Великая древняя Зебрика. Часть вторая (джен)

Спорили обычно до хрипоты почти по любым поводам. Даже по вопросу наличия рабства, как и предсказывал Фессон. То есть, все сходились на том, что это ужасная мерзость, но те соратники, которые были «ближе к земле» — приехавшие из сельской местности, указывали: невольник с рождения вряд ли сможет собой правильно распорядится, того и гляди помрёт на вольных хлебах. Поэтому имеет смысл сохранить этот институт хотя бы в первые лет десять. Да и с добрым хозяином им будет лучше, чем со злым.

Впрочем, эту идею легко удалось забороть, хуже было с другими. И иногда перед сном Денкейн думала, что неплохо бы ввести для себя право вето на любое решение. В конце-концов именно ей отвечать, если что, за исход дела. Но утром, укрепившись духом, она отказывалась от такой идеи. Это обесценило бы само начинание. Практически, образовалась бы маленькая копия королевства, только богаче и с более мягкими законами.

Название «Республика золотого копытца» возникло стихийно. Понятно, неофициальное. На официальном уровне ни о какой «республике» речь не шла. Алое бы такого не потерпела. Поселок должен был называться длинно и скучно: «отдельное административное образование центрального подчинения».

Но все вопросы предполагалось решать голосованием. Как сейчас, на этапе подготовки, так и потом, когда «республика» станет реальностью. Правда, голосовать должны были не все, а только два десятка зебр — недавних студентов, которых Денкейн привлекла к проекту. Потом предполагалось завести ещё опытного врача и несколько учителей. Большие споры вызвал вопрос о наличии в посёлке служителей культа. Сначала большинство склонялось к тому, что предрассудки в «республике» не нужны, но Денкейн переубедила друзей, упирая в основном на факт, что это сильно не понравится правителям. В качестве компромисса для посёлка нашли двух совсем молодых и не чуждых прогресса жреца и жрицу.

До Денкейн доносились слухи, что пятеро или шестеро из участников памятного собрания на складе всё-таки организовали распространение листовок, хотя не столь радикальных, как ранние варианты. Как она и ожидала, виновных довольно быстро вычислили, но всё ограничилось высылкой в провинцию под надзор тайной полиции. Кобылка облегчённо выдохнула — она ожидала гораздо более суровых последствий и даже мысленно репетировала будущую защитную речь.

* * *

Перед утром Денкейн проснулась от кошмара. На улице ещё не рассвело, и кобылка вышла на балкон подышать свежим, пока прохладным воздухом.

Ей приснилась весенняя эпидемия, но во сне она была не такая, как на самом деле.

Весной вирус пронёсся по стране почти со скоростью лесного пожара, так что никто сначала даже не мог понять, почему не помогают перекрытые дороги и блокированные порты?

Денкейн выдернули тогда тоже ранним утром из дома. За ней примчалась молодая стажёрка с выпученными глазами и магическим «пыльником» на носу.

С юга шли панические доклады. К счастью номархам хватило ума передавать их телепатией через Гильдию, а страх перед властью оказался сильнее страха болезни, поэтому управление не было потеряно, и население не разбежалось куда глаза глядят, растаскивая вирус.

Впрочем, это всё равно не сыграло никакой роли — зараза играючи перепрыгивала воздвигаемые препоны, так что на кафедре биологии едва успевали отмечать поражённые провинции на гигантском и дорогущем сувенирном глобусе — другой карты у них не нашлось, а когда нашлось, глобус был всё равно уже безнадёжно испорчен.

Денкейн первая на кафедре догадалась, что заразу переносят с юга на север мигрирующие птицы, хотя практической пользы эта догадка не принесла. Теоретически можно было создавать в атмосфере пузыри горячего или, наоборот, холодного воздуха, или даже вакуума. Но Алое задала резонный вопрос — а что будет с урожаем, если уничтожить птиц или хотя бы воспрепятствовать их миграции? И велела не лезть не в своё дело, а разрабатывать лекарство. К счастью, оно не понадобилось, и болезнь исчезла так же внезапно, как возникла. Даже без особых жертв.

Денкейн поёжилась, хотя летняя ночь совсем не была холодной. С тех пор, как она узнала, что возбудителя создал её отец, кобылка по временам стала плохо спать. Всё-таки им привозили на кафедру для исследования биологический материал. В том числе трупы тех, кто оказался слишком слаб, или слишком стар. Впрочем, тогда она ещё не знала, что находится с вирусом, можно сказать, в родстве.

Сегодня же ночью ей приснилось, будто она бежит одна в пустом городе по направлению ко дворцу. Прямо как в тот день, когда был частично уничтожен общеобразовательный институт, а потом ищет во дворце отца, распахивая подряд все двери, и не может найти. Зато находит мёртвого Сирила и ту молодую лаборантку с вывалившимся языком, которой не помог пыльник. Уже отчаявшись во сне найти живых, Денкейн вдруг увидела в окно отца на лужайке перед дворцом. Они с Алое неторопливо удалялись. Кобылка побежала назад к выходу, хотя ноги переставлялись с трудом, как это бывает во сне.

«А вы куда?» — крикнула Денкейн. (И, вероятно, наяву тоже крикнула).

«А мы уходим. — Ответил Фессон, — вы ведь уже знаете, как надо».

Здесь она проснулась, но видимо, всё же не до конца, потому что выйдя на балкон, подумала:

«Может, установить всё же право вето на общие решения? Зайдём не туда, так хоть я одна буду виновата. Одна буду лежать с языком в пыли…»

И тут же встряхнулась.

«Да ты совсем с ума сходишь! Отдых тебе нужен, вот что. И лучше не в одиночестве… А сейчас — спать. До настоящего утра ещё часа два. И вообще, аристократы рано не встают».

За чаем Сирил сказал Денкейн:

— Я кстати, Белза видел на днях.

— И что он?

— Ну, я спросил, мол, ты как? Дурью маяться бросил? А то, глядишь, давай к нам, работы много…

Денкейн поморщилась, но ничего не возразила. Если проект станет расти, то таких психованных белзов будет у неё не одна дюжина, девать их некуда — придётся работать и с такими. Стало быть, надо на ком-то тренироваться.

— А он?

— Да, говорит, не до глупостей сейчас. Но и к вам не хочу, ваша затея, мол, это прошлое, а сейчас о будущем думать надо. Странно, правда?

— Более чем. Интересно, что же на его взгляд — будущее?… Ну да ладно. По крайней мере, он больше не замышляет убивать наместников, и то хорошо… Идём вниз.

Впрочем, Денкейн сделала заметку в памяти навести справки.

Гостиная на первом этаже теперь превратилась в некое подобие конторы крупного торгового дома. Всё свободное место было заставлено столами, заваленными книгами, свитками и чистыми листами бумаги. Только в одном углу, где было место Денкейн, оставалось немного пустоты, а рядом на тумбе лежал «итоговый свиток», куда заносили уже проголосованные правила будущей общины.

Кобылка вздохнула: она не думала, что сочинить справедливые и простые законы окажется настолько сложно.

Кроме всего прочего, они не должны были слишком противоречить общеимперским, иметь какой-то финансовый базис и быть понятными дремучим крестьянам. То что она восприняла как шанс утереть нос и королевским бюрократам и необузданным приятелям, на глазах превратилось в серьёзное предприятие, так что уже пришлось просить у отца дополнительные деньги и ещё добавлять своих, хотя большинство помощников сами были небедные, и не требовали жалования.

Понемногу начинали собираться участники проекта. На первую половину дня были запланированы прения по ряду новых решений, после обеда — свободное время для обдумывания и шлифовки формулировок, а завтра голосование. Поэтому сегодня пришли все, даже жрец и жрица из «конкурирующих фирм». Похоже было, что они нескучно провели вместе ночь. Впрочем, это было вполне в порядке вещей. Алое не запрещала своим служительницам фривольное поведение, а иметь много жеребят считалось добродетелью. Кроме того, все жрицы учились на акушерок.

«Впрочем, — подумала Денкейн, по привычке вешая на мачеху всех собак, — это королева сделала не от доброты душевной. Просто ей раньше нужно было много крестьян и солдат, а потом уже вошло в традицию».

Зато жрецы мужского пола в культе имени Алое должны были показывать пример высокой морали. С другой стороны, именно жеребцы занимали ведущие места в иерархии.

— Благословляю вас, друзья мои, и приветствую! — звучным басом возгласил дородный жрец, и слегка поклонился Денкейн. — Особенно вас, принцесса.

— Оставь, — махнула гривой кобылка, — ты знаешь, тут мало верующих в божественность моего отца.

— Это неважно. — Привычно ответил жрец. — Главное, вы выполняете его волю… А завтрак будет?

— Будет, — улыбнулась Денкейн, — желающих, как обычно, ждут на кухне… Но я хотела поинтересоваться: вы вчера делали, что я просила, или только..?

— Конечно, принцесса. Вот, несколько притч, обработанных для жеребят, с поучительными примерами.

— Хорошо. Положи мне на стол, я почитаю.

Это дело Денкейн полагала самым важным — правильное воспитание молодого поколения. И если даже со старым ничего не получится, то надежда не исчезнет. Стараясь лично охватить всё, она ездила в поместья к друзьям, и, изучая быт, ходила по крестьянским домам, где её никто не знал. Незнакомке с городским выговором, с дорогими сумками, причёсанной и вымытой, конечно, не доверяли; но главное Денкейн поняла: ей просто не отдадут жеребят в обучение, так как они должны работать. После этого предварительная смета выросла ещё на четверть, а сама Денкейн прониклась уважением к мудрости и цеховой солидарности магов. Одно из первых правил Гильдии уже лет шестьсот как гласило — в каком бы сословии не родился волшебник, он немедленно получает волю, образование и пропитание за счёт Гильдии. Впрочем, она испытала и некоторое раздражение, забыв о своём собственном магическом даре: мол, свой молодняк вы воспитываете, а на других — плевать? Денкейн рассердилась бы ещё больше, если б знала, что это правило, вступив на престол, придумала Алое, хлебнув горя в детстве. А все прочие немедленно скопировали, ибо это давало значительный прирост военной силы.

После обеда кобылка отправилась наводить справки. Почему-то у неё не шёл из головы утренний разговор с Сирилом. Потолкавшись немного в резиденции Гильдии, она довольно быстро выяснила прелюбопытную вещь. У Белза появился новый наставник. Не кто иной, как Дазо-Клетчатый. Конечно, для Белза это была фантастическая удача, но для самого Клетчатого… Вобщем, вряд ли он выбрал бы такого студента.

Денкейн легко объяснила бы себе этот факт, если бы Дазо был учеником её отца. После разбирательств с наместником Озёрного нома, Фессон в качестве утешения мог назначить наставником юноше одного из ведущих магов, чтобы тот ощутил свою значимость, увлёкся учёбой и не думал о дурном, но… Но Клетчатый был учеником Алое, а та наверняка сочла бы для Белза огромной наградой уже то, что лично король занимался его делом. И наверно, по мнению мачехи, юноша должен быть вечно благодарен, пусть даже разборки закончились ничем.

Денкейн, конечно, могла узнать об этом от самого Дазо, но с тех пор, как она переехала из дворца, они виделись редко.

Отметив в уме спросить Клетчатого при случае, она отправилась в библиотеку. Знакомый обещал сделать за полимпериала экстракт по известным истории примерам демократии и олигархии у разных народов, и чем это кончалось.