Пепел победы (джен)

С урока друзья вышли притихшие и задумчивые. Впрочем, эта задумчивость у каждого имела разный оттенок.

Гарри испытывал чувство глубокого удовлетворения. Зелье у него, конечно, не получилось, но Гермиона, которая хотя и была чем-то сильно раздражена, всё-таки справилась с заданием. Гарри аккуратно спрятал великодушно пожертвованный ею флакон в сумку и подумал, что примет снадобье сегодня же. А значит, этой ночью не будет ни дементоров, ни черного туннеля. Не будет моря крови на грязном полу Визжащей Хижины и угасающего взгляда, полного предсмертного ужаса и мучительной, безнадёжной любви… Гарри машинально засунул руку за пазуху и проверил — на месте ли мамина фотография.

Джинни шла рядом и как будто усмехалась про себя.

— Ты чего? — спросил Гарри.

— Да так, — девушка пожала плечами, — Снейпа вспомнила. После того, что профессор Слагхорн рассказал… Теперь всё как-то по-другому видится. Всё-таки, Снейп ужасно смешной.

Она хихикнула. Гарри удивлённо поднял брови.

— Ага, — кивнула Джинни, — весь такой стрррашный и ужжжасный… Интересно, а какой он, когда вокруг никого нет, и ему не с кем ссориться или сражаться? Я лично думаю, что он никогда не гасит на ночь свет, потому что боится темноты…

Гарри хмыкнул.

— Северус Снейп боится темноты? — сказал он. — Ага, и уже сто лет живёт в подземельях… Ну и фантазия у тебя! Ты как-то забываешь, что Снейп кое в чём был покруче самого Вольдеморта. В той же Окклюменции, например. Один из сильнейших магов столетия не гасит на ночь свет! — Гарри покачал головой и пожал плечами.

— Ну, знаешь, гении, они такие, — глубокомысленно изрекла Джинни. — Все в своей науке, а по жизни… Сущие дети!..

Последняя фраза привела Гарри в восторг.

— А ты сколько хочешь детей? — шёпотом спросил он, обнимая девушку за плечи и раздвигая носом пышные пряди рыжих волос, чтобы добраться до её маленького уха.

Эта тема была обговорена ими уже сто раз, но никогда не надоедала ни ему, ни ей. Джинни хотела ответить, но идиллию прервал визгливый голос Гермионы.

— Почему с волшебной палочкой?! Вы забыли, что колдовство вне класса запрещено?! И почему без значка?! Думаете, я вас не узнаю? Пять баллов со Слизерина!

Угрюмый пятикурсник шарахнулся в сторону, затравленно сверкнув глазами. Гарри догнал Гермиону и положил ей руку на плечо.

— Гермиона, но ведь он не колдовал, — сказал он, примирительно улыбнувшись слизеринцу, — наказывать его не за что. Пять баллов Слизерину.

— Гарри, это непедагогично! — вскинулась Гермиона. — Ты подрываешь наш авторитет! И потом, все факультеты обязаны носить свои цвета!..

— Я тебе потом объясню, — тихо сказал ей Гарри.

Гермиона, судя по всему, не собиралась сдаваться и уже набрала воздух для гневной отповеди, но тут Невилл споткнулся на ровном месте и во весь рост растянулся на каменном полу — к великому удовольствию кучки первокурсников из Хаффлпаффа. Их удовольствие удвоилось, когда Джинни бросилась к упавшему, воскликнув на весь коридор: «Барашек, ты не ушибся?!»

— Всё нормально, Джин, — потусторонним голосом отозвался Невилл, не обращая никакого внимания на хихикавшую малышню; он приподнялся и сел, сохраняя всё тот же отрешённый вид, с каким покинул класс профессора Слагхорна.

— Пять баллов с Хаффлпаффа! — рявкнула Гермиона; первогодков как ветром сдуло, а староста повернулась к Невиллу. — Ты что, спишь на ходу? Или ворон считаешь?

— Я задумался, — ответил Невилл, продолжая сидеть. — Послушай, Гермиона, а как ты думаешь… Ну, то есть, я имею в виду, что ты же сама нам говорила, что это нехорошо… Что мы братья по оружию и всё такое…

— Что такое? — Гермиона в недоумении вскинула брови.

— Ну… в общем, — замялся Невилл, — может быть, мы всё-таки сходим… навестим… его…

— Кого? — резко спросила Гермиона.

— Ну… его, — окончательно смутился Невилл, — Снейпа…

Оказывается, подумал Гарри, до сих пор Гермиона сердилась только вполсилы.

— Ах, Снейпа?! — взвилась она. — А где ты раньше был? Когда я говорила вам, что нельзя быть такими свиньями, а вы на меня как на дуру смотрели?!.. Нужен был тебе Снейп? Чёрта с два! А теперь, глядишь, понадобился: наш Барашек решил стать великим зельеваром!.. Да ты сначала на двух ногах ходить научись как следует!..

Невилл покраснел и неуклюже поднялся с пола. Гермиона продолжала неистовствовать.

— Тебе и дела нет до того, что профессор Снейп тяжело болен! Что его надо пожалеть, а не отнимать у него последние силы!.. И вообще, с чего ты взял, что он сможет тебе помочь? Ты безнадёжен!

Невилл засопел.

— Гермиона, за что ты на меня так взъелась? — тихо спросил он. — Что плохого я тебе сделал?..

— Мне просто неприятны такие типы как ты! — выпалила Гермиона. — Эгоисты… которые думают только о себе… Которые возомнили невесть что!.. Ты ни одного зелья правильно не сварил, зато научился задавать идиотские вопросы! Другие всю жизнь трудятся как проклятые, а признание получают всякие сумасшедшие гении, у которых не все дома!..

Невилл вытаращил глаза.

— Ты мне завидуешь? — недоверчиво спросил он.

Гермиона расхохоталась, как тогда, в Большом Зале: громко, оскорбительно, напоказ.

— Завидую?! Тебе?! Нет, ты и впрямь полоумный! Как и твоя ненаглядная Луна!

Невилл побледнел как смерть и посмотрел на Джинни.

— Ты… Рассказала?.. Как ты могла… — прошептал он.

— Прости… — пролепетала вспыхнувшая до корней волос Джинни.

— Гермиона! — воскликнули Рон и Гарри, и разъярённая староста сменила объект атаки.

— Ну и что, если меня не занимают «глубокие» вопросы?! Зато у меня есть результат! Который почему-то никого не интересует!.. А потом всякие умники говорят, что все бабы дуры, что они не видят дальше своего носа, что у них куриные мозги!..

— Я этого никогда не говорил! — возмутился Гарри.

— Любимая, ну, успокойся, пожалуйста! — взмолился Рон.

— А ты вообще молчи! — злая растрёпанная Гермиона посмотрела на него так, что юноша отшатнулся. — Тебе на меня как на личность вообще наплевать! Тебе от женщины только одно нужно!..

— Гермиона, перестань! — с угрозой произнесла Джинни. — Рон мой брат, и я не позволю…

— А я тебя и не спрошу, — отозвалась Гермиона, — ты ведь с ним полностью согласна? Ты тоже считаешь, что женщина способна только на вышивание крестиком? Гарри, поздравляю, у тебя будет идеальная жена! Настоящая клуша-наседка!

— И меня это вполне устраивает! — свирепо процедил Гарри. — Всё лучше, чем книжный червь!

— Гарри, полегче на поворотах! — Рон сжал кулаки; Джинни задохнулась от возмущения, но сердилась она почему-то не на Гермиону.

— Это значит, что тебе, Гарри нужен всего-навсего второй домовой эльф? — спросила она.

— Это значит, что я не собираюсь быть подкаблучником, как некоторые, — злобно проговорил Гарри, глядя на Рона.

Рон без лишних слов бросил сумку на пол и схватил Гарри за грудки. Гарри сунул ему кулаком под рёбра. Сквозь застилавшую сознание ярость он услышал испуганный визг Джинни… или Гермионы… Он не успел разобраться, кто кричал, ибо внезапно что-то оторвало его от противника, и сразу же голова загудела, как котёл, от сокрушительного удара в лицо.

Безумие схлынуло, и Гарри увидел, что Рон, так же, как и он сам, сидит на полу, а над ними, потирая кулак и шипя от боли, стоит Невилл.

— Совсем обалдели, — с ненавистью произнёс бывший тихоня. — Идиоты. Видеть вас больше не могу!

С этими словами он подобрал свою сумку и пошёл прочь.

— Всё из-за тебя! — крикнули друг дружке Джинни и Гермиона, заплакали и разбежались в разные стороны.

— Две дуры, — сказал Гарри.

— А пошёл ты! — отозвался Рон: его левый глаз стремительно заплывал синевой.

Гарри с отвращением подумал, что и сам выглядит не лучше. Помнится, у Гермионы был бадьян… Ну уж нет, он никогда больше не станет ничего просить у этой выскочки! Поднявшись с пола, победитель Вольдеморта закинул за спину сумку с учебниками и отправился в Больничное крыло, прикрывая ладонью набухающий фингал.

Отворяя тяжёлую дверь больничной палаты, Гарри услышал сердитый голос мадам Помфри.

— … и вы дождётесь, вам станет плохо прямо на уроке! Сутки постельного режима, или я не отвечаю за последствия, мистер О’Конноли!

Войдя внутрь, Гарри увидел, что собеседником школьной целительницы является ни кто иной как юный вождь слизеринского сопротивления храбрец Мэтью. С рукой на перевязи, он стоял перед мадам Помфри, гордо вскинув голову и украдкой придерживаясь за спинку ближайшей кровати.

— Я сожалею, леди, но я приехал в школу учиться, а не лежать в больнице, — проговорил мальчик. — Я скорее соглашусь умереть, чем остаться необразованным. Извините, скоро звонок, и я должен поспешить. Я и так уже пропустил Трансфигурацию.

Мэтью О’Конноли — это было очевидно — чувствовал себя очень плохо. Пряди тёмных волос липли к покрытому испариной бледному лицу, мальчик то и дело прикусывал губу, вероятно, борясь с болью. Но его исполненный спокойного достоинства взгляд и холодноватая вежливость давали понять, что сдаваться он не намерен.

Мадам Помфри тяжело вздохнула и, вынув из кармана фартука флакон, протянула его Мэтью.

— Вот, примите это, если станет хуже, — сказала целительница, — и зайдите ко мне после занятий… Очень вас прошу!

— Благодарю, — кивнул Мэтью, — разумеется, я зайду. Я же должен проведать Дэвида… Здравствуйте, мистер Поттер. Не ожидал встретить вас здесь… Впрочем, извините, мне пора.

— Гарри! — ахнула мадам Помфри. — Ты что, подрался?

— Ага, — хмуро ответил Гарри, — с Роном.

— Это он тебя так разукрасил?

— Нет, это Невилл…

— Невилл?! — мадам всплеснула руками. — Ах ты, Боже мой! И с чего это он так разошёлся? Был же такой тихий мальчик!.. Что война с людьми делает!..

Мадам усадила Гарри на кровать, а сама убежала за лекарством. Тем временем Мэтью едва успел доплестись до дверей. Взявшись за ручку, он обернулся.

— Я рад, что в своё время не выбрал Гриффиндор, — произнёс мальчик, — мы, слизеринцы, по крайней мере своих не трогаем…

Школьный староста, который и так был зол и расстроен донельзя, просто взбесился. Во-первых, от надменной улыбки, а во-вторых, оттого, что наглый змеёныш сказал чистую правду.

— Пять баллов со Слизерина за вмешательство в чужие разговоры, — Гарри изо всех сил старался говорить спокойно, но с досадой ощутил, что лицо горит от гнева; Мэтью выслушал его слова с невозмутимым видом, повернулся и ушёл.

Гарри всё ещё сердито пялился на закрывшуюся дверь, когда возвратившаяся мадам Помфри принялась хлопотать вокруг нового пациента.

— Что такое творится! — ворчала она, прикладывая к распухшему лицу старосты примочки. — Каждый день драки, ссоры и нервные срывы!.. У того бессонница, у этого истерика!.. Не школа, а сумасшедший дом!.. Вот, прижми здесь и посиди так минутку…

Гарри, прижимая к синяку клочок смоченной зельем ваты, от нечего делать одним глазом осматривал больничную палату. За минувший год в ней ничего не изменилось. Абсолютная чистота, два длинных ряда крытых белоснежными одеялами кроватей… На одной из них лежал пострадавший в утренней стычке слизеринец по имени Дэвид. Он, похоже, спал. Направлявшаяся в другой конец палаты мадам Помфри на минутку подошла к нему и, наклонившись, взяла мальчика за руку, считая пульс.

Дальняя кровать в левом ряду была огорожена ширмой. Так делалось обычно, если в школьном лазарете оказывался тяжёлый пациент или заболевший преподаватель. Сейчас эти два случая совпали, ибо за ширмами, вне всякого сомнения, находилась кровать профессора Снейпа. Как оказалось, мадам Помфри шла именно туда.

— Северус, как вы? — целительница заглянула в маленький закуток, и её лицо вытянулось от испуга.

— Северус, вы с ума сошли?! — мадам юркнула за ширмы; до Гарри донеслось торопливое звяканье склянок.

— Почему вы меня не позвали? — сердитый голос целительницы стал таким пронзительным, что Гарри слышал каждое слово, несмотря на то, что мадам старалась говорить потише. — Опять геройствуете? Не надоело? Вы дождётесь, я уберу ширмы, будете лежать у всех на виду, как глупый школьник!..

Гарри встал с кровати и осторожно пошёл к ширмам. Он не смог бы объяснить, зачем он это делает. Подойдя почти вплотную, он рассеянно уставился на старинный гобелен, которым были обтянуты высокие деревянные рамы. На одном из полотнищ гарцевал вытканный серебряной нитью единорог. Красивая картинка, но её слегка поблекшее от времени великолепие производило какое-то странное впечатление…

Мадам Помфри уже вполне совладала с эмоциями: её голос утратил сердитые нотки и теперь звучал строго и деловито.

— Так. Сделайте вдох и пейте. Я знаю, что больно. Терпите, вы же мужчина… Давайте, не ленитесь… Вот, хорошо. Не задерживайте дыхание… Дышите, я сказала!.. Что?.. Санни занята, у неё уроки… Поднимитесь, я должна сменить вам повязку… Не дёргайтесь. Не дёргайтесь, или я вас свяжу! Держите себя в руках, Северус! А как вы думали, это больница, тут всегда больно…

У Гарри было странное чувство, будто мадам Помфри разговаривает с пустым местом. Судя по её речам, за ширмами всё было очень плохо, однако пациент вёл себя так тихо, как будто его не существовало вовсе. Может, профессор Снейп всё-таки умер и стал призраком?.. Но разве можно лечить привидение?.. И разве призрак может чувствовать боль?..

— Всё, Северус, отдыхайте. Если что, зовите меня, вы поняли? Волшебная палочка при вас…

Мадам Помфри стремительно выскользнула из-за ширм. Остановившись в проходе между рядами кроватей, она трясущимися руками поправила косынку. Потом вытянула руки перед собой и с досадой посмотрела на свои дрожащие пальцы.

— Проклятье! — пробормотала целительница. — Ну куда это годится?!

Пожилая ведьма вздохнула и посмотрела на Гарри. Её облик на глазах утратил деловую суровость, во взгляде появилась усталость и тоска.

— Вы не думайте, Северус просто безупречный пациент, — проговорила мадам Помфри каким-то извиняющимся тоном, — разве что чересчур терпеливый… Я на него покрикиваю не потому что он плохо себя ведёт… Просто, если я дам себе волю и начну его жалеть, толку от меня будет ещё меньше, чем сейчас… если только это возможно… Да, к сожалению, я мало чем могу ему помочь…

— По-настоящему помогает только Санни, — добавила целительница таинственным шёпотом, и Гарри показалось, что мадам слегка не в себе, впрочем, оно, вероятно, так и было. — Санни удивительная волшебница. Она умеет чувствовать и побеждать чужую боль… Разную боль: и телесную, и душевную. Порой — навсегда, чаще — ненадолго, но и это хлеб… Санни даёт нашему бедняжке возможность отдохнуть хотя бы немного… Без неё он бы давно уже погиб… А ты, кстати, почему тут стоишь?

Гарри только сейчас сообразил, что, по идее, должен находиться в противоположном конце палаты. Ему стало ужасно неловко.

— А… я… это, — промямлил он, лихорадочно пытаясь выдумать оправдание своему странному поведению. — Мы же братья по оружию и всё такое… Короче, вот… навестить… хотел…

Не успел он подумать, что такому бездарному вранью не поверит и флоббер-червь, как, к немалому своему изумлению увидел, что печальное лицо мадам Помфри озарилось улыбкой.

— Ты хотел навестить Северуса? О, Гарри, как это мило с твоей стороны! — растроганно произнесла целительница. — Знаешь, к нему ведь никто не ходит… А в его состоянии одиночество — это самая страшная вещь. Знакомое лицо, дружеское участие, всё это для него сейчас так важно! Просто жизненно необходимо! Проходи скорее!..

Гарри осторожно отступил на полшага.

— Э… знаете, может, это будет не вовремя, — пробормотал он, — если ему так плохо… А потом, мы ведь никогда особенно с ним не… э, ну… не дружили. Вряд ли профессор обрадуется…

— Не обрадуется, Гарри, ты совершенно прав, — грустно кивнула мадам Помфри. — Северус просто не способен обрадоваться. Ничему вообще. Таково, к сожалению, свойство его нынешнего состояния. Но ему, может быть, станет чуть-чуть полегче… Хоть на минутку… Хоть на несколько секунд… Если бы ты знал, в каком ужасе он обречён пребывать почти круглые сутки!.. Ну, что же ты, заходи!..

— И-извините, я… это… на урок… опаздываю, — пролепетал Гарри, попятившись ещё на несколько шагов и с трудом преодолевая желание обратиться в паническое бегство. — А у нас сейчас Трансфигурация… Госпожа МакГонагалл… Сами понимаете… я лучше как-нибудь в другой раз…

Опомнившись тремя этажами ниже, Гарри понял, что до сих пор прижимает примочку к подбитому глазу. Ругнувшись, он скомкал вату и отбросил её в сторону, не сильно заботясь о том, что скажет мистер Филч, если вдруг увидит старосту школы, бессовестно мусорящего в коридоре.

Плевать ему было на Филча. И на Трансфигурацию. И вообще на всё. Перед внутренним взором назойливо маячил старинный гобелен из больничного крыла. Гарри наконец-то понял, почему он показался ему странным: у великолепного единорога были человеческие глаза. Большие, прекрасные и полные нечеловеческой скорби.

Прозвенел звонок. Вместо того, чтобы поспешить в класс, Гарри плюхнулся на ближайшую скамью и уронил голову на руки. На душе было паршиво.