Только не опять (гет)

Выручай-комната встретила его приятным дуновением легкого ветра, подарив чувство безграничной радости, какое бывает лишь тогда, когда после долгого путешествия снова переступаешь порог родного дома. Оглядываясь по сторонам, он привычно рассматривал горы различного учебного хлама, спрятанного тут за все годы существования школы. Некоторые вещи удивляли его настолько, что он даже смог забыть о своей изначальной цели. Перебирая в руках забытые артефакты и различные мелочи, спрятанные учениками, он старался почувствовать исходящую от них ауру. Иные вещи действительно имели отпечаток чего-то темного и до этой минуты совершенно ему неизвестного. Полагаясь на интуицию, он прошел немного вперед и встал возле комода, аура вокруг которого была настолько темная и в то же время приятная, что он едва ли не засмеялся от удовольствия.

Тьма обволакивала, дарила спокойствие. Протянув руку, он медленно открыл деревянные дверцы. В пустом ящике лежала очень старая на вид диадема, но для него эта вещь была самой прекрасной в мире. Светлая, древняя магия вперемешку с темной светилась настолько сильно, что будь он человеком, то зажмурился бы от этого блеска. Подняв вещицу в воздух, он едва дышал от восторга и, быстро скинув капюшон и маску, надел диадему на голову. Тьма сгустилась, и воздух вокруг него, казалось, зазвенел, а в следующий момент голову пронзила такая невероятная боль, что он никогда не чувствовал прежде. Дернувшись, он не удержался на ногах и, не сумев обратиться туманом, рухнул на пол. Диадема, соскользнув с его головы, приземлилась немного поодаль. Такое положение дел его удивило, и впервые в жизни он почувствовал нечто, что обычные люди именуют страхом. Медленно поднявшись, он машинально потер ушибленное бедро и прислушался к собственным ощущениям. Голова уже не болела, но все же что-то определенно было не так.

Заметив неподалеку старое, потускневшее от времени зеркало в деревянной раме, он бросил взгляд на свое отражение и вновь испытал приступ страха. Сейчас, глядя на его лицо, никто не смог бы усомниться, что он стал человеком. Вместо синюшной его кожа стала просто бледной, черные круги под глазами практически исчезли, а сами глаза больше не выглядели мутными и мертвыми. Прислушавшись к себе, он осознал еще одну важную вещь — связь с тем, кто его создал, практически исчезла. Ощущение независимости от своего хозяина пьянило. Впервые в жизни он больше не слышал его отвратительных мыслей, его жалоб и запретов. Теперь он был свободен и заранее представлял все то, что может сделать в новом состоянии.

Бросив взгляд на валяющуюся у старого буфета диадему, он аккуратно взял ее в руки, поднял на уровень глаз и произнес одно из древних заклинаний, способных показать все, что было когда-либо сделано с вещью. Словно проникая в чужую память, он видел, как высокий темноволосый мужчина произносит ритуал и запечатывает в диадему часть своей души, а после с крайне довольным выражением лица прячет ее в выручай-комнате.

Разочарованно отшвырнув украшение на полку, он даже поморщился от досады. Кусок души темного волшебника был лакомым кусочком, но чтобы выковырнуть его из убежища, придется посуетиться. Одно неловкое движение палочкой, и душа может погибнуть, а ее хранилище превратится в ее склеп. И все же…

Волшебной палочки у него не было, а вот силы, напротив, было больше, чем у любого волшебника. Убивая магглов, он не только развлекался, наблюдая за их муками, но и копил их эмоции, страхи, надежды, превращая их в невероятный запас магии и силы. Крестраж стал вишенкой на торте, по иронии судьбы подарившей подобие жизни совсем не тому, кем он был создан. Лишенная своей силы частица оторванной души покорно хранилась в диадеме, и, еще раз взяв украшение в руки, он решил, что обязательно разберется с ней позже. Выручай-комната огромна, и он был уверен, что ничего не случится, если диадема пока что останется лежать на своем месте.

Предвкушая скорый триумф, он сделал вид, что совершенно не замечает, как из того самого старого потрескавшегося зеркала за ним уже четверть часа с ужасом наблюдает бледный и так ненавистный ему подросток. Вновь надев на себя маску и взмахнув полами длинного плаща, он направился к выходу из комнаты, предвкушая крайне интересную игру или даже охоту. Обретя подобие свободы, теперь он искренне хотел получить от своего существования все удовольствие, какое только возможно.

Беззвучно шагая вдоль пустых школьных коридоров, он улыбался, вспоминая все те моменты, когда вынужден был смотреть на царящую тут несправедливость без возможности вмешаться. Он хорошо помнил, как разрывался на части от многочисленных обид, и теперь хотел отыграться за каждую из них.

* * *

Читая «Вечерний пророк», Альбус Дамблдор вполголоса мурлыкал себе под нос навязчивую мелодию, недавно услышанную от маггловских музыкантов. Слова давно забылись, но музыка упорно продолжала вертеться в мыслях и не давала покоя даже на собрании Визенгамота.

Усмехнувшись очередной, якобы обличающей его статье, директор сделал глоток из изящной чашки и, прислушавшись, внимательно посмотрел в сторону входной двери. Ткань тяжелого гобелена, висевшего рядом с дверью, который Дамблдор все время забывал снять и выбросить, колыхалась и отчего-то вызывала ощущение беспокойства.

Решив, что задавать вопрос в пустоту будет совсем уж глупо, директор медленно поднялся со своего места и сделал несколько шагов в сторону двери. Гобелен снова колыхнулся, а в следующую секунду в кабинет вошел мужчина. Его мантия и маска на лице будто бы не оставляла сомнений, что перед директором стоит один из приспешников Волдеморта. Хмыкнув, Дамблдор медленно опустил палочку и придал лицу деланно небрежное выражение, будто нежданный гость совершенно не застал его врасплох.

― Я полагаю, что вы пришли ко мне с сообщением от вашего хозяина, не так ли? ― спросил он и, охватывая взглядом фигуру в плаще, пытался представить, чье же лицо спрятано под маской.

― Нет, ― тихо ответил гость, и от его голоса Дамблдору вдруг стало холодно и жутко. Внутри него все будто кричало об опасности, и директор невольно сделал маленький шаг поближе к фениксу.

― Я пришел по собственной воле, ― между тем тихо продолжал гость.

Он говорил медленно и будто бы сам удивлялся, что способен произносить слова вслух. Дамблдор даже не предполагал, что тот, кого он принял за пожирателя, действительно говорит с кем-либо впервые в жизни.

― И что же вы хотите? ― небрежно бросил директор. ― У меня мало времени, знаете ли, и я не могу позволить себе тратить его на пустые беседы с Пожирателями. Понятия не имею, как вы сумели попасть в школу, но зарубите на носу и передайте другим, что больше подобный фокус никому не удастся.

Дамблдор растерянно замолчал, не видя никаких действий в ответ. Обычно такие слова должны были разозлить или хотя бы вызвать ответную реакцию в виде брани. Но этот Пожиратель просто неподвижно стоял и смотрел на директора, чуть склонив голову на бок.

― До этой минуты я считал, что просто хочу вашей смерти, ― ответил гость, чуть помедлив. ― Медленной, несомненно, маггловской, вонючей смерти. Такой, которую вы, несомненно, заслужили, когда сломали жизнь многим волшебникам. Ради чего вы действовали? Ради общего блага, так вы говорили? ― пожиратель хмыкнул и, казалось, рассмеялся. ― А что есть благо, директор? Для меня благо — видеть, как дохнут мерзкие твари. Упиваться их страхом и страданиями.

― Вы больны, ― просто ответил Дамблдор, но палочку на всякий случай снова сжал в руке. ― Стойте там, где стоите и, возможно, попадете в психиатрическое отделение Мунго без повреждений.

Подумав, что перед ним стоит сумасшедший, Дамблдор решил немедля отправить патронус в госпиталь. Подавленные войной, иные волшебники чересчур сильно переживали, и такие вот временные помешательства случались все чаще. Сосредоточившись на приятном воспоминании, Дамблдор вскинул палочку, но в следующую секунду, онемев от ужаса, увидел ее в руках своего собеседника. Поигрывая артефактом, гость также быстро занял свое прежнее место и застыл, скрестив руки.

― И что вы теперь сделаете? ― глумливо спросил он. ― Есть у величайшего волшебника всех времен запасная палочка в рукаве? Заметьте, директор, я еле удержался от соблазна сломать вам руку, но лишь потому, что приберегу это удовольствие для следующего раза.

Замолчав, он тихонько рассмеялся и, вновь в мгновение ока оказавшись рядом с Дамблдором, железной хваткой сжал его запястья, с силой усадил в кресло и едва слышно что-то прошипел. Еще через секунду директор почувствовал, что попросту не может пошевелить ни одним пальцем.

― Парализующее заклинание, ― словно отвечая на повисший в воздухе вопрос, сказал гость. ― Неужели вы думали, директор, что я не замечу, как вы пытались сотворить невербальное заклинание? Еще козыри будут? Нет?

Присутствие этого человека рядом пугало Дамблдора больше, чем все ужасы, что довелось увидеть в жизни. Слушая его речи, директор искренне не понимал, чего именно ждет этот сумасшедший, и что будет, когда он все же решит действовать.

― Я разочарован, ― вздохнул гость.

Взяв себя в руки, Дамблдор мысленно обратился к фениксу, и тот, до этого момента мирно спящий на своем насесте, встрепенулся и с криком бросился на мужчину в плаще. Сам директор за это время перебирал в голове все известные ему заклинания, способные отменить чужое колдовство и вернуть ему контроль над телом.

А гость будто бы только этого и ждал. Дав птице подлететь к нему как можно ближе, он изловчился и схватил феникса за горло. Вереща и царапая плащ когтистыми лапками, Фоукс пытался вырваться из холодных рук. Держа извивающуюся птицу железной хваткой, другой рукой гость подхватил со стола графин с водой и, выплеснув ее, за считанные секунды сформировал в воздухе сферу. Плавно покачиваясь и блестя, сфера мягко опустилась на птицу, и гость убрал руку, сделав шаг назад, словно любовался собственным творением. Перья Фоукса намокли, и, барахтаясь из последних сил, он то и дело пытался воспламениться, но вода гасила любую возникающую в сфере искру. Спустя еще пару секунд феникс безвольно повис в воде, понуро опустив голову, и в тот же миг гость взмахом палочки разбил водяную ловушку, позволив обессилевшей птице грохнуться на пол.

Сидя в своем кресле, Дамблдор беспомощно наблюдал за судьбой своего фамилиара и чувствовал, как на смену страху медленно приходит ярость. Уверенный, что феникс вновь возродится, он не волновался за его дальнейшую судьбу, но сам факт убийства этого светлого создания привел его в бешенство.

― Чудные существа, эти фениксы, ― шелковым голосом произнес гость. ― Столько полезного делают. Столько замечательной волшебной силы в них заложено. Энергии, что помогает им перерождаться бесчисленное количество раз, являя собой символ жизни и надежды. Впрочем, ― хмыкнул он, ― это все лирика. Феникс перерождается, если позволить ему переродиться. Вы же должны знать, что именно огонь помогает им перезапустить свой жизненный цикл и сохранить силу. Без всего этого феникс — не больше, чем красивая курица, ― хмыкнул он и пнул носком ботинка красную тушку. К невероятной радости Дамблдора, Фоукс медленно открыл глаза и посмотрел на хозяина грустным взглядом.

Мужчина в мантии, потеряв всякий интерес к питомцу директора, казалось, упивался ситуацией и не замечал, как тот потихоньку обретает способность двигаться. Гость медленно прохаживался по круглому кабинету, проводя бледным пальцем по деревянным рамам отчего-то молчащих портретов бывших директоров.

Улучив момент, Дамблдор проворно соскочил с кресла и, сложив руки, сотворил невербальное заклинание, но гость отбил его так небрежно, словно уклонился от назойливой мухи. Повернувшись к директору, складывающему ладони для следующей связки заклинаний, он сделал легкое, почти незаметное движение отобранной волшебной палочкой, и в следующий момент Дамблдор почувствовал, что задыхается. Его собственная борода, будто змея, обхватывала горло, перекрывая малейшую возможность вдохнуть. Превозмогая шум в голове, на ватных ногах Дамблдор из последних сил, шатаясь, подошел к столу и, взяв нож для писем, отсек бороду, слегка повредив лезвием кожу на шее. Борода, окрашенная несколькими каплями крови, упала на пол, а сам директор рухнул на колени, жадно глотая воздух и одновременно кашляя.

― Колдовать при помощи палочки гораздо удобнее, ― прошелестел гость. ― Но я по-прежнему разочарован. Как вы сумели победить Гриндевальда, кстати? ― спросил он, присаживаясь на корточки рядом с директором. ― А может, дуэли и вовсе не было? Может, вы просто уболтали его, а? Мастер словесных игр?

Отдышавшись, Дамблдор протянул руку к маске гостя, но в следующий момент увидел легкое движение бледной руки и, почувствовав нестерпимую боль в сердце, провалился в спасительную темноту. Очки-половинки, жалобно звякнув, слетели в чуть горбатого носа и хрустнули, когда каблук измазанного в крови черного ботинка превратил их в горстку мусора. Его игра началась.

* * *

Северус поморщился от резкого запаха и, хватив воздух ртом, закашлялся.

― Хвала Мерлину, очнулся, ― произнесла Эйлин и коснулась губами лба сына. ― Что с тобой было, есть идеи?

Голос ее был очень обеспокоенным, а лицо настолько встревоженным, что Северус подавил в себе желание сказать что-либо обидное по поводу глупых вопросов. Сжав губы, он осторожно качнул головой, проверяя, осталась ли в висках боль, и, ничего не почувствовав, слабо улыбнулся матери. Улыбка вышла похожей на оскал, но его это не волновало.

― Он в школе, ― вместо ответа тихо произнес Северус. Тобиас, сидящий рядом с диваном на коленях и держащий сына за запястье, тихо охнул. ― Первое, что я увидел, это то, что Мститель валяется на полу. Видимо, с перемещением что-то пошло не так и, ― Северус вздохнул, стараясь собрать мысли воедино, ― видимо, ты права, мама.

Эйлин удивленно приподняла брови, а Септима, стоящая за ее спиной с небольшой бутылочкой аммиака в руках, казалось, замерла от ужаса.

― Каким-то образом я смог увидеть его из зеркала, и как бы отвратительно это не звучало, но наш Мститель решил любезно позаимствовать мою внешность. Кровь у него на ботинках, кстати, ― обратился он к Септиме, ― видимо, потому, что он позаимствовал мою внешность в момент смерти. Хотя…

Северус задумался, коснувшись губ худым пальцем, и пожал плечами, не найдя ответа, почему Мститель взял от его посмертного облика лишь внешность и испачканные кровью ботинки. Маска пожирателя, на сколько смог увидеть Снейп, некогда принадлежала или еще будет принадлежать Мальсиберу. Сам Северус частенько любовался узорами, что его друг создал благодаря превосходному знанию трансфигурации. Маска Северуса была гораздо проще и совершенно не вязалась со словом «изящество».

― И что он собирается делать в школе? ― поинтересовался Тобиас. Поднявшись, он пересел в кресло и нахмурился точь-в-точь как сын. ― Убивать детей?

― Если он скопировал внешность Северуса, то мог скопировать и некоторые его взгляды, ― произнесла Эйлин задумчиво. ― Ты как думаешь, Северус? Что ему может быть нужно в школе?

Отогнав мысль о мести мародерам как заведомо абсурдную, Снейп развел руками, искренне желая, чтобы слова отца не оказались правдой.

― В любом случае нам надо попасть в школу и отыскать его, ― сказал Северус, ― и боюсь, что времени на чтение книг у нас уже нет. Когда-то я обещал, что защищу учеников от любого зла, что может им угрожать, и нарушать своего слова не собираюсь. К тому же эта тварь тут и по моей вине появилась.

Сощурившись, он бросил на Септиму крайне недовольный взгляд, который она восприняла по-своему.

― Я хотела спасти тебе жизнь, ― тихо произнесла Вектор, ― и даже показывала тебе журнал, но ты отмахивался от него, прикрываясь делами. Извини, что я не смогла найти все то, что знает твоя мама, и потому в школу я пойду вместе с тобой.

Видя, что сын явно собирается разразиться потоком недовольств, Эйлин шикнула на него и, бросив взгляд на мужа, чье лицо сейчас выражало крайнюю степень решительности, твердо произнесла:

― Все пойдем.