Bon Voyage! (гет)

Если бы Гермионе раньше кто-нибудь сказал, что она будет получать удовольствие, проводя время в компании Драко Малфоя, то этот счастливчик был бы награжден парочкой проклятий и отправлен в Св. Мунго для выявления и лечения психических отклонений, но... сейчас Гермиона сидела в небольшом открытом кафе на берегу моря, потягивая зеленый чай и любуясь открывшимся видом, и ждала, пока Малфой о чем-то договорится с барменом.

Несколько дней назад их круизный лайнер, гордо носивший весьма поэтичное название «Argento luce», причалил к берегу острова Эвбея в районе Кими-Аливери, откуда Драко, только сойдя с трапа, аппарировал вместе с Гермионой в Халкиду, располагавшуюся западнее.

Хорек неплохо ориентировался в этих местах, из чего Гермиона сделала для себя вывод, что он либо уже успел здесь побывать, либо просто тщательно изучил брошюрки, которые увесистой пачкой валялись на столе в каюте. Девушку это не огорчало, просто потому что это значило, что у нее появился шанс посетить самые красивые места с Малфоем в роли персонального гида, а также настроиться на душещипательную беседу, ну, или хотя бы на обычный разговор, чем Драко в последнее время ее точно не радовал, предпочитая беседе созерцание.

Как ни странно, к компании слизеринца она привыкла быстро и уже не ощущала той нервозности и напряжения, которые царили между ними в самом начале. Малфой, при личном общении, оказался довольно-таки приятным представителем противоположного пола, хотя его, порой, откровенно сальные шуточки частенько вгоняли Гермиону в краску. Но непринужденная обстановка помогала реагировать на его замечания менее остро, чем при обычных обстоятельствах, когда она уже давным-давно сгорела бы со стыда, обсуждая того или иного представителя министерской элиты. За время подобных «разговоров», когда Драко в очередной раз в красках описывал того или иного служащего, Гермиона почерпнула для себя довольно-таки много личной информации о путешествующих вместе с ними волшебниках. Пожалуй, даже чересчур.

С тех пор, когда они согласились познакомиться заново, прошло уже больше недели, но поговорить по душам им так и не удалось. То было слишком хорошее настроение и не хотелось его портить горестными воспоминаниями, то была не подходящая атмосфера, а то и вовсе в голову закрадывалась мысль «А зачем ей, собственно, это вообще надо? Зачем портить отдых, на который она вырвалась впервые за последние три года?», где последнее и являлось самым весомым аргументом. Вот почему, после пары неудачных попыток, Гермиона и прекратила свои попытки разговорить Хорька.

В тот вечер, как она его назвала позже «Вечер мира», она вернулась в их с Малфоем каюту в одиночестве, что ее даже обрадовало, и, плюхнувшись на кровать прямо в одежде, долго размышляла над той передрягой, в которую угодила, постаравшись отгородиться от эмоций и рассмотреть сложившуюся ситуацию с рациональной стороны, разложив все по полочкам.

Первое, она хлебнула какой-то дряни, являющейся одной из вариаций Оборотного зелья. Как именно этот прототип менял человека, а также о сроках его действия Гермиона могла только догадываться, но зато ей стала абсолютно понятна реакция Анжелины, тогда в Отделе.

Второе, Рональд скоро женится. После событий всего дня в целом, когда одна новость затмевала другую с пугающей скоростью, Гермиона решила, что тему Уизли-Браун можно будет отложить на потом или же вообще больше к ней не возвращаться, но, подумав, что лучше распределить приоритеты сейчас, Грейнджер перешла к рассмотрению и этого вопроса.

То, что Рональд не останется в ее доме, или она в его, — это было очевидно. То, что он выбрал для себя другую гавань и что этой самой гаванью является Браун, — также очевидно, ну, а то, что Гермиона не собирается жить счастливой шведской семьей — очевиднее некуда. Оставался вопрос: кто поднимет эту тему? Она или Рон? Может, вообще Лаванда?

Хотя, если при этом разговоре будет присутствовать еще и Браун, то Гермиона вряд ли сумеет себя сдержать, чтобы не врезать той еще разок... или два, а может, и все три.

Думать о подобном повороте не хотелось, все-таки все взрослые уже, но обида на Рона за обман... вряд ли они после этого сумеют остаться друзьями. Для дружбы, в понятии Гермионы, должно быть доверие, а Уизли она доверять уже не могла. Нет, если вдруг что-то будет угрожать ее жизни, она доверит ее Рону, но вот свои мысли и чувства — нет. Своими поступками он растоптал все то, что было между ними, если уж не любовь, то уважение и взаимопонимание — однозначно. Проделать такое за спиной, ничего даже не сказав, ни словом, ни делом не намекнув... хотя, может, она просто не считала это намеками? Те постоянные ссоры, рождавшиеся буквально из ничего? Но откуда она могла знать, что это завуалированная просьба Рона поговорить о том, как он кувыркается в постели с ее помощницей?!

Так и не придя к какому-либо определенному выводу, Грейджер решила, что будет ориентироваться по ситуации, но вряд ли в ближайшем будущем она переступит порог Норы с целью нанесения визита, как выразился Малфой, жопе вся Трио.

И если с первыми двумя пунктами она, худо-бедно, разобралась то, что же делать с Малфоем, Гермиона не знала. Одно дело — учиться с ним в школе, где четко обозначены все границы, когда ты знаешь, чего от него можно ожидать, другое дело — путешествовать вместе с ним, жить в одной каюте, спать в одной постели и — О Мерлиновы подштанники! — пытаться заделать с ним маленьких Малфиков! То, что это уже случалось, не было никаких сомнений, не просто же так она проснулась голая!

И вот тут рациональная ее часть, наконец, с победным кличем ринулась вперед, остановилась, обернувшись, помахала ручкой и в мгновение ока удалилась, оставляя гриффиндорку в надежных руках моментально охватившей ее панике.

Вопрос, что делать вдруг встал особенно остро, также как и желание выпрыгнуть за борт и остаться жить где-нибудь на дне моря, а лучше вообще на просторах Марианской впадины, чтобы туда уж точно не долез Малфой со своей Авадой. У нее не было сомнений, что, если правда откроется, пока она будет рядом с Хорьком, единственное, что ее ожидает это смерть, а уж будет она медленной и мучительной или же быстрой и безболезненной, решать будет ее блондинистый палач.

Но почему ее больше волновало то, что с ней сделает Малфой, когда узнает всю правду, а не она сама? Не ее уязвленная женская гордость, не ее самолюбие, а Малфой и его реакция? Должно быть, она сошла с ума или это один из побочных эффектов этого треклятого зелья! Верно, ведь иначе она бы подумала, что слизеринский Хорек начинает ей нравиться, а это — верный признак того, что с головой у нее явно не в порядке, а так как подобного не могло случиться на ровном месте, остается винить только одно — проклятое зелье, ну, и Анжелину, поставившую его прямо под руку Гермионы. Нет, ну надо было так вляпаться?!

Дальнейшие ее размышления были прерваны вошедшем Малфоем, который, совершенно не заботясь о том, что кровать уже занята, плюхнулся на нее со всего маху, вернее плюхнулся он на Грейнджер, которая, в тот миг притворявшаяся спящей, успела только крякнуть.

То, что Малфой кого-то придавил своей, как оказалось, тяжелой тушей, он даже не заметил, просто потому что тут же вырубился. Растянувшись на Гермионе в неудобной позе, при этом буквально вдавливая девушку в кровать, он закрывал ей доступ к кислороду — лицом она уткнулась ему в шею, а он сам абсолютно спокойно засопел ей в ухо, периодически при этом похрюкивая.

Когда Грейнджер, наконец, спихнула с себя отяжелевшее, а главное, не сопротивлявшееся тело, то возблагодарила Мерлина за то, что Малфой отрубился, иначе ему бы пришлось выслушать о себе много нового. Очень много нового. Но, когда до нее донесся сильный запах то ли виски, то ли еще чего-то сильно под градусом, все встало на свои места: и Малфой, абсолютно спокойно прикинувшийся мебелью, и то, где он так долго был, и даже то, почему к ней не полез. Последнее, правда, ее не слишком волновало, а только так, чуть-чуть, совсем чуть-чуть... и плевать, что там бормотало ее внутреннее «Я».

Заснуть с пьяным Малфоем на одной кровати оказалось не просто: как только она поворачивалась, Малфой, словно на веревочке, поворачивался вместе с ней, при этом то кладя ей руку на грудь и утыкаясь при этом лбом в спину, то прижимая ее к себе и лапая за филейные места, то утыкаясь лицом в эту же самую многострадальную грудь, которую он считал подушкой, куда можно пустить слюнку-другую.

В конце концов, озверевшая Грейнджер с помощью палочки скинула мерзавца с кровати, а сама с удовольствием распласталась в форме морской звезды по всей поверхности, но стоило ей только закрыть глаза, как до ушей, откуда-то снизу, донесся громкий хрюк, затем еще и еще. Тогда Гермиона, решив заткнуть Малфоя, кинула в него подушкой, однако Хорек не только не заткнулся, но и с комфортом устроился на подушке, продолжая пускать слюни и самозабвенно храпеть.

Такого Гермиона уже снести не могла и, быстренько наложив Силенцио на Драко, попыталась заснуть. Через два часа бесплодных попыток, она все-таки призвала из своей сумочки небольшой фиал с зельем Сна Без Сновидений, который всегда носила с собой на всякий случай, мгновенно его осушила и через некоторое время уже забылась блаженным сном.

Когда она проснулась утром, чувство расслабленности и комфорта ее не покинули, а наоборот, окутали с новой силой, когда кто-то крепко прижал ее к себе. Устроившись поудобнее на теплой широкой груди, девушка хотела продолжить спать, но чья-то бесстыжая рука поползла вверх по ее ноге, покоящейся на бедрах обладателя этой самой теплой груди. От этого действа девушка только плотнее зажмурилась и еще крепче прижалась к своему... Тут-то ее глаза широко распахнулись. Подняв голову, Грейнджер увидела Малфоя во всей красе: растрепанные волосы, румяные щеки, словно он только что побывал на морозе, открытый рот и вытекающая из его уголка тонкой струйкой слюнка. Судя по всему Малфой от души давал храпака, но Грейнджер, еще не до конца осознав, что вообще происходит и почему она в постели с Малфоем (разве не был весь вчерашний день ее ночным кошмаром?) не своим голосом заверещала на всю каюту.

Драко подскочил на кровати и мгновенно распахнул глаза, услышав надрывный вопль Грейнджер, словно кто-то подарил ей манто из шкурки Живоглота. Спросить, что случилось и почему девушка, сидящая в его постели так надрывается, Малфой не смог, просто потому, что голос у него, почему-то, отсутствовал. Тогда он сделал первое, что пришло ему в голову — взял Гермиону за плечи и пару раз встряхнул.

Она на секунду заткнулась и встретилась с расфокусированным малфоевским взглядом, потом посмотрела на его руки и, заголосив, что есть мочи, дернулась из его хватки. Тот, в свою очередь, разжал ладони, чтобы заткнуть уши, хоть как-то защитив их от высокой тональности голоса этой ненормальной, и в результате, Грейнджер ласточкой слетела с кровати на холодный жесткий пол.

Наконец, взяв себя в руки, она подскочила на ноги и, снова залепив Малфою пощечину, с торжествующим видом скрылась в ванной.

Тогда еще не до конца проснувшийся Малфой проснулся окончательно и влетел в так некстати незапертую ванную и начал высказывать этой... девушке, все, что о ней думает.

Гермиона же наблюдала, как Малфой краснеет и надрывается, открывая и закрывая рот, но не издает ни единого звука, и тогда ей стало настолько смешно, что она не удержалась и расхохоталась в голос.

Драко, не поняв причину веселья, побагровел от ярости и, оперевшись одной ногой о бортик ванной, привлек к себе девушку, сгибая пополам.

Гермиона, осознав, что ее сейчас ожидает кое-что не слишком приятное, попыталась вырваться, но в итоге только запуталась в юбке собственно сарафана, и они оба рухнули на пол.

Чем бы все это закончилось, если бы в каюту не влетел Забини с перекошенным лицом, не известно, но тогда, застав умильную сцену в ванной, Блейз отбросил к черту все свое спокойствие и, взмахом наложив заглушающие чары, проявил не дюжие тенорские способности, давая этой замечательной паре весьма занятную характеристику, после чего поднял их на ноги и под прицелом палочки, даже не давая привести себя в порядок, повел их завтракать в свою каюту.

После такого подъема, казалось, все нормализуется и больше уже не будет никаких сюрпризов, но на обратном пути, уже без сопровождения Забини, Малфой и Грейнджер столкнулись с Уизли и Браун.

Уже расколдованный Драко в лучших снейповских традициях рявкнул на обоих и потащил Гермиону за собой, но до своей каюты они так и не дошли — Гермиона вспомнила, что оставила у Блейза свою палочку, в результате чего, Малфой, злее черта, влетел в капитанскую каюту, где спокойно попивала чай Луна, облившаяся этим самым чаем, когда дверь неожиданно распахнулась, чуть ли не слетев с петель.

Окончанием такого веселого утра стало три успокоительных зелья, насильно влитых Полумной в Малфоя, и более тесное знакомство с парнем и сопровождающей его девушкой, которых по взмаху палочки переодели в шорты и купальник соответственно и увлекли в зону отдыха под солнышко.

Как ни странно Полумна ничего не спрашивала про недовольного Малфоя, она вообще ничего не спрашивала, без устали рассказывая о Блейзе, этом корабле и о тех красотах, которые они скоро увидят.

Гермиона даже слова вставить не могла, настолько была шокирована такой непривычной словоохотливостью своей подруги, но вскоре пришла в себя и увлеченно слушала удивительно мягкий голос.

Из беседы с Луной Гермиона узнала то, чего не удосужилась узнать сразу же, например, сроки их путешествия. Как оказалось, их волшебный круиз должен был длиться три недели. В общей сложности он был расписан так: десять дней — пять дней туда, пять дней обратно — в плаванье, плюс в сумме четыре дня на различные остановки и в итоге оставалась только лишь неделя на осмотр всех красот и достопримечательностей солнечной Греции.

Для волшебников неделя — вполне достаточный срок для посещения главных памятников архитектуры, однако, Гермиона не хотела летать по Греции галопом, поэтому несказанно удивилась, когда Полумна упомянула, что Малфой — лучший рассказчик, сравнимый только с лучшими экскурсоводами, каких она только знала, на что сам Драко скривился так, будто закусил кактусом.

Также Лавгуд, на вопрос Гермионы, почему она не может аппарировать, удивленно ответила, что за пару дней до отплытия, по лайнеру проводилась экскурсия, где персонал также извещал будущих пассажиров о том, что на него наложены антиаппарационные чары и различные ограничители магии, поэтому самое большее, что можно выжать из себя, колдуя непосредственно на корабле, — это средненький по силе Ступефай.

Гермиона только кивнула, сказав, что была слишком увлечена Малфоем, что оказалось правдой, ведь они, как выяснилось, «познакомились» именно на этой экскурсии, на что сам Хорек самодовольно ухмыльнулся, заработав подзатыльник.

Дальше же их путешествие проходило, слава Мерлину, без эксцессов, а самого Драко, казалось, заменили клоном, потому что, как только приходила очередь остановки, он тут же слетал с трапа, буквально закинув Лиззи себе плечо, и отправлялся в свои любимые, а самое главное — тихие места, где для Малфоев всегда держали столик.

Несмотря на то, что их остановки обычно длились не больше нескольких часов, Гермиона успела осмотреть необычайной красоты виноградники Франции, заскочить ненадолго в Лиссабон, побывать в Барселоне, позагорать в Монако, поесть блинчиков в Перудже и даже поплавать в Тирренском море.

Малфой, и правда, оказался замечательным рассказчиком, а уж гидом по Европе и вовсе отменным, особенно для Гермионы, никогда не выезжавшей никуда за пределы Великобритании.

Воспоминания к ней больше не возвращались, какие бы усилия она не прилагала. От ее потуг пролить свет на всю историю с самого начала только начинала болеть голова, а позже возвращалась и тошнота, в результате чего, Гермиона решила отложить путешествие по уголкам памяти, по крайней мере, до конца круиза. К тому же ей было не до этого.

Она несколько раз попыталась поговорить с Луной, но всегда, как по закону подлости, кто-нибудь оказывался рядом: то Лаванда с Роном, то Малфой, то Забини, а то и все вместе, поэтому серьезный разговор с подругой тоже пришлось отложить.

И сейчас, сидя в небольшом кафе под открытым небом и потягивая зеленый чай, Гермиона все пыталась сообразить, как ей поговорить с Лавгуд наедине, но главное — что ей вообще сказать и как при этом не попастся на глаза Малфою, который ее попросту сживет со свету, а новоявленная чета Уизли, которая идет заключать брак в Министерство сразу же после окончания круиза, ему с радостью поможет.

Главное, чтобы действие зелья не кончилось раньше, чем они причалят к берегам родной Англии, там будет уже все равно.

Гермионе, как ни странно, понравилось носить эту маску, коей являлась Элизабет Ливьен. Она уже отвыкла от того, что в нее никто не тычет пальцем, никто не фотографирует и не докучает постоянными вопросами о личной жизни или перешептываниями за спиной. Сейчас Грейнджер была, как никогда счастлива, наконец, вырваться из этого удушающего водоворота популярности и побыть свободной. Пусть это чувство пробудет с ней не так долго, но зато она хотя бы вспомнит, какого это, не быть лучшей подругой Героя Магического Мира, Кавалером Ордена Мерлина Первой Степени, Самой Умной Ведьмой Столетия и так далее и тому подобное. Сейчас она была собой, простой, обыкновенной девушкой, которую никто не знал, которая никогда не присутствовала при Битве за Хогвартс, которая не бегала по лесам от егерей, которая никогда не встречалась с Волдемортом и Пожирателями Смерти.

Кстати, о Пожирателях. Драко за все время их совместного путешествия, пусть и прошло только лишь две недели, без малого, ни разу не напомнил ей о том, кто он и кто его отец. Воспоминания о Хорьке в школе совершенно произвольно блекли, подпадая под впечатления о новом, другом Малфое. Грейнджер даже не надо было притворяться, что они не знакомы, она, и правда, не знала любимого ученика Снейпа таким. Да, Хорек все еще был эгоцентричным, самовлюбленным, упрямым, надменным Драко Малфоем, с презрением относящимся ко многим, кого он встречал на корабле, но этот человек разительно отличался от того, каким Гермиона его запомнила. Даже воспоминания о том Драко Малфое, который предстал перед Визенгамотом, не имели практически ничего общего с теперешним Хорьком. Это было странно, даже больше, чем просто странно, но удивительно приятно.

— О чем задумалась? — от неожиданно раздавшегося шепота прямо в ухо Гермиона подскочила на стуле, чуть не опрокинув на себя чашку с чаем.

— Малфой, — сквозь зубы прошипела она, на что Драко только рассмеялся, плюхаясь напротив.

— Ну, что, ты готова, наконец, посетить один из самых лучших пляжей? — спросил он, широко улыбаясь с видом а ля «я сама святость, само очарование».

— Да, готова, но если ты еще...

— Еще хоть раз сделаешь нечто подобное, Малфой, — передразнил ее тот, — я тебе врежу. Я тебя услышал еще в первый раз, когда ты вопила на палубе, мне просто интересно надолго у тебя еще терпения хватит? — увидев, как побагровела Гермиона после его слов, он только громче рассмеялся, но вдруг с его лица в один момент слетела вся веселость. Он, резко поднявшись, схватил Грейнджер за руку и, кинув на стол несколько бумажных банкнот, молча поволок ее за собой на пристань, возле которой мерно вздымались на волнах несколько привязанных лодок.

Ничего не понимая, Гермиона оглядывалась вокруг, пытаясь найти источник беспокойства Малфоя, но все, что она видела, это полупустая набережная и различные магазинчики и кафе под открытым небом.

Подойдя к самому краю пристани, Малфой обернулся и, коварно улыбнувшись, мгновенно подхватил Гермиону на руки. Не ожидавшая такого поворота Грейнджер успела только вскрикнуть от неожиданности, а потом, наконец, поняла, что означала эта его дьявольская усмешка.

Под собственный громкий крик «ах, ты, сволочь!» Гермиона рыбкой нырнула в пролив. А когда вынырнула, то обнаружила, как заливающийся громким смехом Малфой держится за живот, сгибаясь пополам.

— Ах, так! — только и успела оскалиться Гермиона, как неожиданно пошла ко дну.

Барахтаясь в воде, словно эпилептик, Грейнджер стремительно отдалялась от поверхности, словно ее что-то утягивало вниз. Сопротивляясь изо всех, она пыталась вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, но не успевала.

Вода проникала в нос, в рот, Гермиона начала задыхаться, а Малфой мгновенно перестал смеяться, поняв, что что-то не так.

Еще несколько мгновений понаблюдав за трепыхающейся в воде девушкой, очевидно тонущей, Драко совершенно не аристократично выругался и сиганул в воду, чтобы спасти утопающую, которая к этому моменту уже перестала барахтаться и мерно шла ко дну.

Мысленно матерясь на все лады, Малфой за несколько секунд преодолел разделяющее их расстояние и, обхватив не шевелящуюся Гермиону за талию, стал поднимать ее на поверхность.

Высунувшись из воды, Драко попытался привести ее в чувства, но она не откликалась. Начисто забыв о палочке в заднем кармане брюк, он совершенно по магловски похлопывал по щекам девушку, которая все никак не приходила в себя.

Малфой не на шутку испугался и хотел уже плыть к берегу, как тут его драгоценная ноша зашевелилась и, издав победный клич, быстро обхватила голову парня и стала его топить.

— На-ка выкуси, блондинка в походе, — ласково приговаривала Грейнджер, погружая Малфоя под воду.

Тот, вконец офонарев, первое время даже не сопротивлялся, но, придя в себя, резко оттолкнул от себя сумасшедшую диваху и выплыл.

— Ты спятила?

— То же самое могу спросить и у тебя, сладенький, — мерзко подхихикивая, проговорила Гермиона. — Какого черта ты меня в воду кинул?!

— Весьма содержательный ответ! — даже не дав раскрыть Малфою рта, взвилась Гермиона. — Придурок! Нет, послали же небеса тебя на мою... голову, Малфой, голову! И нечего так ухмыляться!

— Да, я и не ухмыляюсь, я мило улыбаюсь, — проворковал Драко и соблазнительно, как ему показалось, улыбнулся.

Ох, как ей не понравился его тон, но было поздно. Набрав побольше воздуха, Малфой нырнул и, резко дернув Грейнджер за лодыжку, потащил вниз.

Девушка затрепыхалась, от неожиданности выпустив весь воздух, а Малфой стал утягивать ее все ниже и ниже. Отпустив, ее ногу, он быстро развернулся и, обхватив ее за талию, привлек к себе и накрыл ее губы своими.

Ошарашенная Гермиона застыла, а Малфой, тем временем, углубил поцелуй. Грейнджер привели в чувства только появившиеся вокруг ее лица пузырьки — Драко делился с ней воздухом. Это открытие было равносильно тому, как если бы ее прямо сейчас приложили Ступефаем, и пришедшая в себя Грейнджер снова впала в шоковое состояние. Она во все глаза уставилась в лицо целующего ее парня, а он, нахально подмигнув ей, аппарировал.