Танец без касаний (джен)

Месяц К'шар, 388 г. правления Раэхнарра, Исайн'Чоль (423 г. Р.Э.)

Мир составляет пустота. Иногда она маскируется под что-то более материальное, но стоит копнуть поглубже, и пальцы вновь наткнутся на нее. Любая пустота желает быть заполненной, и этим можно пользоваться: играть, перемещаясь, заменяя пустоту иллюзией чего-то плотного, снова исчезать… Но это не дает ответа на то, как заполнить ту пустоту, что разрастается внутри тебя самого.

Л’ла’ар’ассан’сэен надвинул капюшон ниже на глаза и скользнул в очередную пустоту, по какому-то недоразумению прикидывающуюся каменной стеной. Еще одна иллюзия поверх разреженных нитей реальности. Черно-белый мир вертелся вокруг, искажался и причудливо изгибался, пока он не остановил движение. Материальный город не был и вполовину так же прекрасен, как его изнанка, но не стоило тревожить нити пространства слишком уж сильно, если он не хотел заявить о своем приближении. Пусть даже для этого придется двигаться под палящими лучами фаэн. Л’ла’ар’ассан’сэен шагнул на освещенную часть улицы и практически сразу ощутил, насколько раскалены камни мостовой — их жар прекрасно чувствовался даже сквозь подметки сапог. Но все же здесь было хорошо. Пусть и внешнему теплу не под силу прогнать разливающийся внутри холод. Не стоило лгать себе — он просто слишком устал, чтобы продолжать, и надеялся скопить немного лишней энергии перед предстоящей встречей. Пусть даже сейчас ее крупицы все равно приходилось тратить на то, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве: под светом фаэн его глаза были практически бесполезны.

Вперед-вперед и вверх. Пространство здесь казалось более плотным, тягучим — чем дальше от центра, тем меньше пустот и слабеет ощущение бездны под ногами. Л’ла’ар’ассан’сэен комфортнее было не здесь, но место для встречи выбирал не он. Хотя выбор Л"иэт’тэа’та’э показался ему странным: взлетные площадки ящеров? Но, возможно, для людей в этом заключался какой-то особый смысл. Л’ла’ар’ассан’сэен никогда не привлекали эти создания в достаточной мере, чтобы интересоваться ими. И тем страннее было то, что он собирался с представителем этой расы встретиться. Но выбирать не приходилось, и, если этот человек и впрямь способен дать то, что ему нужно, Л’ла’ар’ассан’сэен закроет глаза на его происхождение.

У подножия последней лестницы Л’ла’ар’ассан’сэен замедлился. Взлетная башня казалась цельной, монолитной, но у ее вершины было нечто, что не давало воспринять ее таковой. Пространство знает два состояния: заполненность и пустоту, но разумные способны перемешивать и смещать их. Сейчас наверху ощущались два очага искажения. Один из них являлся знакомым, другой же оказался настолько тусклым и неявным, что мог просто мерещиться, если бы Л’ла’ар’ассан’сэен точно не знал, что он должен быть. Опасности и ловушек он тоже не чувствовал и сомневался, что Л"иэт’тэа’та’э и впрямь удалось бы что-нибудь спрятать от его восприятия. И все же последние ступеньки Л’ла’ар’ассан’сэен преодолел на редкость неторопливо.

Раскаленный воздух на вершине взлетной площадки обжигал сквозь все слои одежды, давил и туманил разум. Далливану это место встречи не нравилось категорически, и он недоумевал, что же должно быть в голове у того, кто его выбрал. Впрочем, Каммэ определенно чувствовал себя превосходно: он привольно развалился на крупном камне, изрезанном следами когтей, и напоминал крупную черную гадюку, нежащуюся на солнце. То и дело Каммэ поднимал голову, тщательно принюхивался и даже, как показалось Далливану, пробовал воздух на вкус, как это делают змеи, и возвращался в исходное положение, пряча от яркого света чувствительные глаза. Как успел выяснить посол, на свету дейм видели просто отвратительно, но это почему-то совершенно не мешало им ориентироваться в пространстве.

— С-скоро, — довольно протянул Каммэ, нарушая молчание, в котором они пребывали с того самого мгновения, как поднялись на площадку. Далливан кивнул, принимая информацию к сведению: сам он даже не рассчитывал заметить приближение дейм, хотя и хотел бы узнать, как это определил Каммэ. Но вероятность того, что резидент расскажет хоть что-то, была крайне мала. Далливан не раз задавался вопросом, как же Самместу удалось вытащить из этого создания настолько много. И что он такого сделал, что до сих пор, вспоминая старого посла, Каммэ использовал уважительное «а’сэйе».

Далливану показалось, что краем глаза он заметил какую-то тень на лестнице, ведущей на площадку. Он замер, напряженно всматриваясь и надеясь, что все-таки не моргнет в самый неподходящий момент, и увидел: размытая тень, взметнувшаяся пыль, и вот уже на площадке появился третий участник их маленькой встречи. Темные многослойные одежды скрадывали фигуру, нижнюю часть лица закрывала тканевая маска, которая являлась неизменным атрибутом уличной одежды дейм. Металлический рисунок на ней складывался в нечто, что при должном воображении можно было принять за когтистую лапу. Гость несколько секунд оставался неподвижным, будто давал себя рассмотреть, а потом откинул назад капюшон и отстегнул маску, позволяя увидеть свое лицо. Кажется, это означало отсутствие намерения нападать немедленно. Но Далливан предпочел бы, чтобы тот оставил на краю площадки хотя бы пару длинных клинков, что дейм носил на виду — это однозначно являлось бы мирным знаком.

Посол помнил, как Каммэ, характеризуя того, с кем им предстояло встретиться, назвал его «полукровкой», и сейчас невольно пристально рассматривал лицо гостя, сравнивая его то с манш'рин, на которых насмотрелся на балу, то с Каммэ, то с самим собой. С некоторым удивлением Далливан осознал, что если раньше все дейм казались ему на одно лицо, то сейчас он видел некоторую разницу. Во всяком случае, тот, кто стоял перед ним, совершенно не был похож на тех, кого ему довелось видеть раньше, но при этом сомнений в принадлежности их к одному народу не возникало. И ничего такого, что могло бы заставить предположить, что где-то в родне их гостя затесались люди. Возможно, говоря «полукровка», Каммэ имел в виду нечто совершенно иное.

— Знакомьтесь, сэйе, — Каммэ позволил им всласть наиграться в гляделки, прежде чем снова заговорил, — перед вами кири Л’ла’ар’ассан’сэен, — слово перекатывалось на языке будто ворох сухих снежинок. Далливану оно казалось искаженным эхом.

— Ларсен? — с некоторой заминкой повторил он, практически сразу понимая, что произносит совершенно не то, что слышал только что.

— Ла-ар-сен, — Каммэ тихо рассмеялся, — пожалуй, по-вашему так и будет. Ларсен, — повторил он еще раз, будто произнесение этого слова доставляло ему необыкновенное удовольствие.

— Л"иэт’тэа’та’э, напомни, почему я не должен тебя убивать? — Далливан вздрогнул, услышав голос: он на мгновение забыл, что на площадке был кто-то третий. Ларсен странно растягивал слова, будто пытался вставить между ними больше звуков, чем требовалось.

— Без меня — не договоритесь, — Каммэ заговорил привычным сухим тоном и наконец-то стек со своего камня, устраиваясь напротив Ларсена прямо на камнях площадки. Мгновение помедлив, Далливан последовал его примеру.

— Мы целим в одну мишень. — Ларсен уселся на камни так, что их глаза оказались на одном уровне. Далливан на мгновение задержал на них взгляд, но тут же отвел в сторону: глаза Ларсена казались подернутыми какой-то белесой пленкой, расширенный зрачок не позволял разобрать цвет радужки, а от общего впечатления взгляда «сквозь» и вовсе хотелось передернуть плечами. Каммэ выглядел намного более привычным образом. Во всяком случае, с глазами у него все было в порядке — насколько мог судить Далливан.

— Возможно, — посол сдержанно кивнул, прокручивая в голове то, что успел узнать от Каммэ про этого Ларсена.

— Так что это за группировка? Им можно доверять? — Далливан уже успел несколько раз пожалеть о своих легкомысленных словах, но отказываться от них не собирался. Или, во всяком случае, хотел вначале все взвесить.

— Доверять никому нельзя, — Каммэ фыркнул, будто посол сказал совершеннейшую глупость, — но их можно использовать. Если конечная цель и не совпадает, то промежуточные могут оказаться очень близко.

— И что же это за конечная цель? — Далливан чувствовал, что резидент словно избегал какой-то темы, ходил вокруг да около, не желая говорить.

— Сами спросите, сэйе, но не думаю, что вам ответят. Никто не раскроет ладонь сильнее, чем требуется. Но и вас не спросят слишком о многом. Или вы готовы рассказать… все? — Каммэ рассматривал его с каким-то болезненным любопытством.

— Нет, — Далливан покачал головой: он почувствовал — здесь не обойдешься словами об Иерархии, все — это значит все. Не больше и не меньше.

— Тогда не требуйте от других больше, чем готовы им дать. Они пойдут до конца, это все, что необходимо знать. Насколько это заслуживает доверия…

— Как… высоко вы целитесь? — разговаривать в подобной манере для Далливана было непросто, но игра велась по правилам, и их требовалось соблюдать. Прямота — вопрос доверия, чем больше доверие, тем сильнее касание и выше опасность. Эту фразу Каммэ посол не очень хорошо понял, но решил просто принять к сведению. Почему-то ему показалось, что тот говорил о какой-то вполне конкретной опасности.

— До Фаэн нам не дотянуться, но если найти подходящую стрелу — Лотеа падет, — Ларсен ответил не сразу, Далливану подумалось, что тому тоже тяжело подбирать слова. Нелюбовь к хождению по кругу или просто недостаточное знание языка? Насколько он знал, словом «Фаэн» дейм называли солнце. Можно было догадаться, что так витиевато Ларсен обозначил Императора, но кого он мог назвать Золотой Луной? Далливан задумался, пытаясь разом вспомнить все, что знал о второй луне их мира. В Иерархии ее иногда называли Оберегающей, но в Империи дело могло обстоять совершенно иначе. Он искоса глянул на Каммэ, ища подсказку — тот, несомненно, понял, о ком же идет речь — но Каммэ лишь едва заметно кивнул, вероятно, подтверждая, что цель более чем достойная.

— Этого будет достаточно?

— Это будет началом, — Ларсен едва заметно улыбнулся.

— Началом чего?

— Хаоса, — Каммэ нарушил молчание, заговорил медленно и размеренно, чуть подавшись вперед, — возможно, а возможно и нет. Одна скрепа из пяти не даст того, что ты хочешь.

— Если Лотеа погаснет, Фир рухнет на головы всем, кто не успеет убраться подальше. И тогда… может не удержаться даже Фаэн.

— Ты этого не увидишь.

Л"иэт’тэа’та’э приблизился, переходя допустимую границу. Но опасности Л’ла’ар’ассан’сэен не ощущал, лишь жадное игривое любопытство с терпким запахом крови и скрипучих песков. Л"иэт’тэа’та’э предвкушал смерть и если сожалел, то лишь о том, что его не будет рядом, чтобы насладиться видом крови.

— Не понимаешь? — ощущение превосходства, танцующей вокруг реальности и ее ужасающей пустоты. Круговерть вечного движения, которое застыло, вместо того, чтобы наконец-то рухнуть в бездну. Л"иэт’тэа’та’э не чувствовал, не видел, как бы ни хотел — слишком далеко от них и слишком близко к этим странным созданиям, так отчаянно цепляющимся за собственные жизни.

— Не хочу, — реальность шевельнулась, гулкое марево вокруг словно сжалось, вливаясь сыпучим песком в уши, заставляя кровь быстрее нестись по жилам. Опасно. Завораживающе красиво, но ужасно скоротечно.

— Я не выбирал пустоты. И этого более чем достаточно, — марево рассыпалось, опадая колкими сухими снежинками. Белое и черное, перечеркнувшее алое, что ему не дано было видеть.

Далливан увидел только, как два силуэта чуть смазались, начав какое-то движение, самым краешком глаза он будто снова видел искры: алые, белые и черные, что на мгновение столкнулись, зашипели и исчезли. Слова, едва достигающие слуха, и снова отвратительное чувство того, что совсем рядом с ним проходит нечто важное, но он его не может не только понять, но и разглядеть. Да и вообще не уверен, что ему не померещилось — сколько оно длилось: один удар сердца или меньше?

— Что ты скажешь? — Ларсен выглядел также, как в начале разговора, и Далливан практически уверился в том, что ему померещилось.

— Я тебя услышал. Пока этого достаточно.

* * *

После столь длительного пребывания на солнце Далливану хотелось только одного — сунуть гудящую голову в холодную воду и оставить там, пока мысли не прояснятся. Но вместо этого приходилось заниматься делами. Он обдумывал состоявшийся разговор и надеялся, что в ближайшее время все-таки увидит Каммэ, который ухитрился практически раствориться где-то в переулках, стоило им немного углубиться в город.

Впрочем, к этому разговору тоже стоило подготовиться, и теперь Далливан опять перебирал записки Самместа, пытаясь отыскать там хоть какую-то информацию о лунах и представлениях дейм о них. Единственная информация, которую ему удалось почерпнуть, заключалась в том, что «Фир» дейм называют Белую Луну — самую ближнюю из всех. Но как это было связано с разговором, а главное, зачем этот самый Фир куда-то обрушивать, оставалось за гранью его понимания.

Каммэ против обыкновения появился вскоре после полуночи. Золотая Луна как раз начала свой путь по небу и ярко светила во все окна посольства Иерархии.

— Любуетесь? — Каммэ остановился у стены, разглядывая одну из гравюр.

— Что означает Золотая Луна? — Далливан обернулся. В кабинете было недостаточно света, чтобы как следует рассмотреть лицо Каммэ, но он уже начал привыкать к этим разговорам, полным теней и недомолвок. Как он убедился — даже под ярким солнцем их было не меньше.

— Лотеа… Крадущая сны, пастырь и палач, — Каммэ все также пристально рассматривал гравюру, будто искал там нечто невероятно важное для себя, — скажите, сэйе, что рассказывают о лунах ваши сказки?

— Сказки? — Далливан удивленно посмотрел на Каммэ: более странного вопроса он еще не слышал. — У нас говорят, что Белая Луна — Рука Исцеляющая, Золотая — Оберегающая, а Пламенная — Карающая. И она появляется только если действительно нужна.

— Вот как, — Каммэ наконец-то оторвался от гравюры и сделал несколько шагов к Далливану, — тогда не буду мучить вас старыми историями. У нас считается, что Лотеа приносит бессонницу. Крадет сны. Поэтому Золотая Луна — это Тень. И если… Ларсен до нее доберется, это и впрямь многое изменит.

— Почему вы находите это имя таким забавным? — Далливан прекрасно понимал, что спрашивать следовало совсем об ином, но не смог удержать любопытство.

— Это действительно очень смешно. Видите ли, сэйе, наш общий друг вполне мог бы зваться а’даэ, если бы нити распределились иначе. И он, вероятно, думает, что это все-таки соответствует действительности. Но он всего лишь… Ларсен. И ничего больше. Напоминать ему об этом — действительно забавно.

— Вы жестоки, — Далливан чуть нахмурился, но удивления от того, что Каммэ находит приятным тревожить чужие раны, не испытал: в этом он и на собственной шкуре убедился, — он э-э-э бастард? Вы назвали его полукровкой…, — обращение "а'даэ", использованное Каммэ, говорило о том, что Ларсен мог бы возглавить какой-то клан, быть манш'рин, но вот какой — этого Далливан не мог понять.

— Что? — Каммэ нахмурился, пытаясь осознать незнакомое слово. — Поясните.

— Ну рожденный вне официального брака, — Далливан пожал плечами, не понимая, почему такое простое слово вызвало столько затруднений.

— Нет, что вы, — Каммэ выглядел по-настоящему шокированным, будто Далливан сказал нечто настолько невероятное, что пошатнуло резиденту картину мира, — у его матери был внешний договор. Она из Глассиар-арон.

— Не слышал, — Далливан нахмурился: все-таки арон он выучил наизусть, и Глассиара среди них не было.

— Глассиар-арон не существует больше, — Каммэ качнул головой, — так же, как и Рагал-арон. Север достался Империи слишком дорогой ценой.

— Так он… из северных? — это было новостью. Далливан слышал только об одном из них: даэ Кацат, Воля Императора, хотя в записях Самместа не было названия клана, к которому тот принадлежал. Правда, на Кацата Ларсен не был похож совершенно.

— Да, их мало, но они все еще живы, — Каммэ произнес это так, будто сей факт приводил его в недоумение.

— Вот как, — Далливан потер пальцами переносицу, возвращаясь мыслями к тому, ради чего весь этот разговор начался, — так что даст смерть Тени?

— Это пошатнет равновесие больше, чем смерть любой другой Длани. Владыке некем ее заменить.

— А… Фир? — Далливан никак не мог понять, что такого может быть в одной женщине, чтобы ее смерть могла породить хаос.

— Белая Луна и… нет, — Каммэ вдруг решительно качнул головой, — это дело северян, и нам не стоит вникать в него слишком уж глубоко. Довольно с вас будет и Золотой.

— Вы полагаете, что у них может получиться? — посол подавил рвущиеся наружу вопросы: он уже научился определять, когда Каммэ бесполезно о чем-то расспрашивать — тот говорил ровно столько, сколько хотел, и ни слова больше.

— С вашими клинками им не потребуется больше одного удара. Этого будет вполне достаточно.

* * *

За ярким светом Лотеа свечение Фира практически терялось. Но когда Л’ла’ар’ассан’сэен смотрел на него, белый свет казался намного ярче и ближе золотого, который его глаза не могли различить. Когда-то давно он слышал старую сказку о том, как Крадущая сны, желая лишить всех надежды и возможности следовать своей дорогой, собрала светлячков и заперла их в большой фонарь, который носила на поясе. Светлячки бились в стенки, рвались вниз, но золотая цепь держала их слишком прочно. Когда-то ему думалось: неужели ни у кого не хватило смелости перерубить цепь? Теперь все это казалось глупыми старыми сказками. Но кто бы мог подумать, что именно у него будет шанс сломать другую цепь — ту, что все эти годы сдерживала надежду Севера, его первого и последнего короля?