи должны всячески благоприятствовать), благо, в доме нашёлся её сожитель и её ученица, а сам пласис пришлось брать одной из дисциплар Криммау-Аммау, тех самых, что здесь проездом; та посчитала, что красный торжественный пласис как раз подойдёт (в принципе, правильно), и она знала, что Вестающие не приемлют отношения патроната (верно), но как-то то ли не знала, то ли упустила, что игнимара и Вестающие совсем не уживаются вместе (вот тут-то и пролёт). Дисциплары немного поизворачивались, чтобы как-то побыть с Вестающей, но Палата вместе с Магистратом решили не, чтоб не перегружать несчастную Вестающую кучей новых мордах; дисциплары, юно-молодо, только-только после Совершеннолетия, не сообразили, что всё им тут позволяет чихать на Палату вместе с Магистратом, можно просто придти к Мауне и хотя бы просто посидеть у Лимарси на обеде (дело-то совсем сестринское). Но они убоялись градиента статуса, и решили не рисковать возможным оскандаливанием, а дисципларам Криммау не вольно скандалиться.

Короче говоря, Мауна не стала манерничать, и просто взяла такой красный пласис, поблагодарив.

Да, когда познакомилась с Лимарси, то, помотав жесты мнемоники, Мауна начала гладить себе инсигнию. Как бы там ни было, теперь их приняли в её доме. Неизвестно, как Лимарси успела накрыть стол, зарезав поросёнка — видимо, помогали. Дом небедный, в нём есть столовая, в столовой на стене — картина с изображением _стаамса_ дисциплария Айнансгард, действительно достойная.

— Я не могу прекратить её созерцание, — глядела на неё Мауна, и далее поглаживая инсигнию.

— Это подарок от сестринства, — Лимарси и себе посмотрела на картину.

— Вкус дарующих совершенен.

За стол ещё усадили сыновей Лимарси, двух подростков. Тем всё пришлось до ужаса интересно. Но в доме оказалось ещё почему-то четверо львят, помельче, хотя вроде как у Лимарси двое детей, те самые сыновья; это они знали от кровавой мастерицы жизни. Ну, мало ли. Их за стол не садили, они сновали кругом и вокруг — двое львят, двое львён.

Стаамс Айнансгарда имеет три шпиля.

— Они символизируют… символизируют три достоинства сестринства Ашаи-Китрах. Это — ярость Сунгов. Это — верность клятвам и словам. Это — понимание вещей, — один из подростков оказался очень бойким и поддерживал разговор.

Мауна согласно кивала каждой из Трёх Звёзд.

— Они такие, как сама безупречная. Выжить в плену у хальсидов это так… круто, — брат помладше не отставал от старшего; он не смог подобрать лучшего слова (высочайшая оценка от него, на самом деле), и мать недовольно посмотрела.

— Я не была в плену, меня спасли от этой участи, — показала на Арзиса. — А вот она, — показала на Тою, — побывала в плену. Но сир Арзис, Ваал велик, освободил и мою служанку, — здесь Мауна умолчала о своей роли.

Арзис важно молчал, ел всё, ловил восхищённые взоры подростков и ему было балдёжно. Иногда смущал Тою взглядами, показывал ей всякое. Та очень стеснялась. Ей, кстати, новых одежд со всем этим и не нашли, но ничего, ещё приоденем.

— Почему великопревосходная не ест? — с беспокойством спросила Лимарси, глядя на пустую тарелку Мауны и нетронутый кубок с виносоком.

— Самое время, — улыбнулась Мауна. — Тоя, иди сюда.

Тоя быстро встала и подошла к Хозяйке, и Мауна дала ей попробовать с вилки поросёнка и отпить виносока. Все наблюдали за этим, даже Арзис. Никто не знал, кроме Мауны, что это значит (Тоя никогда не подавала еды Вестающим; точнее, подавала, но не в домах, не за столом, а так, то у костра, то посреди дороги)

— Так положено, — объяснила Мауна, — Тоя, иди сядь.

Тоя быстро села.

— Сир Арзис, может лев рассказать, а как он спас великопревосходную от плена? — гривам-подросткам хотелось драк и мяса.

Арзис важно откинулся, отставив вилку. Подумал. И пустился в правдивые россказни. Мауна ехала в дилижансе. Пришлось сходу убить одного нападающего, нет, двух, свистели стрелы и болты, одна стрела застряла в броне, он её выдернул. Пока их прикрывали, то смогли побежать под мост и забежать в лес. В лесу почему-то были змеи. За ними погнались трое, среди них была даже огромная львица, отвратительно мускулистая, да-да, ничего себе, с разрисованной белым мордой и с топором (Арзис не знает, что хальсиды вообще не признают самок в своих рядах, даже чтоб исподнее стирать). Одного снова-таки убил копьём, второму снёс голову мечом, львицу проткнул, та упала. В ярости он перевернул её на живот, и тоже отрубил голову (Арзис чуть не добавил, в запале, «к хуям»). Рядом был ещё один телохранитель, Тай, он тоже отбивался, перед ним вообще гора из трупов. Побежали вниз по реке, и вот так, как-то так, потихоньку-помаленьку добрались до Верина, опасаясь всего; их чуть не съел волк, медведь и стая бешеных лис. Ну а тут уже всё, Империя, безопасность, благополучный конец.

Лимарси слушала всё это, закрывшись ладонью. Тоя внимала, но подозревала, что Арзис или привирает, или вообще неправду говорит (она его знает, она очень-очень знает). Подростки пребывали в полнейшем восторге. Рядом ещё двое львят заслушались, дёргая спинки стульев братьев-подростков, вот те самые львята, что помельче; а львёнам это оказалось неинтересно, они и дальше себе играли где-то в комнатах. Мауна слушала всё бесстрастно и не глядя на Арзиса, очень аккуратно кушая поросёнка; она сидела идеально ровно, и ела именно так, как едят патриции за столом, если сидят за этим самым столом (на самом деле, нижне-среднестратная вещь, высокие страты обычно возлегают при трапезе) — умудрялась насаживать маленькие куски на вилку и доносить ко рту, и они — о чудо — не падали.

Не расскажешь же им, в самом деле, об убийстве выгривка, который как раз ссал. Не расскажешь о туалетном спасении Тои, мастерски плохого перевоплощения Мауны в шлюху (так плохо, что даже хорошо), и копьё изо рта. Не расскажешь, как убил погранца-Сунга-художника точильным кругом в загривок, и дорезал ножом, о снова-таки туалетных хитростях Тои, и как привязал местную Ашаи-Китрах к столбу, ограбив её (даже мазь забрали, должна быть у Тои). Не расскажешь же о грабеже и убийстве кузнеца и его жены (придурок, надо было лучше вязать), и как он им отрубил головы (не из садизма, зачем это, а чтобы не мучились), и как он перед этим копошился в поисках фальха, и жена кузнеца всё это видела, как пришлось перевернуть её на живот, и ей это было больно. О недоразумении с веринскими круговыми и о лисьем, охотном, священном безумии Мауны тем более стоит умолчать.

— У сира есть любимое оружие? Этот меч? — показали на совсем новый меч, который просто прислонён к стенке.

— Копьё, — просто ответил Арзис.

— А сир что-то покажет с копьём?

— Так, ла, а ну прекратите, — попыталась вмешаться Лимарси.

— Конешн покажу, потом выйдем, — просто ответил Арзис.

Ну всё, Арзис купил братьев с потрохами.

— Эту картину, — Лимарси направила разговор прочь от всех этих самцовых безумств, — моей сестре, Намарси, подарило сестринство Верина. Безупречная уже знает, что она — Приближённая. Нас часто путают, думают, что она — это я.

— Вот как, — отреагировала Мауна. — Не смею спрашивать, но как именно Ваал повелел?

К Тое подошла львёна, самая младшенькая, заинтересовавшись ею, и Тоя по-свойски взяла её на колени.

— Тётя Лими, посему у маасси платье глязное?

— Каяни, не беспокой… маасси. У неё оно не грязное, она с далёкой дороги, — укорила Лимарси львёну, поглядела на Мауну: — Игнимара на Совершеннолетии, — вздохнула. — Намарси была уверенна, что всё получится, ничто не предвещало. Но очень разволновалась, игнимара не пошла и всё тут. Все пытались помочь, все читали «иас-иас-иас», она была такой хорошей сталлой Айнансгарда, на таком хорошем счету. Не вышло, — вздохнула. — Должна была приехать с мужем, ещё вчера. Даже позавчера. Так договаривались, — нахмурилась Лимарси. — Сегодня ведь двенадцатое. Видать, что-то не заладилось у её мужа, он кузнец в Тенескале, много работы — то приграничники, то гельсианцы заглядывают, такой хороший мастер. Вон, её дети у меня сейчас. Четверо. Жаль, вы с ней не познакомились ещё. Может, сейчас приедет, как знать.

Львёна трогала Тое дхаарские кольца на ушах:

— Я тозе такие хоцу.

Двое подростков посмеялись, но остепенились под взором матери. Мауна слушала всё внимательно, продолжая кушать, и кивала; это и подначивало Лимарси говорить дальше.

— Да, так вот, Намарси… Что ж, не сложилось, пришлось сойти с тропы Ашаи. Зато вышла замуж по большой любви, ой, такая история, муж Хайдарр. Она ещё с ним сталлой познакомилась, мы всё шутим, что она нарочно игнимару завалила, чтобы за него замуж выскочить. Ой… — Лимарси поняла неуместность таких лирично-семейных историй в компании Вестающей. — Зато вот, две племяшки, два племянника.

— Хаману говорит, муж… это…. Намарси, это… он был кузнец? — вдруг встрял Арзис.

— Да, да. Такой хороший мастер, как жаль, что его сейчас нет, сиру было бы интереснее. Вот, вот, он даже кастрюльки мне наделал, — засмеялась, — он не только оружие.

— А есть в доме от него оружие? Я бы поглядел, — хмурился Арзис, поводил плечами.

— Ой, ла. Ла. Это надо мужа спрашивать, что-то там у него стоит, но я туда не лезу, даже пыль не даёт вытирать.

— Мама, я пойду возьму, я знаю где там что у отца, — предложил сын.

— Мы пойдём, мама, — и второй. Они сейчас Арзису принесут тележку оружия.

— Так а вы знаете, что там от дяди Хайди? Там у папы целая куча железа.

— Эм… — замялись те.

— То-то. Ну, ещё утюжок от него есть…

— А можно я его гляну? Железо гляну.

— Ррайзи, иди возьми. Он там, там. Ну там, на комоде. Иди, дай сиру. Да… Великопревосходная, мне Намарси рассказывала историю, она однажды встречала Вестающую, ой, немного смешная история. Ей было шестнадцать, ещё чуть до Совершеннолетия, а в Айнансгарде в ту Пору Вод выпал такой снег, ну такой снег. Значит, выходит из… как там… есть там такой зал поз-жестов-танцев…

— _Гелейса_, — помогла Мауна, погладив инсигнию.

Тем временем Арзис получил свой утюг и начал его разглядывать. Тоя наблюдала за ним, покачивая львёну; та сидела смирно.

— Гелейса. Идёт она туда, как тут кто-то из двери выходит, вот, а она как раз ждала подругу. Взбрело ей в голову подурачиться, и возьмёт и кааак кинет снежку, не разобравшись, кто вышел. Попала, говорит, прямо в мордаху какой-то сталле, незнакомой. Испугалась, подбегает, извиняется. А оказалось — попала в ученицу Вестающих, что приехала в Айнансгард.

— И что дальше было? — отпила Мауна виносока. Она пила, сильно зажмурившись.

— Она бросилась обниматься, не разглядев. А потом, говорит, начала понимать, что что-то не то, и глядит — а это Вестающая, а их же нельзя без спросу трогать. Превосходная простит. Это правда ведь, да?

— Увы.

— Она сказала, что дальше было немножко… удивительно. Вестающая вместе с ней упала в снег и начала кричать «Я согласна!». Намарси говорила, что аж ухо заложило… Ой, ей потом даже влетело, наставницы наказали за неподобающее поведение, ла, не помню как… Но вот это, чтобы в снег бросаться и кричать… Согласна… Это наверное, она приврала. Ну в самом деле.

— Нет. Всё правда. Это была я, — поглядела Мауна в потолок.

— Не может быть! Что, всё так и было? — изумилась-обрадовалась Лимарси.

— Всё так и было, — спокойно кивнула Мауна.

— Ваал мой, как жаль, что её нет! Да что ж такое! Ну нет слов, — отличное настроение у Лимарси. — Как утюжок? — со смехом спросила Арзиса.

Мауна мельком поглядела на Арзиса, на Тою.

— Самый лучший, — не отставил, а дал почему-то Тое, и теперь та сидела со львёной и утюжком впридачу, и ей пришлось подкинуть львёну, чтоб усадить получше; Арзис смотрит на Тою, та вжалась и вдохнула, он нажал ей на лапу под столом, приложил кулак ко рту, будто задумавшись. Нажал сильнее. Теперь на Мауну. Та быстро отвела взгляд, и продолжила опиваться виносоком.

— А есть сухофрукты? — вдруг спросила Мауна. — Орешки.

— Ла. Да. Да, сейчас, сейчас, конечно, — ушла Лимарси.

— Маасси, цто это? — спросила львёна у Тои, дёргая шейный шнурок.

— Ахей, — трудно ответила Тоя.

— А цто такое ахей?

— Знак такой, — ей не хватало дыхания, чтоб отвечать.

— А это? — потрогала возле Ахея.

— Коль-цо.

— А поцему не на руке?

— Затому не терять, — сломался сунгский у Тои.

— А поцему ты плацесь? Тётя Лими, маасси плацет, — доложила львёна вернувшейся Лимарси, что принесла Мауне всё желаемое. Та поставила тарелку перед собой и начала быстро уплетать всё по куску: раз, раз, раз, раз.

— Это… маасси устала и много пережила, у неё была долгая дорога. Слезай, — слабо попыталась забрать племяшку Лимарси.

— Это ничего, мне ничего, — ответила Тоя, яростно утираясь рукавом и не отдавая львёну.

— Она ницего не ест и хоцет кусать.

Арзис вспомнил, где оставил старое копьё. Да, оставил в оружейке Палаты, здесь, в Верине. На конце было клеймо мастера.

Тем временем Тою заобнимали и начали кормить. С ложки бесконечно падало, Тоя бесконечно ловила рукой, ещё держа и львёну, и утюг; почему-то ей не пришла мысль поставить его хотя б на стол. Пришла ещё львёна, ей тоже хотелось поиграть в дочки-матери, и она трогала Тою сбоку. Им интересно, что Тоя очень плачет: вроде такая большая, а как маленькая.

— Ох, — только и сказала Лимарси.

— _Ахей, вергиб мир мейн шулд_, — шептала себе под нос Тоя, очень сильно обнимая львёну и немного качаясь; утюжок отложился, нашлась и взялась ладонь Арзиса.

— Это от пережитого, — Мауна уплетала орехи и всё подобное с невероятной быстротой, — метанойя может поплыть.

— Метаноя? — навострила уши Лимарси.

— Сознание, — хрустела орехом Мауна.

— _Ахей, вергиб мир мейн шулд_.

Арзис чуть постучал Тоиной ладонью по столу.

— Ах, да. Намарси бы сразу поняла.

— Сразу поняла, — эхом повторила Мауна.

— Ох, вы столько пережили. Великопревосходная держится просто невероятно, и это после того, что мы услышали.

— Вестающая может приказать себе всё что угодно.

— Идём, львяки, копьё пощупаем, — тяжело встал Арзис, погладил Тою по голове, ушам, и вышел.

Львяки безумно обрадовались, что столовые церемонии вместе с самочьими соплями кончились, и начинается что-то нормальное — выскочили за ним.

— Вижу, вкусно, — радовалась Лимарси Мауниному аппетиту.

— Хаману Лимарси, знает львица, — не переставала есть Мауна, в тарелке уже мало что осталось, — у меня была наставница, Ваалу-Амая. Были ещё и другие, но это неважно. Мне кажется, что с течением времени я всё больше похожа на неё. Но полно о мне, я хотела бы услышать что-нибудь о Намарси.

— Что именно?

— Всё, что львица пожелает рассказать.

Что ж, Мауна действительно узнала очень многое. И то, и другое, и то, что Намарси очень любит посуду и как-то слишком уж любит порядок (терпеть не может, если какая вещь не там лежит), что она умеет мурчать настолько громко, что иногда устраивает представления из этого, особенно если выпьет (выпить может много, почти не пьянея), и какая неё была свадьба (на ней были и драки, и у кого-то украли кошелёк), и как перед нею они с Хайдарром слегли от жуткой горячки, потому что бродили целый день под дождём хвост знает где. Мауна ни разу не перебивала. Мауна слушала очень внимательно, и Лимарси втайне удивилась, как внимательно тебя может кто-то слушать, что такая редкость, ведь все слушают так-то самих себя, что там до других; она никогда не сталкивалась с такой собеседницей, и только оставалось удивляться и радоваться, что есть такая вещь в мире, как Вестающие (наверное, все они вот так умеют слушать). Это всё затянулось, это всё заняло огромное время, уже вечерело, львёна давным-давно уснула на руках Тои, а та давно перестала плакать и сидела, почти не двигаясь.

Когда Лимарси просто иссякла, то Мауна поблагодарила и вышла наружу, где и нашла Арзиса. Тот уже провёл залихватский урок с копьями, с матом и глупейшими историями, который удался на славу — брат брату выбил зуб палкой. Он уже раздобыл где-то пива в крохотном бочонке и лежал на траве прямо посреди двора, возле него — куст самшита, который он трогал за маленькие листочки.

— Странное чё-то пиво. Пью, и хоть бы што.

Мауна поглядела на него и определила, что пиво не странное, а вполне нормальное, и Арзис хорошечно так пьян. Возле него почему-то лежала куча всяких шнурков и верёвок разной толщины. Поглядел на неё, снял с себя плащ и постелил Мауне:

— Слушай, садись, Маун.

Мауна села на лапы.

— Слушай, Хозяйка, дай мне руки.

Дала. Хлебнув пива из кружки, он начал вязать ей руки, как пленнице, причём не в шутку, а сильно.

— Ну терь попробуй освободись.

— Ну я не могу, — сразу сказала Мауна.

— Ну чё не можешь, давай пробуй, туда-сюда подвигай, давай.

Попробовала. Да какое там.

— Не могу.

— И я не могу бля понять. Я им все ножи, всю хуйню позабирал… руки, гэээп, — он судорожно вдохнул, потом рыгнул, — руки под лапами связал, у тя ещё сладкая жизнь, — показал, что руки Мауны просто себе вместе и спереди. — Я в хлам бухой могу это сделать, поняла да. У нас в нашем сраном фортике, там, — показал на восток, — там я вязал, потому что пасти всяких там это непыльный наряд, я за такое брался, к нам привезли раз каких-то каторжников блять и тут же привезли каких-то драагских сучек, целую кучу, и зачем их только привезли я не знаю, их я всех вязал на конвой сам один, целые льены шнурков, поняла, и их просто негде было распихивать, у нас был один тюряжный барак так мы драагских в него позапихивали сколько могли, а каторжных, тем просто яму откопали и накрыли решёткой. Они так в яме и сидят, нахуй, — махнул рукой, — дождь, ночь — до пизды. Только пить и жрать им бросай через решётку.

Мауна слушала его точно так же, как Лимарси.

— Я это к чему, поняла? — прильнул он к ней, и громким пьяным шёпотом: — Как эти двое могли развязаться? Как я так проебался?

Мауна промолчала.

— Не развязались бы — жили бы себе, не тужили, вот сейчас бы пришли сюда, смех смехом был бы. Представляешь, они тут — и мы тут такие, обана. Видела? У неё четверо детей. Ай, в жопу всё, — взял кружку, но Мауна забрала, даже со связанными руками.

— Так получилось. Ты не виноват. Ты следовал Вклятве и делал так, чтобы я выжила. Сунгов много, Вестающих — шестьдесят шесть.

— Не, Мауна, брось это. Кто-то всегда виноват.

Она вышла, чтобы рассказать ему — это она, Ваалу-Мауна, освободила Намарси, разрезав верёвки, а та — освободила Хайдарра, а он — вмазал Мауне (так что уж несправедливо говорить, что ей никто никогда не бил по морде), и побежал к Арзису. Также она вышла, чтобы отправить его с Тоей обратно в гостдвор, дабы чего здесь не сболтнули; она больше волновалась за Тою, но поняла, что зря, ту можно в тофет живьём бросать — ничего не скажет, чтоб её, эту дхаарскую сучку высокой породы, мрамрийский нобилитет, чтоб его, задушила бы тварь, но не могу — _не положено_, не за что, серая, безупречная служанка, отзывчивая, чтоб ей сгнить в той таверне, пёс тебя укусил её оттуда вытащить, ну какой же пёс, это Вклятва, она тут работает в обе стороны, никуда бы я не делась, потому что есть _гегемоникон_ и ему всё равно, желания на пути Ашаи бессильны, пути всё равно что хочешь, а больше всего хотелось, чтобы Арзис всех там порубил, и ты ощутила что-то, чтобы кто-то взял и сделал что-то для тебя, что-то огромное, потому что Арзис — твоё живое оружие, и он тебя любит. Подытожим: с Тоей проблем нет. Это с Арзисом сейчас будет проблема.

— Вот, я виноват.

— Нет, это я, — запретила ему Мауна.

Он поднял палец:

— Это хальсиды, если разобраться, — уставился на неё, потом замахал рукой: — Не, это Гвардия. Маун, я тя прошу, как выберемся из этого говна, то разберись что там произошло. Хочь я тебе помогу, надо будет ещё понаделать кому дырок — понаделаем. Я те всё сделаю, — пьяно заверил он, почему-то поцеловав ей концехвост. — Но с этой темой, — показал на дом Лимарси, — в этом — всё равно моя вина.

Потянулся ещё за пивом. Мауне уже затекли руки от верёвки.

— Арзис, освободи меня. Пожалуйста.

Он достал кинжал и без слов разрезал. Она взяла его мордаху в ладони:

— Тебе нужно поспать. Мы всё узнаем.

Нет, не надо ему сейчас говорить, что это она освободила Намарси и Хайдарра. Почему освободила? Да потому что дура, и его не послушалась. Потом скажу. Или сейчас? Потом… Или никогда. Незачем ему знать, что Хозяйка — дура. Как Амая.

— Это всё Гвардия, — подтвердила все его выводы. — Послужи мне — иди спать. Возьми себе Тою, пусть тебя погреет, помоет, отойдёшь.

— Тоя? — сказал и подумал Арзис. Сказать ей, что берёт Тою себе? Как жену. Так-то он уже её взял, осталось пойти и мелочи доделать, он честный, хоть и дезертир, сутенёр и убийца и что там ещё. Добрая и естественная, что надо ещё. Не, не надо говорить. Мауна, она ровная, но хвост её знает, Мауну, как поймёшь чё она Тое сделает и что думает. Если б не он, она б Тою давно расстреляла; нужно всё иметь в виду, не то промахнёшься. Ну, без него Мауна бы и сама сдохла, но эт такое, россказни-сказки. Линять от неё надо. Надо, и надо. Ну как ты её бросишь, лису? Сдохнет ведь без тебя, получит по морде, наконец, а жалко; других не жалко, не. Даже этих двух не жалко, дураки, решили тягаться, устроить войнушку, трах-бах, развязываться, побег из курятника устраивать. Вот Тоя уже собственность, тут же всё своё. Тоенька. Да. А как ты Мауну-то бросишь? С ней ещё дела есть, надо вот этих вот найти, этих, непонятно ещё каких, но найдём. Всех найдём, всё узнаем, это она правильно сказала, она всё правильно говорит. Но не поддаваться и не трахать.

Или ну его всё! Надо сказать, всё как есть, родился гениальный план:

— Маун, знаешь что, делаем лапы, а? Я, ты, Тоя. Переоденься в светское. Пошли, я женю се Тою, и хочь — возьму и тебя. Надо будет только сундук какой-нить с круглыми сцапать, вот как тебя приедут, это… забирать. Купим се метрики, купим дом или построим. А? Тарелки будешь мыть, Тоя те покажет. Вы друг друга поубиваете, но сначала нарожаете, и эт лучше, чем твои подружки тебя замочат. Из тебя красивые дочки будут. Сколько хочь? Их потом можно будет замуж за патрициев выдать, у тебя ж связи, то-сё… Смори, в Листигии можно две жены иметь, в Юниане — четыре, в Андарии… Скока в Андарии?

— Идём, Арзис, идём-идём, — о, была Мауна, а почему-то стала Тоя, ну и ладно, так даже лучше. Так, где тут поспать. А, вот кровать, тут и поспать. Бам.

Тое не удалось его помыть — большой; но раздеть смогла, хоть и поцарапалась о всякие железки, и уложить смогла, и потом сама с ним легла, но это не она его грела, а от него грелась. Ей не мешало, что он пьяный, это всё можно перетерпеть, совсем не страшно. Хозяйка сказала тихо, чтобы никому-никому ничего не говорить, не выдаться. Вот львят очень жалко. Сказала, чтобы Арзис спал себе спокойно и смотреть, что он там, но это Тоя и сама-сама знает.

Мауна не стала больше сидеть с Лимарси, сослалась на усталость, да и львице с такой кучей детей нехорошо надоедать, сдержанно поблагодарила за всё и пошла себе в комнату, ей ведь уделили. Вокруг дома городская стража — симулякр её телоохраны — сделала периметр. Засова не было, потому заперлась, подвинув комод. Тяжёлый. Стоит? Стоит. Всё, никого нет? Нет. Никто не видит? Нет.

Свалилась на пол, как была, сжалась в комок. Плач бывает разный, и есть такой, когда лишь открыт рот, ты даже звука выдать не можешь — так тебя сжало; только шипеть, словно умираешь, и судорожно вдыхать. Она понимала Амаю. Раньше её было невозможно понять, теперь невозможно её не понять.