Внутри (джен)

Вилхелм вернулся в каюту раньше Серы. Не то чтобы с условного корабельного утра опаздывал, но тогда не обратил внимания на рабочую тетрадь, которую его супруга оставила на столе рядом с инструментами. На одной раскрытой странице Вилхелм увидел наброски оптического имплантата, на другой — простенький рисунок девушки с каким-то свёртком в руках.

Я сам терпеть не могу намёки, Вилхелм их тоже плохо переваривал.

Почему бы просто не сказать всё как есть?!

Но дело в том, что Сера могла терпеть очень долго перед тем, как решиться. Не тот характер, чтобы требовать здесь и сейчас. Поэтому Вилхелм тяжёло вздохнул, достал из нераспечатанной после переезда коробки бутылку амасека, налил себе бокал, выпил залпом, а потом посидел немного, размышляя о последующих действиях.

Завести ребёнка он не мог, — за долгую жизнь подвергся воздействию самой разной дряни, поэтому даже не удивился заключению медиков. Редкий человек вообще переживёт столько химических атак, повышение радиационного фона и войну в зонах применения биологического оружия.

Ещё был план взять младенца у родителей, которые от него отказались, но такие пока к горю или к радости не появились.

Размышления постепенно привели Вилхелма к давней мысли, подброшенной Нере. Сперва он от неё отказался, но когда через несколько дней услышал, что "Пентакль" отправляется в плавание, а все псайкеры компании остаются на Белами-Ки, то понял, что нельзя терять ни минуты.

Ийдану он едва не упустил. Зашёл в каюту, когда Мурцатто с девочкой уже сидела на чемоданах. Вилхелм расслышал следующий обрывок разговора:

— …подыграй им. Не сомневайся.

Мурцатто как снег белая, а Ийдана как ни в чём не бывало обернулась к гостю и воскликнула:

— У вас будет ребёнок!

Вилхелм посмотрел на Мурцатто, прочистил горло, но, кажется, та была загружена так сильно, что не обратила внимания ни на случайную шутку, ни на него.

Ийдана соскочила с чемодана, подбежала к Вилхелму и дёрнула его за брючину, проговорив:

— Ты тоже не сомневайся, всё получится. Не сразу, конечно.

— Но я же ничего ещё не сказал… не просил.

— А я уже сделала!

— Что?

В ответ довольная физиономия и протянутая ладошка.

Вилхелм выругался про себя, но делать нечего. Он вытащил из кармана платок. Там было завёрнуто кольцо, — золотое, чтобы ни в коем случае не показаться скрягой.

Ийдана мерить его не стала, а нанизала в бусы, в компанию с самыми разными камнями самой разной формы, а также с самой разнообразной же бижутерией.

— Только не отказывайся от ребёнка, понял? — предупредила Ийдана.

Вилхелм нахмурился. Вот вроде бы милое дитя, улыбчивое и добродушное, но Вилхелм вдруг понял, что имеет дело с таким кредитором, который выжмет из тебя всё до последней капли. Кольцо — это даже не оплата, так… первый взнос.

Ожила Мурцатто:

— Я тоже вся с ней поседела.

Ни убавить, ни прибавить. Ближе к шестидесяти пяти у Мурцатто ни одного чёрного волоса на голове не останется, несмотря на все старания и способы сохранения красоты, доступные женщинам её круга, за исключением, разве что, омоложения.

Ийдана обратилась к Мурцатто:

— Я знаю, ты меня боишься, но я тебя люблю. Спасибо тебе! Я теперь хорошо говорю!

Ийдана обняла учительницу за ноги. Мурцатто положила ей руки на плечи, но так, словно обращалась с чем-то хрупким или даже… боялась.

— Так… — произнёс Вилхелм, — а мне-то что делать?

Ийдана обернулась, рассмеялась и ответила:

— Ты же мужчина! Должен знать!

Вилхелм переглянулся с Мурцатто, та развела руками. Он спросил у Ийданы:

— Нет. Я о том, что сейчас мне делать? Можно идти?

— А-а-а, — протянула Ийдана. — Помоги нам вещи перенести.

Перетаскивая два тяжеленных чемодана — и откуда у маленькой девочки столько вещей?! — Вилхелм задумался ещё и о том, что, наверное, совершил одну из самых серьёзных ошибок в своей жизни.