Просто держи меня за руку (гет)

Leave the battlefield

Yet its horrors never heal

Coming home from war

Pieces don't fit anymore

Make it go away

Please make it go away

Metallica

You close your eyes

You close your mind

To all you lost

I count the days

I count the ways

I count the cost

Def Leppard**

— Гарри…

— Почему?

— Мальчик мой, послушай…

— Почему?

Дамблдор тяжело вздохнул:

— Мне казалось, мисс Грейнджер уже все тебе объяснила.

— Да, мы не раз говорили об этом, — Гарри уселся на письменный стол, стоявший перед портретом бывшего директора, и скрестил руки на груди, сверля собеседника глазами в упор. — Но я все равно не понимаю, для чего вам понадобилось лгать мне столько лет. Я верил вам. А вам даже не хватило духу рассказать мне. Если бы не Гермиона и не Снейп, я бы наверняка погиб и даже не знал бы, ради чего. Еще и Снейпа бы с собой прихватил, чтобы отомстить ему за то, что он вас убил. Хотя, что же это я, — он гадко прищурился, — ведь это вы приказали ему убить вас. Как удобно, а? Я по незнанию возненавидел его так же, как Вольдеморта. И если бы не узнал, все мы наконец-то перестали бы путаться у вас под ногами и мешать вашим планам, а просто перебили бы друг друга.

— Превосходно, — пробурчал Финеас Блэк со своего портрета. — Ну, Альбус, и что ты скажешь теперь?

— Гарри, — Дамблдор присел на краешек своего кресла, — поверь, я хотел… Но, как я уже сказал тебе два года назад, я не мог рассказать тебе всего. Ты был не готов.

— И когда бы вы сочли меня готовым? Когда я уже был бы на том свете? — едко осведомился Гарри. — Или вы решили, что я трус и слабак и не выполнил бы последнее задание?

— Нет, конечно же, нет, и ты превосходно справился, мы все невероятно гордимся…

— Хватит. Я больше не хочу это слышать. Мне надоело быть куклой, которую все только дергают за ниточки. Почему вы не можете сказать мне правду хотя бы сейчас? Кем я был для вас все это время, профессор? Снейп и тот повел себя куда честнее — он не прикидывался, что я ему дорог, но при этом охранял меня как мог, хоть и ненавидел. Вы и его принудили выполнять все, что было нужно, но тоже не сказали всего. Почему?

— Гарри, послушай, — Дамблдор скорбно поджал губы, складывая руки на груди. — Ты можешь ненавидеть меня, но все, что я делал, было необходимо для победы над Вольдемортом. Иначе ничего бы не получилось. Открывать весь план целиком было рискованно. Профессор Снейп слишком много времени проводил в компании Вольдеморта, я не мог рассказать ему все. А ты… У тебя была прямая связь. Ты не владел окклуменцией. Если бы Вольдеморт проник в твое сознание, он бы все узнал. Мы никогда бы не выиграли. Я рассказал тебе достаточно, чтобы ты мог найти и уничтожить все крестражи.

— И утаили, что я был одним из них. Так когда вы планировали сообщить мне?

— Послушайте, юноша, хватит корчить из себя оскорбленную добродетель! — вспылил Блэк. — Вам же уже сто раз объяснили, почему вам полагалось узнать об этом последним, в самом конце. Когда все прочие крестражи уже уничтожены. Потому что иначе вы бы совершили какую-нибудь самоубийственную героическую глупость, тем самым деморализовав все колдовское сообщество и ваших друзей в первую очередь! Вы наверняка сразу кинулись бы драться с Вольдемортом, не имея всех преимуществ, которые давал вам план Дамблдора. И я не понимаю, чем вы недовольны? Вольдеморт мертв, вы живы и избавились от гадости, все это время сидевшей в вас. Чего еще вам надо?

— Не стоит, Финеас, — осадил его Дамблдор. — Гарри имеет полное право задавать все эти вопросы. Я виноват перед ним. Мне следовало объяснить ему больше, но я… Я действительно опасался, что план сорвется. Слишком многое было отдано на волю случая. И других вариантов не было.

Гарри низко опустил голову, опираясь локтями о колени. Еще месяц назад он был так зол на Дамблдора, так мечтал высказать все свои претензии, страхи и обиды ему в лицо, а сейчас… Все это казалось ему бессмысленным, хотя очень хотелось встать и швырнуть что-нибудь о стену. Он бы и швырнул, если бы вовремя не вспомнил, что говорил ему Снейп после передачи контроля над Бузинной палочкой.

«Если вы не научитесь владеть собой и управлять своим гневом — очень плохо закончите, Поттер. Я много знаю о том, что бывает с подобными людьми. Сам был таким».

Да, пожалуй, есть о чем подумать. Гарри уже не раз видел, что бывает, если дать выход своей ярости. Эмоции никогда не приводили его ни к чему хорошему. И вообще, орать на живого человека — вот это и впрямь было бы удовольствие, а перед ним всего лишь портрет. Может, это и не Дамблдор вовсе, а так, имитация.

— Как работают портреты в Хогварце? — спросил он, не поднимая головы. — Вы же не призраки? Почему с портретами можно поговорить, а с фотографиями нет, хотя и те, и другие двигаются как живые?

— Фотографии оживают лишь потому, что их проявляют при помощи специального зелья, Поттер, — проворчал Финеас. — И грех почти выпускнику Хогварца этого не знать, чему вас только учили все эти годы?

— Нам никто не рассказывал на уроках, как работают портреты и фотографии, — Гарри обвел взглядом стены и глазевших на него директоров. — Так каким образом мы продолжаем с вами общаться? И можно ли так оживить портрет любого умершего человека?

— Портреты директоров появляются в этом кабинете сами, Гарри, — пояснил Дамблдор, кажется, обрадовавшись, что скользкая тема их отношений на время забыта. — Так работает магия, наложенная на кабинет директора.

— Почему тогда в кабинете нет портретов Основателей? Разве не они были первыми директорами школы? Между тем, их портреты находятся где-то в дальних коридорах, и с ними невозможно поговорить, они только хмурятся и отворачиваются.

— А, это, вероятно, потому, что их бесконечно достают расспросами, — ответил Дамблдор. — Я и сам, помнится, пытался побеседовать с ними, но безрезультатно. В кабинете представлены далеко не все, кто когда-либо занимал пост директора, потому что чары эти наложили не Основатели, а один из более поздних директоров. Вон он, — старик указал на стену, в которой находился вход в кабинет. Там, над самой дверью, разместился старый, потемневший портрет волшебника, черты которого с трудом угадывались на потрескавшемся от времени холсте. — Увы, он висит здесь столько лет, что совершенно утратил способность говорить и почти все время спит, так что прока от него никакого. Никто из нас не сумел уговорить его поделиться этим волшебством, это было какое-то на редкость хитроумное авторское заклинание. Но эти чары работают только для кабинета директора, все остальные картины, украшающие коридоры и классы, были подарены школе бывшими учениками. Традиционно такие портреты создаются зачарованными красками на волшебном холсте, а в краску примешивают кровь того, кто изображен на портрете. После этого необходимо также провести некий… ритуал вызова, чтобы установить связь. Без этого ритуала портрет будет двигаться, но не будет говорить.

— Почему вы не рассказали мне этого, когда погиб Сириус? — снова начиная закипать, спросил Гарри. — Я мог бы…

— Не мог бы, Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Сириус упал в Арку Смерти. Тела не осталось. А для такого портрета необходима хотя бы капля крови.

— Почему вы не сделали портреты моих родителей? — продолжал наседать Гарри. — Вы же знали, что я был бы рад любому контакту с ними. У меня больше никого и ничего не было. Почему вы…

— По правде говоря, тогда об этом никто не подумал, — сокрушенно признал старый волшебник. — Все мы были до того потрясены случившимся, что… Я, признаться, даже не вспомнил о портретах. Первым делом нужно было защитить тебя от последователей Вольдеморта, остававшихся на свободе.

— Да каких последователей, все же разбежались! Вольдеморт никому не сказал о том, куда отправился. А вы спрятали меня в тот же день.

— Разве ты забыл, что случилось с Лонгботтомами? — напомнил Дамблдор, слегка хмурясь. — Ведь на них напали почти сразу, и недели не прошло. Я понимаю твое негодование, но тогда нам было не до портретов, у нас были более актуальные проблемы. Прости, Гарри. Из меня получился неважный опекун, хоть я и не был им формально.

— Надо же, как вы… замечательно обо мне позаботились, хотя знали, что Вольдеморт вернется, и только я могу с ним покончить, — ядовито процедил Гарри с издевательским смешком. — Ведь вы уже знали о пророчестве. Вместо этого вы просто оставили меня на крыльце у Дурслей и забыли обо мне на целых десять лет.

— Никто не забывал о тебе, — возразил Дамблдор, — мы все приглядывали за тобой.

— О, да, — фыркнул Гарри. — И потому мне так хорошо жилось все те годы. Что ж, полагаю, дальнейшие разговоры бессмысленны. Вы вложили в меня ровно столько, сколько было нужно, чтобы вырастить себе оружие, которое не даст осечки в нужный момент. Можете гордиться собой, вы своего добились. Отлично сработано, Вольдеморт мертв, и все довольны. У меня в голове теперь дырка, хоть и не физически, но я все равно ее чувствую. Как это повлияет на мои способности в дальнейшем, никто не знает. Когда у меня перестанет болеть голова, тоже никто не знает. Все, кто участвовал в боевой медитации, сейчас не могут колдовать, а Снейп вообще почти мертвый. И Гермиона сильно не в себе уже три дня.

— Кстати, о мисс Грейнджер, — Дамблдор скосил глаза куда-то за раму, — куда она понесла Омут Памяти? Что вы собрались смотреть? И что с профессором Снейпом?

Гарри уперся обеими руками в край столешницы:

— Он в Мунго, в коме. Я точно не знаю, как это случилось. Гермиона оставалась с ним на связи даже тогда, когда мы потеряли его в медитации, она говорит, что благодаря активации лей-линии она могла слышать его все время. Но потом Вольдеморт взломал его память и натравил на него змею. Мы были неподалеку, успели добраться до него, пока он не истек кровью. И заодно собрали его воспоминания.

Дамблдор нахмурился:

— Какие воспоминания?

— Когда Гермиона говорила с ним при помощи этой связи, он начал выбрасывать наружу воспоминания. Мы не знаем, был ли это спонтанный выброс, или Снейп хотел нам что-то показать, но мы на всякий случай собрали все, что смогли. Гермиона хочет посмотреть, нет ли там момента взлома, может, тогда мы поймем, как вытащить его обратно, и…

Дамблдор и Финеас обеспокоенно переглянулись.

— Гарри, немедленно останови ее.

— Что? — удивился тот. — Почему?

— Долго рассказывать, ты сейчас не поймешь…

— Ну уж нет! — ощетинился Гарри, спрыгивая со стола и подходя вплотную к портрету. — Хватит дурацких загадок и недомолвок! Знаете, где у меня все это сидит? — он чиркнул пальцами по горлу. — Достали уже!

— Ты не понимаешь! — воскликнул Дамблдор, цепляясь за края своей рамы. — Останови ее! Сейчас же! Останови, пока она не увидела то, что ей видеть не надо!

— Но что там может быть такого…

— Профессор Снейп взял с меня слово, что я никогда не расскажу об этом. Никто не должен был знать! Немедленно вытащи ее оттуда!

Гарри, не на шутку встревожившись, почти бегом метнулся к двери в апартаменты и распахнул ее:

— Гермиона, стой! Не смотри!..

Гермиона, отшатнувшаяся от каменной чаши, стояла в шаге от стола, глядя куда-то перед собой остекленевшими глазами. С ее лица постепенно сходило серебристое сияние, будто впитывавшееся в кожу.

А в следующее мгновение она обессиленно осела на пол.

Гарри кинулся к ней:

— Что там было? Что ты видела?

Она помотала головой и вытерла лицо рукавом:

— Я… не хочу об этом говорить.

— Но Дамблдор сказал, что…

— Не слушай его, Гарри. Мы больше не обязаны его слушать. Он уже достаточно наговорил.

— О чем ты вообще? Что случилось?

— Теперь я знаю, почему Снейп все эти годы тебя защищал… но… тебе это вряд ли понравится.

— Что? — Гарри схватил ее за обе руки и заглянул ей в глаза. — Это еще что за вздор? Да говори же, или я сейчас посмотрю сам.

— Не надо… пожалуйста. Просто поверь мне на слово.

— Я больше никому и никогда не смогу поверить на слово, Гермиона, — отрезал он, выпуская ее. — Поэтому либо ты скажешь мне, в чем дело, либо я…

— Он… в общем, он был знаком с твоей мамой еще до того, как они поступили в Хогварц, — прошептала она, отводя взгляд. — Они… Оказывается, они дружили… Но потом их распределили в разные Дома. Сам понимаешь… Гриффиндор и Слизерин…

Гарри несколько секунд смотрел на нее, пытаясь уместить в голове то, что услышал.

— Ты, наверное, что-то перепутала, — недоверчиво произнес он. — Снейп — и вдруг дружил с моей мамой? Это невозможно. Он называл ее грязнокровкой. Как они могли дружить? Да он ненавидел ее так же, как и моего отца.

— Нет, Гарри… Они оба жили в Кокворте. Там и познакомились, еще до школы. Твоя тетя наверняка еще помнит его, она… она завидовала им обоим, что они волшебники, а она — нет. А потом… Снейп связался с плохой компанией. Они… это были те, кто потом пошел служить Вольдеморту, они и его втянули в это. Твоей маме это не понравилось, и тогда… они перестали общаться.

— Ну и ладно, перестали — и прекрасно. И как тогда его заставили меня защищать?

Гермиона нервно потерла шею, не глядя на него:

— Он… ну… он все равно считал себя виноватым в ее смерти. Это ведь он передал Вольдеморту часть пророчества. И Дамблдор это использовал…

— Как использовал? — похолодел Гарри. — Он… он что… шантажировал этим Снейпа?

— Почти, — Гермиона, до крови кусая губы, подтянула колени к груди и обхватила их руками, все так же отрешенно глядя перед собой. — В ту ночь, когда твои родители погибли, Дамблдор взял со Снейпа клятву, что тот поможет защитить тебя, когда Вольдеморт вернется.

— Нерушимую клятву?

— Я не знаю. Я не видела всего.

— Бред какой-то… Мало ли кто с кем дружил до школы, да они ведь поссорились еще до выпуска, разве нет? — Гарри вскочил и принялся мерить шагами комнату. — Гермиона, это какая-то ерунда. С чего бы Снейпу так подставляться? Это же бессмысленно, какое ему дело… Я и тогда не верил, когда Дамблдор мне рассказывал, что Снейп раскаялся в содеянном. Какое, к черту, раскаяние? Он мне столько раз говорил, как ненавидит моего отца. Да он больше всех радовался, когда Вольдеморт убил моих родителей. Ты, наверное, чего-то не поняла. Может, его просто принудили дать клятву, вот и весь секрет. Что там еще было?

— Я не досмотрела.

— Хочешь, досмотрим вместе?

— Нет. Я больше не хочу это видеть.

Гарри открыл было рот, чтобы возразить, и осекся, увидев выражение ее лица. Гермиона плотно сжала губы, с силой вцепившись в складки плаща, и надолго замолчала.

— Там было что-то еще, — тихо проговорил Гарри, наконец. — Что он сделал? Он все-таки служил Вольдеморту? Не Ордену?

— Нет, — она качнула головой и зажмурилась, — это здесь ни при чем. Он был агентом Дамблдора с той самой ночи. И он защищал тебя. В этом нет сомнений.

— Тогда что?

— Гарри, пожалуйста…

— Как я смогу хоть кому-нибудь помочь, если мне никто ничего не говорит? — взвился он. — Все только рыдают или сидят по углам!

— С этим никто не может помочь, Гарри…

— Ты мне скажешь или нет?

Она подняла на него совершенно больные глаза:

— А разве этого мало?

— Но что в этом такого? Ну, дружил он с моей матерью в детстве — и что? Хотя, чтоб Снейп да дружил с кем-то… В это довольно трудно поверить. И раз они были друзьями, как он мог назвать свою подругу таким словом? Козел какой-то… Хорошо, что она перестала с ним общаться. Я бы еще и наподдал за такое.

— Гарри, не надо, — поморщилась она. — Он не хотел... Правда. Он тогда был в состоянии аффекта. Это очевидно.

— Там есть и это воспоминание? — встрепенулся он. — То самое, про озеро?

— Да, есть.

— И что было дальше?

— А что, непонятно? — разозлилась Гермиона, поднимаясь на ноги и избегая смотреть на стол и стоявшую на нем чашу. — Твой отец унизил его перед половиной школы. И это продолжалось, пока кто-то не позвал Флитвика… А ночью они опять встретились где-то в коридорах и подрались уже по-настоящему.

— И кто победил? — ревниво уточнил Гарри, хоть и понимал, что ему следует немедленно прекратить этот разговор.

— Гарри, я не хочу больше это обсуждать. Это было мерзко. И вообще, это не наше дело.

— Ладно, как скажешь. Но я все равно не понимаю, что тебя так расстроило.

— Ничего, — она быстро вытерла глаза и отвернулась. — Я просто… На это тяжело смотреть. Как все глупо получилось.

— О чем ты?

— Это… Наверное, это могло бы стать хорошим уроком… как всего лишь одно слово может полностью разрушить чью-то жизнь.

Гарри нахмурился, соображая:

— Ну… Видимо, да. Но раз он не извинился, значит, и впрямь козел, и эта дружба ему была не так и нужна. Думаю, ты сильно преувеличиваешь, а Дамблдор просто сыграл на его чувстве вины за то, что он изначально пошел в Пожиратели и натворил там дел. Это на него как раз похоже. На обоих. И моя мама тут ни при чем. Значит, ты не нашла момент взлома? Ничего, что можно было бы использовать?

— Там ничего нет, — солгала Гермиона, глядя себе под ноги и стараясь дышать ровно. — Только школа и немного после первого падения Вольдеморта. Наверное, он не хотел помнить ничего из этого, потому и выбросил их.

— Но ведь это только копии, — не отставал Гарри. — Как это работает вообще? Я столько раз видел, как Дамблдор сгружает свои воспоминания в Омут. Да и Снейп тоже… когда мы еще занимались окклуменцией. Выходит, если вытащить из головы воспоминание, то полностью забываешь о нем?

— Нет. Достается копия, все так. При этом основная запись уходит еще глубже, и чтобы ее найти, нужно быть опытным легилиментором и знать, что ищешь. Доступ к основной записи будет только у хозяина, и воспоминание будет очень тусклым. Чтобы вызвать его в памяти, нужно приложить усилие.

— Ну, Снейп, наверное, мог бы применить окклуменцию и против себя самого. Я все равно не понимаю, зачем он это выбросил. Может, это произошло случайно и никакой роли не играет?

— Я не знаю. Что тебе сказал Дамблдор?

— Ничего особенного, — Гарри неопределенно махнул рукой. — Но ты права — нам больше не стоит его слушать. Ему здесь очень скучно, и он, наверное, начнет опять играть в какую-то игру, чтобы мы все бегали к нему на поклон. Я не могу ему верить после всего, что было. Пойдем обратно в Мунго?

— Нет, я… Ты, наверное, иди. Я еще тут… побуду. Посмотрю, может, найду какие-нибудь записи. Или в библиотеку схожу.

— А-а, точно, — ухмыльнулся Гарри. — Уж теперь-то никакая мадам Пинс не будет тебе мешать. Полезешь сразу в Закрытую секцию?

— Возможно, — через силу улыбнулась Гермиона. — Но когда я вернусь, думаю, нам надо созвать основной состав Ордена. Есть что обсудить.

— Я скажу профессору Макгонагалл. Но вообще я думал, что мы могли бы перебраться на Гриммо.

— Кто это «мы»?

— Те, кто держится на ногах. А зелья можно пить и в любом другом месте. Нечего нам делать в больнице. Невиллу там плохо, а домой он пойти не может.

Гермиона прикусила губу и снова уставилась в пол. Вчера они ходили на похороны Августы Лонгботтом, но в памяти почти ничего не отложилось. Она цеплялась за Гарри и Рона, как слепая, передвигалась на автопилоте, а потом они долго сидели в палате, куда колдомедики вернули Невилла после похорон, чтобы подлечить его еще немного. Невилл хоть и не участвовал в боевой медитации, но оказался настолько близко к «эпицентру», что умудрился каким-то образом прочувствовать то, что делала Золотая троица. Полученные им повреждения колдомедики назвали «магической контузией», но при этом заверили его, что с ним все будет в порядке, просто нужно отдохнуть, попринимать укрепляющие эликсиры и, возможно, сменить обстановку. Билл и Флер звали его и Луну к себе в Ракушечный коттедж, как только их обоих выпишут из Мунго, но Невилл только качал головой и все чаще поднимался на пятый этаж, в палату к своим родителям. За последний год им стало гораздо хуже. Мать еще реагировала на посетителей, а отец просто лежал на койке, глядя в потолок. Заботу о Невилле и его родителях взяла на себя Луна.

— Папа пока побудет у родственников, они о нем позаботятся, — говорила она все тем же задумчиво-отрешенным голосом. — Я навещу его, как только снова смогу нормально колдовать. Невиллу помощь нужна больше.

Гермиона вздохнула и посмотрела на Гарри:

— Мне тоже можно?

— Ну конечно. Там столько комнат, можешь выбрать любую, и тебе ведь нравилась фамильная библиотека Блэков. Правда, мы не все тогда убрали, но потихоньку уберем, Кричер и Добби помогут.

— Разве книги уцелели? — удивилась она. — В дом ведь вломились Пожиратели, когда ловили нас.

— Библиотека цела — она запечаталась сама собой, когда в нее попытались проникнуть чужие. Точно так же, как запечаталась, когда приходил Флетчер, поэтому он утащил все ценное, кроме книг.

— А как же Рон? Джинни?

— Я позвал всех. В Норе сейчас… не очень. И, если честно, — он смущенно переступил с ноги на ногу, — я не думаю, что кто-то из нас сейчас может быть один. С нами что-то произошло в той медитации, Гермиона. Когда мы нанесли последний удар. И мы хотели бы с тобой поговорить.

— Со мной? — удивилась она. — Я… вы думаете, что-то пошло не так, когда я…

— Не знаю. Но мне кажется, это надо обсудить. Джин и Луна ночуют, едва ли не держась за руки. Рон полночи бродит по палате. Я вообще уснуть не могу, когда рядом никого из вас нет. А ты? Посмотри на себя. Ты три дня ходишь как зомби. Нам надо что-то делать с этим. Никому из нас нельзя просто взять и расслабиться. Пока еще нельзя.

— Хорошо, я… Ладно. Но сейчас я бы хотела…

— Да-да, я понял, уже ухожу, — Гарри заглянул ей в лицо. — Ты точно в порядке? Если хочешь, я останусь и помогу тебе поискать.

— Нет, я справлюсь. Иди, Джинни наверняка тебя уже ищет.

— Ладно. В общем, мы будем тебя ждать на Гриммо, приходи, как освободишься.

Он вышел обратно в кабинет, и Гермиона слышала, как он что-то сказал Дамблдору, напоследок, но не разобрала, что именно. Когда в кабинете открылась и закрылась дверь, девушка добрела до спальни и свернулась калачиком на краешке кровати, зарывшись лицом в подушку.

«После стольких лет?»

«Всегда».

Исполненный мучительной, бездонной боли взгляд черных глаз. И эта проклятущая лань. Теперь-то понятно, откуда такой странный Заступник.

«Что же мне теперь делать?..»

«Какая же ты дура, Грейнджер, — шепнул противный голосок, — ты что же, решила, что он в тебя влюбился? Ты сама к нему липла. Сама влезла к нему в постель. Какой мужчина стал бы отказываться? Он ничего тебе не обещал. Несколько ночей, проведенных вместе, ничего не значат. Разве мама не говорила тебе, что секс необязательно приводит к отношениям?»

Да, говорила. Все так. А она напридумывала себе невесть что…

Настроение испортилось окончательно. Гермиона сползла с кровати и принялась бродить по комнате кругами, заламывая руки.

Как же так?

Будь это любая другая женщина, Гермиона бы даже задумываться об этом не стала. Но Лили Поттер… Мать Гарри. Героиня, закрывшая собой сына и отдавшая за него жизнь. И раз Заступник Снейпа до сих пор не изменился, значит, он все еще любит ее. Да оно, в общем, и понятно… Какой-то девчонке никогда не сравниться с Великой Святой Лили, подвиг которой прогремел на весь колдовской мир Британии.

«Но ведь нам же было хорошо… Он заботился обо мне. Между нами возникла какая-то связь еще до активации, иначе ритуал бы не удался. И Ровена сказала, что…»

А что, собственно, сказала Ровена? Только то, что у них несколько иная ситуация. Слизерин и Равенкло любили друг друга. А здесь…

«Тебе никто не говорил, что твои чувства взаимны. Ты сама виновата. Не надо было сближаться с ним. Тогда и не влюбилась бы. Но нет, тебе всенепременно захотелось забраться под его маску. Вот, получай. Там, в этой чаше — истинный Снейп. Предатель, убийца, Пожиратель Смерти, любимый ученик Вольдеморта, мерзавец, каких мало — и при этом мужчина, всю жизнь любивший лишь одну женщину и пожертвовавший ради нее всем, включая свою свободу. Нравится?»

От этих мыслей ей все больше хотелось заорать и выпрыгнуть в окно.

Нет, оставаться в этих апартаментах решительно невозможно. Слишком много эмоций.

Но вдруг все это неправда? Вдруг это какие-то фальшивые воспоминания, которые Северус создал для Вольдеморта или Дамблдора? Он ведь мастер по этой части, раз ухитрился обмануть Беллатрикс, подсунув ей сфабрикованные картинки допроса и пыток пойманной грязнокровки. И та поверила.

Гермиона собрала воспоминания из Омута Памяти обратно в бутылочку и сунула ее в сумку. Затем вышла в кабинет и остановилась перед портретом Дамблдора:

— Это правда?

— Что именно, мисс Грейнджер?

— Вы знаете, что было в этих воспоминаниях. Иначе вы не отправили бы Гарри останавливать меня. Лили Поттер. Лань. Вы этим принудили его шпионить на вас?

— Уверяю вас, мисс Грейнджер, никто никого не…

— Хватит врать. Да как же вам не стыдно? — Гермиона, вне себя от возмущения, выхватила палочку и направила ее в портрет. Ее вдруг охватила страшная злость, когда в памяти снова всплыло увиденное: этот самый кабинет, раскачивавшийся в кресле Снейп, обхвативший голову обеими руками, и директор, с бесстрастным видом взиравший на чужую скорбь. — Вы… вы уже столько жизней поломали! Вы уничтожили всю свою семью! Вы чуть не уничтожили Гарри! А Северуса посадили на короткий поводок! Он пытался уйти от вас, но вы снова и снова напоминали ему о том, как он виноват. Как вам, должно быть, хорошо сидится в этой чертовой раме! А что будет, если я сейчас разрежу холст на мелкие кусочки? Вам там на том свете тоже будет больно? Надеюсь, что будет!

— Мисс Грейнджер… может, вы присядете, и поговорим спокойно?

— Я не хочу говорить с вами, — Гермиона сжала палочку чуть крепче, и из нее посыпались искры. Дамблдор опасливо отступил вглубь портрета и поднял руки ладонями вперед:

— Я все же вынужден настаивать. От ваших действий сейчас зависит и его жизнь, и ваша.

— А, может, я не хочу больше жить! — выкрикнула она, и в кабинете стало значительно темнее, как в преддверии магического выброса. — Он все равно что мертвый! А теперь еще и это!

— О, моя дорогая, — проворковал мягкий женский голос с соседней стены, — мне кажется, вы влюбились. Должно быть, впервые?

Гермиона в негодовании повернулась к одной из немногих женщин, населявших кабинет директора:

— Не вы ли говорили мне недавно, что я веду себя аморально, раз потакаю желанию директора жить в грехе и разврате?

— Но это же совсем другое дело, — авторитетным тоном изрекла Дилис Дервент, метнув уничтожающий взгляд в сторону Дамблдора. — Когда речь идет о чувствах, тем более, взаимных, это…

— Отстаньте, — отмахнулась от нее Гермиона. — Вы дежурите в Мунго, и вам известно, что у него нет шансов. Он никогда не придет в себя. Он и не собирался.

— Гермиона, — Дамблдор, упершись обеими руками в края своей рамы, смотрел на нее поверх очков, — сядь, пожалуйста. Что еще ты видела?

— Все. И теперь я точно знаю, как действовало то зелье.

— Какое зелье?

— Которое он разработал, чтобы предотвращать приступы.

— Какие приступы? — изумился Дамблдор, и настал черед Гермионы недоуменно уставиться на него:

— Так вы что, ничего не знаете?! Это же происходило здесь, у вас на глазах!

— Альбус, думаю, она имеет в виду тот случай… когда он ставил защиту вокруг твоей гробницы, — чуть дрогнувшим голосом напомнил Финеас, не сводя глаз с Гермионы. — Мисс Грейнджер, что еще произошло в ту ночь? И сколько раз это повторялось?

Гермиона развернула кресло у стола так, чтобы видеть и Дамблдора, и портреты на соседней стене, и тяжело плюхнулась в него, откинувшись на спинку:

— Три раза с лета, но это только то, что я видела лично. Возможно, таких случаев было гораздо больше. Первый приступ я наблюдала, когда он уничтожил медальон Слизерина, использовав для этого черную магию. Второй раз был в ту ночь, когда Вольдеморт пришел за Бузинной палочкой, и тогда удалось обойтись без зелья. Третий — совсем недавно, в кабинет тогда пробралась профессор Макгонагалл.

— Разве вы были в замке в ту ночь? — недоверчиво переспросил Блэк. Гермиона закатила глаза:

— Не прикидывайтесь, будто не знаете. Я все это время сидела в апартаментах. Все три раза до приступа не дошло. Но затем Вольдеморт что-то сделал с ним. Я не знаю, что именно. И в ночь битвы за Хогварц был приступ, сопровождавшийся выбросом темной силы, после чего Вольдеморт и взломал его память.

— Гм, — Дилис задумчиво почесала кончик носа, — это все усложняет. Теперь понятно, почему он в коме. Мисс Грейнджер, что показывала диагностика сегодня? Вы знаете, как читать схему и определять уровень магии?

— Я знаю только основное. Уровень магии — на нуле. Я… я пыталась перекачать в него хоть что-нибудь, используя энергию лей-линии, но… Мне не удалось, — Гермиона перевела взгляд на Дамблдора, с убитым видом смотревшего на почти пустой письменный стол. — Как же так вышло, что вы не знали об откатах? Он же все это время…

— Боюсь, вы переоцениваете степень нашей… дружбы, мисс Грейнджер, — проговорил бывший директор, устало потирая переносицу. — Северус всегда был очень скрытным человеком. Мне он рассказывал ровно столько, сколько требовалось, чтобы строить планы и шпионить в обе стороны.

— Что значит «в обе стороны»? — мгновенно ощетинилась Гермиона. — Вы хотите сказать, что он играл против вас?

— Ну разумеется. Только не в пользу Вольдеморта. Он искал способы обойти и его планы, и мои. В противном случае вы бы сегодня здесь не сидели. Значит, после применения темной магии у него каждый раз был приступ? В чем это выражалось?

— Я же сказала, при мне приступа ни разу не случилось, его останавливали в последний момент. Но это выглядело так, будто он пытался удержать под контролем темную энергию, которую приходилось тратить на выполнение заклинания, загонял ее глубоко внутрь после применения, но не мог сдержать ее там, и она поднималась обратно, только уже в удесятеренном объеме. Предположительно, после реального приступа он некоторое время не мог пользоваться магией вообще.

Теперь уже переглядывались Дамблдор и Дилис. И Гермиону это страшно бесило.

— Любопытно, — наконец, изрек Дамблдор. — У вас есть предположения, когда это могло начаться?

— Я не знаю, — солгала Гермиона. Судя по тому, что она увидела в воспоминаниях Снейпа, не требовалось быть гением, чтобы догадаться: приступы начались после гибели Лили Поттер. Это ее он звал, ее видел, когда принимал свое зелье. До этого никаких проблем с использованием темной магии у него не возникало. Но сообщать об этом портретам в ее планы не входило.

— Вы говорили об этом целителям в Мунго? — спросила Дилис. Гермиона покачала головой:

— Нет. В его нынешнем состоянии это не имеет значения.

— Вы пробовали установить с ним контакт после того, как он ушел в кому? — уточнил Дамблдор.

— Пробовала. Через связь по лей-линии.

— И что вы увидели? Можно в образной системе, если вам так проще.

Гермиона зажмурилась:

— Там все дымилось. Руины. Когда я видела его в последний раз, он выстроил там что-то вроде каменного куба, стянул туда все воспоминания и сказал, что дождется моего следующего прихода. Даже оставил там проход. Но когда я вернулась, все было наглухо замуровано. Он меня не слышит.

И снова эти непонятные обмены многозначительными взглядами.

— Что будем делать, Альбус? — Дилис в упор смотрела на него со своего портрета. — Я никогда с подобным не сталкивалась. Сомневаюсь, что в Мунго найдется хоть один специалист, который разберется, в чем дело. Мы никогда не работали с окклументорами такой силы. Похоже, он полностью перекрыт изнутри.

— Легилименция здесь точно не поможет — нет точки для контакта. Мисс Грейнджер, что он сказал вам, когда вы говорили в последний раз?

— Велел мне убираться из его головы, — буркнула Гермиона. Ей больше не хотелось здесь находиться. Хотелось забраться в какую-нибудь темную нору и поплакать там вволю. — Он дал мне последние инструкции и сказал, что будет ждать. Больше ничего.

— Тогда с чего вас так расстроило то, что вы увидели в Омуте Памяти? — прищурился Дамблдор.

— Так, значит, это все правда?

— Да, но… Это было давно. Что именно вас огорчило?

— Вас это не касается.

— Меня сейчас касается все, что поможет нам вернуть профессора Снейпа обратно.

— Вы сами не ожидали, что он выживет, — зло огрызнулась Гермиона. — Вы и не планировали этого.

— Альбус, мне не встречались такие откаты, чтобы уровень магии падал до нуля, — снова вмешалась Дилис. — Мисс Грейнджер, вы уверены, что правильно прочли схему?

— Вся нижняя часть схемы полностью черная и не реагирует на внешние «вливания». Как еще это можно было прочитать?

— Это-то и странно. Такая схема может быть только у сквиба.

В кабинете воцарилась зловещая тишина.

— Ты хочешь сказать, что он лишился магии? Совсем? — неуверенно переспросил Дамблдор. Дилис вздохнула:

— Похоже на то. Потому и говорю — это странно. Надо как-то выяснить, что именно сделал Вольдеморт.

Гермиона судорожно вздохнула, но вовремя прикрыла рот ладонью. Сердце тяжело бухало в груди.

«Если они узнают, что это я лишила его магии… Если хоть кто-нибудь узнает, какой ценой все выжили… Никто никогда не простит мне этого. А Северус тем более».

— Мисс Грейнджер, сколько вы успели просмотреть, прежде чем Гарри вас остановил?

— До вашего разговора о том, что Гарри должен умереть.

— А, — Дамблдору, похоже, было ужасно неловко продолжать этот разговор, но он все же рискнул. — Очень жаль, что он не остановил вас… раньше. Но раз уж вы все увидели, не вижу причин не досмотреть до конца.

— Я больше не стану это смотреть.

— Альбус, разве ты не видишь? — упрекнула старика Дилис. — Девочка расстроена. Почему бы тебе не рассказать окончание истории?

— Я не имею права, — потупился Дамблдор. — И если этого нет в воспоминаниях, значит, рассказать об этом может только Северус.

— Не думаю, что там есть что рассказывать, — Гермиона поднялась с кресла и покрепче затянула ремешки сумочки на запястье. — Я увидела достаточно.

— Мисс Грейнджер, мне кажется, вы придаете всему этому слишком большое значение, — мягко заговорил Дамблдор. — Могу вас заверить, эта история осталась в прошлом. Мы все были свидетелями…

Все портреты согласно закивали. Гермиона, уже дошедшая до середины кабинета, обернулась.

— Не стоит, профессор, — тихо ответила она. — Я видела лань.

И пошла к дверям.

— Мисс Грейнджер, стойте! Вы должны досмотреть, вы…

Но дверь уже закрылась.

Дамблдор всплеснул руками и заметался в своей раме:

— Что же нам делать? Дилис, ты уверена, что в Мунго делают все возможное?

— Там никто ничего не понимает, Альбус, — развела руками медиковедьма. — С таким никто никогда не сталкивался. И если легилименция здесь бесполезна, то вытащить его сможет только сама девочка. Но вряд ли она сейчас в настроении это делать. Вполне возможно, она больше не вернется в госпиталь.

— Ей придется вернуться, — пробормотал Финеас. — Помните текст свитка? Раз в сутки нужен хотя бы кратковременный контакт. Ты видел, как она ушла с Омутом Памяти, почему не остановил сразу?

— Откуда же мне было знать, что Северус оставил какие-то воспоминания? — возмутился Дамблдор, не прекращая нарезать круги вокруг своего кресла. — Мне надо было поговорить с Гарри. А раз вы все всё видели, то могли бы и вмешаться.

— С тобой вмешаешься, — проворчал Блэк, зарываясь в кресло поглубже. — Ты до сих пор ведешь себя так, словно остался хозяином этого кабинета.

— Вот только не делай вид, что тебе ее жаль, Финеас. Ты нисколько не поменял о ней мнение.

— Ну почему же… Кто из чистокровных после Основателей рискнул активировать Каслригг? И тут какой-то грязнокровке удалось с первого раза. Кто бы мог подумать, а? — съехидничал приверженец чистых родословных. — Да еще с кем! С полукровкой, который из дрянного маггловского захолустья выбился в директора одной из лучших колдовских школ Европы, но при этом оказался крайне неразборчив… во всех прочих отношениях. Куда катится этот мир… Как по мне, то им обоим надо добровольно уйти из жизни, лей-линия погаснет, вся дополнительная защита Хогварца деактивируется, и вот тогда войне действительно конец. Как это можно сделать без директора?

— Но ведь Северус еще не умер.

— Если он стал сквибом, то все равно что умер, — безжалостно отрезал Блэк.

— Ты не должен так говорить! — вскинулась Дилис. — Сквибы что, не люди? А профессор Снейп невероятно талантливый волшебник с огромным багажом знаний и опыта.

— О, да. Скорблю об утрате больше всех, ведь он был вторым слизеринцем после меня, удостоившимся директорской должности. Тем не менее — сквиб есть сквиб. В мире магии им делать нечего.

— Какой же ты закоснелый шовинист, — подал голос еще один директор с портрета напротив. — И как хорошо стало в Хогварце, когда я тебя сменил.

— Но-но, Барнабас, тебе слова не давали!

— Зато уж тебе-то непременно надо высказаться, даже когда не просят, — ухмыльнулась дама весьма внушительных габаритов, постукивавшая по раскрытой ладони палочкой, размерами напоминавшей небольшую дубинку. — Благословенные семь дней, когда директор Снейп заткнул тебе рот — и правильно сделал!

— Хватит, — вмешался Дамблдор. — Мы должны помочь им.

— Да уж… После того, как ты чуть не загнал их в могилу, — пробурчал Финеас, опасливо поглядывая на дубиноподобную палочку своей соседки. — Вот что тебе стоило напугать их посильнее, чтоб даже не думали подходить к Каслриггу? Теперь им одна дорога — на тот свет. И чем скорее, тем лучше. Милосерднее. Даже если он очнется, им все равно не жить нормально.

— Их ситуация уже отличается от той, в которой оказались Равенкло и Слизерин, — возразил Дамблдор. — Вполне вероятно, вдвоем они смогли бы найти какой-то выход. Но для этого нужно вернуть Северуса.

— И заставить девчонку забыть то, что она видела в Омуте Памяти. Почему бы тебе не подговорить Поттера, чтобы тот стукнул ее Заклятием Забвения?

Дамблдор закатил глаза:

— Финеас, у тебя одни гадости на уме.

— Коллеги, вам не помешало бы немного деликатности, — прошамкала еще одна почтенная директриса. — Девочка влюбилась и сейчас ужасно переживает! А вы рассуждаете о каких-то совершенно неуместных вещах! Мы все помним горе профессора Снейпа, когда он потерял…

— Не стоит об этом, — быстро встряла Дилис. — Сказано же — эта история закончилась! Сейчас у нас есть куда более важные вопросы. Альбус, думаю, надо поговорить с Хеленой Равенкло.

— И не только с ней. Я почти уверен, что где-нибудь среди портретов в замке могут найтись люди, разбирающиеся в откатах темной магии.

— О, ну разумеется! — разозлился Блэк. — Давайте растрезвоним об этом на весь замок! Чтобы любой замшелый маразматик, намалеванный невесть в каком веке, мог влезть со своим ценным мнением! Ты, верно, забыл, что такое коридорные портреты?

— Ты, видимо, тоже, — не сдавался Дамблдор. — Все это время они прекрасно выполняли свои функции по поддержанию порядка и оповещению о чрезвычайных ситуациях.

— Я категорически против того, чтобы к этой проблеме привлекали кого попало! — отрезал Финеас. — Это серьезные вещи! И если присутствующие в этом кабинете не могут помочь, то коридорная гвардия тем более не поможет, директора не зря выбирали среди лучших специалистов той или иной области.

— Ну ладно, не будем привлекать остальных. Но где тогда искать нужную информацию? Заглянуть в книги мы не можем. Судя по описанию, у Северуса это было скорей психологическим моментом, а психологией и посттравматическими синдромами у нас никто никогда не занимался, хотя все ими страдали.

— Чувство вины, — кивнула Дилис. — Раз это началось не сразу… Но как же мы могли это проморгать? Он полгода был постоянно у нас перед глазами!

— Да никто ничего не проморгал, — рыкнул Блэк. — Мы все это видели! Мы видели, в каком состоянии он возвращался после рейдов и вызовов! И если бы он хоть раз обратился за помощью, то получил бы ее! Но он упрям и пожелал справляться со всем самостоятельно. Что еще мы могли сделать?

— Мне надо было быть внимательней к нему, — огорченно вздохнул Дамблдор. — Но он никогда не хотел ничьей помощи и внимания… Финеас, тебе надо почаще проверять второй портрет — похоже, он все еще у мисс Грейнджер в сумочке. Дилис, ты не могла бы вернуться в Мунго? За пятым этажом надо приглядывать как следует.

— Сейчас пойду. Кстати, Альбус… Откуда взялся Фоукс?

Дамблдор прищурился. Голубые глаза сверкнули под очками.

— Я уже не раз говорил — в стенах Хогварца те, кому нужна помощь, всегда смогут ее получить.

— Но ведь твоя птица прилетела не сюда, а в госпиталь.

Дамблдор легко пожал плечами:

— На пробудившейся лей-линии может произойти все что угодно. А мисс Грейнджер теперь — мобильная точка выброса, привязанная к Хогварцу через директора. И где бы она ни находилась, вокруг нее будут твориться удивительные вещи.

* * *

Покинув Хогварц, Гермиона несколько часов бродила по обледеневшим улицам Лондона, не в силах вернуться в госпиталь. Она продрогла до костей, проголодалась и устала, но при мысли о том, что ей придется сейчас говорить с кем-то, что-то объяснять, терпеть осуждающие или сочувственные взгляды, спорить с целителями и смотреть на едва дышавшего Снейпа, ей хотелось только лечь и умереть. Подумать только, всего несколько дней назад, перед боем, она была почти счастлива. Она была уверена в том, что у нее все получится. Что они убьют Вольдеморта. Никто не погибнет, замок уцелеет, все закончат учебу и заживут нормальной жизнью. Она продолжит эксперименты с лей-линией, наделает кучу открытий, может, даже сама пойдет работать в Отдел Тайн. Она могла бы добиться всего, чего хотела. У нее был бы свой дом, фортепиано, интересная работа, путешествия, книги.

И Северус.

«У меня никогда не было такой, как ты…»

«После стольких лет?»

«Всегда».

Серебристая лань, пересекавшая границу защитных чар.

«Это слишком давняя история. И слишком некрасивая. Отчасти поэтому я перешел на сторону Дамблдора, когда понял. Но детали касаются только меня. Все остальное — не имеет значения. Не для тебя».

«После стольких лет?»

«Всегда».

Почему? Почему-почему-почему?..

Можно было спрашивать хоть до скончания времен — все равно ничего не изменится. Так бывает. Она не сумела полюбить Рона — разве Рон в этом виноват? Нет. Да и она, по большому счету, тоже не виновата. Просто так случилось, что ее потянуло не к сверстнику, а к угрюмому зельевару, почти годившемуся ей в отцы. Что она о нем знала? О его жизни? О том, каких женщин он предпочитал? Хотя, здесь, наверное, она должна бы порадоваться — невзирая на царившую среди Пожирателей идеологию чистой крови, Снейп влюбился в магглорожденную. Может, статус крови Гермионы напомнил ему о Лили Поттер. А, может, и нет. Теперь уже не спросить.

Кому рассказать — никто бы не поверил. Одна из самых сильных волшебниц в городе (по чистой силе, разумеется, не по мастерству) в один вечер потеряла все.

Все, кроме силы. И даже этой силой она была обязана Снейпу. Без него ничего бы не получилось. Но за эту силу ей пришлось отдать все остальное. Включая и его. Да, Основатели предложили ей выбор, но по факту выбора не было, а она не сумела разглядеть в принятом решении двойное дно. Даже если Северус очнется, он никогда не простит ей того, что она лишила его магии. А если он не простит ее, все контакты будут разорваны.

Как ни крути — все равно смерть. Для них обоих.

Что ж, может, так даже лучше.

Возвращаться в Мунго не хотелось. Гермиона вдруг поняла, что деваться ей некуда. У нее нет дома. Только палатка в сумочке. И денег нет — ее счет в Гринготтсе наверняка заблокирован, а маггловскую банковскую карточку она давно опустошила, пока они мотались по стране. Идти же к Гарри на Гриммо сейчас означало опять дать себя втянуть в тяжелый разговор, на который у нее не было сил.

Сама не понимая, зачем, она аппарировала к родительскому дому. Постояла на тротуаре через улицу, напряженно всматриваясь. Она ни разу не возвращалась сюда после того, как стерла родителям память и ушла. По идее, они должны были продать дом, прежде чем уехать, но палисадник выглядел запущенным, заборчик и стены — обшарпанными, а окна и двери — заколочены досками. Фонарь перед крыльцом тоже не горел. Все это выглядело так, словно здесь уже много лет никто не жил.

Но ведь она ушла отсюда меньше года назад. За это время дом не мог прийти в такое запустение.

Собравшись с духом, Гермиона достала палочку и пересекла улицу. Стоило ей подойти ближе, как доски с окон и дверей исчезли, будто растворились в воздухе. Дом оставался темным и заброшенным, но выглядел не хуже, чем помнила Гермиона. Девушка тихонько обошла его по периметру, то и дело озираясь по сторонам, но до нее никому не было дела. В соседних домах кое-где горел свет, но на улицу никто не выглядывал, а если и выглядывал… Наверное, кто-то наложил чары невнимания и легкой маскировки, чтобы никто из магглов не заинтересовался этим местом. Осмелев, Гермиона толкнула заднюю дверь и вошла в пустую кухню, где остались только несколько шкафчиков и раковина. Высушив промокшие ноги, она осторожно пересекла темное помещение и выглянула в открытую дверь, ведшую в небольшой холл. Голые стены еще не успели выцвести — родители совсем недавно делали здесь ремонт. Всю мебель, вероятно, куда-то вывезли или продали. Все личные вещи Гермиона забрала с собой, когда уходила, а лишнее попросту выбросила, но пианино было немного жаль.

Она остановилась посреди пустой гостиной и закрыла глаза, прислушиваясь.

Пусто.

И в доме, и внутри, там, где она в прошлый раз ощущала Снейпа. Канал связи был открыт постоянно, но она чувствовала только собственное тело. Видимо, потому, что он в данный момент не ощущал вообще ничего.

«Что же мне теперь делать?..»

На кухне скрипнула дверь. Гермиона обернулась — и едва удержалась на ногах, когда из двери ей на грудь с истошным мяуканьем кинулся огромный рыжий кот.

— Косолапс! — охнула она, едва веря своим глазам. — Мерлин, почему ты здесь? Почему они не забрали тебя?

Полуниззл, с урчанием тершийся мордой о ее лицо и шею, возмущенно мявкнул и боднул ее лбом в подбородок, отнюдь не нежно вцепившись когтями в плечо. Ну да, он ни за что не бросил бы хозяйку, не брось его хозяйка первой. Родители, наверное, так и не смогли его поймать, чтобы засунуть в переноску. Или же он сбежал в тот же день и потом поселился где-то в саду. Ждал.

Гермиона ощупала своего любимца. Он не слишком отощал, но был весь покрыт колтунами и отрастил очень опасные на вид когти. Некогда пушистое брюхо было свалявшимся, мокрым и грязным, от роскошного хвоста осталась жалкая метелка, одно ухо прокушено в нескольких местах. Гермиона села на пол и принялась гладить кота, активно подставлявшего ей то один бок, то другой. Ей внезапно стало так стыдно, как никогда в жизни.

— Прости, Лапик, — прошептала она. — Если бы я знала, что ты остался здесь, я бы пришла за тобой. Прости, я больше тебя не брошу. Я даже не подумала проверить… Прости, пожалуйста, прости меня!

И залилась слезами.

Косолапс перестал крутиться под ее руками и успокаивающе замурлыкал. Гермиона обессиленно легла на пол, свернулась калачиком и, обняв фамильяра, уткнулась лицом в рыжую шерсть. Вот и все, что осталось от прошлой жизни Гермионы Грейнджер. Пустой родительский дом и кот.

И она впервые задумалась о том, что, возможно, колдовской мир попросту не стоил всего того, что она потеряла.

Примечание к части

Покидаю поле боя,

Но ужасы войны никогда не заживают.

Возвращаюсь домой с войны,

Картинка не складывается.

Прогони все это.

Пожалуйста, пусть все это уйдет.

Metallica

Ты закрываешь глаза.

Ты закрываешь разум

На все, что ты потерял.

Я считаю дни.

Я считаю пути.

Я считаю потери.

Def Leppard