Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Трапезный зал был украшен в чёрных тонах. Вместо традиционного соревнования факультетов, победу в котором одержал как раз Хаффлпафф, чёрные полотнища. Чёрное присутствовало в одеянии всех профессоров. Тяжелее всех пришлось, конечно же, декану Хаффлпаффа. Профессор Спраут плакала и всхлипывала, проходя на своё место за праздничным столом. Крауча и Бэгмэна не было — гриффиндорцы, у кого были родственники в Аврорате, говорили, что обоих заключили под стражу.

Кто-то видел накануне после трагических событий в замке дементора, присланного по приказу Фаджа из Азкабана.

Профессора Муди за столом не было.

Дамблдор, в чёрном, вопреки обыденному, одеянии, с тяжёлым сердцем вышел к своему обычному помосту.

— Уважаемые студенты. Дорогие гости Хогвартса. Закончился ещё один учебный год. Тяжёлый для всех нас.

Зал затих.

— Многое я хотел бы сказать вам сегодня вечером, — продолжил Дамблдор, — но прежде всего я должен признаться, что мы потеряли очень хорошего че­ловека, который должен был сидеть здесь, — Дамблдор махнул рукой в сторону стола Хаффлпаффа, — и вместе с нами радоваться Прощальному пиру. Я хотел бы, чтобы все сейчас встали и подняли стаканы в честь Седрика Диггори.

Студенты всех факультетов, включая иностранцев, встали. Трагедия, произошедшая на Турнире, не оставила равнодушным никого. Дамблдор продолжал говорить о Седрике. Миллисента, сидевшая напротив, утёрла слёзы.

Теодор и сам едва сдерживался. Этим утром он получил письмо от взъерошенной совы, написанное дрожащей рукой.

«Я надеюсь ты цел. Пожалуйста никогда не совершай моих ошибок. Не знаю увижу ли тебя сынок. Мы с мамой любили тебя больше жизни. М».

— Министерство не хочет, чтобы я это говорил вам. И всё же. Седрика убил Волдеморт.

Студенты тут же загомонили. Те, кто уже знал эту новость, как Нотт или Малфой, отреагировали вяло, однако прочие ярились. Кто-то доказывал, что это невозможно, другие кричали, что виноваты Крам, Поттер и организаторы. Дамблдор поднял руку.

— Возможно, некоторые из ваших родителей будут в ужасе от того, что я сделал. Либо потому, что они не верят в возвращение Волдеморта, либо потому что считают вас слишком маленькими, чтобы говорить об этом. Но я уверен: правда в любом случае предпочтительнее лжи, а пытаться представить смерть Седрика несчастным случаем или заявить, что он сам в этом виноват, было бы оскорблением его памяти.

Кто-то заверещал.

Малфой наклонился к Пайку, на лице у которого было написано отвращение к другим слизеринцам, и попытался что-то ему сказать, но тот отодвинулся и отвернулся, не желая слушать. Теодор оглянулся. Все студенты Слизерина были ошеломлены, кто-то со страхом, кто-то — с какой-то безумной надеждой.

Дамблдор продолжал говорить. Он вспоминал Диггори и самоотверженность Поттера, вернувшего его родителям, то, что Турнир был призван служить укреплению дружбы между магами разных культур и про то, что в Хогвартсе всегда находят помощь те, кто о ней просит.

Когда он закончил и прошёл на своё место, никто не хлопал.

Иностранцы покинули Хогвартс на следующее утро, прежде чем студенты отправились на Хогвартс-Экспресс.

* * *

Поездка в поезде показала, что и как британские молодые волшебники думают обо всём случившимся.

Рита Скитер выпустила по горячим следам статью «Трагедия в Хогвартсе» — но ни словом не задела там ни Поттера, ни слова Дамблдора, рассказав лишь о «бредовых версиях случившегося» на Турнире и о том, что и как приводило к смерти Чемпионов в прошлом.

В своём купе Теодор оказался поначалу один.

Артур и многие другие хаффлпаффцы поехали в общем вагоне, обсуждая слова Дамблдора и всё то, что каждый из них думал о ситуации.

Дин поехал со своей девушкой. Гриффиндорец, даже не пытаясь быть обходительным, сказал ему перед поездом, что доберётся до дома сам.

Симус не удостоил Теодора внимания.

Джинни в сопровождении братьев поднялась в свой вагон, даже не удостоив его взгляда. Как будто бы ничего не было.

Изо всех гриффиндорцев Клуба самообороны только Невилл составил ему компанию.

— Ты знаешь, кто весь этот год, ну… изображал перед нами Шизоглаза? — спросил он негромко, закрыв за собой дверь. Теодор чувствовал себя отвратительно, и едва нашёл силы, чтобы покачать головой.

Даже Блейз Забини ехал отдельно. Терри Бут обещал заглянуть позже, но Теодор чувствовал, что это только оттого, что он уже был ему чем-то обязан. Даже на Слизерине родство с Пожирателями смерти, пусть никто и не верил Дамблдору, стало линией, отчудившей одних от других. Не желая того, Малфой, Крэбб, Гойл и Нотт оказались в одной ситуации.

К тому же ранним утром кошмар, разбудивший его, сжал всё его нутро в жуткий комок, заставляющий едва ли не плакать, и не отпускавший его до самого подъёма. Мальчик был если не уничтожен, то точно раздавлен.

— Это был Бартемиус Крауч, — выдавил из себя Невилл. Тео видел, что приятелю с Гриффиндора так же плохо, как и ему.

— Но ведь они постоянно были рядом, — точно так же выдавил из себя Нотт. Невилл всхлипнул. Даже жаба, которую он таскал с собой, молчала в его сумке.

— Другой. Дамблдор сказал бабушке, она… она смотрела на его тело. Это был Бартемиус-младший. Ты ведь слышал, что случилось с моими мамой и папой, да?

Не найдя в себе сил ответить, Нотт кивнул.

— Это сделали Лестрейнджи и Крауч. Их поймали и всех четверых отправили в Азкабан… и Крауч умер там через несколько лет, я хорошо помню, как бабушка отмечала это.

— А Лестрейнджи?

— Я их ненавижу, но они по-прежнему живы.

Мальчики замолкли.

— Ты не сердишься на меня, ну… — спросил вдруг Теодор.

— Нет. Я знаю, что ты не тот, кто поддержал бы ублюдочное правление Волдеморта, — твёрдо ответил Лонгботтом. Теодор сглотнул комок и одними губами поблагодарил своего приятеля.

В тишине они и ехали, пока к ним не заглянул Бут.

— Тео, я, это… — он неловко присел на краешек дивана. — Я не верю в эту чепуху, которую сказал директор, — наконец, набравшись смелости, признался он. — Я знаю, что твоего отца оправдали тринадцать лет назад, и не хочу, чтобы эти обвинения, которыми бросаются хаффы, повлияли на нашу дружбу.

— Спасибо, Терри, — прошептал Теодор, всё так же сидя, прислонившись к окну. — Я… спасибо. Я надеюсь, что все это поймут.

Бут, осознавая неловкость своих действий, встал и, пожелав отчего-то хорошей дороги, вышел, прикрыв за собой дверь.

Тео не заметил, как задремал.

* * *

На вокзале ему казалось, что каждый, каждый волшебник косится ему вслед. Каждый видел в нём не самостоятельного пятнадцатилетнего, почти взрослого, колдуна, а сына Пожирателя смерти. Думал ли директор о таких последствиях, когда говорил о возрождении Тёмного лорда? Думал ли он, что студенты тут же возложат друг на друга эту ненависть?

Артур поймал его возле камина.

— Тео, — он взял его за плечо. Нотт шёл, ссутулившись, и их глаза оказались почти на одном уровне. — Твой отец, он, ну…

— Ты и так знаешь.

— Поттер всем рассказывает, — прошептал он, — что видел твоего отца там, среди прочих. Там был бой, я не хочу, чтобы ты понял неправильно, но…

— Но ты не составишь мне компанию сегодня вечером, — тускло продолжил Теодор. — Я и не прошу. У тебя завтра корабль. Останься в Дырявом котле, что ж, деньги у тебя есть.

Гэмп отпустил плечо Нотта и неловко кивнул ему, прощаясь.

— Я напишу тебе, как только смогу, — почему-то отчаянно, прикусив губу, сказал Артур. — Прости меня, друг, прости!

Теодор пошагал дальше, почти не чувствуя вес своего саквояжа в руке. Камин казался ему слишком простым способом вернуться домой, и он выбрал долгий. Летнее закатное солнышко приятно согревало его спину в белой рубашке, когда он садился в маггловский поезд, но думы Теодора были далеки от того, чтобы веселиться этому солнечному летнему деньку.

Уже стемнело, когда он подошёл к границам Нотт-холла. Когда-то к их дому вела одинокая мощёная булыжником дорога, ещё римская, как говорила ему бабушка. Теперь от неё не осталось и следа. Громады маггловских домов нависали вокруг. Големы, которыми их строили, сменились множеством новых лиц. Пакистанцы и кенийцы, выходцы из Гвианы и Афганистана заселили новые кварталы на бывших землях Ноттов.

Малфой, заикаясь про дружбу, наверняка не знал о том, как именно его отец нанёс оскорбление семье Ноттов. Снедаемый дурными мыслями, Теодор переступил границу палисадника. С удивлением он обнаружил, что и последние магглоотталкивающие чары на особняке пропали. Дверь была оклеена жёлтым полицейским скотчем, вызывавшим неприятные воспоминания о ночной вылазке три года назад. С силой дёрнув на себя дверь, Теодор с удовлетворением заметил, что чары его узнали и сами открыли замок. Хоть что-то магическое осталось в этом доме.

Полумрак первого этажа сменился настоящей темнотой. Передние окна кто-то заколотил, на полу были грязные следы, а шкаф для одежды и подставку для зонтов кто-то методично и долго пытался сломать. Кинув дорожный плащ на тумбу, Теодор прошёл в гостиную. Он достал свою старую палочку из тёмного дерева, ожидая любых неприятностей.

— Люмос!

В зале было тихо. Перила лестницы кто-то отломал, диван перед камином, всегда стоявший напротив очага, сейчас почему-то был повёрнут спинкой ко входу. Картина Артура, на которой плескались волны, а где-то на фоне летали наездники на гиппогрифах, висела, скособоченная на бок. По центру её виднелось какое-то тёмное отверстие с опалёнными краями. На полу тут и там валялись куски жёлтого скотча. Теодо подошёл ближе к картине — её будто бы прожгли заклинанием, добившись того, что появилась дырка, и опалили её края…

Он обернулся, и крикнул. Палочка выпала из его рук, когда он зажал ими рот. Не простояв и секунды, он ринулся вперёд — на диване, отвернутом от входа, лежал отец.

— Отец! Что с тобой!

Он лежал, недвижим. Всё его лицо было покрыто застарелыми кровоподтёками. Разомкнутые губы обнажали желтоватые зубы, а глаза, закрытые так, как будто он лишь спал, казались опухшими. Теодор тормошил его вновь и вновь, пытаясь разбудить. Наконец, ему показалось…

Он снова закричал и отпрянул, отползая по полу куда-то назад, пока не упёрся в стенку.

Отец зашевелился, хотя оставался недвижим, и поднялся — хотя продолжал лежать. В неярком свете Люмоса, так и не погашенного на палочке, его жуткая, полупрозрачная фигура походила на дементора. Чёрный балахон с серебристым отливом, спутанные окровавленные волосы…

— Теодор? — прошелестел отец. — Прости меня, сынок.

Мальчик, сидящий на полу, дрожал от ужаса. Его прерывистое дыхание едва не превращалось в истерический кашель.

— Папа… папа… что с тобой, — шептал он, и слёзы заливали его лицо. Магнус Нотт сделал к нему шаг по воздуху — но продолжал лежать на диване.

— Кажется, я погиб, — спокойно сказал отец Теодора. Он, казалось, оглянулся и покачал головой. — Ну же, Теодор, будь сильным. Утри слёзы. У тебя впереди много дел.

Его слова будто бы придали младшему Нотту сил. Он неумело перевалился на бок и встал на колени, а потом и вовсе, опираясь на стену и дверь рядом, встал. Страх никуда не делся, но не было гнева.

Призрак его отца, такой же призрак, как многие сотни неупокоенных душ в Хогвартсе, стоял рядом, с грустным видом оглаживая свою всклоченную бороду.

— Что… как это случилось? — спросил Тео. Его руки тряслись, и всё же он с трудом смог поднять палочку.

— Это сложный вопрос, сынок, — ответил призрак. — Я болел много лет. Проклятье одного старого дома, куда я попытался влезть… да, это было ошибкой. Я почувствовал что-то тогда, зимой твоего первого года в Хогвартсе. Как будто бы что-то изменилось в моей метке… отец мне рассказывал об одном местечке, и я спьяну сунулся туда, чтобы проверить что-то. Тогда-то я поймал проклятье. Не знаю, что именно это была за магия, но каждый день, который я проводил здесь, в Британии, приближал меня к кончине.

— Почему? почему ты ничего не сказал? — прошептал Тео.

— Не знаю. Ты всегда казался мне слишком маленьким, чтобы погружать тебя в свои проблемы. Мы отдалились, а теперь… я виноват — но накануне вернулся Тёмный лорд. Он на глазах у всех… кто тоже откликнулся на его зов, пытал меня, а потом наградил. Снял проклятье, которое всё это время сосало силы у меня, чтобы вернуть их ему. И наложил новое.

— Так Поттер не врал?

— Нет, конечно, не врал, — покачал призрак головой. — Этот засранец оказался хорош. Это он ранил всех нас, выпутавшись из верёвок. Кто-то из других Пожирателей, не знаю, кто, достал его, но он выставил зеркальный щит, и попало в меня.

Призрак откинул полу своего плаща, и Теодор ахнул. Там виднелась кость, покрытая ошметками страшной, чернушной плоти.

— Это так и на тебе? — спросил он. Призрак кивнул, и мальчик не удержал в себе желчь. Он не ел уже несколько часов, и всё же, упав на колени, исторг из себя желчь. Ему было больно и плохо, плохо и больно, и больше всего он хотел проснуться.

— Я только и успел, что отправить тебе короткое послание и сжечь свою маску, — продолжал призрак. — Ты справляешься лучше, чем я думал. Пошли весть своей тётке. Она не знает подробностей, но её подруга смотрела проклятье на мне. Даже Блэки не смогли ничего с ним сделать, и она знает, что оно меня могло убить.

Теодор завалился на бок, пока призрак продолжал что-то говорить. Слабыми пальцами он вычертил руну и прошептал: «Агуаменти!»

Из его палочки полился ручеёк воды, который он направил себе в лицо, чтобы взбодриться. Это помогло. Вновь он с трудом поднялся. Призрак, глядя куда-то в стену, всё говорил — о долге, о роде, о том, что ему нужно сделать, и Теодору захотелось, чтобы он, наконец, заткнулся.

Но он всё говорил и говорил.

Говорил и говорил.

Нотт, единственный в Британии, сжал палочку до боли в кулаке. Он постарался вспомнить всё самое светлое, что только было в его жизни. Почему-то сердце больно кололо: «Ты поддерживаешь то, чем занимались твои отец и дед? Скажи!» — а потом она молчала и даже не смотрела на него, а её самый старший брат кривился, когда видел его на перроне.

Теодор закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Он помнил умом, что было под омелой ещё полгода назад — но не мог вспомнить сердцем. Он помнил, что было прошлым летом — но это лишь болезненно напоминало ему, что Дамблдор одной фразой перечеркнул всё.

Дамблдор. Вдруг Тео вспомнил свой восторг, когда древняя магия проходила через директора, расцвечиваясь во все цвета радуги. Даже сейчас против воли он… улыбнулся?

— Экспекто Патронум! Тётя, я нашёл тело отца в Нотт-холле. Мне нужна твоя помощь! Пожалуйста, скорее! Мне некого больше просить.

Из его палочки вылетел филин. Красивая птица будто была грустна и печальна. Он облетел комнату, и в сиянии его оперения виднелись следы какой-то борьбы, грязь и мусор, а лицо отца, всё так же лежавшего на диване, совершенно не выглядело спящим. Он был бледен, как должен быть бледен мертвец; его ноги должны были лежать на полу под плащом, но их там будто бы не было; и один его вид был так страшен и мрачен, что Теодор не мог и допустить сомнений, какие кошмары будут приходить к нему день за днём.

Филин, наконец, скрылся где-то в стене, отправившись куда-то далеко. Патронус окончательно добил силы Теодора, и он сел, а потом и лёг на пол. Тело сотрясали судороги, какой-то замогильный холод от дувшего по полу сквозняка ледянил кожу. Его потянуло в дрёму, какие-то голоса зашептали ему…

С громким хлопком в помещении появилось ещё одно действующее лицо.

— Эннервейт! — скомандовал грубый женский голос. Каждую клеточку тела Теодора будто бы укололи маленькой тоненькой иголочкой, и от этой боли он дёрнулся и застонал. — Что случилось, Тео?

Образ Гестии отличался от привычного. В этот раз она не носила аврорскую мантию, а была в обычном, почти что домашнем платье.

Она протянула ему руку и рывком подняла на ноги.

— Экскуро! — Она очистила его от пыли и требовательно уставилась. Нотт хотел было что-то сказать, но просто махнул рукой. Призрак отца впарил в зал из соседней комнаты. — О, Мерлин! Магнус, ты что, сдох всё-таки?

— Гестия, — траурно поприветствовал её призрак отца. — Рад тебя видеть в посмертии. Ты всё так же ужасна.

— Заткнись, идиот! О, Мерлинова борода, это что, твой труп? Ты мог сдохнуть, как собака, в любой подворотне, но решил притащиться сюда, чтобы испугать моего единственного племянника?

Магнус ничего не ответил ей, заложив руки за спину и взлетев выше. Гестия сосредоточенно колдовала над телом покойника.

— Нечасто встретишь такого идиота, — наконец, выдохнула она, откинув со лба прядь волос. — Чтобы он ещё и остался призраком после смерти… Кто это тебя так, а, Нотт?

— Он рассказал мне, — хрипло ответил ей Теодор, опершись на спинку дивана. — Это случилось где-то, куда Тёмный лорд вызвал своих слуг. Пожирателей смерти.

— Какой Тёмный лорд, Теодор, ты бредишь?

— Он прав, Гестия. Я удивлён, что ты ещё не знаешь. Меня задело чьё-то семейное проклятье. Я лишь успел, что добраться сюда.

— Это… в любом случае, — Гестия упёрла руки в бока. — В любом случае! Твою смерть, Магнус, надо засвидетельствовать. Я вызову своего знакомого коронера, он работает с Авроратом уже много лет. Тео, как только мы здесь закончим, я заберу тебя к собой к бабушке. Она, конечно, никогда не любила твоего отца, но теперь это не имеет никакого смысла!

Нотт моргнул. Бабушке?..

Гестия Джонс наколдовала Патронуса, четырёхлапое животное, которое тут же отправилось к некоему Тонксу, а потом поколдовала над камином.

— У вас здесь проходной двор?! Вы совсем рехнулись что ли?

— Здесь никто не живёт большую часть года, — проскрипел призрак Нотта.

Гестия сходила на кухню и перенесла оттуда стол, наколдовав, ничтоже сумняшеся, стулья для себя и мальчика, вскипятила в маггловском чайнике магией воду и разлила чай с маггловской заваркой. Всем своим видом она изображала, что такие события для неё совершенно не редкость, и что происходят они сплошь и рядом. Теодор сидел всё в той же мятой школьной рубашке, сжимая холодными пальцами горячую чашку. Чашка с чаем дарила ему ощущение реальности, так нужное сейчас.

Камин полыхнул зелёным, оттуда ступил мужчина, на несколько лет старше Гестии. У него была аккуратная бородка, дополняющая не менее аккуратный светлый костюм-тройку — в голубоватом свете висящей под потолком вереницы Люмосов, наколдованных Гестией, он выглядел как какой-то маггловский писатель на портрете.

— Ну-с, что здесь, Гестия?

— Тедди, будешь чай? Пока горячий.

— Предпочту отказаться. Твой юмор неуместен. Юноша, я полагаю, вы обнаружили тело? Меня зовут Тед, Тед Тонкс. Коронер на службе Министерства Магии Британии в отставке, практикующий врач.

— Да, это мой племянник, Теодор. Он нашёл… — Гестия наколдовала Темпус — где-то в десять вечера тело своего отца. Вон его призрак.

Дальнейшее обсуждение Теодор практически не слушал. Коронер восхищался тем, что застал призрака умершего — это, мол, было редкостью, Магнус ругался с «грязнокровками», не знающими традиций, Джонс грозилась его упокоить — всё это казалось каким-то чудовищным спектаклем.

Сердитый Тонкс, закончив колдовать над телом, ещё десяток минут препирался с Гестией на тему того, что именно указывать причиной смерти.

— Мальчик унаследует пост в Визенгамоте! — кричала Гестия. — Нельзя писать здесь правду! Ты думаешь, Тонкс, я поэтому позвала тебя, а не младшего Брауна?!

— Его отец был ПОЖИРАТЕЛЕМ, ты не слышала, какой скандал поднял Дамблдор?! Если я напишу неправду, меня лишат лицензии! Ты не понимаешь, его десять раз перепроверят!

— Мы проведём ритуал упокоения сегодня же, и ты будешь свидетелем!

— Ритуалы вообще запрещены! Ты меня под Азкабан не подводи!

— Семейная практика разрешена! Не учи меня законам!

Когда они, наконец, договорились, Тонкс сунул под нос Теодору бланк, где от руки заполнил свидетельство о смерти мага.

«Сведения о покойном.

Имя: Магнус Роберт Нотт.

Возраст: 37.

Место смерти: Нотт-холл, Актон, Вест-Лондон.

Обнаружен: по месту смерти, родственниками.

Примечания: чистокровный в 28 поколении, вдовец (с 1980), оправдан судом Визенгамота в 1982.

Дата смерти: ориентировочная, 3 p.m. 7/25/95.

Причина смерти (основная): Набор накопленных магических травм (проклятий), приобретённых в течение жизни.

Причина смерти (вторичная):

• Магические травмы, несовместимые с жизнью;

• Болевой шок (магическая травма нижних конечностей);

• Сотрясение мозга (лёгкое).

Сведения о посмертии: Воплотился призраком (адрес воплощения: совпадает с местом смерти).

Сведения о судьбе тела: передано родственникам (сын, Теодор Магнус Нотт, возраст: 15, место проживания: Нотт-холл, Актон, Вест-Лондон)

Коронер: Теодор Филипп Тонкс, лицензия выдана Департаментом магического правопорядка Министерства Магии Британских островов 5/14/79.

Согласен с освидетельствованием: ___________».

Рядом с именем коронера, которого звали так же, как и самого Нотта («Тед? Глупое сокращение»), красовалась его магическая подпись в виде странного вида венка.

— Ну, со всем согласен? Подпись ставить умеешь, надеюсь?

Теодор кивнул и, приложив палочку, произнёс формулу подписи, направив туда магию. На пергаменте отпечаталась голова филина. Наблюдать за тем, как его магия формирует подпись, было снова приятно, это на секунду заставило мальчика забыть о том ужасе, что происходил вокруг.

Гестия, меж тем, закончила с телом — оно было запечатано в некий непрозрачный холщовый мешок и лежало теперь на полу. Диван, бурые пятна и плеши на котором явственно были свидетелями смерти отца, подвергся тоже серии чар, но ведьма вскоре махнула рукой.

— Спасибо, Тонкс, — кивнула она, осмотрев свидетельство. — С меня причитается.

— Идите вы, мошенники, — буркнул колдун, скрываясь в пламени камина. Теодору показалось забавным, что чары летучего пороха имитируют пламя камина, даже когда самого пламени в камине нет. Кому-то казалось, что это будет помогать сохранению Статуса, иначе такую глупость было придумать невозможно.

Дурацкие мысли лезли в его голову.

— Он говорил, — кивнув на призрака, который молча летал на уровне балкона второго этажа, — что мне нужно будет провести ритуал манси… мансипа… как же это. Мансипамы?

Теодор зевнул, едва ли не до вывиха челюсти. Со второго этажа пробивались лучики рассветного солнца.

— Эмансипации, неуч, — усмехнулась Гестия своим низким грудным голосом. Она прошлась по дому в поисках чемодана Теодора и других вещей, и была явно недовольна увиденным. — Этим мы займёмся уже у бабушки. Надо было бы её предупредить… надеюсь, что она уже не спит. Хватайся крепче!

Ничего не понимающий Теодор схватился за протянутую руку тётки, и его тут же дёрнуло, скручивая в спираль. Аппарация унесла его куда-то прочь.