Чёрные люди (гет)

Бег остановился. Ноги гудели так, будто вмиг стали чугунными, и теперь кто-то бил по ним молотом, желая отделить их от тела, а то и вовсе расколоть на куски. Легкие сдавливало, от нехватки воздуха они горели огнем, и это пламя подбиралось к гортани, его жар высушивал горло и нёбо, от чего язык становился ватным и неповоротливым. Гермиона хотела повернуться и осмотреться, но тело не слушалось ее. Вокруг царила тьма, но она была не просто отсутствием света. Она клубилась вокруг Гермионы, скользила по рукам, окутывала голову, давила на шею и царапала глаза. Гермиона хотела вскрикнуть, но из горла вырвался лишь невнятный хрип. Вдруг тьму разрезал луч света, белого, словно свет, но теплого, словно майское солнце. От неожиданности Гермиона выдохнула из легких последний воздух и почувствовала, что задыхается. Тьма вокруг нее зашипела и вдруг стала отступать, давая возможность рассмотреть мир вокруг себя.

Гермиона обнаружила, что стоит перед стеклом, из-за которого и льется теплый белый свет. Стекло было толстым и мутным, и невозможно было различить, что за ним. Гермиона с нечеловеческим усилием подняла руку, провела пальцами по стеклу и чуть не вскрикнула от удивления, когда стекло под ее пальцами вспыхнуло, и по нему побежали разноцветные, ослепительно яркие искры. Там, где они пробегали, стекло становилось прозрачным. Гермиона смотрела на происходящее с замиранием сердца, в котором зародился необъяснимый страх. Она не могла понять, почему свет и разноцветные искры пугают ее ещё сильнее, чем пугала тьма, но все инстинкты хором кричали о том, что ей немедленно нужно отдернуть руку, а ноги, позабывшие о боли и усталости, снова готовы были сорваться на бег. Однако пальцы словно прилипли к стеклу, и как бы Гермиона не пыталась, она так и не смогла отдернуть руку. Свет, бивший прежде в глаза, стал ослабевать, принося успокоение усталым глазам, которые, казалось, высохли. Каждый раз, когда Гермиона пыталась моргнуть, её веки изнутри царапало миллионом игл. Наконец, свет ослаб, и она, наконец, смогла рассмотреть, что было там, за стеклом. Увиденное заставило ее сделать глубокий вдох. Гермиона даже не заметила, как больно воздух оцарапал её легкие. Вед из-за стекла на неё смотрел самый родной, самый любимый человек. Рон.

Гермиона жадно впилась взглядом в его лицо, стараясь запомнить каждую черточку, каждую веснушку, каждую мелочь на лице, которое было таким привычным, но, как ни странно, успело померкнуть в памяти всего за один этот безумный день. Она не сразу поняла, что что-то не так. Рон был таким же, как и всегда, но нечто неуловимое, какая-то небольшая деталь делала его чужим и далеким.

— Рон, — тихо проговорила Гермиона, еле шевеля пересохшими губами.

— Я звал тебя, — донесся до неё голос из-за стекла. — Я звал тебя, я просил тебя уйти со мной. Снова. И снова ты предала меня. Выбрала не меня.

«Я не предавала!» — хотела сказать Гермиона, но не смогла, слыша в голове эхо утренних слов Джинни.

— Ты предала всех нас, — раздался из-за стекла еще один знакомый голос, и Гермиона перевела взгляд за правое плечо Рона, узнав в обладателе голоса Гарри.

«Я испугалась», — хотела сказать Гермиона, но и это произнести не смогла, молча глядя, как около Гарри появляется Джинни.

— Она испугалась, — брезгливо выплюнула та. — Она испугалась боли. Неужели так сложно чуточку потерпеть ради друзей?

Гермиона не нашла, что ответить.

— Иди к нам, — проговорил Рон, приближаясь к стеклу со своей стороны. Он улыбнулся, и тут Гермиона, наконец, поняла, что с ними троими не так. Привычные голубые глаза были подернуты серой пленкой, и по мере того, как Рон приближался, пелена становилась все плотнее и плотнее.

— Нет, — прошептала Гермиона в ужасе, и попробовала отдернуть руку от стекла, но у нее не получилось. Пальцы легко проходили сквозь стекло, но — только на ту сторону. Обратно же пути им не было, напротив, ее тянуло туда, за стекло.

— Иди к нам, Гермиона, — проговорил Рон, странным шипящим голосом, и интонации его напомнили тот звук, что слышен, если в огонь выплеснуть воду.

— Нет, — повторила Гермиона, но Рон был все ближе к стеклу, он уже почти коснулся ее пальцев своей рукой.

— Нет! — закричала Гермиона, глядя, как стремительно темнеет та часть пальцев, что была за стеклом, и как лицо Рона расплывается, словно снова должно вот-вот рассыпаться брызгами. — Нет!

Из горла вырвался лишь надсадный хрип.

— Мисс Грейнджер, все в порядке.

Гермиона сфокусировала взгляд и с облегчением выдохнула. Лицо, что маячило над ней, принадлежало мадам Помфри.

— Что со мной? — спросила Гермиона, часто моргая.

— Ничего, что не мог бы исправить «Костерост» и пара-тройка эликсиров. Несколько переломов, сотрясение мозга, но в целом все намного лучше, чем могло бы быть.

— Могло бы быть? О чем вы, мадам Помфри?

— О, видимо, еще и травматическая амнезия, — всплеснула руками мадам Помфри. — В любом случае, об этом вам лучше поговорить с профессором МакГонагалл. Я сообщу ей, что вы пришли в себя.

Мадам Помфри направилась в свою комнатку, оставив Гермиону в полном одиночестве. За окном, как и прежде, шумел ливень. Косые струи хлестали по окнам, ветер гудел, стремясь то ли продавить оконные стекла, то ли сорвать карнизы, неистовым зверем вновь и вновь налетал на замок. На белом потолке Больничного Крыла причудливо плясали отсветы молний, баюкая и расслабляя Гермиону, которая раз за разом ловила себя на том, что глаза её так и норовят закрыться. Она, вероятно, была бы не прочь немного вздремнуть, но стоило смежить веки, как перед взором вновь появлялось мутное стекло, из-за которого бил белый свет, и за которым угадывались расплывчатые фигуры Гарри, Рона и Джинни. Тогда Гермиона вздрагивала и прикладывала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы открыть глаза. Впрочем, созерцать потолок, откинувшись на подушки, было ничуть не лучше. В причудливых сплетениях света и теней Гермионе мерещились то Гарри с Джинни, то Рон, и все они тянули к ней руки, вышептывая её имя. Невозможность уйти, отвернуться, закрыть глаза, неспособность понять, сон ли это, или ещё реальность, сводили Гермиону с ума, а голоса, завывавшие в голове, становились все громче, все сильнее, все надрывнее. В какой-то миг показалось, что голова уже готова взорваться, как вдруг хор голосов был прерван скрипом двери. Гермиона вздрогнула и мотнула головой, совно стремясь отогнать дремоту, и это движение тут же отозвалось шумом в ушах и головокружением.. Однако даже сквозь этот шум Гермиона наконец-то расслышала реальный, неиллюзорный звук. К ней кто-то шел, дробно стуча каблуками по каменному полу. Прошло около минуты, прежде чем Гермионе удалось сфокусировать взгляд на приближавшейся фигуре.

Минерва МакГонагалл словно постарела на добрый десяток лет за последние сутки. Лицо ее было искажено гримасой, в которой причудливо сплелись ужас, горе, волнение и решительность. Гермиона почти чувствовала то усилие, которое профессор прикладывала, чтобы сохранять спину идеально ровной.

— Профессор, — робко начала Гермиона, стоило МакГонагалл остановиться у ее койки.

— Ни слова, мисс Грейнджер, — попросила профессор. — Вам нужен покой. Мистер Малфой уже все рассказал.

— Малфой? — Гермиона вскочила бы с больничной койки, если бы не обездвиживающие чары, на которые мадам Помфри не пожалела сил.

— Да, именно мистер Малфой доставил вас в Больничное Крыло, после чего не замедлил явиться ко мне в кабинет и рассказать о произошедшем. И — да, про мисс Уизли тоже, — закончила она, предваряя следующий вопрос Гермионы.

— Мне стоит его поблагодарить, — тихо проговорила Гермиона. — Если бы он не отправил меня сюда, одному Мерлину известно, что могло бы произойти.

— Если бы мистер Малфой не заблокировал двери школы, нам всем пришлось бы несладко, — МакГонагалл тяжело вздохнула. — Он сказал, что применил какие-то специальные чары помимо обычного запирающего заклятия.

— Думаете, он что-то знает? Я имею в виду, о том, что сейчас происходит, — Гермиона нахмурилась.

— Мистер Малфой не скрывает этого. Проблема в том, что он не хочет ничего рассказывать.

— Я его разговорю, — Гермиона стукнула единственной подвижной рукой по матрасу.

— Мисс Грейнджер, вам сейчас нужно лежать и отдыхать, — строго проговорила МакГонагалл. — А еще лучше — поспать.

— Нет! — выдохнула Гермиона, даже не скрывая панических ноток в голосе.

— Тогда просто успокойтесь, — МакГонагалл попыталась улыбнуться. — За ту ночь, что вы тут проведете, мистер Малфой никуда не денется, раз уж он и впрямь знает, что делать.

Гермиона кивнула и уставилась в потолок. МакГонагалл, видимо, надеясь, что Гермиона все же решит вздремнуть, развернулась и направилась к выходу из Больничного Крыла. Её гулкие шаги становились все тише и тише, затем раздался скрип двери и на Больничное Крыло снова опустилась оглушительная тишина. Гермиона осталась наедине со своими мыслями, страхами и переживаниями. А еще — с воспоминаниями о сне. Она невероятно, до мурашек по коже, до зубовного скрежета боялась этого сна, и потому не желала закрывать глаза, опасаясь, что видение вернется. И в то же время ей безумно хотелось узнать, что было бы, если бы Рону, Гарри и Джинни удалось утянуть ее за стекло. На фоне всех этих мыслей слова МакГонагалл о том, что это именно Малфой доставил ее в Больничное Крыло, казались незначительными и почти смехотворными.

Гермиона пыталась понять, чего же хотели от нее Рон и Гарри из сна. Она никогда не верила в вещие сновидения и прочую ерунду, которая неизменно навевала воспоминания о Трелони. Но в свете последних событий Гермиона готова была поверить во что угодно. И теперь ей оставалось лишь ответить себе на вопрос: «Что они хотели от меня?»

«Давай рассуждать логически, — сказала она сама себе, жестикулируя подвижной рукой. — Если бы они хотели обратно, то мне бы приснилось, что они проламывают стекло. Если бы они прощались, то, скорее всего, они бы просто попрощались и ушли. Значит, логичнее всего будет предположить, что это я, в конечном счете, должна отправиться к ним. Ох ,Гермиона, о какой логике ты говоришь? Это же просто сон!»

Она опустила руку на кровать, и эхо хлопка прокатилось по пустому Больничному Крылу. Гермиона снова обратила свой взгляд к потолку, на котором танцевали невероятные образы. Она отчаянно старалась не слышать голосов, которые снова начали твердить ее имя. Но чем быстрее кружились на потолке пятна света, тем громче и настойчивее звали ее голоса. Наконец, Гермиона не выдержала и твердо сказала:

— Нет! Я еще хочу побыть тут.

— Вы что-то сказали, мисс Грейнджер? — из своей комнатки выглянула мадам Помфри и вонзила в Гермиону преисполненный подозрительности взгляд.

— Ничего, — торопливо ответила Гермиона, и эта торопливость вызвала у мадам Помфри еще больше подозрений.

— Мисс Грейнджер, в Больничном Крыле кроме вас никого нет. Ия прекрасно слышал, как вы разговаривали. Профессор МакГонагалл ушла десять минут назад. Кто-то еще заходил?

— Нет-нет, никто не заходил, — Гермиона судорожно придумывала оправдание. Ей не хотелось, что бы ее считали сумасшедшей — а мадам Помфри могла бы решить именно так, если бы Гермиона сказала, что слышит голоса.

— Мысли вслух, — улыбнулась мадам Помфри, и Гермиона с облегчением кивнула.

— Да, — выдохнула она и зачем-то добавила, — просто профессор МакГонагалл сказала, что это Малфой доставил меня в Больничное Крыло, вот я и удивилась.

— Великий подвиг, как же, — фыркнула мадам Помфри, — отлевитировать пострадавшую в Больничное Крыло. Так должен был поступить любой на его месте. А теперь, мисс Грейнджер, вам надо поспать.

— Нет, Гермиона дернулась, — нет, пожалуйста, только не спать.

— Не говорите глупостей, мисс Грейнджер, — отрезала мадам Помфри. — У вас сотрясение и три перелома, а целебные снадобья лучше всего работают, когда вы спите. Сейчас я вам дам снотворное зелье, и вы уснете. Восемь часов здорового сна еще никому не навредили.

— Нет, прошу вас, только не сон, — Гермиона чувствовала, как на нее накатывают тяжелые волны истерики. — Только не сон!

Мадам Помфри была неумолима в своем желании вылечить Гермиону, и уже извлекла из кармана мантии пузырек со снотворным зельем. Гермиона забилась, но обездвиживающие чары были сильнее.

— Нет! — взвыла Гермиона, глядя на неотвратимо приближающийся пузырек с зельем.

— Что происходит? — со стороны двери раздался надменный, с ленцой, голос.

— Малфой! — Гермиона впервые в жизни была ему рада.

— Зашли проведать мисс Грейнджер? Только недолго, мисс Грейнджер нужно отсыпаться.

Отчаянная мысль промелькнула в голове у Гермионы. «МакГонагалл сказала, Малфой что-то знает. Может, он знает, что это за сны? Что если он сможет уговорить мадам Помфри не давать мне снотворного зелья?» Оставалось лишь надеяться, что такая честолюбивая гадина как Малфой возжелает услышать благодарность и останется здесь, а не пойдет дальше по своим делам.

— Я недолго, — проговорил Малфой и изобразил жалкое подобие улыбки. Впрочем, стоило мадам Помфри уйти в свою комнатушку, как улыбка Малфоя налилась желчью. Впрочем, сейчас это не играло для Гермионы особой роли.

— Спасибо, — выдохнула она. — И за то, что доставил в Больничное Крыло, и за то, что сейчас выручил.

— Мне не нужны твои благодарности, — проговорил Малфой, занавесив часть окна и повернувшись к нему спиной. — Сейчас у тебя был такой жалкий вид. Даже для тебя жалкий. Хотя я думал, более жалкого зрелища, чем ты, быть уже не может. А по поводу доставки в Больничное Крыло — я уже жалею об этом. Если бы я знал, что МакГонагалл раздует из этого историю, бросил бы тебя там.

Гермиона задохнулась возмущением, но быстро собралась.

— Малфой, ты же знаешь что-то об этом жутком ливне. Скажи, что значит мой сон?

— Жалеешь, что бросила прорицания, Грейнджер? — хохотнул Малфой, не дав ей даже договорить. Но за этой злой насмешкой Гермиона увидела в его глазах серьезность.

— Пока я не очнулась, — оборвала Гермиона его веселье, — мне снились Гарри, Джинни и Рон. Они были за прозрачной стенкой, будто...

— Будто стеклянной, — закончил за нее Малфой. — Ты не додумалась хватать стекло руками?

— Я не знала, что его нельзя трогать, — виновато пробормотала Гермиона.

— Действительно. Тебе-то откуда знать, — фыркнул Малфой, явно намекая на ее маггловское происхождение, но и это Гермиона стоически снесла. Внезапно для себя она обнаружила, что в глазах у Малфоя промелькнул интерес.

— Кстати, а что было, когда ты тронула стекло?

— Пальцы прошли сквозь него, — вид у Гермионы был самый виноватый. — И их начало тянуть туда. Как будто за стеклом притяжение сильнее.

— Кто-то из твоих дружков за стеклом успел тебя тронуть? — Малфой напоминал Гермионе безумного ученого из маггловского фильма, который только что закончил эксперимент над живым человеком и теперь рассматривал результат. Она даже не удивилась его вопросу, хотя точно была уверена, что не говорила о том, как к ней тянулись Рон, Гарри и Джинни.

— Нет. Но Рон был очень близко. Если бы я проспала еще пять минут — точно бы коснулся.

— Все точно так, как говорится в книге, — с видимым удовлетворением кинвул Малфой.

— Об этом есть в книгах? — обрадовалась Гермиона. — В каких?

— Поверь, Грейнджер, тебе этих книг не видать в силу твоего, — Малфой на секунду задумался, — благородного до безупречности происхождения.

Гермиона с трудом подавила желание ударить его, хотя возможности у нее все равно не было.

— Ладно, пусть так, — торопливо проговорила она, утешая себя тем, что рано или поздно все равно доберется до правды. — Что бы со мной случилось, если бы во сне ко мне притронулся кто-то из них?

— А ты как думаешь? — зло рассмеялся Малфой. — Они бы утащили тебя за стекло, и на этом твоей волшебной сказочке пришел бы конец.

— А в реальности? — уточнила Гермиона.

— А это и есть реальность, Грейнджер, — Малфой оскалился. — ты стала бы такой же как они. Стала бы Черной.

Гермиона тяжело сглотнула.

— А теперь, Грейнджер, я пошел.

— Скажи мадам Помфри, что мне нельзя засыпать, — попросила Гермиона. — Этот сон, он ведь вернется? Я угадала?

— Малфой расплылся в самой гадкой из всех возможных улыбок, наклонился к ее койке и зловеще прошептал:

— Конечно, вернется. Приятных снов, Грейнджер, — он выпрямился, словно отпущенная пружина, и с триумфом в голосе крикнул: — мадам Помфри, я ухожу! Мисс Грейнджер пора спать!

— Нет, Малфой, что ты творишь! — воскликнула Гермиона.

— Я ушел! — крикнул он еще раз и вдруг замер.

— Молись, чтобы я не встала и не убила тебя прямо сейчас, Драко Малфой, — прорычала Гермиона, двигая здоровой рукой обездвиженную правую ногу к краю койки.

— Прекрати истерику, Грейнджер, и прислушайся. Она не идет.

Гермиона замолчала и вся обратилась в слух. За все годы, проведенные в Хогвартсе она усвоила, что мадам Помфри моментально возникает в дюйме от источника любого несанкционированного шума. А сейчас в Больничном Крыле царила гробовая тишина.

— Даже дождь не шумит, — прошептала Гермиона, и Малфой кивнул.

— Знаешь, что это значит?

— Да уж куда мне, — фыркнула она.

— Главное, что я знаю, — Малфой в два шага оказался у стены, наиболее удаленной от окон. Взмах палочки — и Гермиона взвизгнула, почувствовав, что койка пришла в движение и теперь неслась в ту же стену, у которой замер Малфой. От удара Гермиону тряхнуло, и она обрадовалась тому, что в стену врезалось именно изножье — обездвиженная нога все еще свисала с койки. Гермиона рвано всхлипнула — от резких перемещений и толчков у нее снова закружилась голова.

— Заткнись, — коротко приказал Малфой и отдернул ширму, которая отделяла комнату мадам Помфри от самого Больничного Крыла, чтобы увидеть, что самой мадам Помфри там нет. Малфой коротко выругался, глядя на выбитый из окна кусок стекла и на лужу блестящей, черной, словно смола, воды.