Снохождение (гет)

Миланэ уснула, а Хильзе ушла в город. Она решила сама поехать в то самое поселение возле столицы.

У неё там весьма важное дело: тяжело болеет одна Ашаи, по имени Сталса, которую она хорошо знает много лет, подруга её первой наставницы. У этой сестры есть ученица-найси — маленькая ученица — которую наставница решила отдать в дисципларий. Она видела в ней все задатки и способности, но недуг скосил её, она даже с трудом передвигалась по дому.

Хильзе должна забрать эту львёну-ученицу с собой в Марну, чтобы та прошла Круг Трёх сестёр, которые или подтвердят способности юной ученицы и дадут рекомендацию в дисципларий, либо отвергнут их. Подруга-Ашаи вовсе не просила об этом Хильзе, но всё говорило о том, что дни Сталсы сочтены, несмотря на молодой — ей даже ещё не было пятидесяти — возраст. Недуг Сталсы был крайне странным, никто так и не смог определить его природу, но она подозревала, что отравилась по неосторожности чем-то редким и необычным. Учитывая то, что ещё в юности она неистово влюбилась в фармацию и постоянно проводила эксперименты на грани официально высмеянной, отвергнутой алхимии, то это было похоже на правду.

Долг велит забрать ученицу до того, как подруга её первой наставницы умрёт.

Хильзе должен был отвезти один знакомый. Но поездка не сладилась, а было это так.

На рассвете пришла к его дому.

Долгий стук, у Хильзе аж костяшки пальцев заболели.

Дверь открыла какая-то львичка в наспех надетой юбке и помятой блузе.

— Где Блас? — требовательно спросила Ваалу-Хильзе, смерив молодую особу взглядом.

— А что такое? — удивилась львичка. И приложила ладонь к груди: испугалась сестры Ашаи-Китрах. Ваалу-Хильзе не стала спорить и без церемоний вошла в небольшой, но весьма неплохо обставленный дом дренгира марнской стражи.

Коим и был Блас.

Она вошла в спальню. Среди дичайшего беспорядка на скомканной постели нараспашку спал Блас. Хильзе взяло зло. Дёрнула его за хвост, за лапу:

— Отстань… — махнул рукой.

— Блас! Уже полдень! — обманула Хильзе. — Блас?!

Некоторое время он лежал без движения. Потом перевернулся и сонно уставился на Ваалу-Хильзе:

— Ну?

— Мы должны ехать! Забыл? Блас!

— Ааа…

— Вставай, поехали, мы должны были приехать ещё к вечеру!

Блас заметил, что лежит в непристойном виде, и вяло натянул на себя покрывало.

— Я это самое… Может, как-то… Давай завтра?

Вот так никто никуда не поехал. Хильзе поняла, что толку с него не будет и страшно пожалела о том, что попросила именно его. В расстроенных чувствах вернулась домой, где застала сонную, усталую Миланэ, которую и уложила спать.

Потом Хильзе никак не могла договориться с извозчиками о приемлемых условиях: все называли какие-то заоблачные цены, и это несмотря на то, что она — Ашаи. Эти-то привыкли, что в Марне их много, и большого пиетета к сестринству не питают. Они понимали, что в день после Ночи Героев заработают в Марне столько, сколько не заработают за неделю обычной работы.

В заботах-хлопотах прошёл почти весь день, и ехать было уже поздно. Хильзе рассудила, что уладит вопрос с поездкой завтра; она бы и сама поехала, верхом, но негде было достать лошадь. А на фирранах, естественно, никто возле Марны не ездит.

Вернувшись домой, она обнаружила, что Миланэ куда-то ушла. Хильзе переоделась и ушла на кухню, чтобы: сготовить чего вкусненького на ужин; подумать о такой важной поездке; прикинуть, успеет ли вернуться к брачной клятве одной пары, которая пригласила её вести церемонию.

Вдруг — стук в дверь, пугающий своей уверенной ясностью.

Заткнув полотенце за пояс, а другим вытирая руки, Хильзе пошла открывать.

— Имперская посыльная служба! — важно изрёк лев в красном плаще с вензелями, со смешным достоинством держа в руке небольшой жезл.

«Наверное, им и стучал», — подумалось Хильзе.

Она молча стояла, придерживая дверь и глядя на него; лев, в свою очередь, тоже молчал, чего-то выжидая.

Ну ладно. Имперская. Посыльная. Служба. Дальше что?

— Львица — домработница? — наконец-то разорвал заминку.

— Нет.

— Попрошу львицу сообщить, здесь ли временно проживает благородная Ваалу-Миланэ-Белсарра, слышащая Ваала, дисциплара Сидны? — подглядывал он в свиток.

— Да.

— Владелица сего дома — преподобная Ваалу-Хильзе, видящая Ваала?

— Да.

— Могу ли я увидеть преподобную Ваалу-Хильзе?

— Это я.

— Ах, так это вы, — обратился лев с официально-выспренним «вы». — Прошу простить. Могу ли увидеть сиятельную Ваалу-Миланэ-Белсарру? Мне поручено лично отдать ей сообщение.

— Её сейчас нет, — пожала плечами Хильзе, поводя хвостом.

— А когда придёт благородная слышащая Ваала, не подскажете?

Хильзе захотелось грязным полотенцем заехать ему по роже. Обращение на «вы» используется в Империи редко, только в очень официальных обращениях; как правило, оно уместно только для императора и членов его семьи. Во всех остальных случаях оно носит ироничный оттенок. Причём упрекнуть посланца не в чем: Хильзе знала, что у имперских служащих и чиновников есть давний указ обращаться в любых случаях на «вы» с патрициями и сёстрами-Ашаи. Но этот указ, с обоюдного согласия, повсеместно игнорировался.

— Сложно сказать.

— Хорошо. С разрешения, я подожду у калитки.

— Зачем ждать? Лев может отдать мне, я передам, — Хильзе протянула руку.

На что тот лишь подарил косой взгляд.

— Да я под стамп возьму, пусть лев не волнуется, — пошевелила она пальцами, мол, ну же, не бойся.

— Спасибо за заботу, — вскинул он брови и посмотрел в сторону. — Но мне поручено отдать лично ей, прямо в руки.

— Как угодно, — развела руками Хильзе.

— Спасибо. Всего доброго.

— Пока.

Тот действительно встал у калитки, играя своим маленьким жезлом: ударял им о ладонь. Такие жезлы выдаются некоторым чиновникам и служащим Империи, как символ власти и представительства. «Смешная штука», — подумала Хильзе, прикрыла дверь, но потом снова отворила.

— Так что, лев будет ждать на улице? — чуть насмешливо спросила она.

— Я должен дождаться Ваалу-Миланэ-Бе… — заунывно начал он.

— Нет-нет-нет, — вытянула из-за пояса полотенце. — Пусть лев входит. Я не хочу, чтобы чего плохого подумали о моём гостеприимстве.

Тот немножко подумал, кивнул в такт какой-то мысли и направился к порогу. У входа он остановился, в глазах немой вопрос: «Можно войти?». На что Хильзе жестом пригласила вовнутрь.

— Премного благодарен, — сказал он уже в прихожей, осматриваясь.

Хильзе закрыла дверь.

— Пусть лев не видит оскорбления в том, что я так одета, — провела она ладонями по талии и бёдрам. — Я никого не ждала и полагала, что это пришла Ваалу-Миланэ.

Они вошли в столовую.

— О нет, нет никакой нужды в извинениях, — кивок в ответ на приглашающий жест Хильзе. — В свою очередь… пусть львица не сочтёт грубостью, — повиновался жесту Хильзе и сел за стол, — что я не могу передать письмо кому-то, кроме благородной Ваалу-Миланэ.

— Да всё понимаю. Мой гость выпьет немного вина? — тут же Ашаи достала с полки запечатанную бутыль.

— Нет-нет, спасибо, но я на службе, — важно помахал он рукой. — Не положено.

«Сейчас мы с тобой побеседуем», — внутренне усмехнулась Хильзе.

Вино очутилось на столе.

— Будем же добрыми Сунгами и позволим себе то, что одобряет Ваал в этот день. Вино отличное, стоит испробовать, — она очутилась позади него, с кубком в руке.

— Должен заметить, что тот день, к сожалению, уже прошёл.

— Но его эхо живо в наших сердцах, — подошла она с другой стороны. — Пусть лев не отказывается принять гостеприимство сестринства Ашаи.

Это прозвучало убедительно, и он чуть неуклюже взял кубок. И себе взяв кубок из серванта, Хильзе ловко налила в него вина. Когда она обернулась, то как-то очень близко, прямо возле руки льва, мелькнул её хвост.

— Лев не сочтёт фамильярностью, если мы, учитывая равный возраст, перейдём на «ты»? — села напротив него.

Хильзе сильно заинтриговал этот посланец. Имперская посыльная служба используется для пересылки важных сообщений и документов, причём именно государством и Легатой; дисципларии, например, ею не пользуются. Простое, вечное любопытство самки так и раздирало её. Поэтому она потихоньку-полегоньку решила вытянуть из него, с чем именно он пришёл к Миланэ.

— С радостью, — произнес он с улыбкой, исполненной весёлого удивления.

«Сейчас узнаем, кто таков», — поняла Хильзе.

Звон бронзовых кубков.

Лев утёрся ладонью и придирчиво посмотрел на кубок, подняв на уровень глаз.

— Хорошо, давай познакомимся. Ваалу-Хильзе, из рода Астал, — исполнила она приветственный жест знакомства: правая рука к груди, кивок головой, ближе к правому плечу.

— Тэнгай из рода Хластров, — вдруг в нём проснулся кавалер и он торопливо поцеловал руку Хильзе.

Напыщенность как хвостом смахнуло.

— Вот и познакомились. Очень приятно.

— Мне тоже, Ваалу-Хильзе.

— Можно просто Хильзе, — с весёлым прижмуром взмахнула ладонью Ашаи.

— А это не нарушение… правил… канонов?

— Нет. Это знак.

— Чего же, могу ли узнать?

— Доброго расположения. Не больше. И не меньше. Только вот прошу, Тэнгай, скажи: зачем желал ты обидеть меня этим глупым «вы»?

— Эм… — дёрнулся он.

— Странно была одета? — пригладила себя за ушком.

— Я не…

— Да, поговорка «встречают по одёжке» верна, да не совсем. Одёжек у львицы бывает много, и одинаковых нет. А иногда нет вовсе.

Тэнгай замахал руками, даже встал:

— Я… честное слово… нет. Я не имел в виду ничего обидного. Клянусь кровью рода.

Она тоже встала, чтобы Тэнгая за плечи усадить.

— Ну если так, то забудем об этом. Пока мы ждём Миланэ, предложу льву тушеную свинину с имбирем, от которой он не откажется, — и упорхнула на кухню.

— Нет, я вовсе не голоден… — он вяло попытался воспротивиться.

Хильзе практически тут же вернулась.

— Ах, не пристало льву так скромничать, особенно в аппетитах, — поставила ладони на стол. — Лев ведь всегда голоден, верно?

— Когда наелся, так откуда взяться голоду?

— Но ведь голод бывает разного рода, да?

Её левая бровь предательски поднялась, еле-еле. Но Тэнгай заметил это, заметил на грани неясного узнавания.

Было? Или не было?

— Каким же он бывает? — потёр ладони.

— Мне ли объяснять льву такие вещи, — улыбнулась Хильзе.

— А я настаиваю и хочу услышать.

Она молчит. Почему она молчит?!

— Ой, там моё блюдо на огне, — снова упорхнула она на кухню.

Тэнгай посидел, нервно побарабанив когтями по столу.

— Так пусть Ваалу-Хильзе продолжит свою мысль, — сказал он громко.

— Какую мысль, пусть напомнит Тэнгай? — возникла Ашаи в дверях, словно из ниоткуда, словно по мгновенному зову.

— О голоде и его видах.

Хильзе подошла.

— Не припомню, что я хотела сказать.

Его заворожило это маленькое движеньице, почти незаметное: она словно переминалась с лапы на лапу, еле-еле, и каждый раз бедро слегка покачивалось; она повторяла его для каждого бедра именно два раза, не один, не три, а именно два; и вот эти два раза почему-то начали пробуждать в нём тёплую, колючую волну вожделения. Именно эти два раза. Повторяет. Каждый раз.

— Я, кажется, начинаю понимать, — почесал он шею, а потом и грудь, проникнув когтями через ворот рубахи.

— Так говорить не надо, о таком не говорят, — прекратила.

Только не прекращай!

— Иногда говорят. Зависит от времени и места.

— И разве здесь время да и место?

Ну же. Давай ещё. Ну.

— Мне сложно судить об этом, — выдохнул сквозь зубы.

— Об этом судит всегда лев, львица лишь корится, — посмотрела в сторону и вверх, обнажив шею.

— А львица хочет мне покориться? — сжал кубок, но потом нежно отпустил, словно он был живым.

— Может, да. Может, нет. Сама не знаю свой ответ, — взглянула прямо ему в глаза.

Ладно, довольно игр.

— Хильзе, я хочу тебя, — протянул он к ней руки, но помешал стол. Он отбросил стул назад, вмиг поднявшись на лапы, приблизился к ней и жадно схватил за плечо.

— Будь по-твоему, — она казалась невероятно изумлённой, но его руки не сбросила, — но знай: прежде всего мне надо кое-что узнать.

— Что? — сглотнул он.

— С чем пришёл к Миланэ?

— С посланием, я не знаю содержания. Я никогда не знаю текста посланий.

— А кто послал?

— Сенатор Тансарр Сайстилларский воспользовался правом на посыльную службу. У него есть дело к Миланэ. Иди сюда.

«Ну ничего себе», — удивилась Хильзе, поэтому тут же утратила цепкую хватку взгляда. Он же обнаружил, что крепко держит её за талию. Убрал руки, сосредоточенно нахмурился.

Немилосердный, тяжеловатый взгляд Хильзе.

— Садись.

— Зачем ты это сделала?

— Сделала что?

— Ты решила разузнать о послании!

Хильзе поморщилась и фыркнула.

— Не устраивай балаганных сцен. Ты сам всё рассказал.

— Зачем тебе знать, что в послании? Я предупрежу Ваалу-Миланэ.

— Предупреждай сколько угодно: у сестринства Ашаи нет тайн. Она моя лучшая подруга ещё со времён дисциплария. Что ты ей скажешь? Как всё сам мне расплёл?

Он сильно выдохнул, бессмысленно толкнув стул, взъерошивал аккуратную чёрную гриву.

— Это непорядочно, Хильзе.

— Непорядочно со спесью обращаться к Ашаи, да и вообще к любой душе, — Ашаи начала устраивать порядок на столе. — Я бы всё простила, но не это мерзкое выканье.

— Я извинился! Ты же сказала, что забудешь об этом!

— Видимо, забыть не смогла. Ладно, ты прощён. Думаю, мясо уже готово. Будешь?

— Пожалуй, я пойду.

— Да сиди, сиди, — ушла она на кухню. — Миланэ скоро будет.

Хильзе внесла огромную сковороду и соорудила для неё место на столе. Положив на тарелку гостю и припросив отведать, села напротив, заложив лапу за лапу.

— Не обижайся, — взяла в ладони кончик хвоста. — Другого способа выведать, с чем ты да кто ты, не существовало.

— Это будет мне хорошим уроком, — уплетал он с набитым ртом, не церемонясь.

— Верно подмечено. Ты бы...

— Хильзе, — перебил лев, — ты больше не утянешь меня в этот омут. Я, прости, поем, потом допью вино, потом встану на улице и буду ждать Ваалу-Миланэ. Потом я ей передам письмо, потом отчитаюсь, а потом уйду домой. Вот так и будет.

Тэнгай съел всё из тарелки.

— Хорошее блюдо, — сказал и встал.

— Уж не ждала от тебя доброго слова, — Хильзе осталась сидеть.

Осушив кубок, посланец взял жезл и твёрдо направился к выходу. Но его шаги утихли после скрипа входной двери.

Хильзе сидела неподвижно.

Всё-таки через миг вернулся, но тихо, без гулкого шага.

— Спасибо вам за обед, преподобная Ваалу-Хильзе, — вкрадчиво и пересмешно сказал Тэнгай.

Внезапно в столовой раздались всхлипы плача.

— Ты чего… плачешь? — пошёл он к ней, как тут в дверь постучали.

— Это Миланэ, — отворачивалась она прочь. — Давай, иди, открой ей.

Тэнгай с небольшой миг в нерешительности смотрел на спину Хильзе, на её симпатичный хвост, на изгибы плеч. А потом пошёл открывать дверь.

— Имперская посыльная служба, — рыкнул Тэнгай и вдруг почувствовал себя в каком-то фарсовом положении.

— Что? — изумилась-опешила Миланэ, глядя на него большими глазами.

— Мне велено передать послание, — отчеканил лев, вынимая запечатанный свёрток из внутреннего кармана.

— От кого? — она бездумно взяла письмо. — Но… А где Хильзе? Что лев здесь делает? — навострила Миланэ ушки, мордочка стала серьёзной, взгляд — остреньким, с огоньком.

— Я здесь! — прозвучало из глубин дома. — Он принёс тебе письмо!

— Эм…

— Прошу поставить подпись вот здесь. И стамп попрошу тоже, — протянул небольшую бумажку.

— Ну, я… Идём к столу. Здесь неудобно.

В столовой Хильзе не оказалось.

«О небо, до чего она странная… Хильзе», — подумал Тэнгай, наблюдая, как Миланэ изящно подписывается и привычно бьет стампом по бумаге.

— Всего доброго, Ваалу-Миланэ-Белсарра. Приятного дня.

— Благодарю, льву тоже, — дочь Андарии удивлённо провожала его взглядом, пока дверь не захлопнулась.

— Что это было, Хильзе? — быстро присела Миланэ.

— Да вот, принёс тебе какое-то послание. Хотел ждать на улице, но я впустила. Даже накормить успела, — её голос звучал с внутреннего дворика, где-то возле балинеи.

Дочь Сидны вертела свёрток в руках, разглядывала сургучную печать; выглянула в окно — в мире свечерело.

— От кого? Я ничего такого важного… не жду, — продолжала рассматривать.

— Он не сказал. Оставлять не хотел, даже под стамп: говорил, не положено. Лично в руки.

Хильзе вернулась, растирая глаза и осматривая ладони — не осталось ли следов от смытой тентуши с глаз? Тем не менее, внимательно слушала: она любит всё тайное: маленькие секреты, небольшие проверки, лёгкие нюансы. Хотелось знать: скажет ли Миланэ, от кого письмо, или что-то соврёт.

— Что ж… — Миланэ вскрыла печать с помощью сирны и принялась читать.

Занявшись уборкой стола, Хильзе поглядывала, как же будет вести себя подруга.

Та сначала обхватила письмо двумя руками, потом приложила ладонь к щеке, а потом открыла рот от удивления.

— О Ваал. Хильзе, это…

— Что такое? Что-то случилось? — подруга прекратила елозить тряпкой по столу.

— Нет… То есть, да. Ты только погляди!

— А можно? — спросила Хильзе, мигом очутившись позади Миланэ.

— Смотри! — ученица расправила письмо получше.

Сиятельная слышащая Ваала,

благородная дочь своего рода,

верная дисциплара Сидны —

Ваалу-Миланэ-Белсарра!

Храня искреннюю благодарность в сердце за милосердное отправление в Нахейм духа моего близкого родича Оттара и желая непосредственно выразить её, приглашаю безупречную на вечернюю трапезу, которая состоится в моей марнской резиденции, 7-го дня 4-ой Луны Всхода сего года, после захода солнца, в девятом часу.

С чистым уважением,

глава рода Сайстиллари, член Сената Империи Сунгов,

преданный делам Императора

Тансарр,

из рода Сайстиллари.

И печать. В ней внушало уважение всё: и тончайшие детали гравировки — не подделаешь; и строгий Сенатский круг — не усомнишься; и традиционный имперский узор из ромбов.

— Это ведь сенатор Тансарр! Из рода Сайстиллари! Поверить не могу, — бросила тряпку Хильзе.

— Тот самый? Настоящий сенатор? Из двадцати четырёх?

Миланэ весьма плохо разбиралась во всём, что касалось политики, государственного устройства, всех и всяческих учреждений, Легаты и всего такого; это всегда удручало её, несколько раз ставило в неловкое положение, а раз даже сыграло злую шутку. Но все воспитанницы дисциплариев изучают основы права и устройства Империи, она, естественно, знала, что есть Сенат, а в Сенате сейчас — двадцать четыре головы, и все эти львы имеют огромное влияние в Империи.

И вот один из них приглашает на ужин.

— Именно так, Миланэ. Ты, выходит, отправила в последний путь брата сенатора? — с утверждением спросила Хильзе.

— Помню: Синга сказал, что его отец захочет со мной увидеться, меня поблагодарить, — не слушала Миланэ.

— Его не было на сожжении, верно?

— Кого? Тансарра? Нет. Был сын и супруга. Насколько понимаю, да, супруга. Я сразу их приметила, по одежде, — облокотилась о стол Миланэ, даже не заметив упавшей сумки.

— Что тут скажешь. Даже самая видная старшая сестра почла бы за честь пойти на ужин к сенатору, — со сметливой предприимчивостью сказала Хильзе, чуть сощурившись. — Это даже лучше, чем пойти на пир к императору, где околачиваются все, кому не лень.

Так-то да. Но...

— Слушай, Хильзе. Что ему надо? Почему меня приглашают? — стук когтей Миланэ по столу послышался по всему дому.

— Видимо, спохватился, хочет соблюсти приличия, — Хильзе всё рассматривала сверху, снизу, сзади, сбоку необычное письмо. — Он же публичная персона.

— Может узнал, что я не брала денег?

— Может быть. Впрочем, какая разница? Это тебе только на руку. Вернувшись в Сидну, ты всем сможешь рассказать, что ужинала в доме сенатора, — с лукавым тщеславием молвила Хильзе. — Может, даже какие знакомства заведёшь. Мало ли кто будет на этом ужине. Уверена, что много разных важных персон. Вот оно! — вскинула руку к потолку. — Вот оно, важное событие твоей поездки. Как мы и предвидели!

Но Миланэ не разделила радости подруги.

— Что делать, Хильзе? — с тревогой спросила она.

— Как что? Ложиться спать, хорошо отдохнуть, а завтра с утра начинать приводить себя в порядок. Я тебе помогу.

— Кровь предков, нет, Хильзе. У меня нет пласиса. Даже просто, обычного светского наряда, на крайний случай — и то нет! Нет!

Хильзе перестала улыбаться и отдала ей письмо.

— Мне не в чем идти! — отчаялась Миланэ.

«Проклятье, как я могла не взять хоть один пласис из Сидны? Как? Ехала в Марну, а не куда-нибудь!».

От досады бросила приглашение на стол.

— Идём, посмотришь мои, — решительно позвала за собой Хильзе.

— Они не подойдут, — заметила Миланэ, вставая.

— Попробуем.

Но чуда не случилось. Хильзе выше Миланэ почти на целую голову, потому все её наряды смотрелись на ней весьма нелепо, тем более, что пласис всегда шьётся лично для каждой сестры, с точным соблюдением всех мерок.

— Завтра пойдём к одной сестре, одолжим у неё.

— Нет! Ты что! Какой позор! Нет! — впала в ужас Миланэ.

— Миланэ, она почти такая же, как ты. А вдруг?

— Да как я буду носить чужой пласис? Это немыслимо!

— Она хорошая подруга, всё поймёт.

Подумав-погадав, решили пойти к ней в самом крайнем случае.

— Можем завтра пройтись по магазинам с одеждой?

— Отличненько, и что?

— Попробуем найти какой-то светский наряд, — неуверенно предложила Хильзе.

Это предложение их тех, которые предполагается просто высказать, потом раскритиковать и с лёгкой душой отбросить.

— Ваал, да за что мы его купим? У меня всего лишь сотня империалов.

— Я тебе одолжу деньги.

— Я приглашена как Ашаи, а не простая львица. В этом — вся суть!

Снова сели, призадумались.

— Дом Сестёр, — предложила Хильзе.

— Да, я приду и скажу: здрасьте, дайте-ка мне пласис.

— Ты идти хочешь или отговорки придумывать? — вспылила сестра.

Закрыв глаза, Миланэ начала тереть переносицу:

— Лучше не идти, чем позориться!

— Пойдешь так, как есть. В свире и…

— …жёстких дорожных кнемидах? На ужин к сенатору? Я лучше заколюсь.

Миланэ возненавидела себя. Нет, ведь не забыла пласис; она намеренно его не взяла, полагая, что в Марне ждёт лишь библиотека.

Тут в дверь постучались, и Хильзе пошла открывать. Оказалось, к ней зашёл знакомый ростовщик, чтобы застамповать копию какого-то документа. Хильзе не могла отказать в услуге, и они ушли в столовую.

А Миланэ удалилась в свою комнату, прихватив письмо, зажгла свечи, ибо в мире уж было тёмным-темно; снова и снова перечитывала его, стараясь уловить цель этого приглашения. «Итак. Он не написал моё имя рода. Почему? Потому что не знает. В таких случаях его нужно указывать. Наверное, поэтому такое напыщенное обращение вначале — чтобы сгладить неудобство. Хорошо, допустим, пошли дальше. Почему он его не знает? Потому, что узнал обо мне совсем недавно и скорее всего, от Синги. Да, точно, от Синги. Сенатор узнал обо мне после сожжения, не раньше, и справок навести не успел».

Зачем она, скромная ученица Сидны, понадобилась сенатору Империи?

Синга? Его проделка?

Возможно.

Тогда отчего такие сложности? При желании можно сделать всё чище и проще. И уж вряд ли бы стал впутывать в это отца, который, тем более, явно питал презрение к родному брату.

Так, что ещё?

«Благодарность. Может, Тансарр действительно узнал, что я не взяла денег, и не хочет, чтобы его род оставался в долгу? Хотя, с другой стороны, у него и брата были даже разные имена рода».

Так, ещё версия: атлас красоты, нескромные предложения и всё такое. Миланэ ни разу не позировала художникам атласов красоты, хотя многие подруги-дисциплары делают это вполне охотно. Как знать, вдруг он каким-то немыслимым образом обнаружил, что Миланэ в атласе нет, и непременно хочет её запечатлеть для коллекции. Такое тоже может быть, тем более, что Синга мог описать её внешность. Сенаторы, патриции — они ведь ценители атласов красоты и тому подобных вещей.

— Да что тут думать, — в который раз отбросила письмо. — Не в чем идти!

* *

Поутру, весьма рано, они ушли в город; Хильзе облачилась в светлый пласис, словно на праздник.

— Хильзе… нет… я не пойду, — заупрямилась Миланэ прямо у порога.

Они стояли возле большого двухэтажного дома-кондоминиума; район был незнакомым Миланэ, но явно небедным. Это ещё больше убивало её, так как предстояла унизительная просьба — одолжить пласис у знакомой Хильзе, которая, по словам подруги, «почти такая же ростом и фигурой».

Невозможная просьба.

— Выбора нет, — упорная Хильзе не сдавалась.

Казалось, ей больше нужен этот ужин, чем самой Миланэ.

— Если нет возможности пойти, так я не пойду. Будут другие возможности.

— Другой такой не будет. Пожалеешь на всю жизнь. Мне бы так! — блеснули глаза Хильзе. — Надо потерпеть и попробовать.

Миланэ испугалась внутри: а вдруг пожалеет? Ну вдруг действительно пожалеет? Самое худшее, что может быть с нами — жалеть об упущенных возможностях. Хотя, с другой стороны, о чем жалеть? Что не побывала на ужине у сенатора? Чушь шакалья. Но настойчиво билось внутреннее «Надо!», да и Хильзе подгоняла.

— Пошли, — потащила за руку.

Поднялись на второй этаж.

Безусловно, всё прошло закономерно плохо и унизительно.

— Что? — навострила уши, вскинула брови, осанилась Ваалу-Шентали-Майна, справедливая и честная сестра-Ашаи, истинной веры последовательница, бывшая воспитанница самого верного из трёх дисциплариев — Криммау-Аммау.

Хильзе объяснила ещё раз, теперь уже вкратце:

— Майна, нам очень нужен пласис.

Та помолчала, и это молчание не предвещало ничего доброго.

— Я знаю, наша просьба кажется странной, — решилась заговорить Миланэ, стараясь хранить достоинство во всём: в жестах, тоне, выражении. — Самые крайние обстоятельства вынудили меня пойти на этот шаг.

Выказывая злостность, Шентали-Майна швырнула веер на стол.

— Да, согласна. Просьба действительно звучит, по меньшей мере, странновато. Прости, Хильзе, но это совершенно против правил и здравого смысла. Я знаю, знаю, что ты мне не раз оказывала добрые услуги, и это ценю. Но то, что вы просите… что просит дисциплара Миланэ… Абсурд, — непередаваемо тонкой, мягкой, и тем более разящей манерой произнесла она последнее слово.

Повисла неловкая заминка.

— Могу сделать одно, — встала Майна, поднялись с кресел и дочери Сидны, — в знак нашей хорошей дружбы, Хильзе: я просто забуду об этом разговоре. Его про-сто не бы-ло, я ничего не слышала.

Хильзе чуть подумала.

— Хорошо, сделай это для меня. Забудь о нём, — улыбнулась Хильзе.

— Если желаете, то пройдёмте, утолим жажду хересом.

— С радостью, — внезапно согласилась Хильзе.

И они попили хересу.

Спешно поблагодарили, сошли вниз, на улицу, прошли шагов сто.

— Сволочь, — зло и спокойно сказала сестра-Ашаи.

— О небо, Хильзе, перестань. Тебя не красят скверные слова.

«Зачем же она делает всё это ради меня? Чем я обязана?».

— «Хильзе, я тебе благодарна навеки, обращайся по любому поводу. Спасибо, спасибо! Ля-ля-ля», — мастерски кривлялась Хильзе, точно подражая манере Ваалу-Шентали-Майны. — Вот, пожалуйста — обратилась. Я припомню это.

— Не стоит расстраиваться, сестра моя, прошу. Майну можно понять.

— Она жалеет кусок тряпки тебе, сестре-Ашаи. И мне, выходит, тоже.

— Пласис — не кусок тряпки.

Хильзе остановилась и посмотрела ей в глаза.

— Ты ещё ничего не понимаешь, Миланэ. Ничего. Но ты поймёшь.

Дочь Андарии не совсем поняла, почему именно она ничего не понимает, но пока пыталась, то Хильзе перескочила:

— Ладно, пройдёмся по лавкам.

— А смысл? — грустно спросила Миланэ, смирившись с судьбой.

Ну раз так, значит так. Значит, не очень надо-то. Меня пригласили, а я не могу. Бывает?

Бывает. Неудобно, но жизнь полна неприятностями.

А далее они ходили по Марне посреди тёплого, тусклого дня; на улицах было полно львов и львиц всех сословий и возрастов, все спешили переделать дела — Праздник Героев взял свою дань, многие выпали из колеса будничной жизни на несколько дней. Сначала зашли в одну одёжную лавку в Квартале Торговцев, потом в другую, и ещё в третью. Ни Хильзе, ни Миланэ не могли бы внятно ответить, чего они туда захаживали: одежды, подобающей случаю, хотя бы светской, и близко там не было. Хильзе предложила пойти в центр города, где есть одни из лучших в Империи магазинов; хотя, конечно, лучшие одежные магазины — в Андарии, о чём Миланэ не преминула напомнить.

— Ах, право, — засмеялась Хильзе, — в Андарии, может, и самые лучшие, но здесь — самые дорогие.

Если в предыдущих лавках делать было нечего, ибо там ничего достойного не сыскалось, то здесь, в центре, сами Хильзе и Миланэ не слишком подходили магазинам, ведь с деньгами у Миланэ не сладилось. Торговцы с радостью подскакивали к сёстрам-Ашаи, зная их любовь к нарядам и щедрость на них, зная сибаритские нравы многих здешних сестёр, они расспрашивали, показывая и то да это, а Хильзе с умным видом кивала головой, задавала всякие бессмысленные вопросы, Миланэ вовсе молчала, лишь изучая крой, ткани, где морщась, где-то признавая вкус неизвестной мастерицы; да, здесь неплохие наряды, и уже готовые, и подходящие для неё, хоть лучшее, конечно, шьётся на заказ; но Миланэ боялась смотреть на ценники, приколотые в самых незаметных местах, и заметив краем глаза цифру в пять сотен, она оставила в покое удивительно яркую юбку бирюзового цвета из органзы, а ведь органзу трудно раскрасить в любой яркий цвет, и сказала Хильзе:

— Пошли, сестра, походим ещё.

И они ушли из третьего магазинчика в центре Марны.

— Идём домой, Хильзи. Полно нам. Не знаю, как отблагодарить тебя за уделённое внимание.

— Да пустое. Толку с этого. Ну что… пойдёшь так, как есть? — неуверенно спросила Хильзе.

— Нет.

— И то верно.

Они шли по широкой, очень красивой улице, вымощенной гладким, крупным камнем, на которой Миланэ ещё не бывала. Она начала расспрашивать Хильзе; оказалось, что улица ведёт прямо вратам закрытой территории императорского дворца; далее, на запад от дворца, тянутся огромные императорские сады, площадь которых составляет добрую треть всей Марны. Миланэ вспомнила, как видела их часть из окон Марнской библиотеки, и ей захотелось туда попасть.

— А это что? — вдруг узнала Миланэ знакомую витрину и знакомые подушечки для иголок.

Она не удержалась и даже тыкнула пальцем, что не подобает дисципларе Сидны.

— Магазин Андориаса Храмса, неприлично известного портного. Я о нём слышала, но ни разу не была. Знаю, что там одеваются некоторые придворные, важные чинуши, некоторые старшие сёстры. Такие, как Ваалу-Хамуна. Слыхала о Хамуне? Нет? Лучше и не надо.

— Давай зайдём.

— Милани… можно, конечно, но зачем расстраиваться? — переменчиво заговорила Хильзе, а голос её предательски поднял тон. — Не надо, Милани, не надо. Я не буду туда ходить.

— Почему? Что такое? — удивилась Миланэ с улыбкой.

— Я расстроюсь, я не буду, — отмахивалась Хильзе, словно от наваждения.

— Да что с тобой?

— У Храмса всё такое… ай, нет, давай не будем расстраиваться. Ладно. Уговорила. Пойдём! Взглянем — и сразу домой.

— Мне только подушечку для иголок взять. Давно надо.

— Ты знаешь, сколько у него такая подушечка стоит? Подушечка для иголок от Храмса?

— А…

— Идём. Увидишь. Уболтала! Будем ходить и реветь. Ходить — открыла она дверь, затренькал звоночек, — и реветь. А потом не говори, что я не предупреждала.

Миланэ, помедлив, вошла вслед за подругой-Хильзе.

Массивная дубовая дверь. Тяжело! Не для тонких рук молодой львицы.

Витрины с улицы оказались обманчивыми. Они попали не в сам магазин, а в своеобразную прихожую: комнату круглой формы, пол которой был покрыт паркетом восхитительного цвета, красивого узора и сложнейшей работы. Посередине комнаты находилась колонна, обитая деревом. Миланэ заметила, что вся колонна хаотично покрыта надписями на древнем языке, но не успела толком рассмотреть, как тут навстречу с радушной улыбкой подошла высокая львица.

— Здравствуйте! Прошу за мной, сиятельные сёстры, прошу.

Пошли.

Длинный, прекрасно освещенный лампами зал. Столы с драгоценностями. И никакого прилавка. Миланэ также нигде не увидела примерочной, хотя бы одной, хотя бы маленькой. С другого конца зала им навстречу поспешил низенький лев.

— Красивого дня видящим Ваала! Чем могу помочь? — сложил он руки на груди.

Миланэ не знала, что сказать и как может помочь этот лев, но Хильзе отчаянно произнесла:

— Нам нужен пласис.

— Отлично! — обрадовался лев, подёргивая мерную ленту на шее. — Вам обоим или кому-то из вас?

— Моей подруге, Ваалу-Миланэ.

— Тогда пройдёмте, начнём обсуждать эскиз и модель.

— Нет, прошу прощения… Мы неправильно выразились, — решилась Миланэ. — Нам нужно что-то уже готовое, какое-либо праздничное платье, напоминающее пласис. Нам он, вообще-то, нужен уже сегодня…

Лев и львица переглянулись.

— Так, осмелюсь уточнить, нужен пласис или светская одежда? — поправил он пробор на гриве.

— Пласис… Но сегодня. Потому какая-нибудь светская одежда…

Лев вздохнул, потёр нос. Потом молча подошёл к Миланэ, и молчаливым жестом попросил поднять руки. Лентой обхватил талию, подслеповато присмотрелся к отметке. Потом так же, молча, попросил опустить руки. Приложил ленту к левой руке. Снова присмотрелся. На глаз оценил рост.

Затем повёл их за собой.

Оказалось, что здесь есть ещё один зал, который и являлся одной большой примерочной.

— Анси, знаешь что… Вот что, душа моя, принеси тот тёмно-красный пласис… эм… тот, что пошил грандмастер.

— Сейчас.

На большой вешалке внесли нечто, скрытое в тёмную ткань. Лев осторожно разместил вешалку на планке, у стены.

— Вообще-то, у нас есть один, — начал разворачивать ткань. — Он близок к меркам львицы. За день его не ушьёшь, к сожалению, но за два-три дня будет готово. Правда, нужно примерить, чтобы сказать точно.

— А, так что, всё же есть готовые пласисы? — поинтересовалась Хильзе.

— Как ни странно, один есть — он перед вами, — ему не поддавалась какая-то отстёжка. — Его должна была забрать другая сестра-Ашаи. Но не сложилось.

Их взору предстало нечто воистину превосходное. Невероятный оттенок, который Миланэ могла ближе всего определить как альмандиновый: тёмно-красный, с переливом; но это концы свободных рукавов и центральная часть, а плечи были полностью черны. Тесьмы на рукавах оказались большой длины; значит, их можно будет надёжно обвязывать через грудь, если пробьёт час к игнимаре. К нему, конечно же, шёл свой пояс, и тот, кто его создавал, явно знал толк, как Ашаи носят пояса и что им приходится на них носить.

— История этого пласиса вообще, — запнулся лев, — позволю себе сказать, необычна. Его заказала нам одна из молодых сестёр Марны; я не могу раскрыть имени, но особа, позволю себе сказать, видная и глубоко уважаемая. Сам грандмастер Андориас снял с неё мерки, создал эскиз, придумал детали, обсудил все сроки.

Он пригладил тёмную ткань.

— Пласис был готов где-то… ну, через дней тридцать, примерно. Хотя сроки, как я уже позволил себе сказать, были оговорены, но сестра-Ашаи не нашла времени, чтобы забрать его. Потом, к большому сожалению, в конечном итоге пласис уважаемой сестре-Ашаи не вполне, так сказать, понравился, хотя все детали эскиза соблюдены, а грандмастер лично приложил к нему руку.

— Ей не понравилось? Лев шутит!

— Отнюдь. Как говорится, позволю себе сказать: о вкусах не поспоришь.

— Грандмастер Андориас, наверное, расстроился, — заметила Миланэ.

Лев поднял палец вверх.

— Нет-нет-нет. Я сам удивился. Он обычно очень болезненно воспринимает всякую критику, а тут… Сказал, что у этого пласиса рано или поздно будет хозяйка, он ей предназначен и больше никому, позволю себе сказать. Вы знаете, грандмастер говорит, что иногда видит личности тех, кому создаёт одежду.

Лев предупредительно засмеялся, не желая выглядеть глупо.

— Он у нас такой эксцентричный! — сказал громко и уверенно.

Потом снова принялся ходить вокруг Миланэ, просил то вытянуть руку, то поставить лапу на небольшую подставку, и даже измерил её хвост.

— Да, я уверен: пласис очень близок к меркам Ваалу-Миланэ. Прошу, пройдёмте со мной, — поманил за собой.

— А… — растерялась та.

— Иди, Миланэ. Иди, — подгоняла Хильзе.

— Но…

— Просто примерь. Примерь, — блистала глазами сестра-Ашаи.

— Верно, верно, — радовался покупательницам продавец. — Давайте поглядим.

Какие зеркала, ах, какие зеркала!

Поясной сташ подвязала тесёмкой. Поверх него пояс, запахнутый на левую сторону. Что ж мелочиться, облачимся-ка полностью. Подцепила сирну и стамп, подправила рукава.

Ай, хорошо.

«Идеально сидит. И-де-аааа-льно», — внутренне застонала Миланэ.

Подняла голову. Опустила. Да, вот так. Жрица Ваала, львица Сунгов.

— Восхитительно! — сказал продавец, припрыгивая вокруг и улыбаясь.

Конечно, от продавца иного ждать нельзя.

Хильзе просто молчала.

Миланэ чувствовала себя легко, свободно, непринуждённо и уверенно, словно она не просто облачилась в удобную и подобающую одежду, а получила некое тихое превосходство надо всем миром и всеми его обитателями. Захотелось сотворить нечто странное, красивое, ну хоть что-то; разве интересно просто выйти, покрасоваться, крутануться раз да обратно спрятаться в каморку, снять пласис да снова одеть такую простую, такую обычную дорожную одежду? Бессмысленно мечтать, бессмысленно и думать об этом пласисе; бессмысленно рассчитывать на сегодняшний вечер, ибо не в чем идти, не в чем представиться перед высоким родом, а потому лучше не позориться, не обретать позора, не идти.

Криммау-аммау!

Левая лапа вперёд, на одной линии с правой. Вниз, садись вниз, руки скрещены на груди. Глаза закрыть, из-за век ни в коем случае не подглядывать, хоть так и легче держать равновесие. Потом руки вперёд, к небу, так вот можно застыть на некоторое время, и это будет криммау-аммау, «знак поклонения»; но так стало жаль Миланэ самой себя, пожалела она, что не в чем пойти, что нету денег, что по глупости и лени не взяла хоть самый жалкий пласис из Сидны. От такой жалости и таких чувств сама по себе воспылала игнимарой — вспыхнули обе ладони.

— Браво, браво! — захлопал лев, не зная, как реагировать: он ещё ни разу не видел, чтобы Ашаи возжигали огонь Ваала прямо вот так, в магазине.

Сжала ладони в кулаки, огонь угас. Открыла глаза, поднялась.

— Осторожнее с пламенем, Миланэ… Изумительный пласис, — молвила Хильзе.

— Нравится пласис видящей Ваала? — хитро спросил лев, посмотрел на свою помощницу, которая стояла в сторонке и наблюдала.

— Очень нравится.

— Я поражён. Нет, я поражён! Его не нужно…

Он осторожно рассмотрел рукава, внимательно осмотрел складки на спине, с профессиональной бесцеремонностью засунул пальцы под пояс, и даже измерил длину от паркета до полы пласиса.

— …не нужно подгонять! — всплеснул руками.

— Благодарна, что лев дал мне такую возможность… Пойду я, разоблачусь, — повела ушами Миланэ

— А сколько стоит? — вдруг спросила Хильзе.

Растопырив пальцы, лев соединил их перед собой в деликатном жесте.

— Изначальная цена была четыре двести. Но, учитывая те обстоятельства, о которых я вам рассказывал ранее, его можно предоставить с огромной уценкой: за две пятьсот.

Миланэ отвернулась и, забыв о всяких приличиях, начала постукивать когтем по клыку. Хильзе, умная-находчивая, всегда упорная, сощурилась:

— У нас есть ко льву просьба.

— Да, слушаю?

— Говорю начистоту. У нас нет возможности купить этот пласис. Но он нам очень нужен, ибо другого мы к сегодняшнему вечеру найти не сможем. Лишь один вечер. Мы сможем заплатить некоторую сумму, чтобы оплатить риски да издержки. А также вовек лично будем благодарны за такую услугу.

— Но… Пусть простит меня видящая Ваала, но мы, в магазине Андориаса Храмса, такого не практикуем, — вмешалась высокая львица.

— Лев не понимает, — не обращала на неё внимания Хильзе. — Мы бы никогда не обратились с такой просьбой, не будь это жестом отчаяния.

— Что видящая Ваала имеет в виду? Какого рода отчаяние? — поинтересовался он.

Вооружённая опытом жизни и хваткой, Хильзе начала всё рассказывать, как есть:

— Это — дисциплара Сидны, и у неё через несколько лун будет Приятие. Она приехала в Марну по небольшому делу, и не могла предположить, что её на ужин пригласит один из сенаторов. Для неё очень важно побывать на этом ужине, ибо вчера ночью она провела сожжение его брата. Присутствие на ужине важно не только для неё лично, но и для всего сестринства Марны в целом.

Позади послышались шаги. Хильзе не обернулась, а Миланэ вообще ничего не слышала, ибо совсем ушла в себя.

— Пожалуй, тогда стоит обращаться к сестринству Марны, насколько я смею предположить, — скептически заметил лев, наматывая на ладонь мерную ленту.

— Нет, нельзя. В том-то и дело, что никакая Ашаи не отдаст свой пласис, потому что это — против канона. Поэтому мы должны искать окольные пути.

— Ну… это…

— Безусловно, я подкреплю все письменные гарантии стампом, как и сама Ваалу-Миланэ. Пласис будет возвращен вам в целости и сохранности ровно на следующее утро, а издержки будут уплачены немедленно.

— Я, естественно, полностью доверяю словам огнепламенной, и могу войти в ваше непростое положение. Но, право, как… как я потом продам пласис, который уже носила Ашаи? Тем более, что, по словам львицы, это — против правил?

— Это останется между нами, — Хильзе смотрела то на него, то на высокую львицу. — Всю ответственность мы возьмем на себя. Лев не обязан знать внутренние каноны Ашаи-Китрах.

— Имперская посыльная служба!

Хильзе вся вздрогнула, Миланэ обернулась. У льва же от испуга глаза стали большие-большие.

— Могу я видеть сира Андориаса?

— Его нет, — тихо ответил лев. — Будет после полудня, сир.

— Прошу передать приглашение, — протянул ему свёрток Тэнгай. — Завтра состоится пир в Изумрудном саду. Император желает видеть сира Андориаса Храмса.

— Хорошо-хорошо, я передам…

Тэнгай стукнул себя по груди и начал уходить. Но вдруг остановился, развернулся.

— Да… Не по долгу службы, а по долгу Сунга должен отметить, что хорошо знаю Ваалу-Хильзе, а также полностью подтверждаю, что сенатор Тансарр Сайстилларский пригласил эту молодую Ашаи на ужин. Ваалу-Хильзе — безупречно честная, — Тэнгай говорил чуть ли не по слогам, — искренняя и верная Ашаи, она никогда не обманет, потому я могу поручиться за её порядочность и слово.

Хильзе открыла рот от изумления.

— Сенатор Тансарр? О, мастер Андориас полностью поддерживал его на предыдущих выборах, — заулыбался лев, мимоходом показав какой-то знак высокой львице.

— Полагаю, что если сиятельная Ваалу-Миланэ не будет иметь возможности принять приглашение, то это вызовет огорчение сенатора Тансарра. Думаю, магазин Андориаса Храмса сможет поспособствовать разрешению всех вопросов. Всего хорошего.

Снова стукнул себя в грудь и, гулко стуча когтями лап, ушёл.

После долгого молчания лев сказал:

— Что ж, это проясняет многое. Пожалуй, — добавил он тише, — мы сможем договориться.

— Отлично. Наше предложение: берём пласис сегодня, отдаем завтра поутру; обещаем самое тщательное и бережное обращение. Цена?

— Хильзе…

Сестра-Ашаи нетерпеливо-властно взмахнула рукой, мол, молчи.

— Это будет стоить пятьсот империалов, — беспомощно взмахнул руками лев. — И письменные гарантии со стампом.

— Возьмем десятую часть цены, ведь это лишь один вечер. Двести пятьдесят.

— Нет, здесь я вынужден быть категоричным. Пять сотен. Вы должны меня понять.

— Договорились.

Высыпав целую горсть монет прямо на небольшой столик, Хильзе села на диванчик и начала деловито их считать.

У входной двери зазвенело.

— Анси! Анси! Иди глянь, кто там пришёл, — отвлекся лев.

Тем временем Миланэ подошла к Хильзе, присела возле.

— О Ваал, ты с ума сошла! — громким шёпотом молвила она. — Хильзе, ты слишком многое для меня делаешь! У меня нет таких денег!

— Приедешь в Сидну — пришлёшь. Пойти хочешь?

— Я хочу сказать, что…

— Ты идти на ужин хочешь? — разозлилась Хильзе от этих хождений вокруг да около.

— Да.

— Вот. Четыреста тридцать, сорок… девяносто… есть.

Жалкие остатки денег Хильзе небрежно бросила обратно в кошель.

— Прошу, — прямо в ладонь отсыпала ему монет.

Пересчитав деньги, лев с лёгкой небрежностью завернул пласис в большой кусок ткани.

«Пятьсот империалов… Один вечер… Такие деньги… Разве оно стоит того?».

Лев услужливо подал два пера и два листика бумаги. Хильзе принялась ровно, без заминки что-то строчить на нём, небрежным и торопливым почерком.

Чуть подумав, Миланэ и себе аккуратно вывела: «Я, Ваалу-Миланэ-Белсарра, Сидны дисциплара, обязуюсь возвратить взятый мною 7-го дня 4-й Луны Всхода 810 года Э. И. безупречный пласис стоимостью две тысячи пятьсот империалов утром, 8-го дня 4-й Луны Всхода 810 года Э. И.»

Стамп!

— Тогда жду вас завтра, — заулыбался лев.

— Отлично. Пошли, Миланэ.

— И я смею просить сиятельных дочерей Ваала… не распространяться, что магазин Андориаса Храмса идёт на такие исключительные уступки для некоторых клиентов.

— Уверяем льва: всё между нами.

Принимая свёрток, дочь Сидны серьёзно молвила ему, слегка поклонившись:

— Спасибо. Я не забуду доброй услуги льва. Моя благодарность найдёт свой путь.