Осколки миражей (гет)

Добравшись до замка, Элейн обнаружила, что не стоило так спешить.

Дежурство оказалось смазанным. Не было чинных посиделок при вечно апатичной и какой-то замороженной королеве, в которой она, как ни пыталась, так и не смогла рассмотреть знакомые с детства материнские черты. Наоборот, сегодня, как перед ярмаркой, в гостиной и в покоях Вистарии царил веселый хаос. А фрейлины оказались не слишком нужны, и в конце концов их отпустили.

Элейн вошла в общую комнату и на минуту остановилась на пороге, сбитая с толку шумом, гамом и кутерьмой. До сих пор она и представить себе не могла, какой ажиотаж среди товарок вызовет официальное начало сезона развлечений. Хешшу и все его хвостатые, это же всего лишь бал! Танцы под не самую лучшую музыку, прикосновения людей, которые далеко не всегда вызывают симпатию, толпа, праздничные блюда и напитки, глупые напыщенные здравицы в честь принца… Из-за чего такие восторги?

Интересно, как теперь при дворе Кервелина обстоят дела с пьянством. Когда-то, еще до Вистарии, по слухам, любое подобие праздника заканчивалось одинаково — трезвых не оставалось. Впрочем, в Анаростии, что за Бастионными горами, пьянства не терпят, а будущая жена Веина была именно оттуда. Ее прибытие планировалось через декатель, к концу лета.

Да еще это правило, что фрейлинам не полагается иметь личную служанку… Вводилось оно с благой целью дисциплинировать юных разбалованных дам, приучить их к мысли, что каким бы знатным ни был их род, они сами всего лишь слуги королевской семьи. Но на спесь отдельных высокородных девиц это никак не повлияло, а вот на комфорт и выбор одежды… Никаких шнуровок на спине, никаких сложных причесок… хотя это и к лучшему.

Ворча про себя, Элейн прошла к своей кровати. Для вещей каждой фрейлине полагался встроенный в стену вместительный шкаф, дверца которого находилась у изголовья кровати, рядом с туалетным столиком. Сейчас половина шкафов были распахнуты, и товарки увлеченно прихорашивались, то и дело поглядывая в ручные зеркала или поминутно бегая к большому зеркалу во всю стену в конце комнаты. Пламя свечей и ламп колыхалось, когда они вихрем проносились мимо. Куда ни взгляни, глазу представала однообразная в своей пестроте картина: ворохи разноцветной материи, оборок, сборок, бантов, тесемок и лент, шиньоны, заколки, диадемы и обручи, вуали и шарфики, шкатулки с драгоценностями, пузырьки духов…

Едва ли не половина того, что составляло круг интересов знатной девицы при дворе. Вторая половина заключалась в замужестве и всем, что с ним связано.

Крайне интересные собеседницы.

Нейтин уже заканчивала собираться и теперь пристраивала на полных плечах невесомую вуаль, добиваясь, чтобы было видно только молочную белизну рук и никаких складок там, где края корсажа и съемных рукавов нефритово-зеленого платья от локтя до запястья врезались в кожу. Элейн поморщилась при виде этих складок. Одно утешение — что Аверия, кажется, сетовала на излишнюю худобу Эллин… и что никакой Эллин Тамеан на самом деле не существует.

— Кажется, сегодня нас ждет двойной праздник вместо одного! — прощебетала мнимая сестра.

Элейн вопросительно хмыкнула, перебирая платья. Меньше всего ей хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Пожалуй, бежевое подойдет. И поменьше украшений.

— Вечно ты одеваешься как старуха, — оценила ее выбор Нейтин. — Говорят, что во дворец переезжает Л’Аррадон! Он будет здесь жить, представляешь! Это праздник получше юбилея принца! Интересно, гарем он тоже привезет?

— Не хватало здесь только гарема… — буркнула Элейн, застегивая сложную конструкцию из ремешков спереди. — А что заставило его сюда переселиться?

— Откуда я знаю? — «сестра» была явно недовольна, что разговор не переключился на обсуждение достоинств главного угларского колдуна. — Он будет здесь! Как хочется посмотреть на него… Вот бы он тоже участвовал во всех наших балах и прогулках!

Элейн тяжело вздохнула. Балы и прогулки, кто бы сомневался. Л’Аррадон явно едет сюда, чтобы лучше контролировать Круг Кервелина, в котором, как думают и король, и его колдун, начались измены. Видимо, Кервелин считает, что не справится с ними в одиночку без магического вмешательства. Плохо. Отвратительно.

Теперь придется быть в разы осторожнее.

* * *

Странное это ощущение — сидеть на балконе со стеклянной крышей и слышать, как по ней барабанит пожирающий разум дождь. Знать, что все надежно закрыто и ни одна капля не проникнет сквозь преграду, но в то же время видеть подсвеченные единственной лампой искорки так близко и…

— Кому пришло в голову обустраивать такой балкон? Зачем он нужен? — нервно спросила София, когда Итилеан только привел ее сюда, вызвав вечером с кухни запиской. Чем немало удивил. Еще не успели остыть печи, где готовились блюда к праздничному застолью, и все придворные должны были быть на балу, открывающем сезон, а он… Наверное, что-то срочное, решила она тогда. Но при виде этого места, которое он избрал для разговора, мысли напрочь вылетели из головы от ужаса.

— А как же главный мотив половины глупостей на Земле? Пощекотать нервы… — Итилеан потянулся к крыше и с нажимом провел пальцем по стыку двух стеклянных частей купола. И хотя щелей там не оказалось, София отодвинулась подальше по жесткому дивану-скамье. Кроме этого дивана и тонкого плетеного коврика, здесь не было больше ничего. А балкон был довольно большим, размером чуть ли не с ее каморку за кухней. Обстановка в покоях Итилеана оказалась аскетической.

— К делу, — он отвернулся от дождливой бездны за стеклом и вынул из кармана какой-то листок. — У вас… на кухне не читают «Гранд-Газету»?

— Понятия не имею… — У Софии было такое чувство, будто она разговаривает с незнакомцем. Вся неуравновешенность Итилеана сегодня куда-то улетучилась. Речь была спокойной, бесцветное лицо не отражало никаких бурь, и только когда он заговорил о газете, глаза едва заметно азартно блеснули. — Сегодня в любом случае было бы не до нее.

— А жаль. В вечернем выпуске я обнаружил вот такое дивное письмо. И попало оно сюда, скорее всего, без согласования с редактором.

Он сел рядом и протянул Софии листок. Она бросила беглый взгляд на строчки.

— «Листок госпожи Вирузим»… Ничего себе!

— Похоже, вот куда ушли бумаги, украденные у короля… Да, была кража из его кабинета, это и есть та измена, из-за которой было столько шума, — кивнул Итилеан. — Слуг Л’Аррадон тоже инспектировал?

— Собрал всех, пустил какую-то магическую волну и потерял интерес, — София рассматривала копии писем, казначейский отчет и аккуратные строчки. — Так, значит, интриганы с неизвестными целями, о которых вы говорили, на самом деле пытаются подорвать авторитет короля!

— Это не самоцель. Пока еще непонятно, для чего им это нужно. Против короля периодически возникают заговоры, и я как начальник дворцовой стражи знаком с ними всеми. Но до сих пор им не хватало размаха. Были попытки убить короля, свергнуть короля — не мы первые, моя дорогая принцесса, — пока что поведение этих новых интриганов вполне укладывается в схему. Разве что никому не хватало дерзости подбрасывать свои листовки в «Гранд-Газету». Но газета гарантирует скандал, а скандал — это повод действовать для нас.

— Уже? — вздрогнула София. Почему-то ее смертельно пугало, что все может начаться немедленно. Она рассчитывала на постепенное подпаивание зельем сначала слуг, затем… других слуг, а потом… все тонуло в тумане неопределенности. Потом должна была приехать Даиз, она обещала помочь, как только под действие зелья попадет кастелян, в чьей власти было дать ей работу — теплых местечек вроде помощницы кухарки, на которое удалось пристроить Софию, обычно было не получить. А реваншисты к тому же открыто говорили о войне. Об убийстве короля. И положить этому всему начало прямо сейчас? Но…

Но ведь она для этого приехала.

— От вас требуется только дать мне одну из этих бусинок с зельем, — поморщился Итилеан. — Пока что мы не планируем ничего серьезного.

— А что именно вы планируете? Или мне об этом знать не полагается? — воинственно поинтересовалась София.

— Откровенно говоря — не полагается, — усмехнулся Итилеан. — Не поднаторевшие в интригах особы королевской крови, пытающиеся вмешиваться — это, знаете ли, серьезная помеха. Но так и быть. Все просто. Феретти подпоит зельем свои два полка, расквартированные в Кадмаре, я — королевскую гвардию и дворцовую стражу. А скандал — отличная возможность начать обсуждение и властей, и Кервелина, и сравнения Молионов и Лерринтов… и так далее. А в пылу обсуждения и под действием зелья можно и не заметить, что дискуссия свелась к пропаганде…

— Зелье может не сработать, — напомнила София.

— Если бы я был уверен, что оно сработает, то не ждал бы подходящего случая завести разговор, а лично влил бы его в глотку каждому гвардейцу, — последовал ответ.

В воцарившемся молчании стук капель прозвучал особенно резко. Порывы ветра подхватывали целые потоки воды, швыряли их о стекло, заставляя искриться в ровном свете лампы под крышей — таком странно ровном по сравнению с тем, что творилось снаружи. И правда, щекочет нервы, подумала София. Что-то в этом есть. Какое-то неестественное мрачное удовольствие.

Она перехватила взгляд Итилеана и вздрогнула. Снова это странное выражение лица, заставляющее обычно бледные черты пылать почти фанатичным огнем… Оно пугало. Умом София понимала, что он не причинит ей вреда, но подсознание при виде зловещего блеска в серых глазах громко протестовало.

— Вы разве не идете на бал? — она поспешила заполнить молчание.

— Успею. Бал — не смотр войск, — отмахнулся начальник гарнизона. — А общество прекрасных кухарок нравится мне больше.

— Я вам не кухарка! — София всерьез возмутилась и отвесила ему пощечину, прежде чем осознала, что над ней посмеиваются… и что она вообще-то скованно чувствует себя в обществе полусумасшедших лирдов. Итилеан поймал ее руку.

— Конечно, не кухарка. Вы принцесса, воспитанная народом — как там в настоящих «Сказках госпожи Вирузим»? — протянул он. — «И вскормили ее крестьяне, и двадцать лет жила она в их селении, а потом отправилась на земли Повелителя дождей. И заключила с ним договор — ее человеческое сердце в обмен на нечеловеческую власть… И вынул Повелитель дождей ее живое сердце и вложил в каменную гору, а принцесса получила нечеловеческую власть над всем тем миром, который знала. И стал дождь пожирать разум человеческий, и с каждым новым дождем принцесса получала больше и больше подданных. И стала царствовать, но не править, ведь нечеловеческая власть потому и нечеловеческая, что тот, кого она коснется, уже не будет человеком». Хороша детская сказочка, правда?

— Это просто легенда о происхождении дождя, пожирающего разум, — София передернула плечами. Горячие ладони Итилеана, в которых все еще покоилась ее рука, создавали зябкий контраст с ночной прохладой.

А Итилеан замолчал и поцеловал ее в запястье. Совсем как тогда, в прошлый раз… потом в ладонь, снова в запястье, выше… Его губы были сухими и горячими, но София застыла, точно скованная льдом.

Она решительно не понимала, как на это реагировать. Сначала обычный деловой разговор, потом вдруг сказка, теперь это… Среди Детей моря она всегда считалась неприкосновенной, выше обычных человеческих чувств, по крайней мере среди названных братьев, а всех остальных они успешно отваживали. И целомудренное воспитание Даиз, наверное, продиктовало бы оскорбиться, вырвать руку и покинуть балкон.

Изобразить возмущение, выставить Итилеана наглецом и негодяем, хотя подобное внимание было приятно ей самой — это считается правильным? Пошлость, еще более мерзкая, чем «неправильная» вседозволенность.

— Грейсон, что вы делаете? — неуверенно пробормотала София.

Итилеан поднял голову и мягко улыбнулся в ответ.

С нижних этажей, оттуда, где должен был бы находиться бальный зал, сверкнула вспышка. Лучи белого света прошили ночную тьму, подсветили капли дождя, затянули туманом бездну, затмили огни города вдалеке. Красивая иллюминация. Интересно, что там сейчас творится в зале, как выглядит та роскошная обстановка, от которой Итилеан отказался… ради общества Софии? Она бросила взгляд наружу. Сияние усиливалось.

— Как вам больше нравится — проявляю симпатию или демонстрирую покорность? — спокойно ответил начальник гарнизона. — Целовать руку, которая наносит удары, — удовольствие не хуже мести обладателю этой руки.

София дернулась. Это прозвучало так, словно он собирался перейти к мести немедленно. И неважно, что голос был мягким и ласковым — на голос вообще не стоило обращать внимания, ведь все могло перемениться уже в следующую секунду…

А в следующую секунду замок сотряс грохот.

Звук шел снизу. Со стороны все того же бального зала. Глубокий, всеобъемлющий, будто вся колоссальная гора содрогнулась.

И она содрогнулась.

Ноги ощутили вибрацию. Стена рядом мелко затряслась, камень оглушительно треснул. Разлом раскроил и эту стену, от которой отходил балкон, и… тут София вскрикнула и закрыла лицо руками, уже приготовившись к гибели, — и стеклянную его крышу, по которой зазмеились трещины. Сначала мелкие, потом крупнее… Стекло было готово вот-вот лопнуть, засыпать все осколками, но еще раньше — впустить в защищенное помещение рвущийся в него дождь, которому хватило бы мгновения, чтобы уничтожить наивных и бесконечно глупых человеческих существ, уверовавших, что укрепленное магией стекло способно защитить их от стихии. И тем паче от сплетенного с этой стихией древнего колдовства.

От страха София совершенно растерялась. Она вскочила, прикрывая голову ладонями, и сделала шаг к двери, ведущей с балкона в комнату. В следующий миг Итилеан сгреб ее в охапку и буквально швырнул в дверной проем. И прыгнул следом — как раз тогда, когда стекло треснуло и шум дождя перекрыл звон осыпающихся осколков.

Пол все еще качался, но тряска слабела. Ощутив опору под ногами, София отскочила от двери как ужаленная и снова в ужасе прижалась к стене. Что случилось? Землетрясение? Тогда почему оно началось с какого-то сияния, исходившего снизу? Или это совпадение? Что происходит?

Итилеан стряхнул с волос стеклянные крошки. И в первую минуту София даже не поняла, что не так в этом обыденном жесте.

Она молча смотрела, как он зажигает фонарь — здесь было темно, а единственная лампа на балконе погасла. Не сопротивлялась, когда он взял ее под руку и увлек за собой прочь из комнаты, вглубь горы, в гостиную по соседству. Позволила усадить себя в кресло и наблюдала, как Итилеан зажигает свечи, касаясь каждой бытовым вадритом.

А потом вскрикнула. Осознание пришло мгновенной вспышкой. Осколки в волосах? Но ведь это…

Итилеан обернулся к ней.

— Перестаньте, — сказал он. — Вы в безопасности. Дождь убивает мгновенно. Теперь нечего бояться.

— Грейсон, — напряженно отозвалась София, — подойдите. Только не очень близко.

Итилеан в недоумении вздернул брови, но приблизился. Присел перед ней на корточки, вопросительно заглянул в глаза.

— Объяснитесь, — отрывисто распорядился он.

— У вас мокрые волосы, — медленно проговорила София. — И капли воды на лице. Вы попали под пожирающий разум дождь. И даже не заметили…

* * *

Бал оказался не таким уж и унылым, решила Элейн. Главное — определить цели.

Она сидела на диванчике для тех, кто не танцует, помахивала веером и наблюдала. Наблюдать, даже не зная толком, что именно хочешь выяснить, а просто смотреть, замечать и анализировать… Может быть, это и скучновато, зато полезно. Прежде всего — для дела.

— Над тобой все будут смеяться! — раздраженно сказала Нейтин. — И надо мной тоже! Ты сидишь здесь, как… как дурнушка, с которой никто не хочет танцевать!

— Ладно, — Элейн, которая уже вошла было во вкус молчаливого наблюдения, закатила глаза к потолку. И немедленно зажмурилась — люстры из магических огоньков ослепляли. — Я потанцую. Только не все время.

Действительно, если демонстративно просидеть на диване весь вечер, это может вызвать подозрения. Она покорно позволила приятелю жениха Нейтин, сыну маркиза Кариана, оттоптать ей ноги в туре танца, после чего сбежала под сень переливчато-золотых саминий в кадках.

В пестрой толпе гостей чувствовалось напряжение. Оно неуловимо разливалось в воздухе, время от времени вырываясь на поверхность — слишком резкими и нервными смешками, слишком громкими и горячими спорами, беспокойными поворотами головы при одном только упоминании слов «круг», «измена», «документы»… Даже если под кругом подразумевалась фигура танца, а под изменой — обычный адюльтер. Все были на взводе.

Со временем Элейн удалось выделить еще одну группу придворных, которые странно себя вели. И оказались ими не министры Кервелина и не бестолковые фрейлины или их свободные ровесницы. Мужчины, причем чаще всего немолодые, завсегдатаи политических клубов, иногда занимающие мелкие должности при министрах, иногда занятые только собственными землями и делами… Ну конечно, основная аудитория «Гранд-Газеты»! Значит, многие прочли в вечернем выпуске новую сказку от госпожи Вирузим. И теперь беспокоятся в том числе и о себе — «госпожа» недвусмысленно заявила, что бумаги и письма передал ей некто из дворца. Вот граф Арденти подошел к счастливо избежавшему опалы Арн-Фальету, вот Арн-Фальет осторожно завел разговор с королем… Вот король побледнел, прорычал что-то, не слышное из-за музыки, и размашистыми шагами направился куда-то…

— И почему лидинни не танцует? — раздалось внезапно совсем рядом. Элейн мысленно поморщилась. Хешшу, еще один желающий. Не то чтобы от них не было отбоя, но время от времени кто-то все же приглашал ее на танец, и иногда приходилось соглашаться. Жаль, как жаль, что Эреол не может сделать вадрит невидимости, слишком много магической энергии на это потребуется. И от Л’Аррадона похожий не купишь, в лавках подобного не достать, невидимость — раздолье для воров всех мастей, и желающие получить такой вадрит обязаны обзавестись разрешением от королевских контролеров…

Элейн подняла голову и снова чуть не помянула Хешшу вслух. Перед ней стоял принц Веин.

— Вам донесли, что я считаю всех, кто ниже принца, недостойными? — усмехнулась она, поднимаясь. Спорить с Веином крайне не рекомендовалось.

И теперь она кружилась с ним в танце, отдавая должное мастерству, поддерживала светскую болтовню и ждала, пока огромный фонограф на возвышении закончит проигрывать мелодию.

Ее интересовало другое. В центре зала, то и дело скрываясь за спинами танцующих и снова появляясь, собралась группа людей. Они выбивались из общей массы. Казалось, они остановились там, где их застал случайно вспыхнувший спор. И он уже перерастал в настоящий скандал.

Наконец мелодия закончилась, взмыв последними аккордами под сияющий потолок.

Тишина воцарилась всего на миг. Но его хватило, чтобы по залу разнеслись красноречивые выкрики.

— …Двор еще помнит ваши скандалы с редактором «Гранд-Газеты»!

— Это не имеет отношения к тому, что в его обществе совсем недавно видели вас!

— До похищения бумаг или после? Прежде чем обвинять, лирд Магнес, обзаведитесь аргументами!

— Господа, господа, Л’Аррадон, кажется, проверил уже весь Круг, и если бы кто-то оказался виновен, король принял бы меры, — это вмешался Арн-Фальет. Остальных, около десяти человек, Элейн знала понаслышке, но все были близки к Кервелину.

Дальше выкрики и обвинения пошли хором, по нарастающей. Спорщики перекрикивали друг друга, позабыв о достоинстве. Кто-то замахнулся, рука в пене кружев парадного камзола врезалась в челюсть противника… Послышался визг. Визжала какая-то раскрашенная дама, пытаясь отскочить подальше от разгорающейся драки. У нее не получалось — толпа была слишком плотной. Фонограф заиграл следующую мелодию, но на музыку не обращали внимания. Кто-то уже пробирался к задрапированному черно-бордовым возвышению, чтобы отсоединить вадрит и выключить аппарат.

Элейн смотрела на все это расширившимися глазами. Как и все, кто присутствовал. Она не ожидала, что уже после первой комбинации дойдет до драки. Что-то здесь не так. То ли нагнетание недоверия оказалось непосильным грузом для единства Круга, то ли там давно уже что-то было неладно. Так или иначе, а разнимать дерущихся бросился миротворец Арн-Фальет, получил сокрушительный удар, упал на пол, заливая лакированную золотистую поверхность кровью из разбитого носа… Картина казалась сюрреалистичной. Министры, титулованные люди, взрослые, даже пожилые, с огромным опытом за плечами — и дерутся, как какие-нибудь портовые погрузчики. Это был самый невозможный из сценариев… но это происходило, более того — в разгар бала, на глазах у всего двора.

И внезапно внимание привлекла легкая белая вспышка на краю зала.

Элейн повернула голову. У дальней стены, между золотистыми побегами королевской саминии, в тени, почти незаметный, стоял Л’Аррадон.

Она вдруг поняла, что не видела его участвующим в сегодняшних увеселениях. Пошли прахом мечты Нейтин… К Хешшу мечты Нейтин! Л’Аррадон наблюдал. Как и Элейн. Весь вечер наблюдал, только оставался при этом незаметным.

И теперь он смотрел на драку исподлобья, и лицо его было страшно. Оно словно окаменело. Застыло в беспредельной злобе, досаде, яростном желании то ли смести все и вся, то ли любой ценой повернуть в нужное русло.

А не то же самое было в покоях Арн-Фальета?.. Но тогда Элейн не видела лица колдуна, прячась за диваном… Она не успела додумать.

Взрыв грянул неожиданно.

Л’Аррадон, решившись на что-то, стремительно вскинул руки, и от его пальцев веером по залу разошлось ослепительное белое сияние. Оно залило все вокруг, не давая видеть, будто свет превратился в туман. Точно как тот черный туман, только это — белое, пронзительное, режущее… Элейн прикрыла глаза руками и осторожно выглянула через щелочку. Л’Аррадон пропал из поля зрения, придворные, едва различимые уже на расстоянии вытянутой руки, зажимали глаза так же, как и она. Сияние словно выходило за пределы стен, пронизывало весь замок.

Оно нарастало, а вместе с ним пришел рокот. И на этот раз уже не осталось времени думать.

Громыхнуло так, что в первый миг Элейн показалось, будто замок обрушился. Пол сотрясся. Она словно вернулась на день назад, в покои Арн-Фальета. Но то, что происходило там, не шло ни в какое сравнение с этим всепожирающим громом. В какой-то момент Элейн почувствовала физическую боль. Не от звука, не в ушах, не от света, не в глазах. Казалось, свет и звук объединились в какую-то неизвестную магию, прошивающую каждого не хуже обоюдоострого меча.

И когда уже не оставалось сил терпеть и она вскрикнула, эту боль перекрыла другая. Вадриты Эреола, висевшие на шее вместо кулонов, вдруг одновременно раскалились и обожгли кожу на груди.

И Элейн пришла в себя.

Грохот и сияние стремительно шли на спад. Спустя минуту она смогла свободно вздохнуть и перевела дух. В глаза бросилось багровое пятно ожога. И прикрыть нечем, промелькнула отвлеченная мысль.

А потом Элейн резко выпрямилась и осмотрелась.

И сдавленно ахнула, прижав ладони ко рту. И не поверила собственным глазам.

Бальный зал… Да, когда-то это место им было. Но не сегодня.

Разрушения выглядели точно так же, как те, что она видела в покоях Арн-Фальета… Пылинки в лучах закатного солнца снова живо встали перед внутренним взором. Развалина, явившаяся взгляду, была сродни той, призрачной и быстро исчезнувшей. Такая же древняя, засыпанная пылью, густо устеленная прахом времени.

На возвышении у стены уже не было фонографа. И само возвышение превратилось в остов какого-то фонтана, все еще сверкающий остатками позолоты на лепнине по краям. Каскады побегов саминии уже не спускались с заботливо подогнанных подпорок, а беспорядочно свисали с полуобрушившейся стены. Остальные стены, более-менее целые, были частично скрыты за остатками древней колоннады…

Такой ли уж древней?

Элейн присмотрелась. Да это же Колонный зал ее детства! Когда она прибыла сюда, замок трудно было узнать. Его расширили, перепланировали, на месте одних помещений появились другие, интерьеры кардинально изменились… Не напрасно Эреол незадолго до ее отъезда достал современный план лабиринта в горе. Элейн свыклась с мыслью, что по сути это дворец, где она выросла, но выглядит он совершенно иначе. И вот из-под мишуры перемен проступили развалины того, что она помнила.

Как это объяснить? Как?!

А в следующую минуту уши заложило от крика.

— Они погибли! Они все погибли!

— Кто-нибудь! На помощь! — тут же взвился другой истеричный женский вопль. Гул голосов начал усиливаться, под заброшенными сводами воцарился страшный шум.

Оцепенение спало, и придворные начали бестолково метаться по залу.

— Выйдите! Все выйдите в коридор! — впервые за вечер заговорил Л’Аррадон. Крики стали постепенно стихать, но столпотворение посреди зала не рассеивалось. Элейн подошла ближе.

Все министры Круга, которые участвовали в драке, неподвижно лежали на полу. Кто-то из женщин все еще всхлипывал.

— Выйдите! — повторил Л’Аррадон. — Если разрушения будут и за пределами зала, уходите дальше. Разрушен не весь замок.

— А что произошло? — надтреснутым голосом поинтересовался принц Веин.

— Ваше высочество, останьтесь, пожалуйста, — слегка поклонился колдун. — И вы, ваше величество Кервелин.

Элейн отметила, что на людях он называет короля на «вы». И ничего не сказал о Вистарии. Не считает ее членом семьи? Или дело в чем-то другом?..

Часть коридоров за полуосыпавшимися стенами зала тоже выглядела давно заброшенными руинами. Вместо паркета пол устилали островки мха и россыпи раскрошившейся узорной синей плитки. Стены напоминали рваную ткань — беспорядочные дыры и прорехи в самых неожиданных местах. Стоял почти полный мрак. И только магические огоньки, которыми освещали праздничный зал вместо обычных ламп и свечей, теперь разлетелись по развалинам сквозь эти дыры и давали немного света. Элейн уже не узнавала знакомые места. То ли забыла за десять лет, то ли эти изъеденные временем и поросшие мхом помещения не имели ничего общего с королевским дворцом даже десятилетней давности.

Пришлось идти довольно долго, прежде чем фантасмагорический участок разрушения посреди дворцовой роскоши сменился привычными коридорами.

Никто не расходился. Вопрос «Что произошло?» терзал, похоже, всех. Разрушена оказалась часть замка до самой Восточной лестницы — широких, кажущихся бесконечными пролетов, к которым выводили коридоры Центрального грота. Эта лестница соединяла этажи центрального и восточного крыла. Получается, вся сердцевина замка попала под действие… Чего? Магии? Отката во времени? Распада каких-то маскирующих чар, о которых говорил Эреол?

И самое странное — Л’Аррадон не вернул все назад сразу же. А причиной, скорее всего, был он сам. Его вспышка ярости.

Нейтин и теперь будет радоваться, что такой опасный колдун станет жить в замке постоянно? Пара недель таких вспышек — и все здесь превратится в древние развалины.

Придворные расположились на лестнице. Кто-то сидел прямо на ступеньках, кто-то оперся о высокие дубовые перила, кто-то беспокойно ходил взад-вперед. Элейн не прислушивалась к разговорам, но тема у них была одна. Нейтин повисла на руке у своего Беннела Джавера, кто-то плакал.

Задумавшись, Элейн не замечала суматохи. Смотрела куда-то вверх, куда уводили мраморные ступеньки, безразлично следила взглядом, как по ним торопливо спускается служанка и с недоумением моргает, обводя глазами столпотворение…

Внезапно задумчивость слетела напрочь.

Элейн показалось, что она видит призрака.

На голове служанки не было ни чепца, ни косынки, волнистые черные волосы растрепались, и ее лицо со вздернутым носом и неуловимо лукавым изгибом ярких правильных губ напомнило… да, до боли напомнило покойную сестру Софию. Черты были уже не пухлыми, как в детстве, пропорции лица немного изменились, щеки исхудали до впалости.

Но эта служанка, несмотря на форменное серо-коричневое платье, выглядела, как… Наверное, если бы Софию не убили тогда в горах, сейчас она была бы именно такой.

Или…

Элейн рванулась с места и бросилась к девушке, проталкиваясь сквозь толпу.

— Эй, лидинни, осторожнее! — крикнул кто-то, кому она наступила на ногу. — Что с вами?

Возглас «Что с вами?» привлек внимание тех, кто был рядом. Элейн участливо схватили за локоть, не обращая внимания на сопротивление:

— С вами что-то случилось? Вам плохо?

— Отпустите меня! — крикнула она в лицо пожилому придворному, сжимавшему ее руку.

Еще какое-то время ушло, чтобы доказать сочувствующим, что произошло недоразумение и с ней все в порядке. А когда удалось вырваться и пробежать те несколько шагов, что отделяли Элейн от лестницы, служанки там уже не было.

— Что такое, Эллин? Мне сказали, тебе плохо! — подоспела Нейтин.

— Я в порядке, большое спасибо, — злобно проскрежетала Элейн.

На часах было всего десять. Бал оборвался, не успев начаться.

И когда толпа у лестницы начала уже расходиться, из развалин, точно Хешшу из своей подземной берлоги, появился Л’Аррадон.

— Бала не будет, — заявил он. — Отправляйтесь в свои покои. Король глубоко сожалеет о случившемся. И старайтесь обходить стороной разрушенный участок. Я буду работать над его восстановлением. Произошел выброс сильной и опасной магии. Берегите себя.

«Как будто этот выброс исходил не от тебя», — раздраженно подумала Элейн. Сейчас, после разочарования со служанкой, ее бесило буквально все. А то, что большинство придворных относились к Л’Аррадону с почтением, выводило из себя. На него смотрели с такой надеждой, с такой любовью, сам он выглядел таким респектабельным и заботливым…

Неужели ни один идиот не догадывается, что на самом деле колдун держит короля и всю страну в кулаке? И даже после первого «Листка госпожи Вирузим»? Или для них скандал — просто приятное развлечение, привлекающее своей провокационностью, и они не принимают всерьез ничего из сказанного? Или им плевать, кто и как ими правит, лишь бы было относительное благополучие и развлечения в достаточном количестве?

Впрочем, если последнее предположение верно, такой элитой будет очень легко управлять. Главное — добраться до престола.

…Ночью Элейн долго лежала без сна. Слишком много вопросов нужно было задать Эреолу. Вопросов, в половине из которых ответ не решил бы проблему.

* * *

София тоже провела беспокойные несколько часов до утренней смены на кухне. Ее волновали загадки, к которым она не могла подобрать ключей.

Что произошло в замке — этот вопрос мерк для нее в сравнении с другим. Тем, что довелось видеть воочию. Как получилось, что на Итилеана не подействовал дождь?

Или начальник гарнизона под какой-то защитой, о которой то ли не знает, то ли не рассказывает, или дождь давно утратил свои свойства, а люди боятся по привычке.

Меряя шагами свою каморку в слабом свете лампы и не обращая внимания на обнаглевших крыс, София думала, что нужно непременно прочесть дневной выпуск газеты. Любой. Половина из них публиковала криминальные сводки. А Софию интересовали именно эти обрывки скупых данных на последней странице. Там писали, сколько людей за сутки пострадало от пожирающего разум дождя.

Если пострадавших не будет, то есть вероятность, что дождь был обычный.

Если же будут… Она затруднялась ответить, что дальше.

Утро с уймой черной работы пролетело в сонном дурмане. Разделать целую лохань еще живой, только что выловленной рыбы; подготовить петрушку — листик к листику, и так целая охапка; замесить тесто для круассанов — и попробуй положить на пару ложек больше муки, чем нужно, гнев Ириз будет страшен…

На кухне слышали и о ночном происшествии. Но выброс магии и разрушенный центральный грот волновали Софию мало. Да и для остальных это был лишь занятный эпизод, чтобы посудачить и перемыть косточки главному колдуну континента. «А правда, что это его выброс магии, госпожа Валсин?» — «А как вы думаете, стал бы король связываться с таким неуравновешенным колдуном, госпожа Ириз? Здесь что-то иное… Л’Аррадон наверняка защищал нас всех, а не ломал замок».

Наконец обязанности закончились, и Ириз забрала у почтальона дневной номер газеты. Софии хватило одного взгляда на рубрику криминальных новостей.

«От дождя в столице за ночь погибло двенадцать человек…»

Все, кого коснется хоть одна капля.

Что же спасло тебя, Грейсон Итилеан?