Вернуться в сказку (джен)

Не по закону власть дана!

Как представитель темной расы,

Творил он грязные дела

Со злобной в сумраке гримасой.

Уподобляясь тем, кто был

Бичом судьбы его несчастной,

Он так же кровь чужую пил,

Себя утратив в жажде страстной.

Сверкают алые зрачки,

И люди — как мишени в тире.

Не понимают новички,

Что они — твари в этом мире.

Внушая смертным лишь кошмар,

К манерам склонны непристойным,

Передают великий дар

Лишь в высшей мере недостойным.

Той жизни не помню, все как во мгле,

И это порою нравится мне.

Отныне изгоем быть не с руки,

Повсюду со мною ученики.

И если мой опыт

Кому-то поможет,

То день не зря будет прожит.

Сейчас все неплохо — другая эпоха,

И древнего рода менялась природа,

Лишь вид небосвода столетиям не изменить!

Великих вампиров время прошло,

Но алое солнце снова взошло.

Предатель не пойман! И всякий сброд

Порочит достойный древний наш род.

Теперь каждый малый

Клыками стращает,

В тайну других посвящает.

Всем предстоит вас,

Друзья, понять:

Путь зрячих — Людям жить давать,

Участь слепых — убивать!*

Тьма казалась почти приятной. Она не ослепляла, не кричала о том, что она здесь, не просила проснуться. Она просто обволакивала чародея с головы до ног, усыпляла его сознание, будто не давая проснуться... Хотелось спать, страшно не хотелось просыпаться... Чёрному магу не хотелось выныривать из этого сна. Что хорошего осталось там, за этой гранью реальности и небытия? Что осталось там? Только боль, разочарование, страдания — стоило ли просыпаться ради всего этого? Тем более, его должны были казнить скоро... Не проще ли умереть во сне, не почувствовав ничего: ни страха, ни той жуткой боли, которая может быть; впрочем, насчёт последнего часть души чернокнижника ещё сомневалась...

Было слишком темно, слишком спокойно и тепло. Голова болела, было такое чувство, что всё перед глазами плыло, но точно знать этого Паул не мог — увидеть что-то в этой темноте было почти невозможно. Никто не тормошил мага, не пытался заставить его проснуться, очнуться от этого проклятого сна, от которого, казалось, даже при желании очнуться было нельзя.

Но Паулу не хотелось просыпаться, голова раскалывалась, всё тело болело, а от одной мысли, что просыпаться придётся в холодной сырой камере, становилось ещё хуже, браслеты из антимагического железа немилосердно жгли кожу. Почему его до сих пор не казнили? Неужели только из-за того, что он заболел в день перед своей казнью? Разве это кого-нибудь когда-либо останавливало? Разве не проще казнить его, пока он не пришёл в себя? Всё дело наверняка в неопытности самопровозглашённого монарха, как там его звали... Генрих или кто-то другой, скорее всего, уже давно приказал бы отрубить Паулу голову, а то, может быть, и вовсе отправить чернокнижника на костёр... Костёр... Сожжение... Одна из самых отвратительных смертей... Паулу бы не хотелось умереть так, совсем не хотелось бы.

Открыв глаза, чернокнижник понимает, что находится не в камере: в помещении, где он очнулся, было слишком светло для камеры, хоть и так же холодно, как и там. Потолок в помещении, где оказался Паул, был деревянным, что могло означать так же и то, что некроманта не перетащили в другую камеру. К тому же лежал маг на кровати, а не на каменном полу. Кто мог притащить его сюда? Рядом пока никого не было...

Впрочем, скоро в комнату кто-то вошёл, и Паул предпочёл прикрыть глаза. Мало ли кем может оказаться этот человек? Шаги вошедшего показались смутно знакомыми чернокнижнику, человек этот, правда, молчал, но маг уже, кажется, понимал, кто именно к нему пришёл. Эрик... Что он тут делал? Неужели он тоже попал в тюрьму? Идиот! Неужели всё, что пережил Паул в этой тюрьме, было напрасно? Разве не мог Эрик просто сбежать куда-нибудь, чтобы больше не попадать в руки к людям нового короля? Из-за пропажи этой девочки, Марии, Альфонс слишком сильно волновался, хотя, наверное, волноваться из-за этой девчонки было просто глупо. Вряд ли принцесса могла попасться этому сумасшедшему, отцу Эрика, да и на принцессу, внучку короля, похожа она не была — слишком сумасбродная, вспыльчивая, энергичная, она не была похожа на тех пассивных леди, к каким относилась её мать, принцесса Кассандра. Паул за несколько дней общения с девушкой о ней немного узнал. Вряд ли она могла попасться тому сумасшедшему. Да и тела её он не видел в той горе трупов, которую за три дня до восстания увозили на кладбище. Да уж... Отец Эрика был ещё тем сумасшедшим, наверное, сказывалось его прошлое — бывший военный, генерал, да ещё и родной брат убитой королевы Аделаиды. Сколько ему было лет на момент убийства этой женщины? Восемнадцать? Двадцать? Двадцать пять? Во всяком случае, он был ненамного старше Альфонса. Понять этого мальчишку, конечно, можно. Мария была его близким другом, и сам парень свою жизнь отдал бы за Эрика, если бы такое потребовалось. Он бы и отдал, только вот этот дурак, почему-то, вернулся в тюрьму, от которой чернокнижник его и спасал.

Голова жутко болела, в глазах всё плыло... И только сейчас мужчина начал понимать, что он лежит в том доме, на который он помогал Эрику копить деньги. Небольшой белый двухэтажный домик на окраине столичного городка, в нём было всего комнат шесть, но зато там было тепло и светло...

— Очнулся? — услышал маг голос друга. — Ты пролежал без сознания целых пять дней!

Паул приподнялся на кровати, хотя и не без помощи Эрика, который выглядел очень уж обеспокоенным, впрочем, он всегда был несколько нервным, особенно после смерти сестры, и потянулся за подносом с едой, что принёс его друг, но тут же одёрнул руку — браслет на руке жёг запястье. Интересно, что было под этим браслетом... Кожа там ещё осталась? Сейчас Паул мог поклясться, что, даже если бы у него на руке у него не оказалось одного-двух пальцев, он бы не заметил этого из-за своего самочувствия. Хотелось орать от боли, пронзающей тело. Что же... Это только доказывало, что сейчас ни за какую работу приниматься было нельзя. Тело чёрного мага не выдержит ни малейшего потрясения.

— Эрик, у меня два вопроса к тебе... — пробормотал чернокнижник, осторожно ложась обратно.

Друг мага кивнул, по правде говоря, чувствуй себя Паул хоть немного лучше, он обязательно бы поинтересовался у Эрика, есть ли что-то, что того не может удивить, но сейчас почему-то совсем не хотелось, наверное, всё дело было в этих проклятых браслетах, что на него нацепили. Альфонс Браун — ребёнок, мальчишка, которому Паул, чернокнижник со стажем, если так можно было сказать, сумел проиграть. Эрик смотрел на друга с таким волнением, что магу хотелось его просто придушить за такую заботу. Кто в последний раз беспокоился о нём? Это было слишком давно...

— Итак, первый — как я тут оказался?! — недовольно фыркнул мужчина. — И второй — какого фига ты не стащил с меня эти браслеты, раз уж притащил?!

Племянник покойной королевы Аделаиды, если, конечно, родство с ней его отца было правдой, вздрогнул от неожиданности, когда Паул почти выкрикнул последние слова. Маг был рассержен, и рассержен не слабо, наверное, Эрику действительно следовало снять браслеты, но, если быть честным, он просто не мог убрать эти приспособления. Эти антимагические штуки, как их про себя окрестил парень, никак не снимались, какие бы усилия он не прилагал. Они словно ещё глубже впивались в кожу мага, будто бы ещё сильнее начинали мучить того — во всяком случае, каждый раз, когда Эрик пытался стащить их с рук Паула, тот стонал от боли и отдёргивал руку. В конце концов, парень прекратил любые попытки стащить эти приспособления с рук друга.

— Ну... Как ты уже понял, это я тебя сюда притащил... А браслеты не снимались... — виновато пробормотал бывший революционер.

Паул тяжело вздохнул. Конечно... Как это он мог не догадаться обо всём?! Всё было очень просто — просто так снять ограничители магии было невозможно, если они были сильнее определённого уровня, а на Паула точно нацепили одни из самых сильных, он же смог взломать систему магической защиты города... Если бы не эта дура Кая, он бы уже давно был на свободе, да и куда в лучшем состоянии, чем сейчас, хотя бы потому, что за те дни, которые он провёл в тюрьме после того дня и без сознания он мог провести, хотя бы, в этом самом домике, только уже куда больше времени уделяя не своему лечению, а отдыху или работе.

Но Кая вмешалась. Из-за этого Паул чуть не умер там, в тюрьме, а ведь всё могло быть куда проще. Те браслеты снялись довольно легко, во всяком случае, чернокнижнику на это понадобилось чуть больше двух часов... А вот сейчас, скорее всего, понадобится куда больше времени, и не только на снятие, но и на восстановления после. Это было тем, за что он вполне мог бы проклясть эту девчонку.

— Картер... Ты идиот, каких ещё свет не видывал... — устало буркнул маг. — Почему я ещё с тобой вожусь? Вот скажи мне, пожалуйста... когда я тебе объяснял, что браслеты можно снять с помощью золотой цепочки, ты чем слушал?

Эрик пожал плечами. Если говорить честно, ему иногда самому казалось, что он не выдержит ворчливого Паула, впрочем, если тот что-то и говорил, то это было действительно оправдано. Только вот золотой цепочки у Картера не имелось. Украшений у Милены было совсем немного, да и были это всего-то два или три металлических колечка... На большее денег у них не было...

— Ладно... — тяжело вздохнул Паул. — А когда я тебе говорил, куда положил украшения леди Траонт, которые украл три года назад?

Эрик вздрогнул только от упоминания имени этой женщины. Джулию он ненавидел, хотя, наверное, ненавидеть стоило себя за ту глупость, из-за которой погибла Милена, его младшая сестрёнка...

Маг вздохнул снова и отвернулся к стене, показывая, что говорить с другом сейчас не намерен. Тот поставил поднос с едой на тумбочку и, стараясь не шуметь, вышел. А Паулу хотелось только убить ту девчонку, Каю Файр, которая была причиной части несчастий, посыпавшихся на голову чёрному магу.

Несчастия... Всё было бы ничего, если бы дар магии не мог отняться у него из-за нервного и физического истощения... Дар нужен был ему сейчас. Сейчас больше, чем когда-либо. Исследование, которое должно было открыть ему, что же случилось тогда — в момент раскола мира на три части, — было под угрозой... Он уже смог открыть вид магии, который не был известен ему до этого, только этого было мало. Ни одного человека, владевшего ей, он не знал. И не мог знать. Говорили, очаги магии сохранились только в руинах старых храмов, только вот нужно было найти именно тот храм. Где Паул мог отыскать таковой? И как он мог искать его сейчас, если невозможно было даже пошевелиться?

Чернокнижник ненавидел, когда ему мешали, и Кая была не исключением. Сейчас он был готов просто убить эту девчонку, что помешала ему несколько недель назад сбежать из тюрьмы, хотя ещё какое-то время назад она ему даже нравилась — тихая, спокойная, бессловесная. Но она сейчас была далеко, а маг чувствовал себя настолько неважно, что думать о том, чтобы как-то отомстить этой девчонке, было как-то глупо. Он не мог сейчас отомстить ей. Нужно было думать об этом позже, сейчас же нужно выжить, выздороветь, чтобы заняться тем, чем он хотел заниматься до революции, устроенной Эриком...

* * *

Воспоминания могут приносить и радость, и боль, и равнодушие, накатывающее с такой силой, что становится просто страшно. Пустота кажется и пыткой, и убежищем. Ощущения сплетаются в диком танце. Каждая мысль отдаётся болью, но не думать просто невозможно...

В тот день, когда всё началось, девушка даже подумать не могла, какой станет её дальнейшая жизнь. Она была племянницей короля, она была никем, ничтожеством, за которым постоянно следили. Ни одного неверного шага позволить себе было нельзя. Это обернулось бы полнейшим крахом, гибелью. Разве могла подумать девушка о том, чтобы как-то измениться, преобразить свою жизнь? Сейчас ей казалось, что не так уж и глупо она поступала. Тогда она была чистой, невинной и доверчивой девушкой, которая могла бы выйти замуж за какого-нибудь генерала, родить ему с десяток ребятишек и изредка появляться в обществе. Сейчас она стала светской львицей, которую принимали на любых балах, в любых салонах, на любых встречах. Считалась красавицей, только вот полюбить её теперь вряд ли кто-то мог. Таких, как она, презирали и боготворили одновременно. Дамы фыркали, только увидев её, а мужчины брезговали, но, однако, от этого не менее жарко шептали по ночам слова любви. Впрочем, только по ночам. На большее она рассчитывать не могла. Теперь — тем более. Любовница короля... Таких вообще в обществе ненавидели. Что она могла сделать?

Раньше всё было проще — именно к этому выводу сводились все размышления девушки о том, что она не могла поступить иначе. Могла. Просто хотела вырваться из привычного ей ада в ад куда более страшный. Ад, полный золота, красивых приёмов и слов... Ад, из которого ей уже не выбраться в этой жизни, разве что после смерти... Муки одиночества не проходили, пришли к ним только ещё и муки совести. На душе, почему-то, всегда было тяжело, что бы она не делала....

Алесия сидела на диване и внимательно наблюдала за тем, что делал сейчас Альфонс. По правде говоря, просьба Хоффмана показалась девушке несколько странной — граф никогда не просил её переспать с кем-то дважды. Впрочем, когда-то мисс Хайнтс удивило и то, что граф вообще сказал, что будет подбирать ей кавалеров. В общем, девушке было безразлично, кого он ей подбирал. Хоффман был человеком принципиальным и исключительно благородным, как ей казалось когда-то. Про благородство она, конечно, немного ошиблась, а вот принципиальность графа была необычной. А Альфонс Браун... Этот мальчишка, если говорить правду, был ей симпатичен. В первый раз Георг приставил её к нему, когда что-то пошло не так в разговоре графа с принцессой Марией. Наверное, даже представлять не стоит, как огорчился Хоффман, когда произошла эта революция, в результате которой та девчонка пропала.

— Грустишь? — задумчиво произносит Ал. — Что-то случилось?

Алесия улыбнулась: она уже почти целый день ждала, когда новоиспечённый монарх обратит на неё внимание, и, пододвинувшись поближе к парню, поцеловала его. Король, правда, отстранился. Девушка обиженно посмотрела на него, фыркнула и отвернулась. Такие действия были позволительны ей. Даже Хоффман разрешал ей это, когда они были любовниками, правда, как заметила Алесия, быть другом графа оказалось куда выгоднее. Да и спокойнее.

Мысли девушки постепенно вернулись к Анне. То, что происходило между графом и этой леди, волновало племянницу короля уже очень давно. И теперь было понятно, что их отношения шли к свадьбе — Хоффман публично объявил, что эта девушка — его невеста. Анна совсем не являлась красавицей — слишком худая, бледная, темноволосая... Так же она не была богатой или знатной. Просто девушка, которая смогла сделать то, что её предшественницам не удавалось. Впрочем, Алесия всё равно была уверена, что долго на пьедестале Анна не продержится. Хотя бы из-за своей ревности, которая не давала покоя Хоффману уже долгое время. Что нужно было графу в Анне? Что? Алесия не могла понять.

Изображать обиду было, пожалуй, необходимо. Так мисс Хайнтс могла хоть немного отвлечься от переживаний о Монике, которая способна натворить чего-нибудь из-за своей горячности. Эливейт была, конечно, дурой, но пока только её Алесия могла назвать подругой.

— Не обижайся... — шепчет Альфонс ей на ухо. — Я правда сейчас не могу думать ни о чём другом, кроме Марии. Она мне почти сестра. Я боюсь, что она погибла... Я боюсь потерять, понимаешь?

Алесия не понимает: в её жизни не было людей, которых бы она любила. Даже друзья — Георг Хоффман, Гораций Бейнот и Моника Эливейт — были для неё просто развлечением, тем, с кем можно было хорошо провести время. А кем был Альфонс? Они оба играли друг с другом и оба об этом знали. Она не была его королевой, а он не был её королём. Просто игра... Такая же интрижка, как и все остальные. Не больше. Ей даже участь официальной любовницы короля, которую чтили и уважали немногим меньше королевы, не грозила. Она была просто девушкой, которая оказалась в постели короля, но к которой монарх не чувствует ничего, кроме похоти.

Алесия осторожно поворачивается к Альфонсу; только сейчас она замечает, что тот одет в парадный мундир. Конечно... Опять военный совет! Её дядя мундир надевал только на эти советы. Ну, ещё на балы. Но бала не было. Её пригласили бы на бал, да и, если бы не пригласили, она бы знала об этом. Точно знала бы. А о советах никогда не говорили. Те, кто должен был знать о них, знали и так.

— Я понимаю, — врёт девушка. — Ты беспокоишься о ней, но от того, что ты сам лишаешь себя из-за этого всего, ей легче не станет, где бы она ни была...

Хоффман был подозрительно спокоен. Наверное, девчонка у него... Алесия вздрагивает от своей догадки: вот где находится Мария. Граф Георг Хоффман был тем человеком, который вполне мог бы скрыть её нахождение у себя дома. Только вот дома ли? Где он мог её прятать? Не в столице. Это точно. Анна была настолько ревнива, что туда Хоффман девчонку бы не потащил... В небольшом загородном особняке Марии точно не могло быть, Алесия бы узнала об этом первая от Горация, который сейчас жил там... Так где же граф мог прятать принцессу? Ну, не убил же он её, в самом деле!

— Алесия... Наверное, ты права... — прошептал король. — Думаю, нужно...

Договорить парень не успел: дверь распахнулась, и в комнату вошёл граф Траонт. Алесия знала этого человека. Один из самых вздорных, он был изгнан из столицы своим братом, королём Генрихом. Так же он не был так богат и властен, как его сестра — леди Джулия Траонт, женщина, которую Алесия понять никак не могла, хотя порой ей казалось, что они находятся довольно близко в своих судьбах.

Теодор Траонт был довольно привлекателен в свои сорок лет, впрочем, Алесия даже близко подходить к нему не хотела. Траонт ненавидел её с первой их встречи. Тогда она была ещё той самой девочкой, которой ей хотелось снова стать теперь... Почему он так невзлюбил её? Говорили, у него когда-то была интрижка с дочерью короля Генриха, Кассандрой. А так же поговаривали, что Алесия была внешне очень похожа на эту женщину, а тогда, наверное, ещё и характером.

— Я надеюсь, что не помешал вам, — мрачно проговорил граф, присаживаясь в кресло, которое находилось ближе к двери.

Ал поднялся с дивана и подошёл к незваному гостю, впрочем, как поняла девушка из разговора, последовавшего за этим, незваным гость вовсе не был — новый король звал лорда Траонта. И, видимо, именно поэтому сейчас не хотел что-то делать. Следовало Алесии догадаться... А она... Она просто решила обидеться на короля. Впрочем, она играла кого-то между кокеткой и дурочкой, следовательно, могла позволить себе некоторые вольности в общении с монархом.

* * *

Мария не могла заснуть уже очень давно. Она всё думала. Думала о человеке, о котором не подумала, когда отправлялась в Сказочное королевство, и о котором незаслуженно забыла, когда всё тут закрутилось... На душе было паршиво. Девушка надеялась, что прогулка по небольшому садику, где отдыхали сотрудники организации, принадлежащей графу Хоффану. Поистине сказочное место... Девушке нравилось гулять здесь. Тут было довольно необычно. Граф говорил, что некоторые растения были притащены сильфидами, что работали здесь, а значит, Мария не могла видеть их до этого...

Присаживается девушка прямо на пол где-то в углу, за одним из самых пышных деревьев. Тут довольно удобно и, кажется, наиболее спокойно. Место как раз подходящее, чтобы подумать. И Марию уже почти начинает клонить в сон. Тут неплохо для того, чтобы поспать, кажется принцессе. Во всяком случае, куда удобнее, чем в той комнате, которую выделил ей Хоффман. Та кажется скорее тюремной камерой, нежели комнатой, где хочется выспаться и куда хочется возвращаться.

— Не спится? — вдруг слышит Мария голос Мердофа.

Что он тут делает? Девушка не видела, как он вошёл. Парень в это время осторожно садится рядом и протягивает Марии чашку с горячим чаем и шоколадное печенье. Та качает головой, отказываясь от еды, и снова погружается в свои мысли. Она, если быть честной, очень обеспокоена тем, что даже не удосужилась вспомнить о человеке, который старался вырастить её и Альфонса. Интересно, а он-то вспомнил о нём? Или тоже, как и Мария, благополучно забыл?

— Что-то случилось? — спрашивает Айстеч удивлённо. — Я не думаю, что ты просто так не спишь которую ночь подряд.

Мария пожимает плечами и отбирает у Мердофа чашку с чаем, из которой тот уже хотел отпить, и выпивает залпом. Напиток довольно горячий, впрочем, не настолько, чтобы принцесса могла обжечься. Парень фыркает от смеха. Пожалуй, Марии следовало лежать сейчас в своей комнате и спать, а не находиться здесь, но... Интересно, Хоффман не позволит ему остаться в штабе подольше, чем обычно? Всё-таки, если уж граф одобрил его кандидатуру на роль экскурсовода для Марии, возможно, графу хочется, чтобы он, Мердоф, пока наблюдал за этой девушкой...

— Я просто совсем забыла об одном человеке... — бормочет принцесса расстроено. — Это, наверное, очень неблагодарно по отношению к нему. Он беспокоится обо мне сейчас. Впрочем, что ж теперь поделать? Я теперь просто хочу встретиться с ним и извиниться за всё, что он пережил...

Мердоф вдруг подал ей знак молчать, девушка кивнула и прислушалась: дверь заскрипела, и в садик кто-то вошёл. Мария не знала, да и не видела, кто это был, а вот Айстеч, кажется, мог это видеть. Поворачиваться принцесса боялась — мало ли кто там сейчас стоял. Проверять, кто там, девушке совсем не хотелось. Да и вряд ли это было безопасно. Нормальные люди не приходят просто поговорить ночью в то место, где нет камер, и совершенно точно не стреляют в воздух, чтобы проверить, есть ли тут кто-нибудь...

— Заткнись, дура! — услышала она чей-то грубый голос. — Разве не понимаешь — ради тебя стараюсь!

Мария старалась не дышать, мало ли что там хотел этот человек. Быть может, он готов убить любого, кто подслушает этот разговор, откуда мисс Фаррел знать это? В конце концов, мысли читать она не умела. Да и, если бы умела, скорее всего, так испугалась бы того человека, что говорил сейчас. Голос его был не знаком ей, но, наверняка, был знаком Мердофу, который тоже пока молчал. Кто там стоял? Мария не могла видеть этого — она сидела спиной к тому дереву, за которым они с Мердофом и прятались, так что оставалось только ждать момента, когда тот тип уйдёт.

Второй человек, находившийся в комнате, женщина или девушка, всхлипнул и, кажется, попытался отойти. Мужчина начал что-то шептать, уговаривать. Мария не могла видеть происходящего, но, пожалуй, можно было говорить, что это обычная бытовая сцена, такая, каких каждый день происходит тысячи. Наверное, не стоило так беспокоиться. Просто подождать, пока эта парочка закончит говорить, а потом забыть о том, что это когда-то происходило.

— Риан! — воскликнула женщина; услышав её интонацию, уже можно было представить, как она всплёскивает руками — Пожалуйста, Риан, ты должен понимать, что моя начальница не любит скандалов... Уйди, пожалуйста... Моя смена начнётся через час... Мне надо переодеться, Риан!

Они что-то ещё говорили, и говорили довольно шумно, впрочем, Мария уже не могла слышать их дальнейшего разговора — Мердоф знаком показал ей тихо выбираться из сада. Скоро они уже находились в соседней комнате, откуда, хоть и было слышно, что Риан и его жена о чём-то говорили, самого разговора уловить было нельзя.

— Это муж одной из наших сотрудниц... — пробормотал задумчиво Айстеч. — Ужасно ревнивый. Ей приходится врать, что она работает секретаршей у Софии Леманн, чтобы этот самый Риан не пришёл разбираться к Хоффману.

Мария усмехнулась. Да уж, тут было весело. Настолько же весело, как и на Земле, если не веселее. Пожалуй, стоит спросить графа, не может ли он оставить её работать в этой организации. В конце концов, все говорили, что Мария учится быстро, так что, наверное, особой проблемой обучить её некоторым тонкостям одной из профессий, что были востребованы здесь, не составит особого труда. Зато она сможет находиться в обществе людей, с которыми интересно общаться.

— А что, приходил разбираться к Хоффману? — попыталась изобразить удивлённый вид Мария. — Нет, правда?

Мердоф кивнул и вдруг расхохотался. Пара, что находилась в закрытом саду, устроенном для сотрудников организации, перестала что-то обсуждать, мужчина распахнул дверь; теперь мисс Фаррел, наконец, смогла его увидеть — этому человеку было лет сорок-пятьдесят на вид, в волосах его виднелась седина, а взгляд оказался настолько строгим и гневным, что девушка сама невольно вытянулась: стоять перед ним в расслабленной позе казалось слишком странным.

— Здравствуйте! — выдавила из себя улыбку Мария. — Мы чем-то вам помешали?

Мужчина отрицательно покачал головой, извинился и вышел из комнаты, закрыв дверь с другой стороны. Айстеч и Фаррел ещё минуту стояли почти в оцепенении, а после расхохотались. Кажется, принцесса не представлялась тому мужчине источником опасности, а значит, ей повезло. По взгляду этого человека она поняла только одно — убить он может, и, возможно, убив человека, он ни на секунду не засомневается в правильности своего решения. А жить Марии пока хотелось...

Примечания:

* Король и Шут — Тёмный учитель