Семейное (гет)

Девнанд всегда знал, что его дочь особенная. Начиная с ее тревожащего отсутствия страха перед проволокой и заканчивая спокойной мудростью, она изумляла его с тех пор, как научилась говорить. В глубинах своего отчаяния после ее похищения он говорил, что она была слишком хороша, чтобы долго оставаться с ним. А потом ненавидел себя за то, что думал о своей дочери так, будто она лишь часть его жизни и больше ничего. Ненависти к себе было много.

Девнанд встряхнулся. Он не хотел возвращаться в те дни. Так что сосредоточился на своей особенной девочке сейчас, когда она ходила по палубе своего корабля, осматриваясь так, словно попала в некий сказочный мир.

Шпект, который, как выяснилось, станет первым помощником Инеж, не говорил по-сулийски и не слишком хорошо по-равкиански за исключением той малости, что выучил, пока был моряком. Девнанд понимал керчийский гораздо лучше, чем мог на нем говорить, но большая часть морской терминологии была ему чужда. Так что он просто держался позади Инеж, наблюдая за ней, пока она забрасывала Шпекта вопросами на его резком языке. Вечернее солнце придавало ей вид некого волшебного существа, омытого золотом. Иногда она с улыбкой, от которой его сердце пело, оборачивалась на него через плечо.

Прийя находилась неподалеку — обсуждала с Уайленом флот его отца, из которого был выкуплен этот маленький свирепый корабль. С того момента, когда она, придя в гавань, увидела «Призрак», у нее сделался такой вид, словно нечто наконец-то обрело для нее смысл.

Девнанд вспомнил день, примерно через полгода после похищения, когда они путешествовали с караваном и остановились рядом с другим сулийским лагерем. У них была провидица, и Прийя взяла любимую тряпичную куклу Инеж — акробата в шелковом костюме, — которую все предыдущие месяцы прижимала к груди в беспокойном сне, и пошла к ней. Она вернулась без игрушки, скорее растерянная, чем печальная, и не сказала ни слова, поскольку это было запрещено правилами гадания.

Но ночью, когда Девнанд пытался отдохнуть, а Прийя говорила во сне, он разобрал в ее бормотании слова «военный корабль». Он никогда не спрашивал ее об этом.

Осмотревшись, он заметил Каза, стоявшего в двух шагах от перил. Он снова был неподвижен до такой степени, что казался застывшим, его руки лежали на набалдашнике трости, которую он поставил перед собой — черная тень, бросающая вызов нежности вечернего весеннего света. Но его глаза не отрывались от Инеж, следуя за каждым ее движением с чем-то близким к тоске. Иногда она оборачивалась на него, и Девнанду даже не надо было видеть дочь, чтобы знать, когда это случалось. В эти мгновения парень выглядел так, словно солнце светило исключительно для него.

Зачем он сделал Инеж такой подарок, если не хотел, чтобы она уезжала?

Девнанд начал двигаться к Казу, не задумавшись, разумно ли разговаривать с ним здесь, когда его друзья неподалеку. Молодой человек явно так не думал — его выражение почти не изменилось, когда он заметил приближение Девнанда, но в больших темных глазах вспыхнула паника.

— Ты подарил моей дочери корабль, — произнес Девнанд, прислонившись к перилам.

Просто констатация очевидного, но Девнанд был уверен, что парень, достаточно умный, чтобы одержать верх над членом Торгового совета, поймет все стоящие за ней вопросы.

Каз пошевелился и опустил взгляд на трость.

— Она хотела корабль. Она могла купить его сама, я просто подыскал подходящий.

— Хм. Чтобы найти его, тебе пришлось приложить усилия.

— Я хорошо торгуюсь.

— Уверен, чтобы получить от Уайлена хорошую цену, много торговаться не пришлось.

Челюсть Каза сжалась, и он наконец поднял взгляд, но он не выглядел сердитым. Скорее нервничающим. Девнанд не мог отрицать, что сочувствует ему.

С отцом Прийи было намного легче. Но опять же, Мадан знал его с одиннадцати лет. И это было не единственной разницей — далеко не единственной.

— Вы находите это недостаточным? — наконец спросил Каз, встретившись с ним взглядом.

Он нервничал, бедняга. Девнанд осознал, что улыбается. Он знал: слишком рано доверять этому парню, и не мог сказать, что доверяет, но что-то в нем было до странности знакомым.

— Я нахожу это странным, — ответил он. — Ты явно предпочел бы, чтобы Инеж осталась в Кеттердаме, однако сделал всё, чтобы обеспечить ее отъезд.

— Уверен, вы бы предпочли, чтобы она вернулась с вами в Равку, однако не вижу, чтобы вы пытались отговорить ее от этого, — без заминки парировал Каз.

Должно быть, его язык переступил пределы осторожности, которую он до сих пор соблюдал в присутствии родителей Инеж, поскольку его щеки немедленно порозовели.

Девнанд бросил взгляд на остальных. Если кто и слышал их разговор, они этого ничем не выдали.

— Насколько я слышал, ты отдал Инеж ее контракт после того, как возглавил банду, — сменил он курс, не меняя тему.

Каз вздохнул.

— Я знал, что она перехвалит меня.

— Этого не было?

— Было, но я выкупил ее контракт и отдал ей перед тем, как пойти к Перу Хаскелю.

Если подумать, Инеж не уточняла порядок событий.

— Как тебе это удалось?

— В банде всё еще было несколько людей, кому я мог доверять. Я отправил одного из них в банк с моей подписью использовать то, что было на моем счету, чтобы выкупить контракт. Там лежало несколько акций и драгоценностей. Этого хватило.

Девнанд нахмурился.

— Разве ты в то время не находился в розыске?

Каз пожал плечами.

— Керчийским банкам на самом деле плевать на правосудие. Им есть дело только до прибыли, и их право на это защищено законом. Они увидели перевод, подписанный моей рукой, и разрешили его. Кто угодно может оплатить долг по контракту.

Конечно. Следовало бы уже привыкнуть к этому.

Девнанд верил, что, если будет судить людей, чей стиль жизнь отличается от его, то станет не лучше самодовольных равкианских простолюдинов, которые прогоняли сулийские караваны из предместий своих городов из-за таинственных «болезней и блуда», которые существовали в основном в их головах. Но эта страна была просто нечто.

Одной только истории с контрактами было достаточно, чтобы его желудок перевернулся. Он видел в Равке незаконные бордели и фабрики, где людей держали силой — Святые, он видел их слишком много. Там тоже были рабы, хотя в основном они родились в этом статусе и их права, какими бы незначительными они ни были с точки зрения равкианского закона, были более-менее гарантированы этим самым законом. Он видел рабов, которые подвергались плохому обращению, не имея реальных законных способов избежать этого, но по крайней мере формально это предполагалось противозаконным.

Здесь рабство было законным во всем, кроме названия, и оказаться рабом было очень просто. И Девнанду приходилось заставлять себя не позволять чувствам в отношении этой системы распространяться на стоявшего перед ним парня.

Было бы так легко поддаться гневу, обвинить молодого человека в получении прибыли от порядка, который поломал жизнь его дочери. Обвинение не было бы даже полностью необоснованным.

Но Инеж будет больно, если он не подарит этому странному парню хотя бы презумпцию невиновности, и это никому не пошло бы на пользу. Кроме того, ему следовало быть честным с собой — он всё еще не знал, что о нем думать.

— Значит, ты отдал всё, что у тебя было, — сказал Девнанд.

Каз покачал головой, его лицо оставалось каменной маской.

— Если бы нам заплатили, Инеж тотчас же смогла бы выкупить свой контракт. Она выполнила свою часть работы. Нам не заплатили. Я не видел причины, почему из-за моих ошибок она должна рисковать не получить причитающееся ей. Кроме того, — он снял невидимую нитку с одной из своих перчаток, — если бы меня убили, деньги мне не понадобились бы.

Он говорил ровным, почти холодным тоном, снова избегая взгляда Девнанда, но что-то блеснуло в его опущенных глазах, и румянец никуда не делся. Неужели люди в Бочке в самом деле покупаются на эту игру? Или мальчик так плох, только когда дело касается Инеж? Или только когда разговаривает с ее родителями? Не потому ли его первой реакцией было избегать их?

У Девнанда оставалось еще немало вопросов, но пока для них было неподходящее время и место. Он также знал, что не всякий вопрос можно задать напрямую, чтобы узнать правду. Не слишком много пользы принесет, если он спросит: «У тебя есть сердце? Или для тебя это только игра? Заставишь ли ты ее плакать, а потом будешь выслушивать ее извинения? Заставишь ли ее винить себя за твои перепады настроения? Чувствуешь ли ты боль, когда ей больно?»

Честно говоря, эти вопросы терзали бы его в отношении любого парня, приблизившегося к Инеж, как бы ни сложилась ее жизнь. То, что она может закончить с кем-то, похожим на отца Девнанда, было его кошмаром задолго до того, как другие кошмары стали реальностью.

Не было даже никаких признаков, что этот конкретный парень официально ухаживает за его дочерью. Но также присутствовал самый говорящий признак — осторожная, почти официальная манера поведения, которой эти двое придерживались на людях, и то, как они смотрели друг на друга, только когда думали, что никто их не видит. Девнанд был вынужден оценить иронию: преступник из Бочки, вероятно, понятия не имел, что ведет себя как идеальный сулийский ухажер. Ни один почтительный воспитанный парень из их каравана не смутил бы свою любимую, оказывая ей очевидные знаки внимания в присутствии ее родителей.

Честное слово, как будто ему всего остального не хватало.

Двадцать четыре часа назад Девнанд даже не знал, жива ли его дочь. Он пытался бодро держаться, правда пытался, но ему было необходимо время, чтобы переварить мысль о том, что она влюблена. И когда это случится, его беспокойству не будет конца.

Инеж была умна, но и умных девушек могут обмануть мужчины, у которых нет сострадания, а только любопытство, к чему они могут принудить доверчивого чувствительного человека. Он не знал репутации этого парня, хотя судя по тому, что говорила Инеж, она должна быть пугающей.

В любом случае, он мог смириться с тем, что парень — преступник. Но никогда не примет, если Каз окажется неспособным на сострадание и уважение, которых заслуживает его дочь.

Девнанд собирался отойти и присоединиться к остальным, которые наблюдали за тем, как Инеж забирается в воронье гнездо, когда еще один взгляд на Каза заставил его остановиться.

Тот по-прежнему стоял как статуя, с безупречной осанкой, руки сжимали набалдашник трости так крепко, что проступили швы перчаток. И выражение в его глазах было не просто паникой. Это было смятение. Он выглядел как человек, который не знает, что делать дальше. Насколько Девнанд слышал, с ним такое не часто случалось.

— Она о тебе высокого мнения, — не задумываясь, сказал Девнанд.

Каз поднял взгляд, однако его губы сжались в прямую линию.

— Но вы — нет, — бесцветным тоном ответил он. — И не должны быть.

Девнанд улыбнулся. Скромный бандит, только посмотрите. Вообще-то, это работало лучше, чем если бы он попытался очаровать их, заверить, что он герой в истории Инеж. Вместо этого он выглядел виноватым и растерянным. И тем не менее они стояли на палубе корабля, который он подарил их дочери, чтобы она могла уплыть.

Девнанд тщательно подбирал следующие слова.

— Буду честен. Я доверяю Инеж. И вижу, что она доверяет тебе. Это не значит, что мы доверяем. Но не чувствуй себя особенным: сулийцы не легко верят чужакам. Нам всегда нужно время, чтобы узнать их лучше.

Каз не выглядел убежденным.

— Со временем вы только узнаете обо мне больше, — сказал он. — И это будет…

— Множество историй о твоих разнообразных зверствах — да, думаю, да, — Девнанд махнул рукой. — Я всё равно полагаюсь на собственное суждение. Так для меня лучше работает.

Теперь Каз выглядел еще более растерянным. Девнанд подумал, что мелочно считать это небольшой расплатой за всё изумление, через которое он прошел за этот день, но, что ж, иногда и взрослый мужчина может позволить себе небольшую мелочность.

Он глубоко вдохнул. То, что он собирался спросить, было непросто.

— Эти мужчины… — он видел, что Каз сразу его понял. — Они не нарушили никаких законов, не так ли?

Он как-то не ожидал, что эти темные глаза почернеют, бледное лицо побелеет и станет резким от ярости. А следовало бы, рассеянно подумал он.

Каз мотнул головой, сжав челюсть. Девнанд кивнул, сглотнув ком в горле, и поманил его к грот-мачте, где остальные ждали, пока Инеж спустится. Он слышал стук трости, когда парень последовал за ним.

— О чем ты допрашивал Каза? — присоединившись к ним, спросила Инеж так тихо, что больше никто ее не услышал.

Девнанд пожал плечами, подарив ей свою лучшую озорную улыбку.

— Просто хотел убедиться, что он умеет говорить. В нашем обществе он этого определенно не делает.

Она закатила глаза, но его легкий тон, должно быть, убедил ее, что здесь не о чем беспокоиться. Кроме того, ей предстояло еще многое исследовать.

Они совершили экскурсию под палубой. Инеж ступила в каюту капитана так, словно ожидала, что всё исчезнет. Помещение было небольшим, просто обставленным, но всё выглядело прочным и высокого качества, и Девнанд был уверен, что ни одна комната в доме Уайлена не выглядела в глазах его дочери более привлекательно.

— Всё еще не могу поверить, — вздохнула Инеж, когда они поднялись на палубу, готовые уходить. Она посмотрела на него сияющими глазами. — Что думаешь, папа?

Он улыбнулся, обняв ее за плечи.

— Польщен, что ты ждешь моего мнения, meja, но я не эксперт в кораблях. Однако этот выглядит изящным и готовым к сражениям, так что думаю, он подходит тебе.

Инеж со скромной улыбкой опустила голову, но потом опять встретилась с ним взглядом.

— Я не это имела в виду.

Девнанд переглянулся с Прийей, которая следовала за ними. Он остановился и повернулся лицом к дочери, взяв ее за руки.

— Это опасный путь. Но, похоже, мы слишком долго воспринимали безопасность как должное. Случилось многое из того, что никогда не должно было случиться, но это, — он обвел взглядом мачты и паруса, часть ее новой жизни, — не принадлежит к их числу. Ты всегда должна была быть самостоятельной личностью, — он подмигнул. — Просто не забывай своих стариков. С нами ты всегда будешь дома.

Вот, тот короткий проблеск сомнения в ее глазах. Он исчез, и Инеж улыбнулась и притянула Девнанда в объятия, но он видел его. Он снова посмотрел на Прийю. Ее лицо было задумчивым.

* * *

Солнце полностью село, когда они покинули гавань, но Инеж сияла ярче, чем газовые фонари на улице.

— Мы начнем тренироваться завтра, — пропела она на равкианском, подпрыгивая между родителями; Каз шел впереди, а Джеспер и Уайлен — сзади. — У Шпекта есть несколько людей, с которыми он предложил мне побеседовать для набора в команду. У меня есть несколько подсказок насчет кораблей, которые будут активны летом, так что у нас есть несколько недель перед отплытием. Я хочу начать прежде, чем закончится май.

Девнанд заметил почти неуловимое движение головы Каза при этих словах.

— Первым делом мне, конечно, хотелось бы отвезти вас домой. Не возражаете подождать здесь всё это время? — спросила Инеж.

— Конечно, нет, — мать нежно потянула ее за руку. — Если только мы не злоупотребим гостеприимством.

— Предлагаю больше не упоминать об этом, Прийя, — донесся до них сзади голос Уайлена.

Девнанд обменялся с женой улыбками. У парня действительно острый слух.

Покинув район Пятой гавани, они повернули на улицу в начале округа Зельвер — Девнанд помнил название по карте, которую они купили в Ос Керво и изучали по пути на остров. По обеим сторонам теснились жилые здания, но первые этажи многих из них занимали магазины, маленькие кафе и мастерские с изысканными вывесками. Улица была гораздо оживленнее, чем тихая Гельдштрат, но даже здесь некоторые места были всё еще закрыты.

Когда они проходили мимо открытой чайной, Каз замедлился.

— Мне кое-что нужно, — сказал он через плечо. — Не хотите тоже зайти?

Девнанд вгляделся внутрь сквозь большое окно. В чайной стояли несколько столиков, все занятые. Слишком много незнакомцев, слишком непохожих на его семью, в тесном пространстве.

— Мы подождем здесь, спасибо, — озвучила Прийя его мысли.

Инеж тоже осталась снаружи, осматривая улицу яркими внимательными глазами, наверняка в поисках возможной угрозы. Девнанд знал, что у нее есть все причины быть здесь настороженной, и что она уже не ребенок, и все-таки не мог не таять внутренне от того, насколько восхитительно она выглядит, вся такая сосредоточенная и серьезная, с приподнятым маленьким сильным подбородком и руками на ножах. Он был рад, что у нее их так много. Он жалел, что не додумался до этого годы назад.

Джеспер с Уайленом обсуждали что-то на керчийском. Девнанду показалось, он разобрал что-то насчет рынка и торговли, но вскоре отвлекся.

Инеж наблюдала за улицей. Она не обращала особенного внимания на чайную, где Каз стоял у прилавка, выбирая чай. Поэтому она не увидела, как один из мужчин за столиками сразу же уставился на нее, на его лице было написано узнавание. Но Девнанд его увидел.

Мужчина был очевидно керчийцем, одетый как зажиточный чиновник или торговец, Девнанду на самом деле было всё равно. Не всё равно ему было то, как этот мужчина смотрел на его дочь. Если бы ему пришлось дать название этому выражению, он бы колебался между вожделением и ностальгией, и этого ему было достаточно.

Девнанд схватил свой гнев за горло и подавил его. Он знал: сейчас гнев не станет для него источником силы. В его голове у гнева было лицо его отца. Так было проще.

Прежде чем пошевелиться, он встретился взглядом с Прийей. Она едва заметно кивнула и продолжила спрашивать у Инеж что-то насчет предстоящего поиска команды. Она стояла перед окном, отвлекая дочь. Ни один из них не хотел испортить ей вечер.

Он открыл дверь и шагнул внутрь, прежде чем мужчина за столом успел оглянуться и заметить его. Теперь он, вероятно, его увидит, но Девнанду было всё равно. Насколько он знал, керчийцы не слишком отличались от равкианцев в том, как видели сулийцев. Он точно запомнит переживание, но не лицо.

По пути к прилавку Девнанд снял свой вышитый жакет и положил его на высокий стул рядом.

Каз уже заплатил за порядочного размера упаковку чая, и молодая женщина за прилавком, похоже, нервничала настолько, что едва могла посчитать сдачу.

Пугающая репутация, действительно.

— Я кое-что вспомнил, — сказал Девнанд тихим ровным голосом. — Можешь спросить, не продают ли они кардамон?

Честно говоря, он мог бы спросить и сам, хотя и с сильным акцентом и, вероятно, грамматическими ошибками, но ему совершенно не хотелось видеть всю эту жестикуляцию и ситуацию «может, если я буду кричать, он внезапно поймет меня». Он был слишком занят подавлением гнева и сохранением спокойной видимости.

Широко улыбающаяся Инеж, когда Прийя ругает ее за то, что она одна ступила на проволоку. У нее не хватает пары зубов. Из-за этого ее улыбка почему-то выглядит еще более гордой.

Каз перевел, и девушка, бросив на новоприбывшего встревоженный взгляд, поспешила в подсобку магазина и вернулась с маленьким пакетиком. Каз потянулся за кошельком, который только что убрал в пальто.

— Нет нужды в благотворительности, — тихо произнес Девнанд, открыв закрывающийся на пуговицу карман жилета.

Каз одарил его тяжелым взглядом, но не настаивал. Возможно, одержала верх знаменитая керчийская практичность или, возможно, Инеж кое-что рассказала ему о гордости Гафа.

Девушка робко подняла десять пальцев на его вопросительный кивок, и он заплатил из небольшой суммы, которую они поменяли в банке Ос Керво, не задерживаясь на том, насколько дороги в этом респектабельном районе обычные сулийские специи. Девнанд взял покупку и с намеренной медлительностью последовал за Казом.

Проходя мимо столика рядом с окном, он услышал, как мужчина, который привлек его внимание, разговаривает со своим товарищем, указывая в окно. Он не пытался разобрать целое предложение — он не хотел этого слышать, — но слово «Зверинец» долетело до него. Оно звучало более-менее похоже на керчийском и равкианском. Это стало последним подтверждением, которое ему было нужно. Каз уже выходил из магазина. Девнанд надеялся, что он ничего не слышал.

Он заставил себя сосредоточиться на прекрасном лице Инеж, пока она изучала пакетик в его руке.

— Внезапно захотелось кардамона, — пожал Девнанд плечами, и она засмеялась.

— Тебе надо было сказать: в Малой Равке он лучше и цена не настолько завышена. А тебе чего захотелось? — повернулась она к Казу, но он просто протянул ей бумажный пакет и продолжил идти впереди группы.

Инеж посмотрела на пакет, потом на затянутую в черное пальто спину перед собой, а потом опять вниз. Идя рядом с ней, Девнанд мог поклясться, что чувствует исходящий от ее лица жар. Пакет не удерживал внутри запах специй и розмарина.

— Почему бы нам не нанять лодку? — предложил Уайлен. — Канал недалеко отсюда, и мы доберемся быстрее.

Девнанд подождал, пока они перейдут перекресток, прежде чем хлопнуть себя по лбу и остановиться.

— Я оставил в чайной жакет, — сказал он остальным, но в основном Казу, который повернулся к ним. — Идите к каналу, я догоню вас.

— Я принесу, — хором сказали Инеж и Уайлен, но Девнанд улыбнулся.

— Я не настолько стар и не против небольшой прогулки. Мы не так далеко отошли, обещаю, что не потеряюсь.

Он заметил, что Каз не предложил помощь. Вместо этого он пожал плечами и указал вперед:

— Тогда мы подождем вас на берегу. Просто идите прямо до конца этой улицы.

Инеж бросила на него быстрый взгляд, а потом на крыши окружающих их зданий, прежде чем кивнуть и пойти дальше. За ними наблюдали? Если да, остановят ли его?

Прийя с нежностью вздохнула на своего простофилю-мужа, проходя мимо, но взгляд у нее был настороженный. Девнанд легонько стукнул пальцем себе по груди.

Позволь мне разобраться с этим одному. Я буду в порядке.

Он знал, с ее точки зрения это немного нечестно, но задача не выглядела рискованной. Никакого сравнения с громадным беспощадным работорговцем, с которым кое-то однажды решил разделаться в одиночку.

Он пошел обратно к кофейне настолько быстро, насколько было возможно, не привлекая внимания. Когда он добрался до угла здания, сердце подпрыгнуло. Цель как раз уходила. Девнанд наблюдал, как он помахал на прощание своему товарищу и пошел по улице в направлении Пятой гавани.

Времени было мало — остальные скоро начнут беспокоиться о нем. Но ему нужно было подтверждение.

Девнанд внутренне подобрался, пересекая улицу, чтобы перехватить мужчину. Он ненавидел эту часть. Не предстоящее насилие — он давно примирился с ним, и оно было даже слишком легко. Дело в той части, где ему придется играть. Он порылся в воспоминаниях в поисках силы.

Падма, девушка, которую они спасли из убежища работорговцев неподалеку от Ивеца, падающая в объятия своей матери, которая смотрела на них полными слез глазами.

— Я буду молиться за вас. Я буду молиться за ваше дитя.

Он прислонился к стене здания и, когда мужчина приблизился, произнес приглушенным голосом, подчеркивая свой акцент:

— Господин.

Керчиец не остановился, но по косому взгляду Девнанд понял, что его услышали.

— Нравятся сулийки, господин?

Мужчина остановился и посмотрел на него. Он был ненамного выше Девнанда и скорее коренастым, чем крупным. Явный интерес на его лице стал последним необходимым подтверждением, но на улице были люди.

— Пойдемте, посмотрите.

Девнанд выпрямился и знаком велел мужчине следовать за ним, и тот подчинился. Глупо, но в данный момент он явно думал не головой. Кроме того, как бы кровь Девнанда ни кипела, когда он узнал об этом, встретить сулийца, продающего собственных соплеменников, было возможным и даже обычным делом.

Керчиец позади него что-то сказал.

— Равкианский, господин? Я здесь новенький.

Незнание местного языка было слабостью. Слабость заставляла людей чувствовать себя в безопасности. Безопасность порождает невнимательность. Он услышал раздраженный вздох.

— Далеко от Бочки, — произнес мужчина с кошмарным произношением.

Девнанд знал, что многие торговцы в Кеттердаме хотя бы немного осваивали равкианский, но, если это стандартный уровень, им повезло, что они имеют дело с такими как Уайлен и Каз.

Отвечая, он заставил себя думать о языковом барьере:

— Не имею дел в Бочке. Безопаснее держать девушек здесь.

— У вас Рысь Хелен? Я думал, куда она делась.

Недовольная гримаска Инеж, когда ей сказали, что в октябре она не может после представления пойти на карнавал, не надев пальто. Они не могут этого позволить. Она простудится. «Но никто не увидит мой костюм!»

— Вы можете выбрать.

Он не знал, почему мужчина использовал слово «рысь», но был рад, что не услышал из его рта имя своей дочери. Он не был уверен, что смог бы это вынести.

Девнанд просканировал взглядом улицу. Должно быть, это что-то вроде центра округа, поскольку здесь было больше движения, больше учреждений — не только дома. Он заметил справа проход между двумя зданиями.

Он мысленно произнес молитву любому, кто услышит. Защитите мое правосудие. Защитите мой путь.

Девнанд повернул за угол, быстро расстегивая манжету своей зеленой рубашки и погружая руку в рукав. Это был узкий проход, чтобы рабочие могли пройти к черному входу. Здесь никого не было, и уличные огни сюда не достигали.

— Эй, во что вы играете…

К тому моменту, когда мужчина дошел до прохода, Девнанд уже повернулся к нему лицом, зажав губами духовую трубку. Один резкий выдох отправил дротик в его мясистую щеку в то мгновение, когда он завернул за угол, на его красноватом лице застыло изумление. Глаза мужчины расширились, дыхание стало прерывистым от паники, когда он понял, что не может говорить. Яд быстро замедлил его, парализуя тело, но не яд убьет его.

Девнанд крепко взял мужчину за плечи, затащил глубже в проход и толкнул к стене. Это была простая часть. Гораздо проще, чем убить курицу на ужин.

Он заглянул в слезящиеся испуганные глаза мужчины, но не думал о нем. Он не позволит этому существу проникнуть себе в голову, где находилась его дочь, свободная от всего, что было недостойно нее. Он не позволит, чтобы ей причинили боль еще и в его голове.

Он нащупал нож, спрятанный под ремнем, вынул из ножен и, не задумываясь, поднес к ребрам мужчины. Его тело, тело артиста, с молчаливой эффективностью следовало приказам.

— Ты когда-нибудь задумывался, — очень спокойно произнес он на керчийском, — что это была чья-то дочь?

Несмотря на мягкость характера, Девнанд не больше своей свирепой жены верил в проповеди потерянным душам. Были люди, которые совершили плохие поступки, но в них еще оставалось добро, а было вот это. Он знал, что пустая душа не поймет его страдания, даже если он целый год будет пытаться объяснить.

Но эти слова добавляли некоторое понимание к ужасу керчийца, когда нож вышел, проткнув его сердце, которое быстро истекало кровью, и Девнанд был не против.

К тому моменту, когда свет в слезящихся глазах погас, Девнанд уже забыл о нем. Даже пряча тело за ящиками, прежде чем направиться к чайной, он не думал о нем.

Он думал о том, какой теплой и крошечной была Инеж, когда он впервые держал ее на руках, ее глаза были влажными и задумчивыми, а миниатюрные пальчики сомкнулись вокруг его пальца. Воспоминание было таким живым, что он чувствовал тепло возле груди.

С легким сердцем Девнанд вернулся к семье. Какую бы боль он ни испытывал, она не имела ничего общего с тем, что он сделал.