Орудие мести (джен)

Ветер всё так же исправно гнал их от берега, небо было ясным, лёгкие белые облака проплывали в высокой синеве, не пытаясь собраться в тучи. Старки — первый помощник — выполнял распоряжение капитана и уводил корабль в открытое море, хотя и не понимал, зачем понадобился этот маневр: трюмы ломились от редкостей, за которые купцы в Аграбе были готовы заплатить звонкой монетой, и команде давно уже было пора ступить на землю, наесться от пуза, пройтись по узким улочкам южного города, одеться в кожу и шелка… Плаванье было полным опасностей, пребывание в Неверленде скорее походило на унылое существование, чем на жизнь, достойную настоящих мужчин, и все они заслужили отдых. Старки и сам хотел забыться в объятиях какой-нибудь женщины с густо подведёнными глазами, в пышных шароварах, со звенящими при каждом движении тяжёлыми браслетами на запястьях. Они уже бывали в Аграбе раньше, и Старки знал, где найти такую… Конечно, не ту же самую: годы во владениях Пена сливались в дни, десятилетия — в недели, и во всём остальном мире уже, вероятно, прошло достаточно времени для того, чтобы юная красотка, покорившая его когда-то гибкостью смуглого стана, превратилась в древнюю старуху. Впрочем, это не особенно смущало Старки. Для него все восточные женщины были на одно лицо. Однако сейчас каждое пройденное лье удаляло их от пропахших благовониями комнат, низких диванов с разбросанными на них атласными подушками, налитого соком чёрного винограда на расписных блюдах, угодливых девиц с узкими ступнями. Старки злился, но не сходил с указанного Крюком курса, лишь иногда отводил душу, награждая снующих по «верхам» матросов званиями болванов и идиотов. Он с куда большим удовольствием адресовал бы эти ругательства самому капитану, но с Крюком шутки были плохи: дерзостей тот не спускал никому.

Старки тяжело наваливался на штурвал, не давая кораблю покориться какому-то упрямому течению, оглядывал обманчиво однообразное на вид море и предавался злой и нудной тоске. Что мигом слетела с него, когда он увидел у горизонта — там, где за размытой линией предполагался далёкий берег, — тёмную точку. Это ещё не было поводом отклониться от маршрута и мало что значило. Но вскоре точка выросла до пятнышка. Что-то с этим было не так. Торговый путь в Аграбу проходил вдоль береговой линии. Не так уж и близко к берегу — сесть на мель тоже никому не улыбалось, — но и не удаляясь от него настолько. Искать другой путь не было особого смысла: киты в южном море не водились, косяки глупых рыб, прикормленных местными, заходили в прибрежные бухты… Здесь не было даже островов, если, конечно, не считать таковыми торчащие из воды осколки скал, сплошь покрытые белым птичьим помётом.

«Что же это может быть?» — гадал Старки. — «Ещё один пиратский корабль?» Но пятно на горизонте росло слишком уж быстро для парусника.

По негласным правилам, обо всех новостях следовало тут же докладывать капитану. Но Старки пронзила догадка: для Джонса появление ещё одного судна может оказаться далеко не новостью. Как раз перед тем, как отдать распоряжение о смене курса, их однорукий капитан долго стоял на обзорной площадке, оглядывая окрестности в подзорную трубу. Раз так, то Крюк наверняка знал, что это за судно и зачем оно вышло в море. Только вот делиться своими соображениями с командой нужным не посчитал. Обида царапнула Старки только в первое мгновение. Он давно знал, что капитан ему не доверяет. «И правильно делает», — понимал Старки в глубине души. Пусть многие в команде были едва ли не влюблены в Джонса, очарованы его удачливостью, отчасти показной жестокостью и юмором — слишком грубым, но именно таким, что неизменно нравится черни, — на Старки обаяние капитана не действовало. Он признавал силу Крюка и считал за лучшее этой силе подчиняться. Старки даже добился для себя некоторых привилегий и сделался на «Весёлом Роджере» почти незаменимым. Он единственный — кроме самого капитана — мог просчитать курс в открытом море, сверить разные карты, знал наизусть все лоции Эренделла и Девяти Королевств [1]. Старки держался свободно, Крюк прилюдно величал его «друг мой», никогда не поручал ему чёрной работы, время от времени разделял с ним трапезы, да и доля Старки в общей добыче была неизменно высока. Так что многие и впрямь верили в дружбу капитана и его старшего помощника. Но втайне Старки недолюбливал Джонса и мечтал занять его место. Ему не по нраву была и одержимость крюкорукого местью, и его непредсказуемость, и многочисленные сделки, заключённые с этим чокнутым Пеном. Так что если Джонс и не посвящал своего «старшего» — да и единственного на борту — помощника в свои намерения, то винить его в этом было сложно. Пусть капитан и не был джентльменом — Старки упорно не желал верить в байку о благородном происхождении Джонса, — но обладал завидной проницательностью.

Старки приказал Биллу Джуксу сменить его у руля, а сам направился к подзорной трубе, подкрутил линзы и удивлённо хмыкнул: это была галера. Паруса были подняты, а на вёслах сидели гребцы, помогавшие ветру выполнять свою работу. Это казалось странным — на таких судах на вёсла обычно садились во время штиля, при спущенных парусах, — но в какой-то мере объясняло скорость передвижения чужого корабля. Куда же он так спешил? Приглядевшись, Старки заметил на горизонте сизый дым. Берег далеко, а значит, горит что-то на море. Корабли. И судя по количеству клубящегося дыма — целая флотилия. А этот, значит, торопится удрать с поля боя. Лицо Старки оставалось непроницаемым, но внутренне он улыбался, представляя себе, как идёт на абордаж, как в пылу сражения обрубает крючья и остаётся на галере с несколькими преданными людьми, как предлагает незнакомому экипажу присягнуть ему на верность… Все эти приятные видения внезапно оборвались. Увиденное в окуляр оказалось невероятней любых фантазий. Дым, вместо того, чтобы исчезнуть за линией горизонта — «Весёлый Роджер» шёл в открытое море и удалялся от его источника, — наоборот, приблизился. Но никакой преследующей одинокую галеру пылающей флотилии не наблюдалось, только расползающиеся по глади моря сизые клубы. Вот один из них достиг видневшегося вдали судна, и то исчезло, будто бы его никогда не было. Хотя труба увеличивала исправно, Старки не заметил ни пылающих парусов, ни пробоин, ни суетливо спускаемых на воду шлюпов. Галера точно растворилась, сама обратилась в дым.

Старки отпрянул, оглядел палубу и кинул возившемуся поблизости Элфу Мейсону:

— Доложи капитану…

— Не буду я ему ничего докладывать, мне ещё моя рожа дорога, — дерзко возразил матрос. — Он там с нашей барышней кувыркается, даже Чекко с камбуза отослал. Не хочу я оказаться на месте того, кто им помешает.

При иных обстоятельствах Старки покоробил бы похабный тон: он считал себя выше подобных шуточек, да к тому же Белль нравилась ему — она напоминала о далёком, давно погребённом прошлом школьного учителя и своими смешными манерами походила на его сестру — тоненькую девочку с перемазанными чернилами, вечно исколотыми пальцами. Но сейчас было не до того, и Старки задвинул шевельнувшееся в нём брезгливое чувство подальше:

— Не рассуждать! — хлёстко оборвал он Элфа. — Если я приказал доложить, значит, у меня есть причины!

* * *

— Вам стоит это увидеть, — пропыхтел Сми, и Киллиан удивлённо приподнял бровь.

— Ты что, короткую соломинку вытянул? — поинтересовался он у незадачливого коротышки. И, более пристально вглядевшись в его красную физиономию, почти слившуюся по цвету с вязанной шапчонкой, поправил себя: — Э, нет. Как я вижу, её вытянул кто-то другой. И сколько тебе заплатили за то, чтобы ты явился ко мне с докладом?

— Капитан, откуда вы… — начал было Сми, а потом, смешавшись, повторил: — Море, оно горит… Теперь уж и без трубки видно.

Киллиану надоело его бормотание, он отстранил мямлящего и краснеющего матроса и поднялся на палубу.

Доклад Старки был более сухим и дельным, но уже и без него было видно: без магии здесь не обошлось. Попытка уйти от загадочного дыма морем вряд ли могла закончиться успешно. Его ребята не на шутку струхнули — уж на что были не робкого десятка — и подавали идеи одна глупей другой. Джукс вцепился в свою косую саблю и попросил капитана приказать готовить абордажные орудия к бою, крыса Сми во всеобщей суматохе перетаскивал в один из шлюпов скопленное за годы странствий золотишко, Старки побелел словно бумага и стоял бездействуя, тупо пялясь в горизонт и едва заметно шевелил губами — молился, что ли? Киллиана всегда забавляло, когда этот безжалостный убийца демонстрировал остатки своего домашнего воспитания, но сейчас капитану и самому было не до смеха. Новое обстоятельство путало карты.

От погони они бы ушли, с кораблём — хоть пиратским, хоть военным — могли бы и сразиться, но магия — ей Киллиану нечего было противопоставить, тут не полезешь в драку и не откупишься.

Киллиан не хотел брать Белль с собой в Неверленд, да и вообще не был уверен, что хочет туда возвращаться: когда месть свершится, у него не будет больше причин просаживать года в том проклятом мире. Впрочем, с этим можно было определиться и позднее — пока же перед ним стояли задачи, решение которых никаких отлагательств не терпело. Нужно было сбить со следа чёрных псов Королевы, возможно, поменять корабль — в Аграбе можно было разыскать или построить другое, даже более быстроходное и лёгкое судно — и явиться нежданно к Тёмному. Но всё обернулось иначе, и Киллиану ничего не оставалось, как рискнуть. Он раздражённо поморщился, глядя на царившую на палубе суету. Белль придётся спрятать. Он не был уверен, что это поможет: ходили слухи, что Пен в курсе всего, что происходит в его мире, но Киллиан должен был хотя бы попытаться. Увидев женщину, Пен определённо захочет прибрать её к рукам — в лучшем случае сделает мамой для своих мальчиков, а в худшем… От этих мыслей даже у видавшего немало жестокостей капитана в горле встал тошнотный ком. Киллиан ещё раз скользнул взглядом по растерянным, напуганным, озлобившимся лицам и остановился на одном — спокойном. Элф Мейсон стоял у борта в вольной позе, не вынимая рук из карманов шаровар, и смотрел на приближавшуюся к ним беду с холодным любопытством. «Что ж, этот кажется надёжным», — заключил про себя капитан.

— Мейсон, — окликнул он негромко.

Тот тут же обернулся на зов и даже руки из карманов вынул, вытянул их вдоль тела, демонстрируя готовность выслушать распоряжение.

— Позаботься о пленнице, — продолжил Киллиан.

— О да, капитан, — матрос растянул губы в препохабной улыбке и пошёл выполнять: без особого усердия, но вполне целеустремлённо.

Киллиан довольно кивнул и вернулся к более насущным вопросам: проход через миры каждый раз давался «Весёлому Роджеру» нелегко, а на этот раз у них было не так много времени, чтобы подготовиться. Наконец, паруса были спущены, все люки задраены, канаты плотно обвязывали снасти, а экипаж, согласно приказу капитана, находился внизу, в каютах и трюмах: не раз и не два после перехода Крюк недосчитывался своих людей — их просто смывало за борт. Киллиан остался наверху один. Последний раз проверил, достаточно ли жёстко закреплён штурвал, поднялся на нос корабля.

Море было относительно спокойно, солнце уже клонилось к западу — в этих жарких краях темнело рано — только разносимый неведомой силой голубоватый тусклый дым всё приближался, поглощая море. Теперь от «Роджера» его отделяло меньше лье. Чем бы это ни было, встречаться с ползучей гадостью Киллиан не собирался. Он потянулся к висевшему на поясе кисету. В нём хранился не табак и не иная дурманящая разум травка, а пропуск в мир Пена. Волшебный боб. Нужно было лишь бросить его в море, а после провести через открывшуюся воронку корабль. Задача не из лёгких, но Киллиан Джонс не раз решал её раньше, справится и сейчас. То есть справился бы, если бы на привычном месте вместо кисета не обнаружилась лишь пустота. Киллиан непонимающе посмотрел вниз и грязно выругался, растерянно приложил единственную ладонь к виску. Где он мог его оставить? Выронил, сам снял, украли? Некстати вспомнился суетящийся Сми, что-то прятавший в шлюпе. Некогда было его одёрнуть, но что, если… Догадка была неприятной. Голубые клубы наступали. Нужно вернуться в каюту. «Или в трюм, или на камбуз, или в рубку», — мелькнула в голове издевательская мысль. За сегодняшний день Киллиан успел облазить весь корабль, и заветный кисет мог оказаться где угодно.

Но делать нечего, только идти к задраенному проходу, стучать условным стуком и надеяться, что у его ребят хватит смелости открыть, что это всё же не Сми, что боб найдётся. Качка не была особенно сильна, но к рубке Киллиан шёл неровным, колеблющимся шагом, точно корабль швыряло в буре. Он уже занёс руку, чтобы стукнуть крюком в дверь, как увидел какое-то движение у левого борта. Точно ветер трепал какую-то истёртую ткань, отчего-то забытую на палубе. Но не привычную серую парусину, а коричневую, истончившуюся от долгой носки шерсть. Платье. И его обладательница была тут же, сжалась в комочек между вантов. Заметив на себе взгляд капитана, пленница выпрямилась, встала в полный рост и выкинула вперёд руку, демонстрируя зажатый в ладони знакомый мешочек.

— Опять ты? — выплюнул Киллиан одновременно с облегчением и досадой. — Надо полагать, боб у тебя, и ты хочешь за него… дай угадаю… неприкосновенности для себя и своего милёночка?

Белль мотнула головой. По всем законам жанра она должна была бы торжествовать, может быть, даже демонически хохотать над незадачливым капитаном. Так, по крайней мере, поступали в таких случаях героини книг. Но Белль не смеялась, она никак не могла унять бившую её крупную дрожь, столь неуместную ясным днём в этих южных широтах.

— Нет! — выкрикнула она, хотя в этом и не было нужды: от капитана Крюка её отделяло не больше семи футов. — Нет, я ничего не хочу! — повторила Белль и кивнула в сторону неизбежно надвигающейся на них магии. — Потому что это — Румпель!

Примечания:

[1] — это личный хэдканон автора, согласно которому события сериала "ОUAT" — являются предканоном другого сериала "10-е Королевство"; обоснуй можно увидеть вот в этом фанфике https://ficbook.net/readfic/1154296