Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

Дни летели быстро и как-то легко. Каждое утро Хельга, вставая, видела в окне укутанные снегом горные вершины, огромное выцветшее небо во всей своей чистоте и беспредельности, горящий алым солнечный диск, объявляющий своим появлением новый день — и всякий раз чувствовала, как в ней поднимается оглушающее, острое и непередаваемое счастье. Быть живой, смотреть, как солнце поднимается над блистающими снежными холмами — это же величайшее сокровище на земле, думала она, улыбаясь и распахивая окно, чтобы вдохнуть чистый умытый воздух. На самом деле Хельге приносило радость все — утро, занятия, «барсучки», которых она, казалось, никогда еще не любила так сильно, снятие урожая паффподов, тех самых, нового сорта, вечерние посиделки с несколькими старшими учениками, которые вскоре должны были покинуть Хогвартс, и даже самые обычные повседневные дела.

Причиной этой небывалой восприимчивости к прелестям жизни был Белус. Хельга удивлялась самой себе, а еще больше — тому, как она обходилась раньше без его утреннего поцелуя, поглаживания по плечу или ласковой улыбки. Густая и тающая, как мед нежность, струящаяся из его глаз, все еще приводила Хельгу в смущение и трепет, хотя она и знала, что теперь имеет на нее все права.

Они решили не объявлять открыто о себе, рассудив, что рано или поздно все выплывет наружу само. Хельге нечего было таить, она считала, что любовь такого человека, как Белус Барден, может являть собой только объект гордости, но она боялась заново поднять бурю, которая только-только улеглась в замке. Это было единственным, что омрачало ее счастье, мешая ему стать полным, абсолютным, безграничным. Впрочем, Белус отнесся к этому с пониманием, а потому Хельга решила просто отдаться новому, удивительному периоду своей жизни.

Рядом с Белусом она будто снова открывала для себя все — многие чувства и ощущения ей доводилось испытывать впервые, они миновали ее в далекой юности и настигли только теперь. Смотреть на него — теперь так близко — доставляло ей глубокую радость, волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси. Просыпаясь каждое утро, она испытывала восторг при мысли, что проведет этот день вместе с Белусом, что она может устремить все свои помыслы к нему, не чувствуя при этом стыда. Теперь он встречал ее не застенчивым взглядом — куда только все девалось! — а объятием и поцелуем, доставлявшим ей настоящее блаженство. Это было так естественно — любить его и быть любимой им. Внутренне она благодарила судьбу за то, что они нашли в себе силы выбрать верное направление.

Случилось и еще одно событие, за которое Хельга вознесла хвалу небу. Ровене стало лучше. То ли она все-таки отказалась покориться, то ли болезнь решила отступить, но однажды утром она тихо, словно боясь сглазить, объявила Хельге, что вновь чувствует левую ногу. На щеках ее проступил румянец, глаза ожили, утратив то безучастное выражение, которое не покидало их последнее время. Хельга бросилась к ней, смеясь и смахивая слезы. Ее радости не было предела — Ровена справится, выкарабкается, и все вернется на круги своя. Леди Рейвенкло улыбалась, широко и радостно, и такую ее улыбку Хельга не видела уже очень давно. Она поспешила разыскать Годрика, чтобы поделиться с ним новостью. Гриффиндор примчался моментально, оставив своих подопечных, которых учил бою на мечах. Он возник на пороге, огромный, взъерошенный, с дико сверкающими глазами и на радостях расцеловал Ровену в обе щеки, заставив ее раскраснеться. Излив чувства, он так же стремительно скрылся, пообещав вечером преподнести ей кое-что в подарок. Хельга не верила своему счастью.

— Ровена, я благодарю небо, что тебе стало лучше, — сказала она, улыбаясь. — В моей душе снова светит солнце.

— Скоро вернется Елена, — баронесса тоже улыбалась, правда, немного рассеянно, будто уйдя в свои мысли.

— Правда? — обрадовалась Хельга.

— Осталось немного, — леди Рейвенкло убрала за ухо черную прядь. — И я снова увижу ее. О, Хельга, мне так хорошо. Я снова чувствую в себе силы.

Этим же вечером она попробовала встать на ноги. Хельга зорко следила за каждым движением, будто мать за учащимся ходить ребенком. Ослабевшая и изнуренная, Ровена с трудом делала каждый шаг, но радовало и это. Ходить ей было тяжело, левая нога слушалась плохо, несмотря на некоторое улучшение. Леди Рейвенкло находила в себе силы улыбаться и шутить над своей неуклюжестью, но было заметно, что новое положение обескураживает ее. Хельга заметила, что, когда она садилась немного передохнуть, то запахивала мантию так, чтобы не видеть больную ногу.

— Хорошо себя чувствуешь? — беспокойно спрашивала Хельга каждый раз.

— Хельга, ты возвращаешь меня в те времена, когда я еще не перешагнула пятилетний рубеж, — усмехалась леди Рейвенкло.

Когда она присела в очередной раз, в башню вошел Годрик, пряча что-то за спиной. Его светло-голубые глаза лукаво блестели, в бороде пряталась загадочная улыбка. Хельга сама не сдержала улыбки, увидев на его лице это мальчишеское выражение.

— Добрый вечер, дамы, — лорд Гриффиндор церемонно поклонился, как актер на сцене, заставив обеих прыснуть. — Леди Рейвенкло, примите мой скромный дар и пожелание скорейшего и полного выздоровления.

Он протянул Ровене что-то длинное и тонкое, гладко блестевшее, как рукоятка метлы. Сперва Хельга и приняла это за метлу и изумленно уставилась на Годрика, но потом в глаза ей бросился набалдашник, и она поняла, что это трость. Сделанная с большим искусством, черного дерева, с набалдашником в виде львиной головы, она смотрелась совершенством. Ровена рассматривала ее во все глаза.

— Вы довольны, леди? — гордо улыбаясь, осведомился Гриффиндор. — Изготовлена вот этими самыми руками именно для вас.

— Годрик, она прекрасна, — ответила леди Рейвенкло. — Настоящее произведение искусства. Благодарю от всего сердца.

Она растроганно улыбалась, но Хельга видела, что челюсть у нее слегка дрогнула, когда она взяла трость в руки. Годрик, находящийся под впечатлением от своего подарка, ничего не заметил.

«Лишь бы у нее опять не опустились руки», — подумала Хельга. Трость для такой, как Ровена, в первую очередь напоминание о собственной немощи, с которой ей придется справиться. Она подумала, что преодолеть это будет нелегко.

— Опробуй ее, — лорд Годрик горел энтузиазмом, как мальчишка, схватившийся за рогатку. — Давай.

Ровена послушно поднялась и оперлась на трость. Держала она ее с опаской, словно боялась, что та вдруг превратится в змею.

— Очень красиво смотрится, Ровена, — ободряюще сказала Хельга, пытаясь отвлечь ее. — Ты выглядишь так внушительно. Будто сама Моргана.

— Вот это уж точно! — подхватил лорд Годрик. — Леди Моргана с Аваллона собственной персоной!

Ровена улыбнулась им — на этот раз искренне, открыто. Перехватив трость удобнее, она сделала несколько шагов, и они дались ей гораздо легче, чем ранее. Хельга перехватила ее взгляд, устремленный на подарок Годрика — уже без отвращения, скорее задумчивый.

— Она придаст мне сил поправиться совсем, — сказала леди Рейвенкло. — Еще раз большое спасибо, друзья.

Тут в башню зашел еще один человек.

Тонкая, худощавая фигура в просторной мантии, черные волосы гладко зачесаны назад, взгляд быстрый и настороженный. Лорд Салазар Слизерин скользнул глазами по Годрику, развалившемуся в кресле и с восторгом наблюдающим за Ровеной, крутанул головой в сторону Хельги и устремился к баронессе. Леди Рейвенкло улыбнулась ему.

— Здравствуй, Салазар, — она приподняла трость, салютуя. — Взгляни, какой подарок мне сделал Годрик.

— Прелестно, — лорд Слизерин без восторга взглянул на трость. Потом тоже улыбнулся — по крайней мере, губы его изогнулись. Судя по всему, он не рассчитывал встретить здесь кого-то еще.— Рад видеть улучшения, Ровена. Уверен, не за горами тот день, когда ты поправишься окончательно.

Он обнял ее, прикрыв глаза и на секунду коснувшись лбом ее плеча. Хельга заметила, что складки на его щеках залегли еще глубже, чем раньше, да и вообще он выглядел очень постаревшим и слабым. Ровену он обнимал так, словно она была единственной вещью в мире, за которую он мог держаться, чтобы не утонуть. Хельга смотрела на него с состраданием. Наконец лорд Салазар нехотя разомкнул объятия и отступил назад. Глаза его странно блестели.

— Отдыхай, Ровена, — произнес он негромко. — И возвращайся. Ты нужна всем нам.

Он холодно, без единого слова поклонился Хельге и Годрику и быстрым шагом покинул башню. Гриффиндор проводил его мрачным взглядом и демонстративно отвернулся.

Хорошо, что он не стал рассказывать Ровене, что поссорился с нами, подумала Хельга. Этот разговор лучше отложить на потом.

Это был очень теплый вечер, невзирая на неприятный осадок от Салазара. Хельга решила, что рано или поздно они помирятся. Конечно, помирятся — и все пойдет, как прежде. Все будет хорошо. Ровена поправляется, и что еще может произойти? Потом Хельга поднялась к себе, ее ждал Белус, его улыбка, его тепло и его прикосновения. Все было таким сияющим, что мрак, окружавший ее последние месяцы, словно рассеялся. Хельга готова была забыть о пугающих предвестниках беды, посещавших ее во снах, и терзавших душу предчувствиях. Ей еще предстояло узнать, что этим редким озарениям лучше доверять.