Орнейские хроники -2 (гет)

Выйдя из дворца Справедливости, Лара на мгновение остановилась. Тягостное ощущение не проходило. Неприятно удивило то, что Пеан ощутил вмешательство. Впервые ее дар причинил страдание человеку.

Она бросила взгляд на башенные часы. Большая стрелка приближалась к полудню. Не послать ли записку Светлой Алфее и отменить визит в госпиталь? Но упадка сил Лара не чувствовала и, сев в карету, велела кучеру ехать в обитель.

По дороге она пыталась вернуть себе душевное равновесие. Что ее гнетет? Ведь выяснилась непричастность харчевника. Наверняка, Пеан скоро окажется на свободе и вернётся к своему ремеслу. Если Товье устроят его ответы в том,что касается этррури. Который вовсе и не этррури. Что-то знакомое было в том, как человек в ее видении наклонил голову, как протянул листочек бумаги сержанту. Если бы у неё было ещё несколько мгновений, она увидела бы его лицо…

Однако с какой лёгкостью ей удалось проникнуть в разум Пеана и вызвать нужные воспоминания! А если бы допрос длился дольше, могла ли она подчинить его волю себе, заставить не только вспомнить все до конца, но и рассказать? Или даже... сделать то, что она ему прикажет? Лара перевернула плечами от внезапного озноба. Дар — это тяжкое бремя. Так говорил Вальен, и она понимала его слова как неизбежность платы за способности физическим истощением. Но сейчас ей открылся и иной смысл фразы. Осознание власти над другим человеком. Великое искушение для души...

Мимо окна проплыли стены обители, и Лара приказала себе выбросить неуместные мысли из головы.

* * *

Хин с безразличным и даже ленивым видом потянулся, внимательно оглядывая переулок и небольшую площадь перед госпиталем. Жрицы устроили навес и поставили скамьи, где и расположились солдаты, ожидая, когда сьера Оденар изволит вернуться домой. Кучер отогнал карету под платаны, молодая листва которых уже давала достаточно густую тень, и теперь дремал на козлах. У коновязи переступали с ноги на ногу и позвякивали сбруей несколько лошадей под присмотром грумов. В будке у открытых ворот обители скучал привратник. Прошел зеленщик, сгибаясь под тяжестью корзины. Бедно одетый старик привез на тележке замотанную в дерюгу жену и, выйдя уже без нее, уселся под навес, подальше от солдат, тряся седой головой и размазывая скупые слезы. Все это Хин отмечал машинально, прислушиваясь, не раздастся ли стук колес и не появится ли обещанная повозка. Может, сорвалось дельце? Отчего-то сосало в желудке.

Посетителей было немного, и к часу вола почти все разъехались, зато возле перед входом собралось около десятка нищих обоих полов, ожидающих дармовую жратву. Две жрицы в передниках поверх хламид и белоснежных чепцах уже разливали из казана похлебку в подставляемые миски. Солнце, несмотря на то, что весна не перевалила и за половину, начало припекать, по брусчатке медленно перемещались тени. Хин приложился к фляжке: воды осталось на глоток, и вкус ее оставлял желать лучшего. Прополоскав рот, сплюнул на камни, с неприязнью думая о добродетельной сьере:

«Ишь. Прихоть благородной. А ты жди, пока натешится!»

Драгуны травили байки, не осмеливаясь, впрочем, гоготать в голос. Хин было встрял, но его шутку не поддержали. Ну а как же: вояки не считали сыскного за ровню и не скрывали презрения. Хин внутренне усмехнулся, но в следующий миг подобрался: в конце переулка показалась крытая повозка, запряженная парой крепких гнедых коней. Блеснул трилистник на тулье шляпы сидевшего на козлах человека, и Хин так и впился в его лицо глазами. Один. Внутри, что ли, прячутся? Сказано было, что солдаты — не его забота, но неуж возница в одиночку управится?

«Не подведи, Трилистник», — хмыкнул он.

Повозка остановилась, частично перекрывая выезд с площади, в тот миг, когда протяжный звон известил о наступлении часа вола. Экскорт сьеры Оденар пришел в движение: кучер, встрепенувшись, щелкнул в воздухе кнутом; солдаты вскочили, оправляя мундиры, и устремились к лошадям. Притворившись, что натягивает сапог, Хин извлек из-за отворота завернутый в платок флакон с зельем и, осторожно вытащив пробку, сунул флакон в карман, затем поднялся на ноги и спокойно пошел к воротам.

Он увидел приближающуюся сьеру Оденар. Старый привратник выбрался из будки, неуклюже кланяясь и что-то почтительно бормоча под нос.

До ворот осталось пара туазов и Хин замедлил шаги, напряженно прислушиваясь. Зацокали копыта. Сейчас или... За спиной грохнул выстрел и сразу же еще два. Знойный воздух прорезали крики и лошадиное ржание. Пронзительно завизжали женщины.

Сьера Оденар недоуменно вскинула голову, и Хин одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, на ходу доставая флакон и выливая его содержимое на платок. Привратник разинул было рот, но Хин врезал ему локтем под дых, в следующий миг прижал пряно пахнущую ткань к лицу сьеры. Та забилась, но быстро обмякла. Лязг металла, крики и треск ломающего дерева перекрыл еще один выстрел.

«Дери тебя демоны!»

Хин подхватил начавшую падать сьеру Оденар и обернулся, охватывая взглядом площадь: оба солдата лежали на мостовой, и под ними растекались кровавые лужи. Кучер свесился с козел, и неуправляемая карета, боком зацепив коновязь, накренилась; испуганные лошади бились в постромках. В руках у «Трилистника» дымился пистолет, и еще два — обнаружились у нищих! Вот так дела! Впрочем, удивляться было некогда. Жрицы голосили, не переставая, и один из мнимых убогих угрожающе прицелился в них. Из госпиталя выскочили еще несколько фигур в серых балахонах, бросились к воротам.

«А полгорода и погонится, — мелькнуло в голове Хина, пока он бежал к повозке. -

Зря ввязался!»

Он уложил сьеру Оденар внутрь и запрыгнул сам. Возница с места поднял лошадей в галоп, и повозка понеслась, распугивая начавшихся собираться на переполох горожан.

«И как уходить намерен?» — Хин кинул взгляд на бесчувственную женщину: кажется, зелье надежное. Сказать по правде — не был он в том уверен. Затем вытащив свой пистолет, отдернул край полога и выглянул наружу.

Повозка пересекла оживленную Рю де Пьери и въехала на боковую улочку, свернула раз, затем другой и замедлила ход.

«Рехнулся?! Накроют же!»

Обомлевший Хин собрался уже гаркнуть на возницу, однако слева, из двора, выкатилась точно такая же на вид повозка. Вильнула, объезжая их, и понеслась в обратном направлении. А «Трилистник» продолжил неспешно править в сторону Старого порта. Хин понял замысел: затеряться в лабиринте узких улочек, где даже городская стража не сразу отыщет след.

«Ерунду затеяли благородные сьеры. Перехватят. И запоет у ребяток Товье. Складно запоет!» — угрюмо подумал он.

По спине вдруг пробежал озноб. Хин обернулся: сьера Оденар немигающе смотрела на него.

«Будь ты проклята, отродье демонов!»

Необоримый ужас вдруг охватил его, и пистолет выпал из ослабевшей руки: в глазах сьеры он увидел свою смерть.