Вернуться в сказку (джен)

Брат мой, брат,

Огонь поднебесный,

Мне ответь, где ты отныне?

Молний ряд

Был тебе тесным,

А теперь не тесно в камине?

Я ушел, и теперь не жди,

Отсвет молнии впереди —

Это все, что тебе дадим;

Ты теперь один...

Брат мой, брат,

Душа водопада,

Мне ответь, где твоя радость?

Как же так

Наполнилось ядом

То, что пело, то, что смеялось?

Я ушел, и теперь не жди;

След размоют весной дожди,

Средь воды и звенящих льдин

Ты теперь один.

Брат мой, брат,

Молчание камня,

Мне ответь, где твоя сила?

Горных врат

Нет больше, а мне

Лишь остались скорбь да могила!

Я ушел, и теперь не жди;

Камнем сердце стучит в груди,

Скорбной памяти господин,

Ты теперь один!

Брат мой, брат,

Холодное сердце,

Что мне скажешь вместо ответа?

Как мешал боль с медом и перцем,

Как устал лететь против ветра?

Я ушел, и теперь не жди,

Перья крыльев моих найди;

В облаках и среди вершин

Ты теперь один!

Ты смешал на углях горелых

Явь со снами,

Веру с любовью;

Ты не черный — ты и не белый,

Ты не с нами. Мы — не с тобою. *

Мария сидела на толстой ветке дуба и читала книгу, которая, нужно заметить, была в старой потрёпанной обложке. Девочке не хотелось возвращаться домой: сейчас там мама, а ребёнок был слишком обижен на неё, чтобы сейчас возвращаться в родную квартиру. Марии было грустно оттого, что мама даже не собирается приходить на школьный праздник завтра... Она, наверное, будет единственным ребёнком, к которому на праздник не придут родители... Опять. Когда она выпускалась из детского садика, она тоже была единственным ребёнком, к которому не пришли родители. Марии было обидно. Она всегда была не такой. Многие родители уводили своих детей подальше от неё, а мама... Мама просто вздыхала и пыталась как-то заставить дочь «исправляться». Ал пожимал плечами и пропускал её к себе домой, когда Мария слишком сильно ссорилась с матерью. Они были друзьями... Друзьями настолько хорошими, что родители всегда знали, что, если кто-то из них не пришёл домой, то он в гостях у второго. Но сегодня к Альфонсу приехала его мама, отвлекать его совсем не хотелось, всё-таки он так скучал по ней...

Возвращаться домой не хотелось ещё и из-за того, что мама обязательно начнёт ругать её за эгоизм. Подумать только: из-за Розы Мария должна теперь терпеть всё это, быть ненужной, забытой! Порой девочке казалось, что, не будь в её жизни Розы, всё было бы гораздо лучше... Лучше, чем сейчас... А мама снова начнёт твердить про эгоизм. Но разве плохо, что Мария просто не хочет быть хуже, чем все, хочет чувствовать себя любимой, нужной?! Девочка расстроено шмыгнула носом.

Отец Ала выскочил из парадной, где находилась квартира семьи друга Марии. Девочка ожидала этого: как только приходила его жена, мужчина выскакивал из дома, и это происходило вот уже как два года. С того самого момента, как Эбигейл Браун получила ножевое ранение в живот от своего мужа. Видимо, рана была не слишком серьёзная, так что поправилась мама Ала довольно быстро, насколько это было возможно. Наверное, поэтому Джошуа Браун не попал в тюрьму... Впрочем, Мария только догадывалась обо всём этом. Разве она могла что-то знать? Знала девочка только то, что дело помог замять один из врачей в той больнице, где лежала мама её друга.

— Ну что, принцесса? К школе готовишься? — спросил мужчина, заметив подругу своего сына.

Мария кивнула. Мистер Браун был отцом её лучшего друга, и пусть Ал не слишком его жаловал, девочка знала, что дядя Джошуа, в целом, неплохой человек. Да, он порой бывал несколько грубоват, но зато он никогда ничем не обижал ни её, ни Ала. А тётя Эбигейл... Что случилось тогда на кухне в доме Браунов, Мария знала, наверное, даже лучше, чем Альфонс. Это у неё на глазах тогда всё произошло. У неё, пятилетней девочки, которая зашла в гости к другу... Крики тёти Эби, наверное, тогда слышал весь дом. А дядя Джошуа... Мария знала, что он мог подолгу терпеть свою жену. А что случилось в тот раз... Девочка плохо помнила, что тогда произошло, помнила только, как дядя вызывал скорую, как приезжали врачи, как её попросили отправляться к себе домой...

— Готовлюсь... — буркнула Мария недовольно.

Мистер Браун удивлённо посмотрел на девочку. Та казалась грустной для ребёнка, который уже целых два года твердил, что хочет побыстрее вырасти и пойти в школу, чтобы с кем-нибудь познакомиться... Да он просто не верил, что этот ребёнок, как и его сын, не хочет идти в школу именно из-за учёбы! Да и не из-за того, что не хотелось с кем-то общаться...

— Что-то случилось? — взволнованно спрашивает он, и девочка грустно кивает. — И что же?

Где-то с минуту ребёнок недоверчиво смотрит на него, а потом, будто что-то обдумав, осторожно пытается слезть с ветки, на которой сидит. Одно неловкое движение — и Мария чуть не падает. Мистер Браун едва успевает подхватить её. Ветка находится не так уж высоко от земли, чтобы представлять большую опасность для ребёнка, но девочка вполне могла себе что-нибудь сломать, если бы Джошуа не успел. Книга из рук Марии выпала. Мужчина поднялся, чтобы поднять её, и застыл в удивлении.

— «Чёрная магия. Обряды»... Мария, это что такое? — Девочка покраснела и вырвала из рук мистера Брауна книгу.

По рассерженному взгляду ребёнка Джошуа понял, что Мария, скорее всего, взяла эту книгу именно потому, что ей доставалось слишком мало внимания от матери. Пожалуй, Кассандру Фаррел мужчина мог понять — одинокая женщина с двумя детьми, младший из которых серьёзно болен. Конечно, на старшую дочь у неё оставалось мало времени! Слишком мало... Но ребёнку же не объяснишь, почему мама занимается им меньше, почему будто бы любит его меньше...

Правда, в том, что Кассандра любила дочерей одинаково, сомневались уже все. Конечно, Мария была слишком самостоятельной, слишком непослушной, непоседливой, с ней было трудно общаться, и её было тяжело в чём-то убедить, в отличие от младшей своей сестры, Розы, милой и послушной девочки, которая никогда не делала то, что ей запрещали. Впрочем, Розе пока всего три года. Кто знает, что будет дальше?

Мария была лишь ребёнком, которого не замечали... Даже не так... Она не казалась ребёнком: серьёзный маленький человечек, но не ребёнок... Джошуа Браун с жалостью смотрел на лучшую подругу своего сына. В конце концов, девочка не виновата в том, что у её сестры подозревают лейкемию, не виновата в том, что ей постоянно приходится делать всё по дому, не виновата в том, что родилась в такой семье. Никто не виноват. И мужчина мог бы понять Кассандру, если бы та хотя бы попыталась наладить свою жизнь. Не ради себя — ради своих детей. Этой женщине однажды предоставлялась возможность выйти замуж, мистер Браун знал об этом, в их дворе все об этом знали, хоть никто ничего и не говорил.

Мария казалась грустной, и мужчине искренне было жаль девочку, которая снова чувствовала себя одинокой и ненужной родной матери. Джошуа понимал её, наверное, лучше, чем кто-либо другой. Ал, его ребёнок, его восьмилетний мальчик, казалось, ненавидел его; пожалуй, это было куда хуже равнодушия Кассандры, но Мария была всего лишь ребёнком, ей ещё не исполнилось семи... Она ничем не заслужила равнодушия по отношению к себе просто потому, что ещё не могла успеть заслужить...

— Мама снова не замечает тебя? — спрашивает мистер Браун.

Девочка кивает, в её глазах стоят слёзы, но мужчина видит, как ребёнок старается не заплакать. Джошуа как-то видел, как Мария заступилась перед своеобразной бандой малолетних сорванцов, когда те начали задирать какого-то маленького мальчишку. Тогда ей сильно досталось, но она не плакала. Не звала на помощь, не кричала. Но девочка была готова разреветься сейчас...

— Она не придёт завтра на линейку... — бормочет Мария.

Вот оно что... Линейка... На месте Кассандры он бы ни за что не отказывал ребёнку в этом, быть может, отчасти потому, что в прошлом году Ал чуть ли не истерил, говоря, что видеть отца в этот день не желает. Отказываться от возможности провести со своим ребёнком лишние полчаса — глупо. Тем более, насколько помнил мужчина, в этот день Кассандра не работала. Жертвовать одним ребёнком ради интересов другого — неправильно, пусть даже тот, другой, серьёзно болеет. Быть может, дети и не будут в равных условиях, полностью пренебрегать здоровым совсем неправильно. Роза тяжело болела, но Мария была просто ребёнком, невиноватым в этом. В конце концов, могла же Кассандра хоть раз в жизни побывать на празднике, который так важен для её старшей дочери? Один-единственный праздник. Неужели это так трудно? Джошуа не понимал. Он бы отдал всё на свете, чтобы Ал пустил его на эту линейку в прошлом году, но мальчик пригласил свою маму, а отцу запретил там даже показываться... Впрочем, не запретил. И Джошуа Браун был в прошлом году на поступлении сына в первый класс, но мужчина видел, что Ал вовсе не рад его видеть.

Когда всё это началось? Наверное, мистер Браун сам упустил тот момент, когда ребёнок стал отдаляться от него: тогда ему казалось, что слишком рано, что он ещё успеет вдоволь повозиться с сыном, когда тот чуть-чуть подрастёт. Да, Джошуа не уделял ребёнку нужного внимания тогда, когда тот был совсем крохой, но на то были свои причины... Так ему тогда казалось... Теперь всё представлялось иначе, но Ал уже к отцу не тянулся так, как в раннем детстве... А после того случая два года назад и вовсе стал отталкивать.

Впрочем, возможно, он сам придумал эту стену, возникшую между ним и сыном, и теперь его ребёнок просто не хотел рушить её, возможно, просто боясь, что когда-нибудь отец снова про него забудет. И в этом виноват только он, Джошуа, теперь рассуждающий о том, как следует поступать Кассандре Фаррел.

— Я буду единственным ребёнком, к которому не придут родители! — горько вздыхает девочка.

Её хочется пожалеть, но — мужчина уже знает это — Мария не любит, когда её кто-то жалеет. Джошуа прекрасно помнит, как эта девочка кричала на его сына, и пусть она не станет кричать на него, расстраивать её ещё больше совсем не хочется.

— Почему она не может взять с собой Розу и пойти? — спрашивает маленькая мисс Фарелл.

Джошуа не может ответить ей. Перед ним стоит всего лишь маленькая девочка, которой просто не хватает внимания матери. Её можно было лишь пожалеть, посочувствовать ей. Мистер Браун с горечью смотрел на девочку и думал о том, что Ал не будет рад видеть его завтра, да и вообще мальчик не пустит его туда... А Мария так хочет, чтобы кто-то пришёл на эту линейку вместе с ней. Она просто ребёнок, которому хочется чувствовать себя нужным... И пусть она больше похожа на мальчишку-сорванца, она самая обычная девочка.

А ещё этот ребёнок одного роста с Алом, и волосы у неё такие же светлые, как у сына Джошуа Брауна. Такие же светлые: когда она стоит так и не смотрит на него, Марию вполне можно принять за Альфонса...

— У твоей мамы много дел, — произносит мужчина неожиданно для самого себя, — но, если ты хочешь, я могу пойти с тобой.

Мария удивлённо смотрит на него. Глаза у неё тёмные, почти чёрные, а не небесно-голубые, как у её матери и сестры, да и взгляд у неё совсем другой. Джошуа не раз замечал это. Но сейчас эта девочка была ещё больше похожа на одинокого брошенного ребёнка, куда больше, чем обычно. Настолько удивлённого, доверчивого взгляда он никогда не видел...

— Хочу! — вскрикивает Мария. — Очень хочу!

Когда малышка Фаррел кидается к нему, когда вдруг обнимает, Джошуа Браун чувствует, как в его горле застревает комок, как он уже почти не может дышать... Он не ожидал, что она бросится к нему, никак не ожидал. И, тем более, он не ожидал, что девочка сейчас разревётся. Она всхлипывает, старается обнять его ещё крепче, а Джошуа не понимает, что происходит.

— Ну, перестань... — шепчет мистер Браун, не зная, что ему теперь делать.

Мария сама не знает, почему она бросилась к дяде Джошуа, но ей так хотелось, чтобы он пришёл завтра на этот праздник... Иногда девочка замечала, что они с Алом очень похожи, к тому же не заметить этого было просто невозможно — об этом говорил каждый. Как-то раз их даже приняли за двойняшек. Двойняшками они, разумеется, быть не могли — Альфонс был старше её на год, а вот братом и сестрой? Мария не знала, кто именно был её отцом. Мама никогда не поднимала эту тему. Быть может, она дочь Джошуа Брауна? И поэтому он так хорошо к ней относится? А сказать об этом не может потому, что у него самого есть жена и сын...

И тогда слова тёти Эбигейл принимали совсем другое значение, да и у самой Марии к ней появлялось совсем другое отношение. Поэтому тётя Эби так ревновала? Потому что мама Марии куда красивее её, куда более обаятельна? Потому что просто боялась остаться без мужа? Но Кассандра Фаррел замуж не собиралась: она постоянно твердила, что не может вступить в брак с человеком, который ей не ровня. Так что миссис Браун не следовало так переживать...

Быть может, всё то время, пока она пыталась найти человека с фамилией Фаррел, она делала что-то в корне неверное? И её отец был куда ближе к ней, чем ей казалось раньше? И именно поэтому она и Ал так похожи? Девочка чуть-чуть отстраняется от мужчины и пытается поймать его взгляд, когда Джошуа вновь смотрит на неё. Мария набирает в грудь побольше воздуха. Ей нужно сейчас спросить кое-что.

— Ты мой папа, да? — вдруг озвучивает свою догадку маленькая мисс Фаррел. — Поэтому тётя Эбигейл так злится на меня и на тебя?

«Откуда в голове маленькой девочке появилась эта мысль?» — думается мужчине. Он и не знал Кассандру, пока она не переехала сейчас, а это было ровно за месяц до родов. Он просто не мог быть её отцом, что бы не говорила Эби, просто не мог, хотя, возможно, был бы рад иметь второго ребёнка. Но Эбигейл забеременеть второй раз не могла: первые роды были слишком трудные, да и последовавший за этим выкидыш... То, что Мария и Альфонс так похожи, было простой случайностью, хоть старушки, вечно сидящие во дворе, видели в этом какой-то скрытый смысл. Как и Эби. Только проблема заключалась в том, что смысла в этом не было. Они просто были похожи. И это не чья-то вина.

Но сказать девочке, что это не так, язык не поворачивался. Мужчина впервые в жизни совсем не понимал, что ему делать. Мария росла сироткой при живой матери и с самого знакомства с Альфонсом была просто одержима идеей найти отца. Сначала она просила Ала бродить с ней по улицам в надежде встретить того человека, потом стала упрашивать взрослых провести её в архив... Джошуа не мог ничего сказать: девочка слишком расстроится, если сказать ей правду, но и врать он не мог.

— Я понимаю, почему ты не отвечаешь, — шепчет вдруг она. — Ты не хочешь расстраивать лишний раз тётю Эбигейл. Я понимаю. Всё равно хорошо, что ты мой папа... Я, наверное, не буду это рассказывать, хорошо? Мне кажется, ему это не понравится...

Мария по-своему поняла его молчание; наверное, стоило ей сказать сейчас, что всё не так, как она думает, но... Джошуа неожиданно для самого себя кивает и осторожно опускается на корточки перед девочкой. Тем более, она не хотела никому об этом рассказывать. Это хорошо. Только вот не случится ли с ней ничего дурного, когда она узнает — а мужчина был уверен, что рано или поздно она узнает, — что её отец вовсе не Джошуа Браун? Что тогда?

— Я рад, что ты понимаешь, Мария, — тихо произносит мужчина. — Ты очень умная девочка для своих лет.

Он сам не ожидал от себя этих слов. Нельзя сейчас говорить ей, что она ошибается. Она будет слишком подавлена, узнав, что отца у неё пока нет. У Розы был, но не у неё. Мария никогда не видела его, да и не могла видеть — он бросил её мать Кассандру ещё до того, как она родилась, а, быть может, и вовсе не знал о беременности той. А у ребёнка должны быть родители. У любого. Тем более, если один с ним не справляется.

— Давай я отведу тебя домой, — говорит он так же тихо. — Твоя мама волнуется. К тому же тебе нужно завтра рано вставать, ты помнишь? Да и мне надо сказать твоей маме, что ты пойдёшь завтра со мной.

Девочка кивает, в её глазах уже появляется чувство какой-то радости, которую Джошуа раньше никогда не видел. И теперь сказать ей, что на самом деле он ей чужой человек, он не может и вовсе. Дети не должны страдать из-за грехов их родителей. Дети должны быть любимыми и нужными, иначе они могут перестать быть детьми куда раньше, чем нужно. А Мария... Он всё равно следит за ней. Она дружит с Алом уже три года. Ему не трудно будет уделять ей чуть больше внимания и говорить, что он её отец. Нужно обсудить с Кассандрой это. Она — мать, и она должна решать, возможен ли такой вариант.

Джошуа Браун отводит девочку домой, Кассандра, как оказалось, даже не заметила исчезновения старшей дочери: она сейчас что-то читала Розе, которая, как видно, только недавно заснула. Какую-то сказку про принцесс. В этой квартире было много разных фильмов, мультфильмов и книг про королевские семьи; видимо, Кассандра увлекалась этим, а, возможно, была как-то связано с одной из достаточно богатых семей, просто её выгнали из дома из-за нежелательной беременности, чтобы избежать скандала. Тогда возможно объяснить её почти равнодушное отношение к Марии. Но не понять. Понять это отношение к девочке мужчина не мог.

— Ложись спать, — просит он старшую дочь, та кивает и убегает в свою комнату. — Мне нужно с Вами поговорить, Кассандра.

Женщина удивлённо смотрит на него, впрочем, кажется, соглашается, только перекладывает Розу в кровать, а после просит мужчину пройти на кухню. Квартира у семьи Фаррел обставлена куда скромнее, чем у Браунов, впрочем, мужчина не особенно завидует. Эта женщина едва может уделять внимание своим детям, и те страдают из-за этого.

— Да, мистер Браун, — произносит Кассандра. — О чём Вы хотели со мной поговорить? О Марии? Она что-то натворила, так?

Джошуа кивает, потом качает головой: он даже не знает, как начать этот разговор с матерью подруги его сына. Возможно, следует начать с того, что девочка ещё слишком маленькая, что чувствует себя одиноко, возможно, с того праздника, из-за которого Мария так расстроилась, возможно... Мужчина не знает, с чего ему начинать.

— Мария решила, что я её отец, — произносит Джошуа Браун тихо.

Кассандра кивает: кажется, она предполагала, что такое возможно, от этого мистеру Брауну становится неудобно, неуютно находиться рядом с ней. Женщина же тяжело вздыхает, так, будто бы её дочь приносит ей слишком много проблем; впрочем, Мария на самом деле не была самым послушным ребёнком, но... Джошуа снова не знал, что сказать.

— Поняла, — говорит Кассандра. — Я завтра же скажу ей, что это не так. Извините за причинённое беспокойство.

Джошуа вздрагивает. Он совсем не хочет, чтобы девочка узнала это сейчас — он сам не понимает, почему это так важно для него. Мужчина качает головой, вздыхает, мысли его находятся в ужасном беспорядке, и объединить их слишком сложно. Он не хочет, чтобы Мария думала, что он соврал ей. Хоть и понимает, что девочка когда-нибудь, так или иначе, всё узнает.

— Нет! — голос его звучит почти умоляюще. — Она чувствует себя одиноко, её беспокоит тот факт, что у неё нет отца. А я всё равно приглядываю за ней, она всё-таки подруга моего Ала... Поймите, я могу делать вид, что я ей отец. Возможно, Вы избежите многих проблем, если она будет думать, что у неё есть двое родителей...

Кассандра удивлённо смотрит на него. Он, пожалуй, и сам не ожидал, что скажет это. Джошуа никогда не думал, что будет когда-нибудь говорить с женщиной, прося её говорить её ребёнку, что отец — он, хотя это и не так. Возможно, как казалось мужчине, сказывалось то, что эта девочка была самым близким другом его сына, и, возможно, сделать больно ей — сделать больно его ребёнку.

— Она хочет, чтобы я пришёл завтра на её праздник, — бормочет мужчина.

Мисс Фаррел кивает: она, наверное, не ожидала такого поведения от своего соседа, впрочем, он и сам от себя этого не ожидал. Кем была ему эта маленькая девочка, Мария? И почему ему так не хотелось оставлять её в таком подавленном состоянии, в каком нашёл сегодня вечером?

— Вы... хотите прийти? — удивляется мама девочки, и Джошуа кивает.

Конечно, он хочет прийти; другой вопрос, что ему хочется увидеть, что и с его сыном всё в порядке. Но Мария не чужой человек его семье: Альфонс слишком тесно с ней сдружился за эти три года, она стала ему почти родной. И Джошуа спокойно может следить за обоими детьми, это никак не будет ему мешать. Нисколько. Он и так следил за ними двоими. Разве будет трудно делать это теперь?

Мария в это время сидела на подоконнике, прижимая к себе игрушечную машинку, подаренную ей Алом на день рождения. Если дядя Джошуа — на самом деле её отец, тогда понятно, почему он так беспокоился и за Альфонса, и за неё. Чувство какой-то нужности наполняло её, и девочке было легче. Ей хотелось верить, что теперь всё будет нормально. И она отныне могла сказать, что верит в это.

Примечания:

* Канцлер Ги — Брат мой, брат

P.s. Всех с праздником. Не знаю, с какой частотой теперь будут публиковаться главы, но буду стараться чаще.