Несносная Херктерент - 4. (джен)

Глава 53.

Бухт и бухточек в Резиденции великое множество. Самую большую уже успели официально переименовать в «бухту Эриды». Даже топографическую карту издания этого года показали. В прошлом году Софи первой бы побежала разноглазой сообщать. Но это тогда было. Сейчас — это сейчас. И оно прекрасно! Любое время суток, утро, день, вечер, ночь. Когда не одна, когда нужна человеку больше жизни, и человек точно так же нужна тебе.

Одну из бухточек Софи с Хейс и облюбовали. В отличии от многих других, в этой вода пресная от впадающей микроскопической речушки. Скорее, большого ручья. Конечно, ясно, что тут всюду архитекторы поработали, но эта продолжает казаться максимально естественной. Ничего не понадобилось добавлять. Достаточно только покрывала, чтобы лежать. И их двоих. Ещё пары полотенец неподалёку.

Софи ещё отдельно распорядилась, что бы в их отсутствие ничего в бухточке не меняли.

Проявил в прошлый раз персонал инициативу... Нет, разноглазой понравилось. Хотя старались больше в расчёте на саму Софи и Маришку. Большую теперь почти не покидает. Софи еле время нашла, когда там Эриды нет, чтобы прийти посмотреть.

Нет, рация легко позволяла узнавать, кто где находится, да и спать разноглазая предпочитает на кровати под балдахином, а не у костра под луной. Хотя и пыталась. Это и сама Софи помнит. По прошлому году.

Сейчас гораздо занятнее вылавливать девчонок Эриды, ибо хоть одна-то — не там, где все. А младшие вообще шляются, где хотят. И пытаются узнать, где именно сейчас Эр. Почти сразу выясняется — она не дала указания, не говорить, где она.

Осмотром пляжа Софи оказывается полностью удовлетворена. Стало гораздо лучше, чем раньше было. Софи уют очень ценит.

Но опять оказывается, что Софи и Хейс по-настоящему уютно только когда другая находится рядом. Даже на самом обычном покрывале сейчас хорошо. Впрочем, они обе, если понадобиться, смогут на голой земле спать.

Но сейчас тепло. Песочек мягкий. Здесь он совсем не нагревается. Самое тихое место в Резиденции.

Софи дела нет, отвадила ли охрана отсюда шустрых эшбадовок, или у тех самих хватило ума больше не приходить. Не стоит недооценивать ни тех, ни других. И ещё Маришку, но та, похоже, до конца жизни будет проходить по разряду стихийного бедствия. В том числе, появляться и исчезать, когда ей захочется.

Софи и Хейс лежат рядом. Только лежат. Делать ничего не хочется. Хейс, по обыкновению смотрит куда-то сквозь колышущуюся листву деревьев. Софи больше всего любит рассматривать саму Хейс. В иных обстоятельствах очень многое не замечаешь, даже видя пред собой.

Софи играет с волосами возлюбленной. Хейс отвечает только лёгкими прикосновениями.

— О чём думаешь?

— Как всегда. Обо всём. И ни о чём.

— Значит, о нас...

— Все сказки имеют привычку заканчиваться. У нас уже слишком затянулась.

— Разве ты знаешь, сколько должно было пройти времени?

— Нет...

— Я тоже. Не знаю.

— Но мы обе знаем, что нам сейчас должно стать хорошо.

Губы вновь сливаются.

— Ты устала, милая, — шепчет Софи.

— Устала... Как всегда... Сама знаешь, мне гораздо меньше нужно, чем тебе. Всегда казалось, что я выносливее.

— Всё-всё хорошо у тебя, правда, — Софи чуть не повторила слово второй раз, в излюбленной манере Эр к удвоению слов, — Я ведь ни о чём особенном не просила тебя. А ты всегда соглашаешься...

— Мне было хорошо...

— Я знаю, милая. Но тебе не всегда нравится, что я делаю. Я же и вижу, и чувствую... Но я не хочу тебе плохо делать. Но ты всегда согласна, и никогда не возражаешь...

— Инстинкт самосохранения мне подсказывает так делать. Так проще всего подольше провести времени с тобой.

Софи со смехом и слезами покрывает поцелуями лицо Хейс:

— Миленькая! Хоть в чём-то не меняешься.

Хейс ловит руку возлюбленной. Просто держит.

— Ты уже спрашивала, почему не возражаешь? А смысл? У нас даже фантазии чаще всего одинаковые. Что поделать, ты куда темпераментнее меня. Слишком любишь во всём и всегда отводить себе и только себе главную роль. Мне чаще всего хорошо, но иногда устаю. Хочется просто лежать. Как тыква на грядке.

— Какая же ты тыковка? — Софи смеётся сквозь не до конца высохшие слёзы, — Они, зачастую, не поймёшь, какой формы. А ты вон какая... Во всём идеальная.

— При наших различиях способны видеть совершенство друг в друге.

Софи начинает целовать. Всюду, куда достаёт губами, не меняя позы. Руки гладят тело.

— Подожди...

— Мне поудобнее лечь?

— Нет... Мне ещё отдохнуть хочется. Так потрясающе спокойно, когда ты рядом... Без тебя совсем всё по-другому. Хотя я это место ещё в прошлом году отыскала...

— Мне казалось, это я тебя сюда привела...

— Мысли похоже текли. Но ты снова думала, будто ведёшь... Ты не любишь, когда тебе возражают. Начинаешь злиться. Я этого не хочу. Мне даже возможность ссор в текущий момент, да и в будущем, не нужна. При этом ты не любишь давить сама. Тебе, да и мне, проще, когда сразу соглашаешься. Ты физическую близость любишь куда больше меня. Я не хочу этого терять.

— Как же ты можешь быть такой? — Софи снова и плачет, и смеётся одновременно.

— Я научилась тебя понимать. Но по-прежнему не умею читать мыслей.

— Такой Хейс. Милой, — трётся щекой о щёку. — Можешь в такие моменты рассуждать о совершенно посторонних вещах.

— Не таких уж посторонних. Как раз очень сильно касающихся нас...

— Я не хочу сегодня больше ничего постороннего. Только прикосновений. Всюду...

— Хорошо! Но обожди ещё немного. Я так и не отдохнула. Буду просто лежать. А тебе с такой вот мной тоже не всегда нравится...

— Хорошо! С тобой и поговорить всегда очень интересно. И не только поговорить... Я просто счастлива от того, что рядом с тобой.

— Я тоже, милая...

* * *

— Пойду поплаваю, — Хейс с ленцой поднимается. — Со мной?

— Не, — Софи, зевнув, пересаживается лицом к воде. — В следующий раз маску надо взять. Не люблю глаза под водой открывать.

— Я тоже...

Возвращается Хейс быстро. Вытираться не стала, сидит на камушке, лицо и тело солнцу подставляя.

— Скучно одной.

— Я всё равно лучше тебя плаваю.

— Так я и не спорю.

— Мне хорошо очень. Не хочу ничего делать. Смотреть буду на всё, что глаз радует.

Хейс садится слегка живописнее.

— Так лучше?

— Немного, — Софи качает головой — Всё понять не могу, как ты когда-то чуть не утонула.

— Я же говорила, что происхожу из сугубо сухопутной местности. Бассейн в школе был, но масштабы озёр оказались слегка непривычными. Результат был немного предсказуем...

— Как там зовут вытащившую тебя?

Хейс имя называет.

Софи призадумывается:

— Она из Великого Дома. У них вилла на Архипелаге есть... Не хочешь узнать, не здесь ли она?

— Зачем? Она меня и не вспомнит наверное, выпустилась в тот год. Да и не вижу смысла людей из разных эпох жизни смешивать.

— У меня с тобой такая же разница в возрасте, как у тебя с ней... Однако...

— На нашу эпоху война ещё выпала, — со спокойной грустью говорит Хейс, — такие события, как ни странно, очень способствуют сближению людей.

— Может, позовём кого из подружек Эр наперегонки поплавать? Мне они не откажут...

— И ты проиграешь, они же островитянки, чуть ли не с рождения плавать умеют. Да и уже мне не хочется рядом с тобой ещё кого-то видеть...

— Ревнуешь?

— Хотя бы... Одновременно понимаю — глупо пытаться ограничивать твои контакты. Да и нравы в среде художников крайне свободные.

— Ты близко ровно одну художницу знаешь... Не хочешь сравнить с кем-нибудь?

— Зачем? От хорошего хорошего не ищут. Можно всё только испортить. Мне никогда не было хорошо так, как в этом году.

— Захочешь сравнить с кем-нибудь — я возражать не буду... Может, даже присоединюсь... — Софи загадочно улыбается.

— Ничего такого мне не хочется, — Хейс совершенно серьёзна, — тебя более чем достаточно. Если самой сравнить захочется... То займись этим там, где меня не будет... Мне не понравится, если другая будет касаться тебя...

— А если игры в горячих?

— Сама знаешь, это другое, и не считается. Если это только там и останется, как чаще всего и бывает.

— Может, позовём кого-нибудь вместе посидеть?

— Зови, если тебе хочется. Есть множество допустимых вещей, что мне не нравятся...

— Хочешь кого-нибудь позвать? Ты же с ними общаешься. Должна была мнение составить.

— Нет, не хочу. Мне тебя достаточно... Но мне также нравится, чтобы тебе хорошо было...

— Не грусти... Хорошо же всё... Да и сама говорила, играла в горячих с другими девочками...

— Знаешь, никто, в общем-то, не осуждает даже когда родственницы так развлекаются.

— Умеешь ты злюкой быть, — дуется Софи.

— Прости. Совсем не хотела тебя обижать. Ну, уступаю я тебе в том числе, и широтой взглядов.

— Хотя не отказалась бы посмотреть, как именно у разноглазой сразу с несколькими получается... Если она не хвастается...

Хейс чуть заметно хмурится, губами не переставая улыбаться. Девушки уже достаточно изучили друг друга, чтобы малейшие оттенки выражения лиц друг друга. Софи сказанное самой совсем недавно уже не нравится. Возможные ссоры лучше в самом начале прекращать. Протягивает руки.

— Ладно, я тоже больше шутила. Мне по-настоящему только тебя и хочется...

Хейс встаёт и направляется к Софи...

* * *

Сидят напротив друг друга. Сумка раскрыта. Достали фигурную бутылочку местной настойки на множестве трав. У каждой полупустая металлическая рюмочка. Третью используют как пепельницу. Хейс всё ещё раскрасневшаяся.

Выдыхает, сделав микроскопический глоток.

— Уф... Хорошая вещь! Не зря пишут, что она усиливает любовные ощущения... Самый лучший был, с тех пор как сюда приехали.

Софи только похихикивает, хотя с мнением возлюбленной целиком и полностью согласна. Видимо, лёгкое недопонимание и его успешное разрешение поспособствовало усилению эмоций. Да и настойка действительно хорошая.

— Это мы замечательные!

Хейс ещё глоточек делает:

— Тоже верно! Иногда на этикетках пишут и правду.

— Конечно. Не иногда, а всегда. На задней стороне внизу. «Злоупотребление спиртным вредит вашему здоровью».

Хейс, залпом опустошив рюмочку, дурашливо хихикает. Софи отвечает тем же. Наливают по новой. Закуривают из пачки Софи. Зажигалка у Хейс самая обыкновенная. Знаменитый пистолет так и лежит нераспакованным. Лень красавице что-то тяжёлое таскать.

Принцесса шутя пальцем грозит:

— Смотри, заснёшь, я тебя никуда не потащу. Ты куда тяжелее меня, а тяжести поднимать юным девушкам не полезно.

— Так ты сама говорила, тут найдётся кому отнести. Да и рации вон, в тенёчке лежат... Вот если ты заснёшь...

— То что ты сделаешь?

— На руках в постельку отнесу. Как маленькую.

Софи хихикает. Хейс носила её на руках. Было приятно кожей к коже прижиматься. Она возлюбленную тоже поднимала. Даже с лёгкостью кружилась с ней. Сама своей силы испугалась. Хейс её страха не заметила. Всё исходящее от Софи кажется абсолютно естественным.

— Думаю, никто не свалится. Тебя больше, чем меня, много на единицу весу принять можешь. У меня устойчивость к спиртному повышенная. Нам только завтра, может быть, станет не очень хорошо.

Хейс чуть наклоняется вперёд.

— Как там, где я раньше жила, — машет рукой в сторону материка, — говаривали: «от хорошего самогона голова не болит».

Софи трёт подбородок, что-то вспоминая:

— Так пили уже это раньше. Но так хорошо никогда не было...

— Намекаешь, по аналогии, что завтра тоже будет плохо, как никогда раньше?

Софи сигаретой затягивается:

— Ничего я не намекаю. Даже не думала ни о чём таком. Это ты у нас любишь всюду плохое выискивать — прямо как Маришка. Но волноваться не о чем, тут есть полный набор и медицинских, и народных средств для борьбы с похмельем.

Хейс почему-то становится смешно.

— Что веселишься?

— Вспомнила, когда в школу ехала, читала в поезде забытый кем-то журнал. Там была твоя фотография... Девочка с картинки нравилась всем. Тогда и представить себе не могла, влюблюсь в неё, то есть в тебя, по-настоящему. И вместе страдать от похмелья будем.

— Мы пока ничем не страдаем. Мы пока только наслаждаемся.

Хейс только посмеивается:

— Хорошо, когда всё хорошо! — выдаёт с максимально возможной философской интонацией, какую только может придумать.

Софи смотрит на возлюбленную. Взгляд только смеющийся и немного усталый. Такого знакомого ждущего и зовущего выражения нет. Обе слишком устали. Причём Хейс всегда устаёт первой. Эта усталость Софи иногда нравится. Но сейчас не хочется ничего. Только наслаждаться фактами существования себя, возлюбленной и мира вокруг.

Софи касается колена Хейс. Только чтобы внимание привлечь, ибо возлюбленная слишком на своих ощущения сосредоточена, Софи едва замечает, а мира вокруг для неё, словно и вовсе не существует.

— Только прошу тебя, режим Маришки не включай.

— Да я и не очень помню сейчас, кто это такая. Настолько всё хорошо...

Софи машет рукой перед лицом Хейс. Та ловко ловит своей. Прижимает к губам, начинает целовать пальцы. Софи далеко не сразу отстраняется. Довольно сообщает.

— Не настолько из мира выпала, как я опасалась, миленькая.

Хейс нежно проводит внешней стороной ладони по щеке принцессы.

— Сейчас снова там окажусь. Ласковая моя. Так хорошо, когда ты рядом...

— И мне очень хорошо... Я счастлива...

— Ты плачешь...

— От счастья.

Вот теперь в глазах Хейс снова задорные огоньки.

* * *

— Не хочу с тобой расставаться. Брошу школу, мне любые документы потом задним числом нарисуют. Как Эорен за кошачью. Буду у тебя жить! Или ты у меня. Тебе год остался?

— Два. И я, скорее всего, не буду в Столице. Основное производство не здесь.

— Думаешь, я не знаю, где оно? С тобой уеду. Я взрослая уже, могу за себя решать.

— Можешь, любимая, ты всё можешь. Но времени пройдёт гораздо больше, чем мы вместе. Всякое может случится. Там опасно.

— Насколько я знаю, они даже не выяснили, что там есть какие-то объекты. Узнала уже.

— Специфика работ выше даже твоего доступа... Опасно не то, что кто-то там летает. Опасно, ибо оно само ещё не отучено от привычки взрываться, когда нам не требуется. Были уже жертвы.

— Обычная судьба любой новинки, — Софи трётся носом о щёку Хейс. Та гладит распущенные волосы, — Там же есть эскадрильи ПВО. Я не смогу сидеть без дела. Совместное ведение хозяйства — вполне законная форма проживания взрослых людей.

— Про «ведение хозяйства» особенно смешно в случае со мной. Почти всё, что есть, как-то с тобой связано.

— Ещё один повод вместе быть! Столько всего связывает! Не хочу, чтобы ты где-то далеко от меня была. Всё время почти время проводим... Хотя ты и здесь ухитряешься себе занятие найти.

— Что поделать! Не могу видеть, когда что-то идёт не так, притом у детей фактически. И тут не в разноглазой дело. Слишком это место для взрослых предназначено...

Софи снова о щёку трётся. Руки тела Хейс касаются.

— Чересчур хорошо предназначено... Мне...

— Мне тоже хочется...

Тела вновь сплетаются.

* * *

— Совсем утром пришли.

— Сейчас солнце скоро сядет уже...

Хейс с ленцой встаёт. Софи остаётся лежать. Только взглядом изучает совершенную фигуру, будто раньше не видела. Впрочем, есть вещи на которые можно бесконечно смотреть.

— Ты куда?

— Костёр разожгу. Зря, что ли, столько дней сучья собирали.

— Предусмотрительная ты моя! Каждый день тут на ночь собирались остаться. И каждый раз к вечеру решали, что на шёлке по балдахином уютнее. Сегодня не заметили, как день пролетел.

— Один из лучших дней в моей жизни.

— И в моей...

* * *

Софи стоит на коленях верхом над Хейс, стаканчик в одной руке, сигарета в другой. То попивает, то покуривает. Щурится совершенно счастливо. Хейс только голову чуть приподняла. Пить в такой позе неудобно, ограничивается сигареткой. Тоже щурится, стараясь лицо любви своей разглядеть. Всё-таки догадались костёр разжечь перед тем, как стемнело совсем. Только всполохи огня их и освещают. В свете костра кожа принцессы кажется бронзовой.

— Хорошо сидим... — голос Софи звучит необыкновенно нежно, кроме Хейс такого и не слышал никто.

— Я, вообще-то, лежу.

— Это сейчас. А того... — по телу Софи волна дрожи пробегает.

— Замечательно было...

— И не говори.

Хейс окурок отбрасывает, поглядывая на стаканчик Софи.

— Там мало... Тебе налить?

Принцесса приподнимается. Хейс возлюбленную за колено останавливает.

— Сиди уж... Вместе встанем. Всегда нравилось тебя вот так, снизу вверх, рассматривать.

— Я и по-другому сесть могу.

Хейс колено не отпускает.

— Сиди так... Мне... Нравится, когда так смотрю в твои глаза... Я просто счастлива

— Счастье... Что оно для тебя?

— Говорила уже...

— Скажи ещё раз... Так люблю это слушать... — Софи смотрит, как умеет только она, взглядом, разбивающим сердца, заранее превращающим любую просьбу в выполненную.

— Первое — Любовь, та за которую готова жизнь отдать, второе — Дело, то за которое тоже с готовностью отдашь жизнь, третье — Друзья, за кого сама готова отдать жизнь, и кто отдаст свою за тебя. Всё вместе — и есть полное и абсолютное счастье для меня. Ребёнком мечтала о Деле, чуть повзрослев — о Друзьях, теперь — только о Любви... Мечты превратились в реальность.

— Я также примерно мыслила. И мыслю.

Софи наклоняется, чтобы Хейс поцеловать...

* * *

Сидят рядышком у огня, накинув на плечи одно полотенце на двоих.

— Пламя — одна из вещей, на которые можно смотреть бесконечно...

— А другие? — усмехается Хейс, прекрасно зная ответ.

— Твоё тело. В любом состоянии. Когда ты стоишь, лежишь, двигаешься.

— Особенно когда на мне ничего нет...

— Так это — главное...

— Только мне сейчас двигаться совершенно неохота. Чувствую себя овощем на солнышке, хотя и темно.

— Рассвет приходит всегда, радость моя. Хотя не думаю, что мы сегодня будем много спать... Над нами только ночь, луна и звёзды. Ветерок с моря. Это так вдохновляет...

— Подожди хоть немного, выдумщица моя любимая.

— Буду ждать, сколько ты скажешь... Только не очень долго!

— И ты говорила о будущем! Ты же только настоящим живёшь...

— Ну да, — кивает Софи, — и прошлым... Немного... Ибо у нас уже есть прошлое... Только наше. И больше — ничьё! Сейчас же только настоящее и есть. И оно прекрасно!

— Каким будущее станет, мы тоже можем довольно сильно влиять. Ты, кажется, хотела вместе со мной тут поплавать.

— Так маски нет.

— Так рация есть. Это твой дом в конце концов!

— Ой, и точно! — Софи, вскочив, бросается туда, где рации лежат.

— Оделась бы хоть, — хихикает Хейс ей вслед. Ей тоже никогда не надоедает возлюбленную разглядывать.

Несколько мгновений, и Софи уже стоит с рацией в руках, отдавая распоряжения. Потом всё-таки догадывается накинуть платье. Хейс только в полотенце заворачивается, благо оно длинное и пушистое. Остаётся сидеть. После нарядов подружек Эр полотенце вокруг тела выглядит чуть ли ни как старомодное придворное платье. Таким никого не смутишь. Вот платье Софи предельно короткое, да и Хейс знает, что под ним нет ничего.

Вскоре Софи возвращается. С сумкой, куда, судя по габаритам, можно не то, что две маски положить, а полный костюм водолаза вместе со шлемом, ботинками и компрессором со всеми шлангами. Впрочем. Софи несёт, совершенно не напрягаясь.

Кидает в сторону от Хейс. В ответ на недоуменный взгляд торопливо бросает:

— Там ничего разбиться не должно. А даже если и разобьётся — плевать.

Подбежав к Хейс, первым делом сдёргивает с неё полотенце. Жест, успевший привычным стать. Шепчет, переступая с ноги на ногу, и подняв вверх руки:

— Миленькая, раздень меня. Так люблю, когда ты это делаешь...

Хейс, тоже привычно, берётся за подол платья.

Сумку стали разбирать ещё нескоро.

* * *

— Понятно, почему она такая тяжелая, — Хейс извлекает из сумки водонепроницаемый фонарь флотского образца, повесив на шею, добавляет, — Тут одни батареи сколько весят!

— Зато заряд на шесть часов непрерывной работы, — хвастается Софи так, будто имеет отношение к созданию фонаря.

Хейс в ответ щёлкает переключателем, полностью осветив Софи. Та отпрянула, прикрыв глаза рукой:

— Выключи! Совсем ослепила!

Хейс медлит, держа пальцы на выключателе:

— Я на тебя ещё посмотрю немножко? При таком освещении у твоей кожи такой удивительный оттенок.

Не убирая руки, принцесса делает капризную гримаску. Свет незамедлительно гаснет. Софи руку убирает далеко не сразу. Убрав, некоторое время старается проморгаться.

— И это ты когда-то неукоснительно соблюдала все инструкции, с безопасностью связанные!

— Я и сейчас соблюдать стараюсь, — Хейс себя виноватой чувствует, даже фонарь за спину перевешивает. Словно забыла, как для возлюбленной важно хорошее зрение.

Софи второй фонарь достаёт. Хейс принципиально смотрит прямо на него. Если чем-то не слишком приятным угостила, будь готова отведать того же.

Принцесса кажется обиженной, на Хейс словно не смотрит, возясь с прибором, однако даже не взглянув, бросает:

— Отвернись! Или глаза прикрой. Очень уж вспышка яркая.

Хейс спорить не стала, сделав и то, и другое. Поворачивается, только когда снова светлее стало.

Софи фонарь зачем-то на своём платье пристроила, будто мог песком забиться, чтобы их обеих освещало.

— Тут ещё три комплекта батарей. Ножи боевых пловцов. Ружья для подводной охоты. Разобранные. Ну, и по мелочи всякое.

— Маски-то хоть не забыли?

Софи руку вскидывает. Две маски у принцессы на запястье висят.

— Тут у фонарей крепления такие, чтобы по-всякому на себя можно было вешать.

Хейс только сейчас ощущает ремней больше одного.

— Сейчас плавать пойдём?

Хейс перевешивает фонарь на грудь. Что в вещах вояк хорошо — почти всегда даже без инструкции понятно, как их использовать. Вот и тут уже ясно, как ремни подтягивать и застёгивать, чтобы источник света просто так не болтался, а светил в нужную сторону.

— Можно сейчас, но ещё бы днём хотелось, — Хейс мечтательно глаза прикрывает, — с ружьём.

— Могу собрать. Сейчас в море живности всякой чуть ли не больше, чем днём.

— Ты разве сможешь?

— У меня время сборки-разборки пулемёта куда лучше, чем у тебя. Проверяла! Что я, с ружьём каким-то не справлюсь?

В таких вопросах с Софи лучше не спорить. Хейс со школы помнит — обе Еггты буквально ненавидят, когда кто-то сомневается в умении в любом оружии разобраться. И ведь обе на самом деле разбираются.

Вскоре, взявшись за руки, к воде побежали. С одним ружьём за спиной у Хейс. Софи оба собрала, но к воде только в фонаре и маске отправилась. Ножны боевого пловца как-то не соответствуют спокойствию этого места, а стилет и крабовый нож, носимый по местной моде, как утром сняты, так в первой сумке и лежат. Показались излишними.

Софи ныряла и плавала, Хейс на самом деле решила на рыб поохотится. Не то свет фонарей так на рыб действовал, не то у Хейс первобытные охотничьи инстинкты включились — но рыб подстрелено довольно много. Благо, в бухточке ещё и слоёный пирог — пресная вода вверху, морская внизу. Так что рыбы есть и такие, и этакие. Ещё довольно крупному осьминогу не повезло. На меткость Хейс никогда не жаловалась.

Софи тоже довольна была. Пару раз над возлюбленной удалось похихикать, ибо в школе морская биология проходила явно по разряду самых побочных интересов любимой. Меткая Хейс сперва стреляла, а только потом смотрела, в кого именно. Две безусловно ядовитые рыбины преждевременно расстались с жизнью.

— Порежу — пойдут на прикорм другим, — смеялась рослая красавица, закидывая добычу на берег.

— Смотри, не уколись, — веселилась та, что ростом поменьше, — у этой ядовиты и лучи плавников.

Может, Хейс морскую биологию и знала отлично. В рамках школьного курса. Но рыб-то больше двадцати тысяч видов, без учёта пород, выведенных людьми. Притом, каждый год открывают и выводят всё новых и новых.

Софи без маски и фонаря сидит на корточках у костра. Любуется, как Хейс ловко насаживает выпотрошенных и очищенных рыбин на палочки. Говорит с лёгким капризом:

— Говоришь, с Центральных Равнин, да с Центральных равнин. Речку переплюнуть можно. Вон как лихо разделывала, словно островитянка настоящая.

Хейс только бёдрами в ответ поводит, раздувая огонь. Софи хихикает, Хейс улыбается, зная, лица не видно. Этот весёлый смешок — один из звуков, что она хочет слышать больше всего в жизни.

— У нас многие разводят прудовую рыбу. Ну, а чужая, — повернувшись, Хейс облизывается, — сама знаешь, всегда вкуснее.

Софи, снова хихикнув, шутя грозит пальцем.

— Ах ты, плохая девочка у нас, оказывается...

— Я всякой умею быть.

Садясь рядом с Софи, Хейс гладит её по позвоночнику. Довольное постанывание в ответ.

— Хорошо-то как! Поделай так ещё! Потом я тебе...

— Подожди, — мудро замечает Хейс. — Так увлечёмся, что рыба сгорит.

Софи тоже мудрость предков вспоминает, сперва пищу добывавших, а потом только иным радостям жизни, кроме насыщения, предававшихся.

— Сидим вот так, словно люди древние. Голые, у собственноручно разведённого костра, готовим своими руками добытое.

От ехидной фразы, вроде «кто добывала, а кто плескалась» удерживается не потому, что Софи любит, потому что неправда.

«Там!» — и вытянутая рука несколько раз приносили добычу. Хейс не устаёт поражаться удивительной остроте зрения возлюбленной. Вот ядовитых рыбин Хейс сама разглядела. Без Софи могло быть плохо, рыбины выглядели вполне съедобными, даже колючая повышенной яркостью не отличалась.

Хотя, с другой стороны, без Софи вряд ли пришлось ловить рыбку в этих водах.

— На древних людей мы похожи, только тем, что голые, — специально так сказала, чтобы смешок Софи услышать, — в остальном вполне современные. У древних таких ружей не было, и фонарей, и ножей.

— Ножи были, — посмеивается Софи, — каменные. Довольно острые

— Главного у них быть не могло. Таких тел, как у нас. Даже к твоему возрасту родила бы уже два-три раза, про меня и говорить нечего.

— Если бы при одних из первых родов вовсе бы не умерла. Груди бы уже обвисли точно, — поддакивает Софи, — их бы все эти года постоянно кто-то бы сосал. А не только по твоей просьбе. И хорошо ещё, что теория о промискуитете у древних людей считается ошибочной. Как-то нет желания проверять, насколько именно.

Хейс поворачивает рыбин. Софи втягивает ноздрями аромат. Приправы они взять догадались. Впрочем, во второй сумке ещё одна порция есть.

Софи сидит, скрестив ноги.

— Одежду они неплохо придумали, дело не в климате. Не про нас будет сказано, но когда каждый день видишь одни и те же тела, всякое желание начинает пропадать...

— Но это не про нас?

— Конечно, нет!

Софи протягивает руку, чтобы погладить волосы. Хейс не отстраняется.

Поев и ополоснувшись, до покрывала шли долго. Обсохнуть успели. Чуть ли не через каждый шаг останавливались, чтобы насладиться вкусом губ и ласками друг друга.

Хейс останавливается в нерешительности, словно и не вытворяли на нём сегодня множество самых разных вещей. Желания сжигают. Не определиться. Софи нежно целует в лопатку. Гладит по волосам, спускаясь всё ниже. Хейс обожает, когда её так касаются. Софи тоже это известно. Чтобы губами до ушка возлюбленной дотянуться, на носки приходится встать. Шепчет.

— Ложись на животик, как я люблю...

Хейс чуть не ругнулась. Могла бы и сама догадаться.

* * *

Софи улыбается, глядя на спящую Хейс. Понятно, почему от любви сходили и сходят с ума. Они обе с трудом сохраняют здравомыслие. Хейс признавалась уже, почти ни о чём не может думать, кроме различных мест на теле Софи. Да и у неё самой аналогичные мысли преобладают. Обе занятие себе нашли, чтобы не сжечь друг друга в огне ими же самими разожжённых желаний. Слишком часто временами колотятся сердца. Не всегда этот стук приносит радость. Слишком сильно бьются жилки. Тяжело дышать. Причём почему-то чаще всего внешне крепкой как скала, Хейс, а не хрупкой Софи.

Вот и решили несколько снизить активность близкого общения, отвлекаясь на привычные для каждой дела. Ни одна не допустит, чтобы другой из-за неё стало плохо. Несколько дней, по сути дела, только ночи вместе и проводили. И вот как замечательно всё опять!

Хейс открывает глаза. Софи шепчет, склонившись над ней.

— Приятно тебя видеть голенькой. Но хочется на тебя в чём-нибудь красивеньком посмотреть.

— Ты же у меня всё видела, — устало вздыхает Хейс, всегда спящая чутко и элементарно не выспавшаяся, — значительный процент сама и купила. Скажи, что именно, и я надену это для тебя.

— Этого у тебя просто нет. Кто контракта раньше не подписывала, хоть пяти, хоть столетняя могут быть на свадьбе в свадебном наряде. Пантера или вот-вот прилетит, или уже здесь. Я смогу быть в чём мечтала рядом с тобой. И никто ничего не подумает.

Хейс снова вздыхает.

— Мне костюм брючный покупать?

— Зачем? Я тебя люблю не за то, что ты на мальчика похожа, а как раз за то, что ты самая девочковая девочка, что я только знаю. Тоже в свадебном платье будешь. Разумеется, в таком, что сама себе подберёшь. И Слово Еггта, это не обсуждается!

Хейс начинает смеяться, долго не может остановиться. Немного унимается только после звонкого хлопка Софи пониже спины. Пожалуй, за всё время принцесса шлёпнула возлюбленную сильнее всего. Даже чуть-чуть больно было. Хейс трёт ушибленное место. Софи приникает губами к тыльной стороне кисти. Шепчет.

— Миленькая, я тебе больно сделала? Прости!

— Терпимо, — почти врёт Хейс, ибо неприятные ощущения, болью это назвать не повернётся язык, почти прошли.

— Тогда скажи, над чем так смеялась? Я чуть не испугалась.

— Представила себя в платье таком. И на «шпильках» такой длины, что все в таких случаях носят, пропорционально своему росту. Да на меня братья твои снизу вверх смотреть будут!

Софи улыбается, представив сцену. Ласково гладит кисть возлюбленной, не давая руку убрать.

— Длину каблуков сама выберешь. Это можно будет обсудить, — Софи усмехается, — Впервые очень за долгое время одежда будет полностью соответствовать моему внутреннему состоянию.

— Последнее время твоему состоянию больше всего соответствует отсутствие одежды.

— Обожаю твоё остроумие! У тебя разве не тоже самое?

— Абсолютно тоже! — Хейс честно кивает головой.

Софи вскидывает руки к щекам:

— Уже представляю, как буду это платье, и всё, что под ним, снимать с тебя.

— Не скажу, что аналогичных фантазий не испытываю, но платья эти надо сперва купить.

— Ты сомневаешься в способностях Пантеры?

— Нет... Я боюсь, что она меня убьёт.

— Поверь мне, даже Старшая Ягр далеко не настолько кровожадна, как про неё говорят.

— Тебе — верю. Но когда есть множество точек зрения на человека, сложно определиться со своей собственной.

— Кэрдин Марине жизнь спасла, — Софи чуть резковата, — достаточно, чтобы определиться?

— Думаю, да, — Хейс меньше всего хочется обсуждать какие-либо скользкие темы, но Софи уже начинает распаляться.

— Пантера Эорен очень сильно помогла. Знала бы ты, какой она была сначала!

— Догадываюсь. Общалась недолго, но заметила, с самооценкой у неё хватает сложностей.

— Это уж точно! — кивает Софи.

— Девчонки Эр продолжают считать, что я примерно в той же должности, что и Смерть, только... — Хейс щёлкает пальцами, — она отвечает за вашу безопасность и охрану внешнего периметра, а я специализируюсь на безопасности внутри Резиденции и на работе с личным составом. Наблюдательные, хотя и хочется иногда по дереву постучать на предмет содержимого их головушек. Заметили, что из не статусных девушек только у меня рация есть. Вот и решили, что я неспроста тут, хотя в крепостном полку не служу. Но вот за тем, что тут творят слежу. Теперь знают, и меры принимаю.

— Комиссар...

— Что?

— Такая должность, иногда и звание в другом мире называется комиссар.

— Может, припугнуть их? Сказать, что и должность, и звание у меня такие и есть? Всё равно, настоящие штаты крепостного полка засекречены. Им их не узнать. В качестве доказательства, надену плащ и шляпу.

— Единственные твои вещи, что я себе хотела взять... Да, я помню, ты мне отдавала, но совесть взять не позволила. Слишком вещь с твоим образом ассоциируется. Хот и ворованная по сути дела.

— Но-но, — грозит пальцем Хейс, — не ворованная, а честно затрофеенная. Хотел чего-то от пьяной девушки. Но не рассчитывал, что она не настолько пьяна, и тоже может забрать всё, что ей понравится.

— Вспомнила?

— Нет, — Хейс честно головой мотает. — А ты что-нибудь узнала?

— И да, и нет. Это шляпа одной крайне жутковатой организации из того мира.

— А не так что?

— Там эта организация только на страницах литературных произведений существует. То есть, её нет.

— Однако шляпа есть... Бред научился материализоваться? Однако, пугнуть их всё равно, стоит. Неизвестность пугает сильнее всего. Так скоро старое прозвище опять новым станет.

— Зачем тебе их пугать захотелось, «Страх-и-Ужас» ты мой? Симпатичные, пусть и слегка глуповатые, девочки.

— На фоне вас двоих я себя иногда полной дурой ощущаю.

Софи снова склоняется к Хейс. Но это не приглашение поиграть.

— Серьёзно поговорим? Что они на самом деле натворили? Расстраивать меня не хочешь? Но я привыкла знать, что у меня дома происходит...

— В сущности, ничего. Младшие, как и все дети, ссорятся между собой частенько. Но там чаще всего, всё удаётся разрешить ещё до того, как я прихожу. Вот старшие... — Хейс качает головой.

— Тоже ссорятся, но уже из-за ревности и Эриды?

— Нет. Вопрос отношений между ними и разноглазой они как-то разрешили ещё до того, как здесь оказались... Эрида действительно... С несколькими сразу. Притом разными. Сама видела. И вроде бы, все всем довольны. По крайней мере внешне.

Софи криво усмехается.

— Она и в школе так же себя ведёт. Тоже много с кем... Некоторых ты знаешь, некоторых нет. Сама знаешь, главная сложность Эр — полное отсутствие представлений о чувстве меры. И все делают вид, будто ничего не происходит.

— Не самая глупая позиция, зная её отца и его отношение к дочери...

— А я знаю ЕИВ и его отношение к некоторым вопросам. Если кто-то умрёт, а разноглазая к этому будет причастна — даже ей не поздоровится.

— Сурово! Но не могу сказать, будто несправедливо. Напакостила — отвечай!

— Мне-то не за что. Разноглазой тоже не за что, но очень сильно опасаюсь — именно пока...

— Это тебе опасаться стоит. У неё к тебе чувства. Безответные — могут к очень нехорошим вещам приводить. Я от счастья себя полубезумной чувствую. А если наоборот?

— Я, в общем-то, о том же самом... — Софи проводит рукой по волосам Хейс — Ты, конечно, моя миленькая, но пытаться меня заболтать я даже тебе не советую. Что тут произошло?

— Они очень сильно поссорились с теми девчонками, что сюда позвала Марина. Чуть до драки не дошло. Я имею в виду, на ножах.

Софи присвистнула.

— Насколько я местные обычаи знаю, это вообще край. Приревновали друг друга к Марине? Не думала, что она тоже, как Эр... Или мы. И куда в таком случае, смотрела сама Маришка? У неё же чутьё на свары...

— Её на Острове не было. Со Смертью где-то отдыхала. Какой-то островок недалеко. Я все эти местные названия не выучила ещё.

— Надеюсь, не так же, как мы, — невпопад бросает Софи, знает — в мозгах неправильное завихрение, но в последние время любое сообщение что две девушки много времени проводят вместе направляет мысли строго в определённую сторону, — так из-за чего они поссорились?

— Из-за происхождения.

— Что-то не понимаю. Мне казалось, разноглазая хоть здесь не сглупила, позвав девочек примерно одинакового социального статуса и из нормальных для этого статуса, семей... — Софи начинает о чём-то догадываться, Хейс мысль буквально подхватывает:

— А Марина позвала приютских сирот. Притом одна из них вообще статуса — ниже не придумаешь. Не сразу разобралась, зачем они ей понадобились?

— По словам Марины, они очень сильно помогли Оэлен. — заметив недоуменный взгляд Хейс, добавляет: — Девочке из прошлогоднего набора.

— Вспомнила! Единственная запуганная из них!

— Умничка ты моя! — Софи опять волосы Хейс гладит. Опять без подтекста, просто в знак одобрения — Дальше что было?

— Совсем ничего хорошего. Они стали самую мелкую из них оскорблять. Причём такими словами — в свой адрес услышу, даже сейчас, могу и убить. Но Вьюнок, хоть и мелкая, тоже ужасно языкастая. Тоже всякого в ответ наговорила. Они собрались толпой её бить. Притом что гораздо старше. За неё самая старшая из этой пятёрки, Звезда, вступилась. Пообещали и ей наподдать. Думали, что калека, ещё и по этому прошлись. Общий посыл был — таким как они, здесь не место. Их даже младшим персоналом сюда не возьмут... Сама понимаешь, это в куда менее литературных формах было выражено. А уж они-то... Зазнались самым обыкновенным образом.

Да одного не учли. У Звезды этой рука, конечно, изуродована. Но только снаружи. Внутри ей ничего не повредили. Она песчаной змеёй стать собирается. Не знаю, как там у неё с умением драться, но характерец подходящий. Вот она этой рукой и врезала. Хорошо так получилось. Тут чуть драка приютские против эшбадовок не началась, но я прибежала. Меня Актиния нашла. Она сразу убежала, как ссорится начали, слишком хорошо знала что из себя представляет та, что с их стороны.

— Разняла?

— Да. Хотя самой противно.

— Что ты сделала?

— Ударила по их синдрому Ленн — болезненно обострённому самомнению.

— И почему ты в медики не пошла? У нас как раз это направление медицины на предмет оценки всяких состояний мозга хромает на все тридцать четыре лапы.

— У нас говорят, ЕИВ это направление вовсе разгромил. По столичному комплексу строительный батальон ходил в полном составе, всё ломая и круша. Хорошо, хоть сотрудников выгнали на улицу сперва. Но материалов множество сожгли. Костров много было. Всего в одном месте теперь этому и учат, треть этажа в одном крыле от силы занимают. И даже это оставлено больше для того, чтобы остальному миру показать, что у нас этим тоже занимаются.

— А у вас не говорят, что причину, за что им так влетело, звать Марина? И что её с ума хотели свести?

— Впервые слышу об этом.

— Вот и делай выводы, кого стоит слушать.

— Тебя, конечно, милая...

— Миловаться потом будем. Что ты сделала?

— По статусам и проехалась. Сказала, что детдомовки по статусу выше их всех, ибо они личные Гостьи Дочери Императора. А все они здесь исключительно потому, что Марина к Эриде хорошо относится, и та тоже Гость Дочери Императора. Марина Принцесса Империи, а Эрида только урождённая. Кто выше, кто ниже, они сразу поняли. Как-никак в месте живут, где положение человека его званием определяется... Если Принцессе Империи что-то не понравится, а попытка нанести вред её Гостям, к этому, безусловно, относится, то она может их всех отсюда выгнать, включая Эриду... Тут они и стали прощения просить... Мне противно, когда унижаются... Умоляли, чтобы я ничего Эриде не говорила...

— Правильно! Марина их просто побила бы... Но обидься на них разноглазая — потеря доступа к денежному мешку — действительно, страшная вещь.

— Я и так их напугала куда сильнее, чем собиралась... В итоге стороны согласились обо всём забыть и сделать вид, что ничего не было. Их старшая потом ходила лично перед Звездой извиняться.

— Ринн, кажется... Плоховато она со своими обязанностями справляется...

— Её никто не назначал, — устало вздыхает Хейс, — равно, как и меня. Хочешь, назначь другую...

— Ты отлично справилась! Сама бы я лучше не смогла. По всем законам ты всё правильно сказала. Другое дело, Марина никогда бы этого делать не стала.

— Это знаешь ты, это знаю я. Но не знали они. Потому и противно.

— Ладно, я поняла, что история грязноватая. Словно сама перепачкалась. Если отдохнула, пошли, ополоснёмся.

Хейс протягивает руку. Софи помогает ей встать. Вместе сбегают к воде. Плескались довольно долго.

— Уф! Такое ощущение, что так до конца и не отмылась! — Софи стоит по пояс в воде, брызжет водой сама на себя.

— Притом, что запачкалась гораздо меньше меня.

— И не говори! — Софи неожиданно садится, окунувшись с головой. Вынырнув, трёт глаза, пытаясь проморгаться.

— Там, в этой сумке, вроде мыльце было. И шампунь. Как догадались всё положить, и так быстро собрать?

— Не надо. Они не собирали, всё уже готово было. в расчёте на максимально возможное число гостей. У меня список есть комплектации этих сумок для самых разных случаев. Причём во всех есть флотская индивидуальная аптечка и средства для женщин. Достаточно сказать: номер такой-то — и всё принесут. На столе в большом кабинете лежит в красной папке.

— Я туда и не захожу почти. Из книг там только «Полный свод законов Империи» со всеми ежегодными дополнениями... Зачем? Столько лишней возни всё это собирать?

Софи брызжется в Хейс.

— Плохо ты что армейскую, что флотскую жизнь знаешь! Что в любой части самое страшное?

— Это-то я помню, — смеётся Хейс, — ничем не занятый личный состав.

— Крепостной полк — тоже армия, даром что только Верховному подчиняется. Вот Смерть и нашла занятие сверх обычного, чтобы совсем от жары не сдурели, сумки комплектовать. Периодически перебирать, ибо часть содержимого имеет срок годности. Будь здесь холодная местность — ещё бы и снег приказала в квадратные сугробы убирать. В Загородном так и делают.

— Разве Смерть и там ещё служит?

— Она — уникальный человек, единственный состоящий в Свите ЕИВ, кто никогда не был в Столице. Ничего, скоро Херенокт её там покатает...

Рассмеявшись Хейс чуть в воду не падает.

— Некоторые вещи везде одинаково работают. Так, да?

— Умничка ты моя! — Софи снова брызжется, словно расшалившаяся маленькая девочка. Да и Хейс кажется, будто ей сейчас куда меньше лет, чем на самом деле.

Хватает Софи под руки, начинает кружиться, как с маленькой. Софи только смеётся. Когда поставила, Софи сгибается, чтобы отдышаться, рукой о спину подруги опирается.

— Уф! Не поверишь, но такого со мной никогда не было. Только на картинках видела, чтобы так дети играли. Ты не устала? Покружи меня ещё!

— Я-то могу, — берёт под руки, — Ты лёгонькая. Но у самой-то голова не закружится?

— У меня лучший на этом острове вестибулярный аппарат.

Сидят у огня. Доедают оставшихся рыбин.

— Как это крабы не нашли их раньше нас? Мы же долго в воде были.

Хейс чуть щурится, глядя на огонь.

— Ты, как самая настоящая маленькая, из воды выходить не хотела. Когда я пришла, один уже тут был.

— И где он?

— Вон тем камнем у огня накрыт. Скоро зажарится, наверное.

— Живодёрка, — Софи шутя пинает Хейс. — Хоть бы убила сперва!

— Рассказать, как я курам головы рубила?

— А я по слонятам стреляла! Бе-е-е! — Софи язык показывает.

Хейс и бровью не повела.

— Чем краб этот тебе помешал? Выкинула бы в кусты.

— Чтобы он друзей привёл? Я этих рыб честно настреляла, и только с тобой ими согласна делиться, а не с крабами какими-то, которых я совершенно не знаю.

Софи в кулачок прыскает, с опозданием сообразив, что ведёт себя как разноглазая. Впрочем, Хейс не придаёт этому значения, хотя неплохо изучила все её выражения.

— Как ты до такого додумалась?

— Читала где-то, — зевает Хейс, — только там его, вроде, на нагретую плиту живым кладут, потом чем-то горючим прыскают и крышкой накрывают.

Софи трёт подбородок.

— Насколько я помню, местные их варят... Надо было распорядиться ещё котелок с треногой принести...

— Давай, ты лучше утром распорядишься, чтобы домик какой-нибудь нам собрали, как в Бухте Эриды?

— Тогда смысл в дикости этой бухточки пропадёт.

— Верно! Крабы вкусные... Девчонки угощали.

Софи показывает чуть выше полуметра от земли.

— Они их почти с вот такого возраста ловят и едят. Ты с ними ловила?

— Не. Они их с кухни берут. Там садок есть со свежими.

— То есть, ты их не готовила?

— Невелика наука. Не сложнее, чем раков ловить. Можно подумать, ты их готовила...

— Я, хотя бы, всех морских ракообразных умею правильно разделывать и есть.

— Мне покажешь, а то я их только в виде мяса видела.

— Ты смотри, что бы он у тебя там не сгорел...

Хейс вскакивает, сообразив что времени прошло уже куда больше, чем требуется для варки раков.

Сгореть краб не успел. Цвет только поменял. Как рак красным стал.

Хейс перекидывает тушку из руки в руку, ожидая пока подостынет:

— По-моему он крабом только зовётся из-за внешнего сходства, с биологической точки зрения это же рак самый настоящий, — переворачивает разглядывая количество конечностей. — Он же был в учебниках как классический пример гомологического внешнего сходства животных разных видов. Панцирь, как у краба, но во всех отношениях самый настоящий рак. Даже в раковине живёт в молодости время, как самый настоящий одиночный рак. Но местными считается крабом...

— Или ракокрабом, — ехидно подсказывает Софи, успевшая сходить за крабовым ножом и теперь плотоядно им поигрывающая. — Ты его мучительно казнила не для того, чтобы ножки разглядывать.

Хейс носом шмыгает, словно собираясь заплакать:

— Вспомнила, что я забыла сделать, его вином надо было полить перед тем как жарить.

— Не перед, а в процессе готовки, — уточняет Софи, вспомнившая, как подавали к столу у Кэретты совсем другого ракообразного, его полагается готовить на глазах у того, кому подают. — И не вином, всё равно его у нас нет, а чем-то покрепче, чтобы погорел немного прямо на плите перед тем как накроют крышкой. Кстати, наша настойка вполне себе горит...

Хейс страдальчески вздыхает:

— Поздно уже...

Дальше краб-ракокраб был успешно разделан. Но оказался невкусным. В результате был отправлен вслед за невезучими ядовитыми рыбинами.

У не наевшейся Хейс над всеми инстинктами неожиданно возобладал охотничий. Кровожадно оглядевшись, словно за деревьями могла скрываться какая-то крупная дичь, взяв ружьё, снова отправляется к воде. На этот раз Софи решает к ней присоединиться. Еггта она или кто? Да и охотничий опыт кой-какой имеется.

Вдвоём настреляли вдвое больше и во столько же быстрее. В меткости не соревновались, хотя по причине высокой наблюдательности Софи считать получалось как-то само-собой: вышло где-то пятьдесят пять процентов на сорок пять в её пользу. В отличии от крабов, рыбу Хейс готовить умеет.

Принцесса Империи и дочка земледельца снова сидят у огня, настойку местную маленькими глотками попивают, да рыбкой закусывают. Хотя настойка обещает определённые последствия в следствии употребления, ни Софи, ни Хейс не хочется вообще ничего. Только так вот сидеть, наслаждаясь гармонией с огромным миром и с самими собой.

— Теперь точно знаю на кого мы похожи, — Софи глоточек делает, — жертвы кораблекрушения. Голые, не слишком чистые, про мои или твои волосы я промолчу лучше. Зато живые, и вокруг что-то уцелевшее с судна валяется.

— Более близкое к жизни сравнение, согласна, — свой стаканчик Хейс залпом опустошает, — но в наше время никто у костра сидеть не будет, сразу пойдут людей искать. Нет практически в этих водах ненаселённых островов.

— Какая же ты временами зануда!

— Мне это на плите выбьют, если доживу до неё. «Здесь лежит страшная зануда».

— Надеюсь, не увижу этой плиты, — Софи решительно набулькивает новый стаканчик.

Хейс поднимает свой:

— За это и выпьем! Чтобы и мне твоей не увидеть! Хотя рано ещё об этом думать! Лет по семьдесят у нас ещё есть!

— Чтобы навсегда молодой и красивой остаться. Неважно каким путём! Знаем, что он есть, и снова найдём!

Дзинь! Дзинь!

Над Резиденцией расцветает огромный фейерверк. Софи кривится, как от зубной боли.

— У разноглазой тоже праздник сегодня, — констатирует очевидный факт.

Эрида парадоксальна и в этом: само воплощение миролюбия, Эр любит яркие разрывы фейерверков. Словно не понимая, что все эти яркие звёзды могут быть и оружием.

Хейс очередную рыбку с костей счищает. Довольна и собой, и вкусом рыбки, и всем вокруг. Хотя всем известная логичность спать ещё не ушла.

— Тебя не смутило, что рыбы так много?

— Ничуть, — Софи затягивается сигаретой в янтарном мундштуке, — эта часть акватории считается заповедной, ловить рыбу разрешено только членам семьи и Гостям ЕИВ. Рыба же не такая дурная, как кажется. Хотя... — Софи хитро щурится. — Я читала «личное дело» Смерти, — знаешь, что там написано в графе увлечения?

— Раз, речь о рыбе зашла, то очевидно, что «рыбалка»? — предполагает Хейс.

Софи даже в ладоши от удовольствия хлопает.

— Умничка ты моя! У ЕИВ особая склонность к шуткам. Поставить вблизи рыбы человека на ловле этой рыбы помешанного.

— Наоборот, всё логично. Человек особо рьяно будет охранять ещё и акваторию, чтобы никто больше, кроме неё, там рыбку не ловил.

Софи весело смеётся:

— Я всю жизнь его знаю. И то далеко не всегда понимаю мотивы принятых им решений. А ты вон как быстро во всём разобралась... Может, тебе попробовать к нему в секретари пойти? Всегда говорил, как нужны люди с мозгами и ему лично, и Империи в целом... Да и любит он технарей... Тем более, у ЕИВ есть принципы, никогда не проявлять внимания к женщинам, находящимся в его непосредственном подчинении. Всё время сможем вместе быть, и ехать никуда не понадобиться.

— Нет, не получится. Не потому, что я в себе сомневаюсь. Мы тогда сможем видеться намного реже. Сама же знаешь, ЕИВ постоянно по стране перемещается. Соответственно и большая часть свиты тоже.

— Ты, как всегда, потрясающе логична. Иногда, к сожалению. Но я тоже кое-что могу. Попрошу сделать меня его личным представителем... Хотя бы, по вопросам культуры... Хотя, в принципе, представитель каким угодно вопросом может быть поставлен заниматься... Мне он никогда не отказывал...

— Не откажет и сейчас, — кивает Хейс, — только тогда уже тебе, милая, придётся по стране разъезжать.

— Ну и что? Я тебя к себе секретарём возьму. Ты всё время со мной будешь. Никто и слова не скажет. Вернёмся — подниму инструкции. Сколько человек Представитель может брать в свиту по своему усмотрению. Там точно больше одного.

Хейс призадумывается. Любимое дело — это любимое дело. Но тут возлюбленная делает предложение, что один раз в жизни бывает. И отказываться от такого... По меньшей мере, не рационально...

— Крайне заманчивое предложение... Но что тебе, что мне лучше пока не менять род занятий... Если ничего не изменится, то сможешь повторить тоже самое через год? И тогда я соглашусь. Я сама хочу хоть кем-то стать кроме лучшей выпускницы сама знаешь какого года.

Софи зачем-то вытирает глаза рукой.

Кивает:

— Я согласна, милая. Так и сделаем. Ты как всегда, потрясающе логична. Это мы должны управлять чувствами, а не чувства нами... Но это потом... А сейчас, — протягивает руки, — Миленькая! Иди ко мне! Сделай мне хорошо...

* * *

Влюблённые лежат рядом глаза в глаза. Обе уставшие. Силы есть только на то, чтобы слегка гладить друг друга. Ну и болтать о глупостях

— Вроде, не особенно кушать люблю, — полусонно улыбается Софи, — а рыбки съела чуть ли не больше тебя.

Хейс проводит ладонью по щеке Любимой.

— Ты хоть читала инструкцию от своих пилотских таблеточек? Они не только энергичности способствуют и спать не дают, но и побочные эффекты имеют, — гладит пальцем носик Софи, — один из них — резкое повышение аппетита.

— Ты же тоже их пила... Чтобы ночами не спать...

— Я же не сказала, что мне кушать не хочется... Кстати, я тут подумала, раз мы вроде как в заповеднике, причём твоём личном, но всё равно, не слишком ли мы много рыбы набили?

— Так это обычное человеческое свойство — сначала живности набить, и только потом думать, надо ли было столько? Мне плевать на самом деле, ещё икры намечут. Рыба-луна и триста миллионов икринок может.

— Таких мы ни одной не подстрелили, — посмеивается Хейс.

— Ну да, чуть ли не самая здоровая костистая рыба... Слушай, что-то я сонная, а спать не хочется... Может ещё по пилотской таблеточке? У меня с собой...

— Здесь? — хихикает Хейс, сейчас на них даже браслетов нет.

— Ах, ты, плохая девочка, — Софи щёлкает Хейс по носу, — чувствую, что ты подумала. Но должна же знать, я от тебя ничего не прячу! В моей сумочке, конечно...

Хейс резко поднимается, протягивая руку Софи:

— Пошли за ними! Да и выпьем ещё! А то желание побезумствовать есть, а с возможностями — не очень.

Софи поднимается с ленцой. Но глазки задорно блестят.

* * *

— О чём думаешь? — Софи выручают «кошачьи» глаза. Впрочем всё выражения лица возлюбленной она давно уже изучила. Равно как и Хейс её.

— Хорошо сейчас было...

— Это да...

Софи приподнимается, и довольно резко проводит волосами по груди Хейс. Говорит с оттенком каприза:

— Я уже говорила — не пытайся меня забалтывать. Я это чувствую... По крайней мере, в твоём исполнении... О чём задумалась на самом деле?

— О нас...

— Я не до такой степени твои эмоции ощущаю... Хотя буду стараться.

— Ты не задумывалась, каким мир будет, когда всё кончится? Я чем дальше, тем больше этого времени опасаюсь...

— Пережили уже один раз такое время...

— Сама знаешь, пережили не особо легко. Сейчас будет хуже?

— Почему?

— Вооружённые силы сильно выросли. Только одна сторона демобилизует куда больше людей, чем в тот раз — обе. Люди, великолепно умеющий только одно — убивать. Люди, привыкшие, что винтовка рождает власть. Я даже за своих родственников опасаюсь...

— Кто, и что именно?

— Брат. Старший. В прошлый отпуск поссорился с одним... Не то из-за подруги, не то из-за земельного спора, не то из-за вечной, как мир нелюбви фронтовиков к тыловикам. Было чуть ли не в последний день. Пообещал его убить при следующем приезде. Скоро опять отпуск должен быть... Там фронтовых кризисов не намечается. Значит, приедет и убьёт. Я его знаю. Может, и ещё кто пострадает.

— С чего это тебе так подробно всё расписали? Почти же переписки не вела.

— Мать есть мать, не хочет, чтобы кто-то из её детей умирал. Вот и писала, как ей не понравилось, как брат смотрел на мои фото. Лучше я там ещё несколько лет не появлюсь. Мол, брат говорил, совсем полублагородной стать решила, длинная. И зло так говорил... Наверняка, уже и как тварь из Великого Дома стала разговаривать... Я ведь действительно так разговариваю, это даже Ленн или Яроорт подмечали. Да и у вас двоих вопросов к моей речи не возникало.

— Это верно. Но разве за такое могут убить?

— Представь, могут и за меньшее. Сословные предрассудки — вещь, работающая в обе стороны. Притом по тамошним представлениям я разбогатела исключительно за счёт раздвигания ног. Там к этому относятся куда суровее, чем в Столице или здесь. Я туда и так особо не рвусь. О будущем думать не хочу. Мне и здесь хорошо.

— Но будущее всё равно наступит. Вопреки нашим желаниям.

— Я знаю, поэтому ещё о более близком поразмыслить: Я думаю, не слишком ли сильно мы с тобой веселились? Это могло привлечь ненужное внимание. Тем более, в Резиденции достаточно лиц, слишком хорошо в фотоделе разбирающихся.

— Здесь ты ошибаешься. Нас могут потревожить из прочих тут находящихся только Марина и Эр. Марина — ну ты же знаешь, это Марина. Разноглазая — слишком много в прошлом было хорошего, чтобы вот так её прогонять... Другое дело, она сама ко мне сейчас не подойдёт.

— Она сейчас безумна, равно, как и мы. Но мы есть друг у друга. А у неё — настолько близкой, как ты мне — нет. Вот неразделённые чувства — есть. Это может стать опасно.

— Не станет; она слишком добрая и безвредная. Марины, при теоретическом приступе ревности, стоило бы опасаться. Она привирает, что определённые вопросы её не волнуют. Но не разноглазую. Она никогда ни одному человеку вреда не нанесёт.

— Мне кажется, в её поведении происходят определённые изменения.

— В чём они проявляются?

— Она слишком откровенно стала развлекаться. С несколькими сразу. Это не только я видела.

Софи гладит Хейс по волосам.

— Не стоит волноваться. В школе она примерно так же себя ведёт. Только там все знают в каких местах и в какое время не стоит появляться. Тут это не все выучили. Подозреваю, было это в строго определённых местах...

— Да. В основном, на берегу большой бухты, теперь её имени.

— Вот видишь, — Софи ласково проводит рукой по щеке.

— Признаться, меня больше смущает наличие у неё не только мощных объективов, и то, что фото, сделанные с их помощью, могут попасть не в те руки.

— Сказала же, насчёт Эр можешь не волноваться. Она любит подсматривать, но фото при этом никогда без разрешения не делает. У неё же есть откровенные и твои, и мои фото. Да и ещё очень многих. Ни одно не пропало.

— Ты уверена?

— Маришка докладывает. Она с ней продолжает дружить, как и раньше.

— Просто дружить? Характер отношений не изменился?

— Представь себе — нет...

— Не обижайся, но с трудом верится. Я знаю, какими глазами смотрят, когда тебя хотят. У разноглазой такой взгляд фактически постоянно, притом направлен почти на каждую, кроме самых младших. Да и то, я бы сказала, есть негативные тенденции.

— Тебя кажется — островитянки развиваются быстрее столичных. Эр же большую часть года видит именно их. Насколько я знаю, определённая возрастная граница у неё есть, и ни разу не нарушалась. К тому же, тут достаточно тех, с кем можно по любым законам, и их здесь большинство.

— А персонал?

— Как ЕИВ выражается: «Если не доверять тем, кого сам же набрал в Крепостной полк, то кому вообще тогда можно доверять?» Тут только те, кто знает слово верность. Причём практически все — вроде Смерти, в том смысле, что мы для каждого что-то хорошее в жизни сделали. Притом такого разряда, что до смерти не забывают.

— Если это так, то это очень хорошо. Я же не могу от мыслей отделаться, что с годами люди меняются только в худшую сторону...

— Если тебя что-то смущает, то можем в Верхнюю часть Резиденции перебраться. Там почти никто не бывает, да и посты охраны можем переставить... Кстати, там в одной из спален — зеркальный потолок и одна из стен...

— Не откажусь как-нибудь посмотреть, — шепчет Хейс, удерживает Софи за руку, не давая подняться, — знаю я тебя, Еггта электрическая. Сейчас туда и потащишь. Но мне пока ничего не хочется. Да и не доверять тебе в твоём же собственном доме — по меньшей мере, не слишком умно.

— Свежий взгляд на вроде бы очевидные вещи, никогда не помешает!

Хейс трётся носом о щёку Софи.

— Но сейчас, что у тебя, что у меня, взгляд какой угодно, только не свежий.

Принцесса хихикает с оттенком дурашливости:

— Умеешь ты похвалить... Зеркальце принести? Чтобы ты в качестве собственного взгляда смогла убедиться.

— Я в темноте вижу гораздо хуже тебя. А собственную рожицу всё-таки лучше при ярком свете разглядывать. Да и зеркальце я тоже ношу.

— Рожицу... Скажешь тоже, — Софи всё ещё весело, — Скажи ещё раз, хочется привыкнуть, как это слово в твоём исполнении звучит...

— Моя ро-жи-ца, — по складам произносит Хейс, — удовлетворила твоё любопытство?

— Не полностью. Надо ещё вспомнить, каких слов я от тебя не слышала.

— Полный словарь грэдского языка содержит десятки тысяч слов. Наверняка я многих не знаю. К тому же, ты ещё трёхъязычная, так ещё наверняка очень многого от тебя не слышала.

Софи зачем-то губы облизывает.

— Как ты могла убедится, у меня язычков столько же, сколько у тебя...

— Знаю! — усмехается Хейс. — Но мне пока твой нужен только затем, чтобы разговаривать.

— Мне тоже. Кажется, и я, наконец, по настоящему устала. Отлежимся и обратно пойдём?

— Хорошо! Только спешить никуда не будем... Рассвета дождёмся... Я его здесь по-настоящему и не видела никогда. Всё чем-то другим были заняты.

Софи хихикает.

— Люблю этот смех слушать. Люблю, когда ты весёлая... В такие моменты не надо мне больше ничего.

Софи проводит ладонью по лицу Хейс.

— В такие моменты и мне больше ничего не надо. Лишь бы тебя рядом ощущать.

— Знаю! Только относительно недавно поняла, как это тишиной и покоем рядом с тобой можно наслаждаться. Ты рядом спишь — значит всё в мире хорошо.

— Чаще мне доводилось слушать, как спишь ты...

— С эти ничего не поделать. У тебя больше определённых сил.

— И мы, наконец-то разобрались, как их правильно использовать...

— Про себя говори, — Хейс посмеивается, — мне и раньше бывало так же хорошо, как сегодня... Ну и вчера...

Софи наматывает волосы Хейс себе на палец.

— По-моему, это называется лесть, — капризно дуется, — ты же знаешь, это качество у людей я не очень люблю.

— Зато я люблю, когда ты капризничаешь. Ты такая миленькая, когда надутая.

Софи невольно начинает смеяться. Впрочем, достаточно быстро становится совершенно серьёзной. Вот такое её состояние Хейс не слишком любит. Неудобные вопросы Софи задавать умеет ничуть не хуже её самой.

— Я вот подумала про угрозы твоего брата. Это ведь может быть для него чревато. Попытка тебе навредить — эта попытка нанести вред уже мне. Со всем, что из этого следует.

— Не было же ещё ничего, кроме страхов материнских. Они могли быть и другими причинами вызваны.

Софи приподнимается на локте:

— С интересом все выслушаю. Сама понимаешь, всё, что касается твоей безопасности теперь касается и меня.

— Один страх самый банальный — дочек становится на одну больше, причём старшая, как столичная не только начнёт воду мутить, но наверняка, и договор захочет в ближайшее время подписать. Сама говорила «чтобы всё было, как у людей» работает лучше многих действующих законов. Деньги уже отложены на младших, они все, кроме одной, погодки. Быстро столько денег не соберёшь...

— Ладно, мне такие народные обычаи не слишком нравятся, но ничего противозаконного в них нет. Тем более, ты погостишь и уедешь. Даже денег можешь подкинуть. Я знаю цены на основные сельскохозяйственные машины, или породистый скот.

— Не хочу я никуда. Слишком привыкла жить, как столичная.

— Ты дальше рассказывай.

— Иногда страхи придумываются. Почему-то боялась, когда отец с братьями раз-другой в год на охоту ходили. Опасалась несчастных случаев на охоте... Ты только подумай, разве могут как-то неправильно обращаться с винтовкой люди, у каждого из которых первая награда — знак «За меткую стрельбу». Ладно, можно допустить, раз в несколько лет и незаряженная винтовка стреляет... Но дальше уж совсем дичь начиналась. Думала, они не охотится ходили, а разбойничать. Притом, в нескольких округах бывало по несколько лет ничего не происходило, кроме пьяных драк.

— Говорят, некоторые, подписав договор, начинают сильно тупеть, отдав все мыслительные функции другому. Чаще такое бывает с женщинами, но случается и с мужчинами.

Хейс вздыхает:

— Грустно, конечно, но с мамой именно это и произошло.

— Слабоватое утешение, но и в Великих Домах такое бывает... Впрочем, даже когда оба мозга в целости сохраняются, тоже сплошь и рядом ничего хорошего не бывает... Впрочем, твоему брату в любом случае не стоит в родных местах появляться.

— Софи не делай ему ничего, все предыдущие рассуждения — возможно, просто домыслы.

— Ну, а если нет? Мне убийства в тылу тоже как-то не особенно нужны.

— Вспомним Марину. На скольких она смотрела, будто готова убить. Убила хоть кого-нибудь?

— Сестру я знаю, твоего брата — нет.

— Не делай ему ничего. Очень тебя прошу...

Софи недовольно дёргает плечом:

— Почему все и всегда вспоминают только о приписываемой нам кровожадности? Есть и другие способы на людей воздействовать, причём не причиняя никому вреда. Совсем даже наоборот. Не поедет он в родные места. Поедет в солдатский центр отдыха. Кстати, отпуск туда вполне считается наградой с занесением, да и самим личным составом воспринимается крайне положительно, ибо список доступных там радостей жизни весьма высок.

— Неплохой выход, устраивающий всех, — кивает Хейс, неплохо умеющая просчитывать возможные варианты развития событий.

— Всё почему-то говорят, какие мы кровожадные, — Софи откровенно мурлыкает.

— На тебя даже сестра непохожа, а ты хочешь, что бы я обо всех взялась судить, включая тех, кого не знаю и давным-давно умерших. От вас я только хорошее видела. Я умею благодарной быть...

— Ты уже отблагодарила, — улыбается Софи, — множество раз. Конечно, мне это совсем не надоело, но сейчас я сильно устала.

— Я о другом говорю. Что будет потом. Слишком много для меня сделано, чтобы это возможно было забыть.

— Так ты и не забудешь. Я знаю.

— Чувства ослабевают со временем.

Софи усмехается. На этот раз — невесело:

— Я знаю. Даже я не скажу, будто мы вечно вместе будем. Давно уже не строю столь долгосрочных планов.

— Сейчас их ни у кого нет.

Софи озорно хихикает:

— Почему, как раз у некоторых художников и есть. Точно знаю — и у нас, и даже на Юге некоторые разрабатывают проекты мемориала «Победа!». Правда, те наши проекты, что видела, с моей точке зрения, хромают. У южан, уверена, ситуация аналогичная.

— Так сделай лучше, ты же умеешь. Если до реализации дойдёт, твой проект по, определению, будет предпочтительнее прочих.

— Так я пробовала, — шмыгает носом Софи, — тоже не очень выходит. Внутреннего настроя оказывается, маловато. А внешнего — недостаточно. Видимо, одно с другим должно совпасть, чтобы нечто достойное вышло.

— Хочешь сказать, пока не замаячит иллюзия настоящей Победы или хотя бы мира на наших условия, не очень умно подобные мемориалы проектировать.

— Именно так... Хотя, — Софи снова весела, — у нас ситуация чуть-чуть, но получше.

— Это почему? — Хейс недоумение старательно разыгрывает. Знает: возлюбленная часто мыслит парадоксально, и сейчас приведёт какой-то, совершенно неожиданный для Хейс с её рациональностью, довод.

— У нас, в смысле у Империи, Эрида есть. Она такое может придумать... — Софи качает головой, цокнув языком. — Ей внешний настрой не нужен, она сама себя настроит на что угодно.

— Надо ей на что-нибудь такое намекнуть. Может, сменит объект интересов, какие приступы работоспособности у неё бывают, помню по школе.

— Меня она будет слушать очень внимательно. Но совершенно не услышит, что я буду говорить. Ибо размышлять будет исключительно о достоинствах моего тела...

— Есть о чём... — глуповато хихикает Хейс.

— Тебя она, скорее всего, услышит. По старой памяти. Но ты слишком уж со мной ассоциируешься. Сомнительно, что ты сможешь вызвать у разноглазой какие-либо положительные эмоции.

— К тому же, я для неё элементарно старая, — посмеивается Хейс, — заметила уже, на меня смотрит примерно такими же глазами, как на какую-нибудь статую. Кажется, с трудом удерживается, чтобы не удивится, как это я умею говорить.

— Её девчонки — тоже не вариант, — качает головой Софи, — чтобы на разноглазую повлиять. Кажется, они от Эр чем-то заразились, и только об одной вещи способны думать. Одну определённую просьбу в любом из возможных вариантов выполнят охотно. Но о любой другой забудут, как только скажу. Кажется, они железно сумели уяснить только то, что с Еггтами лучше не ссорится.

— Ты специально самый простой вариант не упоминаешь?

— Я уж думала, ты не догадаешься! Да, Марина с ней по-прежнему общается. И её болезненная влюблённость сестрёнке крайне не нравится. Через неё можно попробовать повлиять. Тем более, она увлекается большими статуями... При этом ей по-прежнему нужна Эр, способная соображать. Пусть хотя бы, в таком же объёме, как она делала раньше.

— Это будет уже большим достижением.

Софи оглядывается по сторонам:

— Ну вот, опять так заболтались, что рассвет пропустили. С тобой не замечаешь, как что дни, что ночи пролетают.

— Я рада, милая...

— Вставай, и пойдём одеваться.

— Убраться не помешало бы...

— Без нас есть кому этим заняться. — придирчиво осматривает Хейс, — ты кроме браслета что-нибудь ценное брала?

— С тобой пусть всё оно в шкатулке лежит... — хихикает возлюбленная принцессы, — с тобой даже в собственной кровати любую вещь потерять можно.

— Ага! Твой браслет я вижу, вон там лежит. Одевайся и пошли. Нам ещё долго вместе отмываться...

— Вместе... — зачем-то повторяет Хейс.