Индия (гет)

Никогда не представляла, что будет так трудно. Обездвижив Невилла и бросившись навстречу моему первому приключению, не думала, что оно может затянуться надолго, и я заплачу такую высокую цену. Не могу мыслить трезво в последние дни. Не могу больше это выносить. На картине изображен Сириус, и от этого больно. Смотрю направо, а там лежит один из шарфов моей матери, который я взяла себе, потому что мне понравился его цвет… и это тоже больно. Оглядываюсь и замечаю паутину, вспоминая, что вчера мы потеряли человека, потому что закончились лапки пауков для необходимого зелья. И это больно! Опускаю взгляд вниз и вижу сквозь рваные ботинки кончики пальцев, и вряд ли получу новую пару — другим обувь нужнее. Эта война отбирает у нас все. Как же это больно! Я выжила после двух Непростительных — переборола первое и смогла сохранить рассудок после семи кругов второго. Это было еще тогда, когда я могла открыто сражаться за Орден и была всегда на передовой. И когда холодает, меня начинает бить мелкая дрожь. Снэйп говорит, что, возможно, мои нервы никогда полностью не восстановятся. Если слишком устаю, мерзну или за короткий промежуток времени чересчур много использую магии, меня будто возвращает в прошлое, и я чувствую, как все тело пронзает боль от проклятья. Это может длиться минутами. Я просыпаюсь, а Драко или Снейп сидят рядом на полу, пытаясь удержать мою голову так, чтобы я не билась о кафель, дерево или ковер. Они смотрят на меня с сочувствием и даже не жалуются, что я испачкала их мантии, когда потеряла контроль над собой. Обнимают меня, чистят магией, кутают в одеяла и обкладывают бутылками с горячей водой, а потом ждут, когда все это кончится — чаще бывает только один-два приступа, после чего я проваливаюсь в бессознательное состояние. Лучше бы я чувствовала только боль.Я вижу за столом сгорбившуюся от горя Молли Уизли — один из ее детей больше никогда не вернется. И не будет больше шуток по поводу серьги в ухе или попыток переодеть его из кожаной куртки в обычную мантию. Это так больно! Но она делает это не нарочно — не хочет, чтобы я чувствовала ее боль. Молли понимает, что я разделяю ее страдания и скорблю вместе с ней. Но не знает, что во всем виню только себя. Ведь это моя война, в конце-концов! Моя война, моя вина. Теперь у меня есть две дочери, о которых нужно заботиться. Я попросила Кингсли выдать им палочки еще полгода назад, и теперь мы со Снейпом и Драко обучаем их магии. Знаю, что они еще слишком молоды, но может случиться так, что девочкам придется сражаться. Нас могут найти здесь, и они должны будут выбрать: драться или умереть. Они все еще под угрозой. Прошел уже год, как я удочерила детей, но Мишель до сих пор еще ни разу не заплакала. Она не плакала даже тогда, когда члены Ордена нашли ее собаку и вернули целой и невредимой. Молчала, когда Джуд упала с лестницы, споткнувшись о подножку Мундугуса, и ей с помощью магии восстанавливали две сломанные кости. Или когда Драко пытался научить ее драться и случайно сломал ей нос. Мишель не плачет и не задает вопросов. Только учится, строит планы и ненавидит. Джуд же ничего еще не понимает, думая, что все это лишь игра. Она возится с собакой, по иронии названной Волшебником, и старательно изучает заклинания с присущим ее возрасту интересом. Бесспорно, она одарена толикой таланта, но слишком мала, так что для нее это, пожалуй, бесполезно. Сомневаюсь, что Джуд сможет сопротивляться даже заклинанию щекотки. Она просто замрет на месте.Мишель, вероятно, сумела бы захватить с собой парочку Пожирателей на тот Свет. В последние дни Драко стал ее постоянным спутником. Не уверена, что он общается с ней как с дочерью или младшей сестрой, или еще как-то по-другому. Не хочу даже думать об этом. Кажется, у волшебников не возникает проблем «с достижением совершеннолетия», какие бывают у магглов. Мне нужно удостовериться, что они ни чем таким не занимаются. Я действительно должна это сделать. Мишель улыбается, только когда Драко рядом. А Драко улыбается только рядом с ней. Возможно, она еще ребенок, но уже рассталась с детством в этой войне. И я не собираюсь вставать на пути к ее счастью, каким бы оно не было.Я их мать, ведь я удочерила девочек. Мы с Джуд, как мне кажется, нашли общий язык. Я укладываю ее спать и читаю сказки на ночь. Бужу утром щекоткой, пеку кексы, когда в доме достаточно сахара. Когда запасы еды подходят к концу, отдаю ей большую часть свей порции. Она прибегает ко мне, когда плачет.Мишель не такая, как Джуд. Не желает, чтобы я рассказывала забавные истории и заставляла плюшевые игрушки танцевать для нее. Она лишь хочет, чтобы я избавила ее от боли.Как мне это сделать, если с собственной справиться не могу? Но видит Бог, я пытаюсь.Мишель тоже оставляет Джуд большую часть своей еды. Мы стараемся выделить порцию еще и для собаки, потому что не можем допустить, чтобы она потеряла еще и собаку. Мы сами перевязываем и зашиваем раны членам Ордена, стараясь избавить Джуд от вида крови. В нас обеих есть внутренний стержень, и мы с ней уверенно смотрим в лицо смерти. Мы — отражения друг друга, вот только, кажется, Мишель слишком затянуло в зазеркалье. Боже, профессор, я не знаю, что делать.