Шрамы солдата Джейн (гет)

Джейн никогда не тосковала по жизни на гражданке — но отвести душу всегда любила. Гаррус был прав — отдохнуть оказалось не лишним. Особенно по душе Джейн пришлось мероприятие под названием «Размазать своего клона по ближайшей крыше». Оторвались все — особенно Рекс, а с каким наслаждением она доказала одной не в меру наглой девке, что Шепард — это не лицо, звания и запись в базе данных. Какую бы беспринципную тварь эта не-Брукс ни воспитала из клонированного с нее куска мяса, оригинала бы не вышло. Возможно, через неделю-другую от не-Брукс остались бы ошметки просто в благодарность от клона за такую «милость». Потому что «надежда Галактики» только звучит гордо, а на деле — клеймо для того, на кого можно скинуть любую проблему, от которой бегут те, кто адекватен. Немного жаль, что не-Брукс не захотела применить на практике полученный опыт и попыталась сбежать.

Джейн вспоминала об этом между делом, пока Кортез выруливал челнок к более удобному для высадки месту. Тессия прессовалась, разрушалась и покрывалась рытвинами, ситуация складывалась безнадежная, и требовалось любыми способами, любыми жертвами добраться до храма…

Добрались. Полюбовались на протеанский маяк в отличном состоянии. Почуяли близость разгадки тайны Катализатора. И облажались. Пожалуй, еще бо́льшим провалом было бы сгинуть под обломками обвалившегося пола.

Отослав отчет Хакету и переговорив с советницей азари, когда наружу рвалась отборная ругань, она пошла на обход корабля, решив начать со встряски явно раздавленной Лиары. Но этим уже занимался протеанин, поэтому Джейн лишь убедилась, что они не разнесут грузовой отсек биотикой, и, проведав заодно Вегу с Кортезом, вернулась на жилую палубу. Где застала переговоры Тали и Гарруса, волнующихся о состоянии азари. Раздраженным рыком всполошив кварианку, она кулаком открыла едва успевший закрыться лифт и поднялась в БИЦ. Трейнор благоразумно помалкивала, обмолвившись лишь о том, что переслала свежие донесения и сводки на личный терминал. Казалось бы, хоть здесь ее избавят от нытья.

Наивная. Джокер выкинул хохму про танцовщиц, а потом огорошил новостью про Типтри, две недели как атакованную Жнецами. Будто командир и так не в курсе, что творится с семьями каждого на ее корабле. А в довершение накрыл «обязанностью заботиться», которую на него возложил Андерсон. Будто бы это спасло ее от самобичевания — какая-то говенная забота. Чтобы успокоиться, ей нужно расстрелять пару сотен хасков различного калибра или одного Жнеца, а не квохтания вокруг ее растоптанной гордости.

Разумеется, Джейн не была в порядке. Но не пустые слова ей нужны для того, чтобы прийти в состояние относительного равновесия. Ей бы не помешало научиться спокойствию у Самары, при последней встрече яснее ясного намекнувшей о том, что один шаг в сторону кривой дорожки — и ее строгий Кодекс подпишет ей смертный приговор. После победы над Жнецами, само собой. Интересно, после падения Тессии она готова повторить те же слова?

Из кабины пилота ноги внезапно привели к главной батарее. И турианцу, молча гипнотизирующему голографическую панель с картой. Обстановка на ней рисовалась еще более дерьмовая, чем в туманности Афины. Устав уже от лезущей отовсюду безнадеги, Джейн было развернулась обратно — но Гаррус, отвлекшись, обернулся к ней. Секунд десять никто не шевелился, и она, заметив что-то на его таком невыразительном лице, по традиции спросила о родных. И его ответ, что они выбрались и в относительной безопасности, дал ей ту каплю самообладания, чтобы не схватить штык для винтовки и не ринуться расправляться с диваном в капитанской каюте. И хоть кто-то не стал поднимать тему ее «невиновности» в провале миссии.

Тесный контакт через объятья не то, чтобы развеял весь мрак, поселившийся внутри, но позволил на несколько минут выкинуть все из головы. Непонятным образом Гаррус усмирил ее бешенство. На время.

Этим же вечером, проводя чистку почты, Джейн наткнулась на давно прочитанное письмо от Хакета. Тогда его содержание показалось малообещающим, но на фоне последних событий… Хм, Брайсон. В следующий же визит на Цитадель она его навестила.

И сразу же поняла, что, пока не разберется и не получит результат, не успокоится.

Ей даже в голову не приходило, что призрачный, слишком удачный шанс окажется столь… мотивирующим. Ради достижения цели, не считаясь ни с чем — даже с собственной тенденцией находить самого проблемного противника, она перла напролом в лобовую, занимая укрытие только тогда, когда щиты падали. После громкого провала для нее было важно поймать удачу хоть руками, хоть зубами — невзирая на нелестные эпитеты, которыми ее награждали по возвращении. Не в лицо, конечно, за спиной, веря в свою безнаказанность. Но пока в этих словах крылся трепет в смеси с восхищением и тревога за исход операции, Джейн была готова притворяться глухой.

В открытую свое недовольство решался показывать только Гаррус — знатно рискуя нарваться. Но слова о том, что любовь превращает его в невротика и тому подобное чудесным образом спасали. Потому что слышать это было… приятно. Иррационально приятно, как и услышать от турианца напряженное «Никогда больше так не делай» после того, как он вытащил ее из-под двух подравшихся тварей, когда она в пришибленном состоянии вывалилась из «Тритона».

Кровь из носа не останавливалась, гудение в ушах усиливало раскалывающую череп боль. Гаррус тревожно что-то щелкал на инструментроне, а Джейн ликовала: на этот раз «Цербер» и пасти раскрыть не успел!

Даже Кортез обернулся, услышав ее громкий надрывный хохот. Джеймс что-то пробормотал, но она не расслышала. Не дав оставить оружие в арсенале ее, продолжающую глупо хихикать и бормотать бессмыслицу под нос, увели в медотсек, где внезапно слишком сильный Гаррус удерживал ее на столе, пока Чаквас проводила осмотр и светила фонариком в глаза. После инъекции каких-то препаратов смех наконец прекратился, и мир стал ощущаться яснее, хотя гудение в голове не прекратилось.

Избавленная от всего снаряжения, тотчас унесенного Вегой, в одном облегающем костюме, надеваемом под броню, Джейн недовольно поморщилась, когда турианец на руках, под удивленными взглядами экипажа, донес ее до лифта.

В каюте была полнейшая тишина, не считая отголосков работы двигателя корабля и бурления аквариума, поэтому вибрации тревоги в голосе Гарруса пробрали до мозга костей:

— Шепард, посмотри на меня.

Кожаный диван под ними поскрипывал при малейшем движении. Слишком сильно сжатые на плечах трехпалые ладони причиняли боль, но она не пожаловалась, наоборот, зацепившись за эту боль, чтобы мыслить трезвее. Когда ее встряхнули в третий раз, чтобы привлечь внимание, удалось прийти в себя достаточно, чтобы сфокусировать на нем взгляд:

— Считаешь, что я окончательно спятила?

Горло свело спазмом, когда он, вздрогнув, неуверенно оттопырил мандибулы. Джейн не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал столь резко и обреченно.

— Это было слишком. Так долго, так много — для кого угодно это слишком. И ты едва не погибла… там. Опять…

Она перехватила его правую руку, не дав отпустить свое плечо. Ей нужно было за что-то держаться, связь с реальностью, чтобы не сгинуть, чтобы не утонуть…

Тьма неприступна.

Левиафаны не трудились деликатничать, влезая в глубины памяти и препарируя ее сущность. Они взбаламутили осадок, вытащили наружу то, что не хотелось вспоминать, что должно было остаться глубоко похороненным и позабытым. И из-за них мигрень приобрела характер не навязчивого гудения, а вспышек.

Гаррус понял ее немую просьбу и, пододвинувшись вплотную, притянул к себе, но тут же снова отстранил:

— Я сниму броню…

Обрывая его лепет, Джейн вцепилась в воротник и дернула к себе, сначала ткнувшись лбом в его лоб, а затем скользяще переместившись так, чтобы потереться правой щекой об его горячие неровные шрамы. Турианец напрягся и рвано вздохнул, обхватив обеими руками за талию: осторожно, опасаясь вовсе не раздавить, а спугнуть.

Подобные моменты нежности между ними можно по пальцам руки пересчитать — притом, его руки. И все они происходили в не совсем трезвом состоянии самой Джейн.

Тем не менее, на этот раз ей и в голову не пришло жалеть о ясности ума…

Вышедший из душа Гаррус тяжело вздохнул, застав ее за рабочим столом:

— Доктор запретила тебе напрягаться.

— Если не заметил, я сижу на стуле и всего лишь составляю рапорт.

— Сомневаюсь, что за час… хм, приятных занятий тебе настолько полегчало, — его голос над ухом прозвучал одновременно игриво и недовольно.

Турианец попытался вытащить ее из-за стола, но отступил, получив тычок локтем меж грудных пластин. Убрав упавшие на лицо влажные волосы, она обернулась с упрямым видом:

— Будешь мешать — выгоню за дверь. В текущем виде. Пусть экипаж полюбуется на голого турианца.

Гаррус посмеялся, оперевшись на стол сбоку от нее и нависнув:

— Разве мы еще не превысили лимит «двусмысленных намеков»?

— Это будет не намек. Это будет беготня голого турианца по кораблю, — низко и коварно хохотнула Джейн и вернулась к рапорту, проигнорировав его любопытную морду над своим левым плечом.

Написано было немного, поэтому у него закономерно возникли вопросы:

— Почему на этот раз они согласились помочь? Не поверю, что Левиафанов никогда никто не находил до нас.

— Я их убедила, — хмыкнула Джейн.

— Ты умеешь убеждать, — поддержал ее насмешкой Гаррус и будто случайно на секунду уткнулся носом ей в волосы. — Но что они нашли в твоей голове такого для того, чтобы… выйти из тени?

Ей не нужно было задумываться, чтобы дать уже известный ответ:

— Аномалия. Неслучайность. Угроза для Жнецов.

— Угроза… ты? — дернувшаяся мандибула мазнула по виску.

Она медленно кивнула, глядя перед собой рассеянно, будто изучала модели кораблей за стеклом:

— У меня были подозрения после Ранноха, ведь…

— …Жнец обратился лично к тебе, — выдохнув, Гаррус выпрямился и прислонился левым бедром к краю стола. — Да, согласен. После всего произошедшего тебя нельзя не заметить.

Джейн пересказала ему узнанное, наводя порядок и в собственной памяти: про то, как появились Жнецы, про их мотивы, о превосходстве одурманивания Левиафанов над таковым Жнецов, что демонстрировало падение одного в океан при побеге с 2181 Деспойна. Вакариан слушал, иногда слегка кивая, тихо постукивая когтем по пластинам на руке и пару раз отвлекшись на то, чтобы ответить на сообщения.

— Получается, теперь нам есть, что противопоставить — ту же тактику, но мощнее, — не без удовлетворения заключил он, — превратить врага в союзника.

— Да. И ты будешь готов ответить при применении этой тактики на нас.

— О чем ты? — Гаррус насторожился, явно прочитав что-то на ее лице.

Джейн, отвлекшись на пришедшие свежие сводки с фронта и массаж висков, пояснила спокойным будничным тоном:

— Жнецы выделяют меня. А это значит, что от меня следует избавиться при первых же признаках одурманивания.

Повисла напряженная пауза.

— Шепард… — дрожь и недоверие.

— Это приказ.

Она знала, что он поймет. Знала, что рациональная его часть призна́ет это правильным, когда эмоциональная оправится от шока. История с клоном наглядно показала, какой хаос может случиться, если кто-то с ее лицом и ДНК решит диктовать свои правила. А если это будет она сама…

— Ты, как никто другой, знаешь меня. Ты сразу заметишь… и не будешь колебаться.

— Нет женщины более жестокой, чем коммандер Шепард, — произнес с запинкой Гаррус, не сдерживая почти скорбных, полных обиды и боли вибраций в голосе.

Отодвинувшись от стола, Джейн встала и, развернувшись, присела на его край, глядя на профиль замершего в одной позе и напряженно прижавшего мандибулы к лицу турианца — непривычно без визора:

— Эта женщина доверяет вам, офицер Вакариан. Не подведите ее, — произнесла четко, чтобы пресечь попытки смягчить ее.

Он покачал головой, по-прежнему не глядя на нее — и попытавшись выдернуть правую руку, когда она взялась за нее, но позволив разжать кулак и сцепить их пальцы. Если его удивил столь теплый жест, то это не проявилось ни в чем. Джейн давила: несильно, но настойчиво, упирая на то, что никому больше нельзя дать подобное задание. Другие отступят, не решатся.

Она пыталась скрыть, насколько ей самой больно отдавать ему этот приказ.

— Шепард… раз я уже пережил твою смерть… во второй раз…

— Если ты ошибешься, не переживет Галактика. Ни Земля, ни Палавен, ни Раннох, ни Тучанка… вся борьба, все эти гребаные союзы — все это будет впустую.

— Ненавижу хладнокровные расчеты.