Осколки (гет)

Топкие болота продолжали жить своей жизнью — где-то там феи-малютки давали жизнь цветам и травам, а переселившиеся сюда люди добывали пропитание или рассказывали о земледелии фейри, никак не желающим брать в толк, зачем брать у земли больше, чем она и так дает.

Однако у Темного Пруда стояла тишина. Место это считалось мрачным, и не всякое существо решалось забрести сюда. Разве что тролли-ежи, по натуре своей такие же мрачные и ворчливые, чувствовали себя здесь как дома. И Малефисента.

Прежде, до того, как в жизнь ее проникло маленькое Чудище, она часто приходила сюда, когда желала побыть одна, хоть ворон с чисто птичьим упрямством следовал за ней. Она злилась, и частенько грозила ему всеми карами, до каких только могла додуматься. И вот, чуть ли не впервые за много лет, она была здесь действительно одна. Нет, конечно, не впервые, но теперь одиночество это чувствовалось особенно остро.

Раненое крыло вытянулось по земле. Рана была не слишком серьезной, но болезненной, так что на время фея вновь прикована к земле. У нее опять отняли крылья, что служили ей верой правдой. Никогда не подводили... Малефисента редко позволяла себе плакать, но сейчас слезы будто поднимались из глубины, напирали, и она сдалась. На берегу Темного Пруда некому было стать свидетелем ее слабости. Больше некому.

Она взглянула на свое отражение и невольно вздрогнула. Последний раз она видела себя такой же разбитой в этом самом пруду после неудачной попытки снять с Авроры заклятие.

Да, у нее еще есть Аврора, есть Топкие Болота, и сейчас и тому и другому угрожает опасность. Она не имеет права на слабость.

Когда Малефисента вышла на поляну, служившую для скрывавшихся в болотах людей местом сбора, она излучала спокойствие и уверенность. Сейчас здесь были не только люди, волшебный народ тоже собрался во всей красе. Все притихли, все с замиранием сердца ждали, что кто-то примет за них решение, скажет, что делать... Видать, такая уж у нее участь.

Малефисента вышла в центр, чтобы ее было видно и слышно со всех концов поляны.

— Слушайте все! — начала она громким голосом, как некогда говорила с невеждами-королями. — К нам движется опасность, возможно, больше любой, с которой мы сталкивались прежде. Прежде нашими врагами были люди, сейчас же это сила, которая сильнее их. И сильнее магии.

Среди волшебного народа пронесся тревожный шепоток. Что же эта за сила и как бороться с ней, если магия — основа самой жизни фейри?

Малефисента и сама не знала ответов, но давать слабину не имела права — если люди и фейри усомнятся в ней, то вовсе падут духом, а этого допускать нельзя.

— Но мы стояли раньше, выстоим и сейчас. Потому что теперь мы вместе, — она повернулась к людям. — Когда вы пришли сюда, наш народ принял вас, научил жить на болотах по нашим законам. Теперь я прошу вас научить нас сражаться оружием и хитростью, чтобы мы могли защитить наш общий дом, даже если магия станет нам недоступна.

Собравшиеся на поляне люди переглянулись. Среди них почти не было воинов, все больше крестьяне, их бы самих кто сражаться научил.

Вперед выступил старый охотник.

— Как я понял за время, что провел здесь, вам не по нраву калечить деревья, но для луков нужна свежая тисовая древесина.

Малефисента вздохнула — она знала, что придется идти на некоторые жертвы, но делать это было все равно тяжело.

— Я исцелю деревья, насколько смогу. Берите то, что нужно, но не больше необходимого.

— А то, что создано магией, но само по себе не магическое, против этой силы тоже бессильно? — подал голов кто-то из волшебного народа.

Малефисента задумалась. Заклятие памяти, наложенное на Аврору, подействовало на королеву Ракара, да и когда они разговаривали в молельне, колдовать Малефисента не могла, но ее измененная магией одежда не торопилась принимать прежний облик.

— Нет. Как создана вещь, неважно, если она не хранит в себе магических свойств, она столь же реальна и действенна, как то, что сделано человеческими руками.

— Тогда мы можем основательно подготовиться!

— Но мы не умеем делать оружие, — возразило одна из фей-малюток, — оно такое гадкое, фу!

— Научимся! — продолжал стоять на своем первый фейри. Похоже, это был маленький болотный тролль — только они могут быть такими упрямыми.

— Вы и не обязаны делать оружие, по крайней мере, такое же, как человеческое. Вы не люди, ваша сила не в этом.

Все, включая Малефисенту, повернулись к новому голосу. Она не видела Аврору с тех пор, как они вернулись под защиту терновой стены, и тогда она была заплаканной и разбитой. Сейчас же по поляне опять шла королева, и во взгляде ее появилась решимость и новая, несвойственная ему жесткость.

— Люди могут научить вас сражаться без магии, это правда, — продолжала она, — но вы не должны точно повторять то, что делаем мы. В ваших силах по-новому воплотить старые охотничьи трюки, а может и найти им иное применении. Против нас сражаться будут тоже люди, и они тоже могут знать эти трюки. Так удивите их, а мы вам в этом поможем.

Волшебный народ оживился и дружно загоготал — они уже представляли, как изменятся или улучшатся человеческие приемы. В такой воинственном настрое мирного, в общем-то, народа, было что-то неправильное, и Малефисента взирала на них с грустью. Но так уж было нужно. Да и ей ли судить за подобное?

Куда неправильнее была эта воинственность у Авроры.

Фея не отрывала от воспитанницы взгляда, пока та шла к ней по поляне. Перехватив этот взгляд, Аврора чуть улыбнулась, отчего лицо ее опять стало лучиться жизнью. Однако тень печали так и не покинула его до конца.

— Я думала о твоих словах, — ответила Аврора на невысказанный вопрос крестной. — Кажется, я только сейчас до конца поняла их. В этом мире действительно есть зло. И мы будем с ним бороться.

* * *

Следующие несколько дней работа на болотах кипела. Дело нашлось даже кучке высокородных трусов — хоть они и не скрывали, что не очень то верят, что подобный сброд может обеспечить оборону, как люди образованные, о тактике они кое-что знали, и с нескрываемой гордостью своими познаниями делились.

Филипп обучал тех, кто имел хоть какое-то понятие об оружии, держать меч, или, на худой конец, крепкую палку — в умелых руках даже она могла стать грозным оружием. Вот только на то, чтобы сделать эти руки умелыми, катастрофически не хватало времени. Впрочем, он эту деталь не озвучивал — среди оставшейся на Болотах знати сложилось своего рода негласное соглашение: они не говорили ничего, что могло напугать народ или заставить его паниковать. Им важно верить в собственные силы.

После вопроса маленького тролля Малефисента сделала стену еще толще и непроходимее — сама по себе она была преградой немагической, хоть магией и создавалась, и даже если Дорика обратит терн в камень, ее людям придется долго через него пробиваться. Фея закрыла все ходы, через которые стражи проводили людей в топи. Все равно у замка, как она лично убедилась, свободомыслящих не осталось, а значит и в тайных ходах смысла нет. Стражей с той стороны она тоже отозвала — она не могла допустить, чтобы Бальтазар или кто-то из его сородичей тоже разлетелся на осколки...

Малефисента прогнала навязчивые воспоминания, сейчас они только мешали. Раненое крыло послушно складывалось за спиной и раскрывалось, но все еще болело, так что держаться на лету было тяжело. Малефисента обходила свои бывшие владения пешком. Опять. Первое время куда бы она ни пошла, она всюду брала с собой кого-то из маленького народа — их болтовня отвлекала от собственных мыслей, — но вскоре обнаружилось, что как только те выговаривали все, что у них на уме, в феях всех мастей просыпалось любопытство, а стоило Малефисента отказывалась продолжать разговор, к любопытству добавлялась еще и жалость. Это было уже совсем невыносимо! Уж лучше ненависть и страх, что она вселяла раньше — они были отличной броней от чужой жалости. Но их она позволить не могла, им с Авророй еще вести фейри в битву. Так что просто предпочла одиночество.

Она смертельно устала от борьбы, и в этом была даже некая ирония, ведь последние семнадцать лет именно борьба была смыслом ее жизни. Ну, по крайней мере бо́льшую часть этого времени. Сейчас же Малефисенте мечтала лишь, чтобы все побыстрее прекратилось, и даже не важно как...

Она крепче сжала маленький осколок — самый кончик крыла, единственное, что она сумела подобрать во время бегства из замка — и отогнала очередную неуместную мысль. Она будет бороться столько, сколько нужно, она отомстит. Не за себя, так за других. Вот только что потом?

У нее была Аврора, были Топкие болота, был волшебный народ, однако одиночество цепко угнездилось в сердце, и если прежде, после предательства Стефана, оно питало ее, придавая силу и злость, то теперь будто высасывало их, сколько бы Малефисента ни старалась их воскресить. Она только казалась сильной и воинственной. На деле же это теперь удел ее воспитанницы.

Она забредала в самые укромные и неспокойные уголки волшебных болот, лишь бы выгнать из души это отвратное чувство, найти покой. Но оно не уходило.

* * *

Вот уже несколько дней собравшиеся у терновой стены люди тревожно перешептывались и оглядывались, заслышав любой мало-мальский шорох. Стена двигалась и разрасталась, то тут, то там поговаривали про двигающиеся деревья и прочую жуть. Для бывалых солдат, штурмовавших Болота еще под командованием Стефана, подобное было не ново, да и рыцари Ракара принимали происходящее с ледяным хладнокровием. Только вот таких среди собравшихся можно было пересчитать по пальцам, основную же массу составляли крестьяне, к чертовщине не привыкшие.

Нет, бежать они и не думали, но волнение не добавляло армии боевого духа, и чем дальше, тем больше охватывало оно народ — они жаждали видеть ту, ради которой терпят такой страх и готовы вот-вот пойти на смерть. И она пришла к ним.

Толпа послушно расступалась перед ней, как, впрочем, и всегда, куда бы не пошла королева Дорика. По пятам за ней следовал один из рыцарей, несший в руках резной ларец. Несколько любопытных пытались было заглянуть в него, но сникали под предупреждающим взглядом.

Она шла по узким полоскам жухлой травы в своем белоснежном платье, и край подола чуть запачкался от грязи вокруг — постройка боевых машин никогда не было чистым занятием. Однако шла она босиком, и завидев это, подданные еще ниже опускали головы, а некоторые даже пытались бросить ей под ноги плащи и другую одежду, чтобы Дорика ненароком не поранилась об острые щепки.

Но Дорика не знала ни заноз, ни ран от создания природы, списывая это на небесное свое происхождение, так что и сегодня решила не отступать от привычного склада, хоть верный Фернан и уговаривал ее не рисковать. Все же болота подчинялись темным силам, и природа здесь могла оказаться чуждой, злой. Королева лишь отметила, что верный рыцарь неправ, природа едина везде, как и ее суть.

Дорика остановилась лишь у самой стены, так близко, что толпа охнула и готова была кинуться ей на выручку, если один из шипов только заденет нежную кожу.

Она повернулась к своим подданным и заговорила:

— Знаю, вы боитесь, но я пришла успокоить вас — наше дело правое, а значит высшие силы не оставят нас. Когда-то я не понимала, почему Создатель отправил меня на землю с ее несовершенствами, практически лишив сил исправить их? Но вскоре я узнала, что ошибалась, просто не всегда силы, которые нам даны, исходят изнутри. Мне дана была сила, слишком губительная для обычных людей, но подходящая для созданий высшего рода. И сегодня вы увидите всю мощь этого дара.

Она протянула руку к рыцарю, и тот поспешил склониться перед ней, чтобы правительнице удобно было дотянуться до его ноши. Она положила ладонь в ларец, и из него тотчас вырвалась голубая искра, и устремилась к стене. Она разрасталась, и вот уже целое пламя плясало на терновнике, и грозные иглы чахли и ссыхались там, где оно касалось их. Когда причудливый голубой огонь прогрыз путь на несколько метров, армия возликовала. Дорика отступила, давая своим отважным воинам дорогу. Лишь об одном попросила она их — оставить болотную ведьму невредимой. Той предначертано было занять место в ряду статуй, осмелившихся бросить вызов Ракару.

За последние дни стена разрослась, стала толще и гуще, но пламя пожирало ее метр за метром. Но вот что-то пошло не так. Пламя начало угасать. Сначала народ только обрадовался этому, решив, что выход близко, но когда последние искры потухли, они оказались перед все таким же густым терном. Люди озадаченно заозирались, не нашел ли огонь лазейку, но стена была лишь обожжена, не более. Но не могла ведь королева допустить ошибку, подобная мысль сама по себе казалась кощунством. Выход должен быть близко! И вот один из воинов — молодой крестьянин, всего пару дней как взявший в руки меч, с диким криком кинулся на стену и вонзил острие в ближайший стебель. Тот уже пострадал от магического пламени, так что легко поддался. Тогда и бывалые воины, воодушевленные, что стена не дает отпор, как когда-то, присоединились к юноше и начали безжалостно рубить и кромсать толстые ветки.

Первый рубеж — обожженные ветви — был уже пройден, топоры и мечи вонзились в свежие, неповрежденные стволы. Стена зашевелилась. В первый момент возбужденные успехом люди даже не заметили этого, осознание происходящего пришло к ним только когда один из стенорубов так сильно замахнулся топором, что по инерции развернулся — как раз вовремя, чтобы увидеть, как две растущие и наливающиеся на глазах ветки переплетаются, закрывая им обратную дорогу. Он вскрикнул и бросился к новой цели, но она оказалась не одна — по всей длине выеденного огнем туннеля ветви пробивались сквозь обожженных сестер и латали брешь. Люди оказались в ловушке посреди живой стены, созданной лишь для одного — не пропускать врага. Они быстро оставили попытки выбраться — это было уже невозможно — и собрались в круг в центре оставшегося у них уголка, пытаясь не подпустить к себе ползущие ветви. До некоторых добирались молодые побеги, и они падали замертво от укола зачарованных шипов, но большинство продолжало бороться. Надо только продержаться, пока королева не придет и не освободит их...

Дорика наблюдал за происходящим совершенно бесстрастно, лишь чуть поднятая бровь выдавала ее удивление. Когда она только увидела молодую поросль, выбивающуюся по краям прожженного туннеля, она тут же вновь опустила руку в ларец. Ничего не произошло. В первый момент она сама поверила, что огонь сделал свое дело, и ее армии осталось лишь внести последние штрихи, однако она ошиблась — огонь погас не поэтому. Неужто твари с болот нашли чары, способные противостоять силе кристалла?

Молодые ветви уже приняли прежнюю толщину и начали чернеть, а в глубине за ними раздавались отчаянные вопли и мольбы о помощи.

— Жаль. Каждая утраченная жизнь — невосполнимая потеря, — произнесла она оцепеневшим солдатам, оставшимся сторожить оружие. — Однако редкая битва с тьмой обходится без жертв. Но не волнуйтесь, я узнаю, что за черное колдовство на сей раз применила ведьма. Я даже знаю, кто сможет ответить на этот вопрос. Жизни, потерянные сегодня, не останутся неотомщенными.

Поле огласили восторженные крики — все знали, если королева сказала, значит, так и будет. За каждую отнятую сегодня жизнь болотные жители заплатят сторицей! Сейчас никому из них невдомек было, что через нескольких дней, когда эйфория от встречи с самой прекрасной женщиной на земле поугаснет, страх перед топями разыграется с новой силой.

Не знали они и того, что по ту сторону стены беглые люди и волшебные народ, вооруженные самодельными луками, с неменьшей тревогой ждали, что защищавшая их терновая стена вот-вот рухнет.