"Делай добро и бросай его в воду" (джен)

Лита! Самый жаркий, самый летний праздник колеса года! На Авалоне, по древнейшим традициям, отмечали восемь праздников, и в старые времена почти каждый из них посвящался какому-то богу. На Йоль и на Самайн дары приносили Коату. Просили за пропавших кошек, сжигали добрые записки для своих умерших родственников — считалось, что так те попадали прямиком к богу, а уж на месте Коат сам разбирался, передавать послание или нет. Если ты был праведен и искренен — он всегда передавал.

Имболк и Остара по праву принадлежали Тамас. Как бы светлы не стали эти весенние праздники со временем, превращаясь то в Пасху, то в Масленицу, но древние истории помнили те детали, что сжигаемое под блины и веселое улюлюканье на ярмарочной площади чучело масленичной девушки изначально было совсем не чучелом.

А вот Лита и Лунаса, или, как на островах стало принято называть этот праздник, Лугнасад, посвящались Кетцалю. Это были веселые дни и ночи, посвященные песням, кострам, угощениям, цветам и обрядам. Было совсем не стыдно уйти в лес на поиски цветков папоротника с любимым человеком у всех на виду или же пойти купаться голышом — Кетцаль был богом и продолжения рода тоже, в его дни можно было не стесняться наготы или проявления чувств.

Про богов сейчас мало кто помнил, но праздники на островах сохранились и по сей день в почти первозданном их виде. Сегодня в Небочесах был большой фестиваль: народные песни и танцы, домашние угощения, ярмарки и цирковые выступления. Побережье располагалось не так далеко от города, и до него долетали звуки праздника. Здесь горел веселый трескучий костер и ковром возле песка расстилались цветы: фиолетовые люпины и огромные, как блюдца, белые ромашки, полевые гвоздики, которых дети ласково называли "часики", и сизые плетистые розы, цветные шары циний и кружевные лапы бегоний. Июнь был порой цветения, и цветы занимали все пространство, которое только могли занять.

По морю вперед бежала золотая солнечная закатная дорожка. Само оно отражало небо, такое же цветное, как поляны побережья, и казалось нарисованным широкими мазками краски.

После непродолжительного, но крепкого сна сотрудник пребывал в хорошем настроении. Отличным его назвать было нельзя, постоянно мешали призрачные дети, кто-то гремел на кухне чашками, а новый постоялец Клоповни активно интересовался клеткой с хомяком. Пришлось временно его выселить, дабы решить проблему.

Помня вчерашние разговоры что про Ненеми, что про Кракену, Леон решил отправиться к побережью. И не прогадал.

— Погода-то хорошая, — приложив ко лбу ребро ладони, юноша сощурился от солнца, ощущая морской воздух, прелые водоросли и вкус соли, появившийся на языке.

Почему-то хотелось искупаться. Градиентом сухой песок переходил в мокрый, где-то валялись ракушки, коричневый краб быстро убегал из под шагов. Костёр, разожжённый кем-то неизвестным, подрагивал от потоков воздуха. Одноцветные для Лео цветы похрустывали под ботинками.

— Сегодня праздник? Поклонение какому-то из богов? — разговор с самим собой был куда приятнее, нежели с кем-то ещё.

В преддверии праздников даже воздух становится особенным, кружит голову, бегает мурашками и поднимает все волоски на теле дыбом, как будто всё замерло в ожидании чуда. Даже если не знаешь о торжестве, всё равно почувствуешь его приближение, как чувствуешь запах грозы или первые признаки весны в пробивающихся из сугробов подснежников.

Дубровский в честь особого дня приоделся торжественно — надел самую чистую рубашку и джинсы без дырок. Он добрался до побережья, шлёпая босыми ногами по самому краю прибоя. Кроссовки, связанные шнурками, весели у него через плечо. В заднем кармане штанов ждал своего времени завёрнутый в белый носовой платок камень Коата. Настроение у хронолога было до ужаса лирическое, он жмурился на закатное солнце, напевал под нос что-то тягучее, словно патока, поднимал в воздух фонтанчики брызг.

— Сегодня праздник в честь дня летнего солнцестояния, Лео, наслаждайся. Сегодня ничего дурного не случится, в день солнца по-настоящему дурных вещей не бывает, главное не ешь ромашки, и всё будет хорошо.

Марк пристроился неподалёку от костра так, чтобы накатывающий прилив трогал его за пятки, и запрокинул голову в небо.

— Добра. — Пробормотал дампир, не разбирая, кто услышит. — Я почти готов спрашивать, что вчера было, но слишком помню все.

Не сказать, чтобы Рико мучался похмельем после кражи божественного нектара, однако с непривычки слегка страдал. Может быть, от отсутствия продолжения банкета. Шел северсталец пешком, неторопливо, сосредоточенно, с восторгом ощущая напряжение мышц и крупинки песка под босыми ногами. Ветел продувал дыры на старых джинсах. Коляска пряталась в подпространстве, на всякий случай, но полукровка старался о ней не думать и не вспоминать: пора было уже приучаться передвигаться своим ходом. Тем более, что симбионт и демон на славу потрудились над восстановлением поломанного тела младшего близнеца.

МакАлистер нацепил сегодня кольцо, полученное в храме. Впечатления довольно ощутимо пошатнули мировоззрение дампира и отношение к богам. Пусть и не ко всем, а только к лично встреченным. Аэромант остановился в полосе прибоя и устремил взгляд к горизонту, где встречались небо и море.

Что бы сегодня ни случилось, Руфи знала, что не будет жалеть о том, что пришла сегодня к побережью. Вчерашняя прогулка и сегодняшний уход из обителя Коата оставил после себя смешанные впечатления, легкое головокружение и множество воспоминаний. Но, не смотря на все это, девушка не желала пропустить и сегодняшний праздник, и сегодняшнее дело, если таковое будет. Придерживая шляпу рукой, она вприпрыжку подходила ближе к побережью, чувствуя запах морской воды и слыша доносящиеся звуки, в такт которыми и двигались ее бедра. Казалось, что сегодняшний день должен принести только радость и хорошее настроение, но волнение все еще тревожило Руфи, не позволяя расслабиться как обычно. На этот раз ее кинжал был спрятан в ножны и висел на поясе широких брюк.

— Привет! — широко улыбнувшись, девушка посмотрела вдаль и залюбовалась открывающимся перед глазами пейзажем. — Как красиво здесь!

Она давно так не восхищалась чему-то, постоянно пропуская все красоты природы мимо, зацепляясь за детали и уделяя внимание лишь им.

От фестиваля хотелось бежать как можно дальше, но не явиться на побережье сегодня не позволяло природное любопытство, которое сожрало бы заживо, проигнорируй северсталец такой день. Он и без того слишком долго обходился без знакомств с кракенами и прочими прелестями местных морей.

Коты были расквартированы, накормлены, познакомлены с местным тираном и подносами, так что с чистой совестью Блимм лениво шел по пляжу, черпая кедами песок и страдая от жары. Поумнеть со вчерашнего дня он не поумнел, а потому тащил с собой не что-то ценное, а вполне себе небольшую банку лечебной грязи. Саппорт из него, конечно, был откровенно плох, но бальзамировщик руководствовался логикой, что какую вещь не возьми — именно она и не пригодится. После трех подозрительно тихих дней все же ожидалось что-то такое. Не могло же лето на островах пройти мирно с танцами у костра и раздачей котиков.

— Вижу вас, как наяву, — приветственно махнул рукой северсталец уже собравшимся сотрудникам, удобно устраиваясь прямо на песке.

За время короткого отдыха, Доминик успел отъесться, взбодриться и переодеться. Зачем ему универсальный комбинезон на пляже? Долой его! Да здравствует ярко-красная цыганская рубаха от Ванечки, шорты по колено, соломенная широкополая шляпка и кеды, ныне связанные шнурками и висящие через плечо. При себе мальчишка имел все тот же телепортационный кристаллик и запас отличного настроения. Море, праздник!

Как всегда это бывало в непосредственной близости от воды, юный гидромант чувствовал прилив сил. Он весело мурлыкал песенку и со жгучим удовольствием топал по влажной линии прилива, зарываясь с мокрый песок босыми ногами. С надеждой обозревая водный простор, Ник планировал искупаться, только потом, позже, когда выяснит причину всех своих мытарств за последние дни. Ощущения приближающегося финала и разгадки таинственного поведения Эрика будоражили кровь не меньше, чем предвкушения летнего празднества. Вернут ли они кольцо Ненеми? Что после этого будет?

— Привет, ребята. Вроде бы недавно виделись, а такое чувство, будто месяц прошел.

Приплясав поближе к собирающейся группе прочих заинтересованных, Никки уселся на теплый песок и глубоко вдохнул. После подземного дома Коата, побережье казалось отдельным сортом рая на земле.

Уходя их Общего Зала, ведьма отела выспаться и вообще никуда больше не ходить сегодня. В итоге Саша, в общем-то, не спала, только смыла кошачий дух, всюду ей мерещившийся, поела и постаралась устроить кота — так, чтобы ее не выгнали из общежития, когда она вернется, если вернется, конечно. Ранки на подбородке девчонка обработала перекисью и на этом сочла заботу о себе выполненной. И все-таки пришла — ей вовсе не хотелось оказаться тем, кто не сумел преодолеть последнюю милю.

Пока она не жалела. на побережье было очень красиво, особенно море. Алкароска едва помнила, когда его видела в последний раз, но, по крайней мере, тогда было весело. Сегодня оно отражало яркое оранжевое небо и кое-где свет костров.

— На всякий случай привет всем, хоть и недавно виделись, — чуть рассеяно поздоровалась она, почти завороженно наблюдая за набегающими друг на друга волнами.

— Отдохнул, значит, — усмехнулась смуглокожая Юго, проходя рядом с Домиником. Настроение было прекрасное, хотелось прямо здесь танцевать босиком по песку, жарко целовать всех в щеки, хватать за руки и шутливо толкать в воду.

— Отличного всем вечера, чертяги. Сегодня будет круто, я уверена, — уже ко всем обращаясь, весело поздоровалась Южная, поправляя цветастый в пол сарафан. В платье она выглядела нелепо, как несформировавшийся до конца подросток, но её уверенность могла снести с ног, так что нелепость была за этим незаметна.

Девчонка уже заметила, что успела привязаться к этому сволочному коту, который по дороге так увлекся какой-то белобрысой кошечкой, что шмыгнул с плеча раньше, чем она успела сказать "Бабник!". Но отчего-то Шиман знала, что он вернется, это был теперь её кот, а она была его человеком. Вот вам и серьезные отношения, карьера сильной и независимой. "К черту", — подумалось Ветру, когда она взглянула на линию заката и поправила ножик МакАлистера, что скрывался в хлопковой ткани платья.

Место сбора Ася нашла по запаху, напоминавшему больше запах палок-вонялок, когда их поджигаешь.

— Сегодня очень много солнца, — сообщила Тургенева очевидный факт, пряча маховик времени, одолженный у Дубровского, в карман весенней куртки. — Так много, что люди сто тыщ лет назад эту закономерность выявили и начали ее отмечать как праздник. Не уверена, что прямо точно сто тысяч лет ровно, но неточностями можно пренебречь.

Выпускница, как полагается принцессам в сказках, пропустила часть, где герои усиленно спускались в подземные царства и боролись с драконами. Правда, принцессой она не была, в сказке не жила, пропустила не специально и пришла как смогла, так что считала свои полномочия выполненными.

От костра шарашило жаром, а вечер и без того был весьма теплый, так что Ася отошла от костра на приличное расстояние, стянула куртку и принялась усердно обмахиваться левой ладонью.

Лита, Лита, прекрасный праздник, светлый, радостный, напоминающий о лучших днях, проведенных на островах, и о домике на берегу озера. Толком не отдохнув, лишь переодевшись и освежившись, оружейники поспешили на берег моря, чтобы успеть до начала основного действия, полюбоваться кострами и послушать шелест волн. Чайка отыскала в сумке металлический стаканчик и простерилизовав его в огне, набрала воды из ручейка и нагрела в костре. Разве немного счастья будет лишним? Да и просто, почему бы не выпить пахнущей травами и костром, а потому такой вкусной воды, разделив ее с самым близким человеком?

— Угощайся, — протянув стакан с удачливой водой оружейнику, она провела пальцем по резьбе храмового кольца, которое она так и не снимала со вчерашнего дня.

— Благодарю, — ирландец коротко кивнул, принимая стаканчик и отпивая разогретой воды. Подхватив подопечную за кисть, он побрёл ближе к основному скоплению волшебников, едва не заблудившись в праздничных кварталах, которые практически полностью изменились, сбивая все ориентировочные способности лурейца.

— Как он горит? — Джеймс немигающим взглядом наблюдал за костром, играющим своими языками пламени над морской гладью. Стоит ли вообще задавать подобные вопросы в мире, где достаточно взмахнуть палочкой, произнести пару слов на латинском и многотонный камень воспарит над землей, как перышко.

Как не хотелось девушке немного поваляться и отдохнуть, что-то всё же заставило её переломить себя и прийти на морской берег.

— Всем добра. А для меня не осталось воды, нагретой на открытом огне? Хотелось бы сделать пару глотков на удачу.

Своего кота северсталька оставила с Атласом. Рыжий не очень был рад новому знакомому, но при сероглазой царапать и кусать новичка не стал. А когда Эви уходила, то погрозила полукровке пальцем, так что сотрудница была уверенна, что с новым пушистым другом ничего не случится.

За светловолосой спешила Лэнси.

Рыжий появился на побережье со стороны Небочесов. Он даже представить себе не мог, что сегодня может произойти. Начитавшись старых записей и поговорив с теми, кто заставал еще древние времена (таких на островах было немало), Рик примерно представлял только, что придется сделать, чтобы морская богиня появилась. Но, что случится дальше, не знал.

— Всех с праздником! — с бодрой улыбкой поприветствовал он собравшихся. — Я буду ждать истории о богах, у которых вы побывали, по мере сегодняшнего вечера. А пока давайте уже соберем это чертово кольцо, да и дело с концом. Такой вечер в столице, а мы тут прогуливаемся.

Рыжий сильно кривил душой: на побережье сегодня было красиво, как в сказке, и это море и песок в цветах он бы предпочел любому самому праздничному городу. Но завершить поручение Одоевской насчет кольца Атлакамани, действительно, хотелось.

Пират достал колечко и, легко надавив на жемчужину, которую тоже прихватил с собой, вставил ее в аккуратный предназначенный для нее паз. Та тихо щелкнула и встала на место. Эрик протянул кольцо на раскрытой ладони:

— Если хотите, вставьте сами, хотите — я это сделаю, если вы мне отдадите камни. Только перед тем, как отправить кольцо в море, нам нужно будет сделать еще кое-что.

Завидев подходящего бывшего (или вновь нынешнего?) предводителя по поиску камней, Леонард кивнул, в знак приветствия, и стал следить за его руками, будто бы тот играл в напёрстки. «Шарик под стаканчиком» в виде жемчужины нашёл своё место в кольце.

— И кое-что — это что? Порезать ладони, капнуть крови? Принести жертву? — не скрывая заинтересованность, Цигельман поморщился, когда наклонился слишком близко к огню.

— Надеюсь кое-что не включает кровавые жертвы и камлания, держи Рыжий, — Дубровский передал пирату камушек Коата. — С праздником тебя и готовься к офигительным историям, таких странных кадров, как наши древние боженьки, ты ещё не видел. Коат, например, собирает котиков и варит ужасный кофе в промышленных масштабах.

Марк решил не вдаваться в подробности, предоставив окружающим ребятам поделиться впечатлениями. Кое-какие впечатления хронологу хотелось приберечь для себя. Улыбнувшись Рыжему, он отошёл поближе к костру, босые ноги приятно ступали по тёплому от близости огня песку, и Дубровскому подумалось, что стоило захватить с собой зефир, а лучше картошку и пару листов целлофана, чтобы зарыть лакомство в золу, а потом вгрызаться в горячую мякоть. Очень уж погода располагала к пикникам и песням у костра.

Движение рядом придавало вечеру еще более праздничный оттенок. Рядом с кострами было приятно замечать знакомые лица и удивительно не обнаруживать незнакомых.

— Добра. — Вновь повторил приветствие Рико, вытащив из внепространственного кармана сокровище, напоминающее о море — аквамарин. — После всего, что мы творили за эти дни и ночи, я не уверен, что "кое-что" нас остановит или хотя бы задержит.

Аэромант не сумел отказаться от шанса пощупать реликвию, и уверенно вложил камушек на положенное ему место. Правда, мысли примерить колечко не возникло. Не хватало еще потом стать заменой дамы со щупальцами. Пребывая в мечтательном и рассеянном настроении, МакАлистер с любопытством наблюдал за происходящим и иногда немного "залипал" взглядом и мыслями на предметах, людях и прочих источниках впечатлений.

Когда кольцо было собрано, Рик отправил то в карман и благодарно кивнул:

— Нет, нужно просто провести ритуал. Никаких кровавых жертв. Сегодня большой праздник и, раз среди нас, скорее всего, нет девственного мальчика для Кракены, нам придется провести маленький ритуал очищения. Девственность он, конечно, не вернет, но покажет, что мы готовы к очищению, сердца наши не замутнены, и, главное, что мы помним обо всех богах, какими бы старыми и забытыми те не были. Не обязательно же молиться и ходить класть цветы на алтари. Достаточно порой просто быть уверенным, что боги есть. Это все может быть неосознанно, но никогда не безответно.

Рыжий вытащил из зарослей люпинов две сбитых вместе доски, которые положил сюда заранее, чтобы не таскать на себе по Небочесам. Доски легки на край прибоя, и Эрик осторожно начал собирать на них костер. Тот должен был быть не высоким, как на Купалу, а длинным.

— Сплетите для себя венки, — обернулся он, шаря в карманах, — цветов тут навалом. Нужно, чтобы венок был у каждого, так что, если кто-то сплетет мне, я буду очень благодарен.

Рыжий хитро улыбнулся и начал расставлять на досках возле разгорающегося костерка свечи-таблетки в широких легких блюдцах.

Махнув рукой Эрику, Руфи еще немного решила посмотреть вокруг, но в этот раз не с целью убедиться в безопасности, а просто насладиться видом. Камней у нее не было, потому и беспокоиться по этому поводу не стоило. Она предпочла улыбаться морской глади, желая пройтись по краю воды босиком, чтобы чувствовать маленькие волны на ступнях, а под ними — песок. Но пришлось стоять на побережье, делать доброе или не очень, дело, а веселье — это потом.

— Я вчера испортила свои ботинки новые, гуляя в них по странной реке из чего-то пролитого на пол, — выразительно глянув на Эрика, девушка ещё раз поморщилась, вспомнив вчерашние приключения. — Так что очень надеюсь, что это кольцо и то, что мы делаем, очень важно и ценно. Но знакомство с богами, конечно, стоит всего, не смотря на все их... Причуды? И я сплету тебе венок, Эрик.

Надеясь, что те самые боги ничего не слышат, не читают мысли и не наблюдают за ними сейчас, Руф подошла к цветам, выбирая свои любимые ромашки. Сплести венок ей хотелось давно, если не всегда, поэтому делать это было в удовольствие. Пара махинаций руками, переплетение стеблей между собой, легкое закрепление этого всего в конце, небольшие штрихи с самими бутонами — и все готово.

Щурясь от закатного солнца, Блимм следил за Рыжим, не спеша подниматься. Кольцо и попытки его собрать парня слабо волновали. Гораздо больше — то, что же они будут делать потом. Ну не метать же в море в самом деле. Вызывать кракену? Устраивать шторм? Топиться или снова отдавать невинных мальчишек, где они сегодня, кстати? В любом случае, бальзамировщик ждал, когда кто-нибудь расскажет про походы к богам, потому что сам, так уж вышло, не видел ни одного, бережно охраняя в себе остатки атеистических настроений, хоть и несколько абсурдных в этом королевстве. Не сложилось. Ритуалы в цветочках для показательного отношения к богам.

— А если не покажет? — Решил уточнить северсталец, с некоторой уверенностью, что этот тест ему пройти будет сложновато.

Некоторый опыт в создании венков у Блимма все же был, так что, выбрав себе особо симпатичные фиолетовые цветы неопознанного вида, он принялся за плетение.

— С праздником, Эрик! — бодро помахав с насиженного места, юноша убрал с лица излишнюю мечтательность и постарался настроиться на рабочий лад. — Рассказывать о богах можно долго и красочно, пока свежи впечатления. Поэтому да, лучше потом.

Бросив кеды на песок, Доминик поднялся и побрел к пирату, чтобы лучше видеть процесс установки камней. После проникновенной речи фомора, он ждал и боялся того момента, когда последний камень окажется в родной оправе. Но гром не грянул, молнии не вонзились в песок и на цветущем побережье, возле морских волн и игривого костра, страх выветрился, смазался в мутно ноющее пятно в душе. Только алая рубашка предупреждающе хлопнула на ветру, словно плохо натянутый парус.

— Венок, всего-то? Запросто!

На самом деле навыки плетения у северстальца были такие себе. Но, надрав побольше цветов с длинными стеблями, он сплел из них что-то похожее на толстую косу с торчащими во все стороны цветами. О вопросах девственности Ник решил промолчать.

— Кое-что еще — это что конкретно? — настороженно поинтересовалась Сашка. — Привет, Эрик, давно не виделись. Отлично выглядишь. Боги были потрясающие, я, правда, попала только на двоих, но все равно получила уйму удовольствия. К Кетцалю, наверное, даже скоро зайду.

В уверенности в существовании богов девушке отказать было нельзя — котик одного из них сейчас наверняка мстил за противоблошиный ошейник и раздирал ее подушку, а другого третьего дня пришлось целовать. В общем. доказательства вполне убедительные.

Плести венок ведьма была согласна. Она подобрала с песка сразу несколько веточек с яркими фиолетовыми цветами и, привычно шурша стебельками, сплела сначала что-то, похожее на длинную цветочную веревку и сцепила ее концы. Накинув венок себе на шею, девушка повторила процесс и накинула второй венок на Эрика.

— Это было не особенно сложно, что дальше?

Юго озарилась лукавой улыбкой, когда выслушала указания. Ритуал, который очистит их души, пускай не тела — это звучало очень чудно и светло, после такого бери и начинай новую жизнь. Юго подтянула под себя подол сарафана, завязывая его узлами на бедрах, чтобы тот не мешался, и сразу же двинулась к цветам. Их здесь было так много, что хотелось сплести венок из всех цветов сразу, но выбор пал на люпины — любимые цветы детства. Венок из них топорщился во все стороны и опадал под ноги маленькими цветочками, что держались не так уж и крепко.

— Лева! Монохромный наш староста, я тебе сплету венок из гвоздик, — рассмеялась девочка, воюя с ломкими стеблями алых, как закат на небе, цветов. Они поддавались под грубые загоревшие пальцы с трудом, Ю сплетала их травой и фенечками, которые болтались у неё на руках. В конце концов, венок был готов и Шиман возложила его на голову заведующего, напоследок целомудренно чмокнув его в лоб.

— Будешь чист, как младенец, — рассмеявшись, Ю отскочила на пару метров назад, поднимая маленькую бурю из пляжного золотого песка под босыми ногами.

— А мы что, все пойдем к Кракене ну, в гости? Не только мальчики? — с любопытством поинтересовалась Ася и радостно заулыбалась: — Привет, Рыжий, венки — это замечательно. Как-то я безвозвратно испачкала целую одну рубашку, пока плела венок из одуванов.

По поводу историй о богах Тургенева закивала, ей хотелось знать как живут древние авалонские боженьки, желательно в подробностях, но можно и без них. Видимо, братство кольца сегодня собиралось очень душевно беседовать за ратные подвиги, так что девушка на всякий случай припомнила пару старых как мир анекдотов для подходящего момента. В процессе припоминания истории про зайца и ромовое мороженое она плела из ромашек и пушистых голубых цветов, названия для которых выпускница не знала, длинный жгут для будущего венка. Анекдот был длинный и забавный, так что Ася остановилась плести в тот момент, когда жгута должно было хватить далеко не на один головной убор.

— Марик, я всегда вам говорила, что мы с вами дуалы, — угрожающим тоном начала Ася, аккуратно разъединяя жгут на несколько частей и скрепляя их в аккуратные головные уборы. — Так что немедленно держите венок. И ты, Рик, держи, я лучший в мире плетун венков на свете! Возможно я даже умею обезоруживать человека венками. Я опасна, как кошка в ванной!

С этими словами летящей походкой Ася подлетела сначала к проректору, затем к одному из близнецов, царственно водрузив на их головы свои творения.

— Кое-что, кое-где, туда не знаю куда, — насмешливо протянула Чай, — это может быть девизом любой нашей вылазки. С праздником всех! Какой костер красивый.

Как ни странно, но костер в ночь летнего солнцестояния в первую очередь ассоциировался у девушки не с праздниками Авалона, а с книгами о муми-троллях. Это было ее первое знакомство с ними, и Чайома часто представляла берег моря, отражающиеся в морской зыби костры и гадания со сбором пряных северных цветов. Она вообще любила северные страны.

Увлеченная мыслями, чародейка быстро собирала венок, щедро добавляя к цветам длинные стебли травы. Вереск, случайно забредший на побережье с центральных пустошей, колоски мятника и алые маки, для нее. Для Джима она выбрала большой люпин, чрезвычайно мужественный и брутальный, положив его в основу и оплетая тонкими зелеными стеблями, и несколько солнечных одуванчиков, как отражение веселого нрава оружейника.

— Склони голову, Джим, — надевая на голову парню венок, провозгласила Чайка, — нарекаю тебя отныне сэром Конландом Приозерным, рыцарем Сиреневого Люпина.

"Ох уж это ещё кое-что", — пронеслось в голове оружейника, вызывая едва различимую усмешку. Венки плести Джеймс не успел от слова совсем, поэтому безмолвно посмотрел на Чайку, коротко кивая головой. В плане обращения с растениями готэмфордка была на три головы выше Конланда, способности которого ограничивались тем, что он не наступал на цветущие побеги.

— Благодарю, королева, — Джеймс благородно приосанился, выкатил грудь вперёд и представил торжественные фанфары на фоне.

— Куда теперь пойдем, коронованные? — он огляделся по сторонам, подобрался ближе к возводящемуся костру и принялся ожидать "чего-то".

— А кое-что — это что? И вас с праздником, — улыбаясь, спросила Эви, а когда услышала, что тот же вопрос задал Лео, звонко засмеялась. Ведь это означало, что не её одну мучает жгучее любопытство. Однако понять, что девушке очень хочется получить ответ на её вопрос можно было только по пальцам, которые устроили нервную пляску.

Эв, увидев босые ноги Дубровского, тоже разулась. У моря было тепло, так что светловолосая не заболела бы, даже если бы очень захотела. Кеды северсталька отряхнула и засунула в торбу. Босые пальцы закопались в тёплый жёлтый песок... А потом на лице сероглазой расцвела улыбка, как только она услышала слова Эрика.

— Это мы быстро. Это мы умеем.

Тихо напевая себе что-то под нос, Эвелина выбирала неброские нежно-голубые цветки, сплетая их стебли между собой. Через пару мгновений на светлых волосах девушки уже красовался аккуратный венок.

Признаться, Лэнси было сегодня волнительно. По рассказам девчонок из "Кошки", вчера выяснилось, что ее горячо любимая, хоть и на очень, очень большом расстоянии, бабушка вовсе не имела вид огромного осьминога всего каких-то несколько веков назад, а дедушка ее и то бог подземного царства с очаровательным выводком котов. Родственные связи все больше удивляли сотрудницу, она даже сжилась с мыслью о бабушке, но уж точно не думала никогда, что ей доведется с ней повидаться. На самом деле, она всегда мечтала о пирожках и обнимашках от родственников, которых считала утерянными, но в данном ключе обнимания с Ненеми — удовольствие сомнительное. В ее нынешнем-то состоянии.

Девушка решила сегодня взять с собой кольцо, что так же сидело на ее безымянном пальце, как и в храме, и собственную уверенность. Последнее она опасалась потерять.

— Венки, отлично, — кивнув, Лэнгдон нарвала себе букетик цветов и путем хитрых махинаций сплела из них венок. Растения она любила, и опыт в плетении самых разных этих венков у нее очень даже был — все детство на природе, как-никак.

И вот, осторожно, чтоб не распалось вдруг что, девушка надела на свою голову это своеобразное украшение — на фоне черных волос синие цветы смотрелись довольно ярко.

Испытания. Какие испытания им светят? Впрочем, если без жертвоприношений, то можно не волноваться, считала трехглазая, и не особо отвлекалась от своих мыслей.

Пока ребята плели венки, Эрик закончил с приготовлением плавучего костра и легонько подтолкнул его в море. Прибой послушно подхватил его и отнес на пару метров вглубь, туда, где самому Рику было едва по грудь, но ребятам куда более низкого роста, должно быть, казалось уже достаточным, чтобы не чувствовать песчаное дно под ногами.

Мерно покачивающийся костерок замер на одной глубине. Солнце опускалось ниже, небо темнело и приобретало насыщенный фиолетово-синий цвет. На западе собирались тонкие, как нити, облака, окрашенные солнцем в золотисто-рыжий. Море было спокойным, будто спало. Даже обычно жадный прибой, в простые дни норовящий облизать все появляющиеся на побережье ступни и утащить за собой все тапки, сумки и полотенца, сегодня еле бился о песок, больше напоминая молочную пенку.

Эрик редко видел море таким спокойным. Может, чужая и далекая богиня штормов Атлакамани, которой на островах Таллэ никто особо и не молился, почувствовала, что ее кольцо собрано, и осталась этому довольна. Ведь даже если твоя вещь после потери к тебе не возвращается, приятно знать, что она в полном порядке.

— Вам необходимо вместе со своим венком проплыть под этим костром, — Рыжий стянул с себя рубашку и указал на мерный огонь, — после чего разжечь свечку о костер — свечки я выставил на доску, на которой костер и находится. Свечку эту, уже зажженную, вы помещаете в центр своего венка. И в этот момент прощаете всех, кто вас огорчил, выбрасываете из головы все, что вас тянет в тоску или причиняет вам обиду. И отпускаете венок плыть в море. Ваш негатив очистится огнем, соленой водой и цветами — как рождением, слезами и щедрыми дарами, символами, в какой-то мере, каждой из частей Триединого.

Дубровский поправил цветочный презент на рогах так, чтобы тот не сползал на лоб, и потрепал девушку-дом по светлым волосам, а потом направился к морю. Раздеваться он не стал, только откинул в песок кроссовки, чтобы не испортились. В воду он заходил медленно, постепенно привыкая к её температуре, и только тогда, когда вода дошла до пупка, с молодецким "Эх!" окунулся. Дыхание сразу сбилось, стало холодно-холодно, а потом сразу тепло. На лицо сама собой выползла счастливая улыбка.

Задержав дыхание, Марк снова нырнул и, придерживая венок одной рукой, второй мощно погрёб к плавающему костру, поднырнул под него. Далее, как Рыжий и сказал, Марк разжег плохо слушающимися пальцами свечку и опустил её на воду в центр своего венка.

— Я вас прощаю, — тихо произнёс под нос хронолог, держа в памяти сразу несколько обид, а ещё парочку страхов и наклёвывающихся проклятий. — Уплывайте с миром и не возвращайтесь.

Справившись с нехитрым, но очень атмосферным ритуалом, Марк отплыл в сторону, чтобы не мешать остальным ребятам.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — кажется, это было из какой-то песни, но точно парень не знал. Это просто пришло ему в голову и точно так же просто он это озвучил. — Звучит неплохо, правда? Надо почаще вот так вот выбираться в приключения, может, не только котов заведём, но и кенгуру.

Знаний в биологии Лео хватало для того, чтобы знать, что кенгуру прыгают высоко и бьют довольно больно. Однажды он видел подпольный «бойцовский клуб» в своём детском доме — мальчика-кучеряшку избивал некий по прозвищу Короткоухий Кенгуру. С тех пор от ассоциаций с боксом без правил русоволосый отделаться не мог.

Когда прозвучал приказ в срочном порядке плести венки, молодой человек растерялся и, уже было поднялся, как ему преподнесла подарок Юго. Это был довольно красивый венок-косичка, идеально под его размер головы.

— Спасибо! — Левочек-плевочек поднялся с земли, ощупывая на себе цветы, разулыбался в тридцать два зуба и вдохнул полный свежести воздух.

Случайно сильно качнув головой, он успел поймать маленькую, ещё розоватую гвоздику. И прихватил её губами, как сигарету, пожёвывая стебель.

— Прости, госпожа Шиман, я опять что-то ем, — отправив ещё одну улыбку своей клоповской девочке, мужчина услышал слова Эрика, которые он произносил, призывая всех к массовому купанию. — Придётся в брюках. Отвратительно.

Расстегнув свою рубашку, скинув её на песок и не заботясь о том, какой она стала, Цигельман отправился в воду, не забыв снять обувь.

Войдя только по пояс, он оценил расстояние до доски с огнём, свой объём лёгких, и, никого не дожидаясь, нырнул ко дну.

Из-за соли пришлось прикрыть глаза, потому парень очень боялся, что головой ударится об эту балку. Но ему повезло.

С громким «бултых» он вынырнул с другой стороны, цветы на голове промокли, а стена небольшого огня закрывала берег.

— Красиво! — стараясь держаться на воде, заведующий протянул руку за свечкой, зажёг её и, спустив венок, оставил воск плавать на воде.

Осталась самый главный и сокровенный момент — простить все. Сразу вспомнились конфликты с Джой, какие-то обиды, редкая ругань. Щёки еврея порозовели, когда он вспомнил, сколько всего причинил людям. И мысленно пообещал себе, что больше так не будет. Постарается кормиться позитивными, чистыми эмоциями.

— Плыви.

Помедлив, Блимм стянул с себя кеды, аккуратно поставил рядом с собой и посчитал, что на этом стриптиз можно и закончить. Вода казалось жутко холодной, заставляя топтаться у самого берега, прежде чем собраться и приблизиться к костру, где стоять уже было почти невозможно. Надеясь, что венок не снесет и не придется потом вылавливать, бальзамировщик нырнул под доску, зажмурившись и стараясь не выплыть раньше времени и не снести весь костер дурной головой. Выбравшись, северсталец разжег свечку и отправил ее по воде вместе со снятым венком. Молча, потому что говорить что-то в такие моменты кажется не правильным, а может потому, что и не знал вовсе, что же ему прощать и отпускать от себя. Проследив, что та не погасла сразу, парень отплыл подальше от костра и следующих за ним ребят.

Рико с радостью принял венок, примявший растрепанные черные волосы и мельтешащий где-то на грани видимости наверху. Необходимости в очищении дампир не чувствовал, и без того считая себя практически лишенным негатива. А порой и излишне позитивным, когда попытки поделиться начинали распугивать окружающих. Тем не менее, предложение окунуться упускать было глупо. Младший близнец только нашел взглядом Ника, надеясь, что обойдется без судорог в отвыкших от нагрузок ногах и последующего спасения. Но уверенный, что даже в этом случае без помощи не останется.

— Прощаем всех. — Согласился МакАлистер вслух, пытаясь решить, мочить одежду или потом пытаться натянуть на мокрое тело. — Звучит неплохо.

Дампир все же пошлепал в воду, как был, придерживая венок рукой, чтобы не потерять. Жар костра над водой казался особенно контрастным с температурой моря, и северсталец поспешил нырнуть и оставить позади и огонь, и все, что не положено нести дальше в праздничный вечер. Венок едва не покинул полукровку, но Рико поймал его, и вынырнул уже с цветочным кольцом в руке. Как и требовалось, приблизился вновь к костру, взял свечку и, подожженную, установил в середину лежащего на воде мокрого венка, который мягко подтолкнул прочь.

Ася решила ничего не говорить, чтобы не забыть очередность операций. Тем более, что нужно было сосредоточиться на всем том, что ее огорчало, печалило и тревожило. Оставив куртку с маховиком на песке, Тургенева ухватилась за венок на голове руками для надежности и, не раздумывая и не стараясь привыкнуть к температуре воды, пошла к костру. То есть, сначала пошла, а потом поплыла, вихляя ногами на манер подводной лодки.

Вода под костром, действительно, не испарялась, но Асе, которая с закрытыми глазами поднырнула под горящую конструкцию, показалось, что под костром даже теплее, чем рядом с ним. Вынырнув, девушка нашла свечку, зажгла ее и опустила венок на воду.

— И все мы прорастём цветами сквозь ткань реальности, — мечтательно вздохнула Ася, отпуская вместе с венком все свои несчастья и горести. Почему бы не начать, как говорится, новую жизнь не с понедельника, а с прямо сейчас и прямо здесь.

Выбираться на берег Тургенева не стала, но отплыла в сторону и какое-то время ещё смотрела на свой венок, пока не отважилась потерять его среди других.

Эви заворожённо смотрела на плавучий костёр, пламя которого отражалось в воде. Потом венок перекочевал с головы в левую руку. Эви большим пальцем правой ноги дотронулась до воды.

— Тёплая.

Раздеваться девушка не стала. Она лишь скинула со спины чёрную, потрёпанную торбу на песок, а потом вошла в воду. Очень скоро девушке пришлось поплыть, так как рост не позволял ей дальше идти по морскому дну. Нырнув под воду, Эви проплыла под плавучим костром немного дальше, чем требовалось. Она подстраховалась. Не очень-то приятно удариться головой или чем-то ещё о доску, на которой пылал огонь и испортить весь праздник. Вынырнув, сероглазая взяла свечку, зажгла её от пламени большого огня, укрепила восковую палочку стебельками в центре венка.

— Я прощаю всё и всем!

Сплетённые в косичку цветы отправились в свободное плавание. Огонёк свечи трепетал, напоминая крохотного светлячка.

Дослушав инструкции до конца и полюбовавшись на свой венок, Руфи мысленно сказала спасибо своему наставнику, который научил ее плавать, нырять и задерживать дыхание настолько, насколько нужно. Сегодняшний день нравится ей пока больше остальных. Атмосфера, красивые жесты, приятная коже вода — все это наводило на мысли действительно праздничные, радостные и счастливые. То, как огонь находился на морской глади, заставляло чувствовать удивление, которое уже давно было забыто под напором различных чудес. Руфи решила не медлить, потому сняла с себя верхнюю одежду, оставляя ее на побережье, а сама зашла в воду. Ощущения, которые она испытала, заставили ее улыбнуться и зайти дальше. Глубина становилась все больше и больше, а костер — ближе. Нырнув вместе со своим венком вглубь, девушка поплыла вперед, чувствуя теплоту над собой. Это все заняло не много времени, и вот Руф уже выплывает на поверхность, чтобы взять свободную свечу, оставшуюся без работы. Огня она не боялась, учитывая свою способность, потому с легкостью зажгла свечу и свободной рукой сняла венок. Говорить вслух ничего не хотелось. Девушка сделала все, как было сказано, поставив огонёк прямо в центре венка, прощая всех и вся. Не то, чтобы было так много тех, кто причинял ей неудобства или дарил негативные эмоции, но все же такое бывало. Отпускать венок было сложно, так же, как и отпустить обиды. Делая это и наблюдая за тем, как рассекается морская гладь, Руфи улыбалась. Может быть, все это было неплохой затеей.

Лэнс кивнула, оценивая расстояние до костра. Как ни странно, но плавала она слабенько ввиду отсутствия водоемов в детстве — в Аорте, ну, страшно плавать, в соседних городах бабушка Джози не пускала, так что плавать она училась инстинктивно уже в более сознательном возрасте в речушках, и получалось не утонуть только чудом, так что на чудо оставалось надеяться и сейчас. А еще на то, что одежда не сильно потяжелеет и не утянет вниз, раздеваться она не собиралась.

И вот, поправив цветы на голове, девушка осторожно сделала несколько шагов в воде — теплая. Отлично. Даже до костра добраться, и проплыть под ним тоже, удалось без особых проблем, разве что удержаться на плаву у него стало испытанием, рост у Лэнси был небольшим.

Она опустила венок на воду, зажгла свечу и поставила точно в центр, вспоминая и отпуская весь негатив, что накопился в ней, отпуская искренне, все по инструкции. Отпускать тоску по Джози было тяжелее всего — она до этого времени все еще снилась ей иногда, ее милая старушка с таинственным прошлым и рассказами о странном городке, где у все ненормальное — нормально, а нормальное — ненормально. Но это должно было наступить, и вот, она почти физически чувствовала, как переживания уплывают с ее венком. Приятное чувство, на самом деле.

— Я буквально проклята насмерть и противный голос в голове отравляет мою жизнь ежесекундно, я правильно понимаю, что мне нужно вот от этого абстрагироваться и позволить свечке в венке унести мою боль в море? А проклятье это снимет? — заинтересованно переспросила Сашка с застывшей улыбкой и чуть остекленев взглядом. — Ладно. Ладно. Попробуем, почему нет.

Ведьма, убедившись, что венок сидит на ней достаточно крепко и не слетит. даже когда она нырнет, редко и неглубоко дыша, вошла в воду и неторопливо дошла до того места, где еще чувствовала дно, впервые не сопротивляясь голосу и припоминая все, что ее обижало или расстраивало.

Потом девушка поплыла, все еще вспоминая, и резко нырнула, уходя под воду и в несколько сильных гребков проплывая под костром. Вынырнув на другой стороне, она зафыркала, совсем как мокрая кошка, сдвинула мгновенно облепившими лицо волосами и, выбрав одну свечку, подожгла ее. Глядя в пламя и вкладывая в него все то, о чем только что думала, ведьма стащила через голову намокший венок и немного повозилась, устраивая свечку в центре. Ей почему-то все время казалось, что свеча опрокинется и погаснет. Когда дело наконец было сделано, Саша толкнула венок в море.

Голос в голове теперь молчал, а на душе было удивительно легко.

Вот как, чудесно! Рыжий как-будто читал его мысли и желание искупаться. Хотя, скорее всего, оно было написано на его довольной роже, чтобы узнать даже напрягаться не приходилось. Доминик стянул с себя цыганскую рубаху и придавил сверху кедами, чтобы не унесло ветром. Рядом бросил шляпу, сочтя ее менее ценной. Свой тщательно собранный венок мальчишка натянул на руку до плеча, чтобы точно не потерять в морской воде.

— Прекрасный обряд. Готов так плавать каждый год, по несколько раз.

Когда Ник подошел к кромке воды, она лизнула его ноги слабым приливом, приятно щекоча и охлаждая ступни. Когда он вошел в соленую воду по грудь, по коже прошлась стайка мелких мурашек, как всегда бывало перед погружением. А дальше гидромант дал себе волю, отрываясь, как боженька Кетцаль. Он нырял, с восторгом загребая воду руками, подхватывая свое тело прохладным течением, направляя и перебирая волшебно сверкающий донный песок длинными пальцами. Юноша так увлекся, что едва не позабыл о цели их массового купания. Две доски с костром проплыли над его головой темным пятном, позволяя вынырнуть и набрать кислород к ошалевшему симбионту. Тот был готов начать перерабатывать воду.

— Уф! — шмыгнув носом, северсталец добрался к свечам и поджег одну из них. — Прощаю всех. Плыви с миром.

Отпустив венок на воду, Доминик завис у плота, бултыхаясь рядышком.

— Дорогой, если что, спасай, — шепнула Чай, потуже натягивая венок, чтобы не свалился с головы во время ныряния. Как-то в детстве она ныряла у причала и, потеряв направление под водой, занырнула под глубоко уходящие в воду мостки. На всю жизнь с ней осталось это острое ощущение страха, когда воздух уже режет легкие, а ты все бьешься о неприступную преграду в поисках выхода.

Она скинула лоохи, оставшись в одной льняной скабе, похожей на компромисс между длинной рубашкой и прямым тонким платьем, тут же приобретая классический Купальский вид. Приятный холод воды, щекочущий босые ноги песок и мгновение погружения, разделяющее два мира.

"Какое счастье, что я не успела накраситься", — подумала готэмфордка, ныряя с большим запасом, почти коснувшись руками дна. Вынырнув с противоположной стороны, Чайка сняла венок, подожгла стоящую рядом свечу и с чистым сердцем сказала:

— Я всех прощаю, — обиды давно уже не беспокоили ее сердце, налетая, как весенняя гроза, и уходя без следа. — Плыви, венок, уноси мои тревоги, — шепнула чародейка, наблюдая за уплывающим огоньком.

Глаза неустанно следили за медленным перемещением костра. Что может быть прекраснее, чем две противоположные ипостаси, делящие шаткий оплот? Словно две стороны одной монеты, либо же одной души: добро и зло.

— Погнали, — ирландец расшнуровал кожаную броню и аккуратно сложил на берегу, оставаясь нагим по пояс. Сверху. Морской ветерок приятно охлаждал тело и разум, готовя к погружению, а вода всё манила аквамена, зазывая вернуться на вторую Родину — морскую пучину. Прошагав босыми ногами по ещё теплому песку, парень обернулся на чародейку, подмигнул и сорвался с места, влетая в воду стрелой. Каждая клетка тела ликовала от близости с родной стихией, улучшая настроение, усиливая магические способности, да и просто позволяя вдоволь нарезвиться. Вытянув мокрую голову и встав на ноги, Конланд чуть было не потерял свой венок, что обиженно плавал неподалеку.

— Так, свечку, — волшебник, следуя заданной инструкции, зажёг фитиль, положил венок на воду, посадил в круглый оплот огонёк и отпустил в дальний путь за горизонт. Негатив, обиды, огорчения словно ниткой потянулись за свечей, покидая разум и сердце. Чем дальше отплывал венок, тем легче становилось на душе.

Хлопковое платье упало на горячий песок ярким пятном, а Юго задорно побежала в сторону воды, оставляя от этого пятна путь из отпечатков смуглых ступней. Море встретило её холодной отрезвляющей водой и сверкающими от заката брызгами во все стороны. Ветер ловко преодолевала сопротивление воды, пока не нырнула под костер, исчезая на долю секунды. Вынырнула она, ощущая приятный соленый вкус на губах и языке, вся мокрая и неимоверно счастливая.

Свечка норовила выпасть из рук и никак не хотела зажигаться, но Ю в конце концов справилась с ней. Опуская венок в воду, она не знала, кого ей нужно простить, зла не держала ни на одного живого и мертвого, разве что только на себя — за свой эгоизм, за свои ошибки, за испорченные возможности своей жизни и потерянные по собственной вине дары судьбы и неба.

— К черту, — вновь повторила тоже, что сказала себе сегодня в самом начале вечера. — К черту эти обиды, к черту все. Я прощаю всех, все и себя. И себя тоже прощаю.

Южная толкнула венок в воду так резво, с такой внутренней энергией, что рвалась из-под её тонких пальцев, что море обдало её брызгами в ответ.

"Хороший знак, верно?", — улыбнувшись, подумала Ветер, отплывая в сторону. За её спиной в бескрайние просторы воды уплывало её прошлое, её ошибки, но это было уже не важно, Ю даже не смотрела на них.

Сам Рик, раздевшись, нырнул быстро. Ему особо некого было прощать, он ни на кого не обижался и ни от кого не расстраивался. Но, на всякий случай, все равно решил для себя, что сегодня в нем не остается места для вот этого вот всего. Хотя бы на некоторое время.

Эрик снял с головы не слетевший от нырка и мокрый венок. Цветы в нем немного поникли, но это его совершенно не портило. С легкого толчка венок со свечкой поплыл в море. Ну а Рик разжал ладонь, в которой пряталось готовое кольцо Атлакамани. Омытое морской водой, оно заблестело в последних солнечных лучах Литы.

Никак не сопровождая действие словами, так как правильных он не знал, Рыжий размахнулся и легким движением забросил колечко далеко в море. То блеснуло на солнце и с тихим плеском упало. На душе у пирата отчего-то моментально стало спокойно и светло.

Делай добро и бросай его в воду. Не стоит ждать платы за то, что ты делаешь с открытым сердцем — так Рыжий считал.

В ту же секунду над морем раздался короткий удар. Он чувствовался не ушами, как барабанный бой, а чем-то внутри, будто по стоящим на побережье и в воде волшебникам быстро пронесся короткий и горячий порыв ветра. На несколько мгновений все затихло, но вот из-под воды донесся далекий гул. Тот нарастал, чувствовалось, что под водой что-то движется — по гладкой поверхности моря пошли волны, спокойный прибой разволновался и стал настойчивее кусать песчаную линию пляжа.

Рыжий отошел ближе к берегу. Он видел это уже несколько раз, поэтому не был ни удивлен, ни напуган. Только заинтригован и возбужден ожиданием того, что произойдет на сей раз. Приближалась Кракена.

Из воды неторопливо показалось длинное и тонкое щупальце. Оно вопросительным знаком зависло над водой, выгнувшись где-то на десятиметровой высоте. Кончик его мелко подрагивал.

Внезапно оно обрушилось в воду, обдав всех соленым прибоем и песком. В тот же момент по воде прошла крупная волна — видимо, Кракена использовала одну из своих ног, чтобы подтянуться к берегу поближе.

Щупальце снова метнулось вверх. Почувствовав Рыжего, оно устремилось к нему, кончиком общупало грудь пирата и брезгливо отдернулось. Рик в сферу предпочтений Кракены не попадал. Щупальце спряталось под воду и начало там шерудить. По морю бежали от этого мелкие волны, под солнцем похожие на полчища золотых рыбок.

И вдруг все стихло.

Море снова успокоилось, казалось бы, на слишком долгое время. Может, Кракена не нашла кольцо или то не работало, как надо?

Но под водой начал сначала тише, а потом все ярче разгораться свет. Вскоре он уже начал затмевать солнце, будто там под толщей моря спрятано было еще одно. Вода, внезапно, отхлынула в стороны и над ее поверхностью, будто по ступеням, поднялась вверх высокая девушка. Алый закат красил ее темно-коричневую кожу в багровый и высушивал соль на ее фигуре. Она совсем не была худышкой, но не была и толстушкой, как богинь-женщин изображали первые языческие идолы. Она не была одета, но ракушки и анемоны создавали на ней видимость богатого обрядового наряда. У Ненеми были густые кудри, окружавшие ее голову нимбом, полные губы и черные глаза, внимательно рассматривавшие мир одновременно мудро и безумно, как это мог делать новорожденный младенец.

Вместо ног у нее были черные щупальца, множество — казалось, они появляются и исчезают сами по себе. Чувствовалось, что на песок Ненеми спускаться опасалась и не торопилась.

Ненеми не открывала рта и не говорила телепатически, но каждый на побережье в эту секунду понял, почему она не ступала на землю. Слишком боялась повторения старой истории, когда не боги или иные высшие силы, а люди, соседи, те, с кем она жила рядом всю жизнь, наказали ее и прокляли, отобрали то, чем она могла владеть, и превратили своими действиями в монстра. Ненеми не была на них в обиде, но с людьми больше особо дел иметь не хотела. Они казались ей жестокими и непрощающими.

Из воды поднялись тонкие черные щупальца. Ненеми коснулась ими каждого из тех, кто был перед ней на побережье, и дала им возможность увидеть воплощение главного своего демона.

Для кого-то это были лень или вспыльчивость, для кого-то зависть или самоедство, для каждого демон был свой, выглядел по-своему и вел себя по-своему. Называть его каждому не имело смысла, любой из тех, кто был на берегу, знал, кто перед ним.

Ненеми предложила людям сразиться со своими демонами. Разрубить их на части просолеными ивовыми прутами, прогнать улыбкой, убедить, что те должны уйти. Предложила и замерла над водой в ожидании. Только черные щупальца, в такт волнам, двигались в соленой пене.

На носу появилась этакая корочка из засохшей соли, белобрысый стал её ковырять, не замечая того, кто выбрался из воды. Подняв взгляд, он немного удивился, со звонким щелчком захлопнул челюсть и сел по-турецки. Вода стекала по ногам из мокрых брюк, заставляя противно кривиться.

— Коату несомненно повезло с женой, — нащупав где-то ещё один цветок, выпавший из чужого венка, Лёва зажевал и его, лишь бы отвлечь себя от неприличного разглядывания. Стало немного стыдно. Но совсем чуть-чуть.

В голове тут же возник план о том, как бы предложить госпоже Ненеми сделку. Она ему жемчуг, камушки всякие, а он ей — определённую долю с заработков. Но было как-то жаль прерывать такой момент.

— Здравствуйте? Не знаю, что сказать. Я растерялся. С евреями такого в жизни не бывает. С детства учат — торгуйся до хрипоты, пересчитывай деньги и не теряй...

Мужчина моментально замолк, когда одно из щупалец Кракены коснулось его вслед за всеми остальными. Сначала ничего не произошло, на лице вышедшей из воды женщины не дрогнул ни один мускул, когда же брови Лео нахмурились, лоб сморщился в складках, а сам он прикрыл глаза, его что-то ослепило.

По плечам будто прошлись горящей плетью, а раны моментально полыхнули, заставляя терпеть боль, её отголоски были не на коже, не в этих фантомных ударах, а где-то внутри, сжимая грудь до нехватки кислорода. Он отвернул голову, прячась от главного страха, от собственного демона. Внезапно вспомнилась притча про чёрного и белого волка, пронеслись воспоминания из детства, печальные и радостные.

Длилось это несколько секунд, сотрудник Института сжимал песок, ощущая, как тот иголками проникает под ногти. Все прошло тут же, когда Цигельман продолжил смотреть вперёд себя; демон испугался осмысленного взгляда, испарился, прекращая слепить.

— Что это было?

Ощущения от прикосновения щупалец померкли перед тем, что увидела Руфи. Та картина, которая предстала перед глазами, не шла во сравнение ни с чем. Ни с угрозой смерти от фоморов, ни с сумасшедшим богом, ни с кучей котов и царством смерти. Видеть со стороны отражение самого себя, но искаженного, будто бы смотришь через разбитое зеркало или соприкасаешься с изнанкой. Руфи такое уже проходила, что-то похожее на это, давным-давно, еще в Пустыне, когда реальность стала искаженной. Если быть точнее, это была просто другая сторона реальности, та, которую называли темной и боялись, не хотели видеть. А она возникала вот так неожиданно, на праздник, когда ты не был подготовлен и чувствовал еще приятные эмоции после произошедшего. Пока тебя резко не окатило холодной водой. Смотреть на себя со стороны, на себя ту, которая сдалась, опустила руки и позволила демону победить — это было сложно. Время для Руфи в тот момент замерло, другие ребята исчезли, и все исчезло вокруг, она видела только то, что видела. Чувствовала сердцем и слышала ушами. Видела глазами те картины, которые не хотелось бы видеть. Она понимала, что все в ее руках. Что если она не поддастся этой своей стороне, будет продолжать держать ее под замком — все это никогда не окажется здесь, в светлой части ее мира. Сразиться со своим демоном — это сразиться с самим собой, это самое сложное, что может быть представлено человеку. И Руфи понимала это. Знала, что если она сейчас проиграет — она потеряет все. Потому представила перед глазами того человека, облик которого помог ей, дал ей сил на то, чтобы отпустить своего демона. Бить его, кричать на него, говорить с ним — ничего этого не хотелось. Она просто чувствовала то, что ему не нравилось. То, чего он боялся, как и боялась она. Но она позволила этому чувству разлиться в груди, заполнить собой всю её и все пространство вокруг нее. На большее места не хватило, поэтому ее демон, поверженный и побежденный, исчез. Его не осталось нигде. Даже в воспоминаниях. А они, как правило, могут сыграть злую шутку.

Сегодня щупальца не вызывали страха, да и голода тоже. Рико с прищуром полюбовался на явление богини и остро воспринял ее послание. Что бы ни видел МакАлистер перед собой, он не воспринимал это негативно. Пытаясь найти гармонию с собой, дампир научился принимать темные стороны как необходимость, хотя и бывал порой самокритичен. Прогонять важную часть себя ничуть не хотелось, и северсталец только улыбнулся, неосознанно делая шаг вперед сквозь волны, чтобы забрать свое себе, а не обрекать на изгнание или гибель. Желание всех согреть временно усилилось вместе с уверенностью, что тепла хватит, и даже самая темная сторона причинит куда меньше вреда, оставаясь под присмотром. И демон, потерявший свою отделенность, растворился в излучающем добро аэроманте.

Блимм не удержался от того, чтобы почти до неприличия рассматривать бывшую Кракену. И несколько жалел, что они только сейчас собрали кольцо, так может быть каждое лето находилось бы гораздо больше добровольцев. В общем-то ее не портили даже щупальца. Возможно, потому что такие близкие к божественному леди в принципе были прекрасны одним своим существованием.

— Вижу вас, как наяву, леди Ненеми, — бальзамировщик на несколько секунд закрыл глаза рукой, подавляя даже свое привычное желание подсматривать сквозь пальцы.

Парень сделал от устремившегося к нему щупальца неуверенный шаг назад, утопая в песке голыми ступнями и устало глядя на того, кого вызвала эта женщина. У него не было ни оружия, ни желания воевать.

— Я не буду с тобой драться, ок, да? Ты всего лишь часть меня. Хреновая часть, конечно, но что ты начинаешь, нормально же вместе жили, — негромко заговорил Блимм, не отводя взгляд от глаз существа. — Так что делай выбор сам. Хочешь — оставайся. Не хочешь — моя жизнь станет немного светлее и проще.

Иногда бальзамировщик жалел, что еще не перехватил у близнецов привычку к курению ржави. Ее сейчас было бы достать куда проще, чем чашку кофе. Хотя и это ему не помогло бы. После смены сердца пару литров спустя уже не наступала отрезвляющая боль, позволяющая принимать более отстраненные решения.

— Если я от тебя избавлюсь, то стану ведь кем-то иным, верно? Вряд ли лучше, чем есть сейчас, — продолжил северсталец, пожимая плечами, опускаясь рядом со своими кедами и натягивая их обратно, словно показывая, что монолог на этом окончен.

Как только чёрное щупальце коснулось Эвелины, её взор слегка затуманился. Мезовцы и незримовцы словно выцвели, как фотография, оставленная на солнце, а вот другой образ набирал яркость. Эви пригляделась к нему и невольно отшатнулась. На светлом песке возникла она сама. Только вот выглядело её второе я как-то иначе. В серых глазах не было весёлых искорок, только колкость и боль, губы сжаты, брови нахмуренны.

— Кто ты?

— Я — это ты. Не узнаёшь?

Эви отрицательно покачала головой.

— Нет. Ты какая-то другая. Ты не можешь быть мной.

— Могу. Я очень похожа на тебя.

— Нет! У меня в глазах нет злости, — Эви наконец-то осенило. Она поняла, что её смущает, — Я всех простила, а ты растишь в своей душе ростки обиды, они пустили в тебе корни и достигли невероятных размеров. Ты замыкаешься в себе и ненавидишь всех вокруг. А я...

Северсталька лучезарно улыбнулась. И в этой улыбке светились радость и любовь. Ненастоящее я обиженно зашипело и рассыпалось водяными брызгами и светло-жёлтым песком.

Марк охнул и прикрыл рот ладонью. Ненеми была красавицей, неожиданно темнокожей, эффектной дамой, как из мультика про русалочку. Как раз во вкусе мисс Шелест, должно быть. От её внимательного взгляда становилось неуютно и немножко жарко несмотря на морскую воду, которая холодила лодыжки. Ещё страннее стало, когда ноги коснулось щупальце богини. Марк удивлённо моргнул.

— Эй, — окликнули его. — Не поворачивайся.

Голос был абсолютно знакомый, ощутимый, как дуновение ветра, простой и властный. Марк как наяву услышал шаги за спиной. Кто-то явно не босиком, в обуви взрывал прибой и неумолимо приближался. Повернуться хотелось невыносимо, было страшно от неизвестности. Правда ли он здесь? Зачем пришёл? Что написано у него на лице? От этого зависело так много, но в то же время казалось, что если он повернётся, мир обрушится.

Марк замер, стиснутый двумя страхами одинакового масштаба — один страх умолял повернуться, а другой боялся увидеть. А ещё третий маленький страх боялся нарушить просьбу не поворачиваться.

Разрываемый этим противоречием, Дубровский не сразу заметил, что забыл дышать, только тогда, когда голова совсем закружилась и колени дрогнули. Сбившееся дыхание восстановить не получалось, как при ударе в под дых, а шаги становились ближе и громче. Марк сжал мокрую рубашку у себя на груди и стал считать до десяти. Раз, два...

— Я знаю о чём ты думаешь, — раздался голос над самым ухом.

Даже почувствовалось чужое дыхание на коже. В глазах у хронолога совсем потемнело. Если он не повернётся, он не узнает, что ему грозит, а если повернётся... То он это узнает точно и определённо, с неотвратимостью падения. Марк зажмурился и разжал ладонь, сжимавшую рубашку.

— А мне всё равно, что думаешь ты , — сказал он.

И присутствие за спиной исчезло. Обернувшись, он не увидел ничего, кроме леса вдалеке, и поблескивающего берега.

Щупальца. Атмосфера. Тысяча мыслей, а потом — одна после прикосновений.

Лэнс чувствовала себя сейчас странно, все чувство притупились, осталось только один образ, на секунду повисший в тихом сознании и настолько яркий, что захотелось избавиться от него сейчас, больше никогда не терпеть и забыть на веки, как и не было его.

Лэнс видела то, что мешало жить и ей и другим. Понимала, что до конца избавиться от всего этого все равное не выйдет, никто не идеален, не бывает абсолютно черного и абсолютно белого. Но можно забить в уголки сознания, лишить права на свободное существования, бороться хоть как-то, рассмеяться просто в лицо, чтоб те поняли: они ничего не значат. Ничего больше не значат, потому что в мире есть вещи поважнее, чем они, чем эти чертовы слабости и недостатки.

Сотрудница уселась прямо на песок, игнорируя волны и жмурясь, у нее хмурились брови и кружилась голова.

Открывать глаза — сразу все три — пришлось резко и с полным ощущением того, что все хорошо. Все в порядке и всегда так будет. Главное — все не испортить, но теперь будет легче, конечно легче, потому что все отвратительное растворилось, как растворяется пена в морских волнах.

Захотелось смеяться, хотя, девушка была уверена, получится истерически и надрывно, хотелось встать и куда-то идти, идти без остановок, чтоб угомонить нервозность, хотелось сделать хоть что-то. Но она сидела и не шевелилась, у нее совершенно не осталось сил и шок все еще не отпустил.

Юноша охнул, не от прикосновения чего-то скользкого и противного, а от вида компании, представшей перед ним. У него не было главного демона, скорее много мелких и противных бесят, метельшащих в его душе из угла в угол. Да, противные. Да, гадкие. Но все свои, бросающие его на бездумные поступки, провоцирующие негатив или беспардонное отношение. У Доминика со своими демонами было что-то вроде пакта о ненападении, или даже взаимовыгодного договора — он их не трогает и подкармливает временами, а они ему не докучают, более того, направляют непоседливость в какое-то интересное русло, чаще всего запретного или криминального характера. И трудно сказать, что Ник был своими демонами недоволен.

Вот, самый жирненький — Ленюшка. За ним стоят Безответственность и Равнодушие. Дальше прячется Обидка, Недовольство, Неуверенность и Пессимизм. Под свисающим пузом Ленюшки притаилась почти незаметная Злобушка, с яростно сверкающим взглядом. И еще десяточек совсем мелких, имена которых парень забыл.

— Ну чего вы стоите? Сгиньте. Кыш, я сказал, — растерявшийся дампир попытался прогнать демонов, словно цыплят, махая руками во все стороны, — Пшли отсюда. Дома разберемся.

Цветные фигурки грешков померкли, размылись красками, но не пропали. Иллюзия слилась воедино, объединяя все пороки в одно целое — человека. Человека, так неожиданно похожего на Доминика. И это был не его близнец, нет, юноша чувствовал главный подвох — это был он сам. Главный демон. Доминик.

— Я не такой, нет, не правда, — прошептал ошарашенный оригинал, разглядывая наглую морду демонической совокупности. — Сгинь. Уйди. Я не хочу тебя видеть!

Последняя фраза раздалась окриком. Но демон только ухмыльнулся и... Исчез, оставив Ника с ощущением, что это была не последняя их встреча.

Саша смотрела на Ненеми и в общем понимала, почему Коат ее любил — не только из-за красоты, но и за само ощущение ее присутствия. Хотя красота ее наверняка сыграла свою роль.

Узнав, почему прекрасная Кракена не желает ступать на песок, девушка только улыбнулась. Он понимала. Действительно понимала. Она все еще боялась огня и громко говорящих людей. Саша быстро приняла октарин, потому что росла, окруженная магией, да и жгли ее тогда не за это.

Жгли ее за то, что увидели, как маленькая зеленая птица стала худенькой, смуглой и кудрявой тогда еще девчонкой, неосторожно выбравшей место — Саша тогда была еще очень юна и мало знала о тайных местах и людях. И потом эту девчонку, и без того едва живую после долгого перелета и оборота, потащили сначала в чей-то двор, прямо по земле, не позволяя ей даже одеться, хоть немного прийти в себя или подняться, а потом — на кучу дров.

Она не помнила, как выбралась, вообще ничего не помнила после острого угла, воткнувшегося куда-то под ребра, просто вдруг обнаружила себя, едва дышащей и в синяках, в чьем-то дворе, рядом со своим стареньким изодранным рюкзаком.

Девушка судорожно выдохнула и быстро заморгала, смахивая слезы. Она и не заметила прикосновения щупальцев за жутким воспоминанием.

— Ясно, — дрожащим голосом, чувствуя текущие по щекам капли и не понимая, застарелые это слезы или морская вода, сказала алкароска. — Я поняла и больше не буду скрывать.

Девушка набрала в грудь побольше воздуха и прерывисто прокричала:

— Я оборотень-попугай!

Легче ей не стало. Во всяком случае, пока. Ничего. Успокоение придет, надо только немного подождать.

Луреец собирался как-нибудь увернуться от вязкого прикосновения, не совсем понимая, что Ненеми пытается сделать: схватить всех, отравить, придушить, или ещё чего похуже. Переглянувшись с остальными ребятами, кого щупальце уже коснулось, Джеймс понял, что никакого смертельного посыла нет. Да и к тому же преобразившаяся Кракена уже коснулась груди, пока парень искал пути отступления.

Словно кто-то по щелчку пальцев выключил свет, заперев Джима в огромном, абсолютно тёмном помещении. Над головой свисала одинокая лампа, озаряя лишь область радиусом в пару метров. Холодный пол, эхо, посторонние шумы где-то неподалёку и пустота.

— Кто здесь? — поинтересовался ирландец, чувствуя в ладони одноручный топор. Шум мигом прекратился. Нечто извне замерло, разглядывая гостя. В следующую же секунду послышалось какое-то животное рычание, отскакивающая от стен, не позволяя определить точную локализацию источника шума. Хозяин пустой комнаты стремительным шагом приближался к волшебнику. Но откуда?

— Покажись! — оружейник встал в боевую стойку, нахмурился и стал ожидать нападения, готовясь атаковать как только завидит чужой силуэт. Сердце колотилось в бешеном темпе, виски пульсировали, а ладони вспотели. Напряжение достигло своего апогея, когда незнакомец вступил во владение одинокой лампы, демонстрируя своё лицо.

— Что... ? — лицо Конланда исказилось, а брови полезли куда-то вверх. Напротив него стоял Джим. Этим хозяином пустоты оказался никто иной, как сам оружейник.

— Что ты такое? — только и смог выдать истинный ирландец, поглядывая с недоумением на свою модифицированную копию. Модификации заключались в следующем: клон был здоровее, выше, белок вокруг зрачков отдавал красным оттенком, а из носа буквально клубился пар. Демон толкнул волшебника в грудь, провоцируя на ответные действия, следом получая кулаком в живот, что заставило закатится каким-то неадекватным смехом. Безмолвный Джим всё увеличивался с каждым пропущенным ударом, а Конланд настоящий — уменьшался.

— Гнев? Ты мой гнев? — после дюжины ударов вдруг осознал Конланд, понимая, что с каждым ударом растрачивает себя, поддаётся влиянию эмоций и не может справиться с ситуацией и самим собой. Нужно искать компромиссы, контролировать свои порывы, обдумывать, прежде чем действовать. Следует сосчитать до десяти. Опустив топор, луреец прикрыл глаза и коротко выдохнул. Демону это не понравилось и он пошёл в наступление, нанося хлесткие удары по лицу, по корпусу, бросая через бедро, едва не растоптав следом. Ирландец сконцентрировался на светлых воспоминаниях, пытаясь абстрагироваться от ситуации. Демон становился меньше, а удары его — слабее. Джеймс улыбался, видя перед глазами лицо Чайки, домик у Озера, прокручивая в голове теплые воспоминания о лурейских шатрах, об учёбе в Незримом. За этим милым занятием он и не заметил, как провалился в сон.

Очнулся аквамен уже на дне морском, чувствуя приятную слабость в теле и некую лёгкость, словно его избавили от какой-то тяжелой ноши. На благо дополнительные жабры способствовали добыче кислорода в воде, поддерживая жизнеобеспечение организма . Мигом всплыв, парень осмотрелся по сторонам, пытаясь взглядом отыскать других ребят и, особенно, чародейку.

Ася подслеповато щурясь смотрела на маленькую девочку лет шести. Девочка угрюмо рассматривала Асю и, кажется, она боялась и не знала как себя вести. Она была так наряжена, что нельзя было сказать что-то определенное по поводу ее внешности или характера. Цветастая юбка, потому что люди любили детей в ярких одежках, наряжали их как кукол, воображая яркие цвета как синоним счастливого детства. Платок, закрывающих волосы, потому что вечер и на улице холодно, Ася почти слышала в голове наставительный голос "Ещё простудишься!". В правой руке — какая-то машинка, потому что мальчику в соседнем дворе нравилось играть в гонки, а в индейцев — не нравилось. В левой — маленькая книжка с наклейками, потому что все в ее группе в детском садике собирали наклейки, и она решила, что должна тоже.

Ася всегда знала, что по-настоящему ничего не хотела сама. Все что она делала делалось лишь с целью как-то понравиться другим людям. Позже — чтоб убедить себя, что ей хоть что-то не безразлично.

Маленькая девочка, которой Ася была и не была одновременно, осторожно опустила машинку на песок и протянула Тургеневой маленькую руку, на которой висел не один десяток браслетов, оберегов, фенечек, резиночек и прочих увлечений, которые ей может и не нравились, но прикрывали пустоту. Когда-нибудь, Ася это знала, всё это спадет, и останется только то, что было настоящим. Но на это требовалось время, годы, а не минуты.

Сейчас же она могла только посмотреть своему демону в глаза и...

Лурейка взяла маленькую девочку за руку, присела на корточки и свободной рукой легонько щелкнула по маленькому курносому носу. Девочка рассмеялась и показала пальцем на море. Ася повернула голову, хотя знала, что когда повернется обратно, девочки рядом уже не будет.

Юго никогда не задумывалась о том, какие демоны внутри неё её же саму пожирают. Нет, она знала, что там, внутри, кто-то сидит и всегда повторяет одно и тоже, но Ю никогда не хотела сталкиваться с Этим лицом и потому всегда просто бежала: бежала с головой в дела, в общение, в слезы, в радость, не останавливаться, ни на секунду, иначе дашь себе время задуматься. И вот сейчас против её же воли её бег остановился, показывая всю его ничтожность. Ветер застыла, всматриваясь в лицо себе же — девушке, с огромными глазами, наполненными страхом и паникой, девушке, чьи побитые кровточащие губы дрожали, пока она на волоске от истерики очень быстро и без остановки перечисляла:

"Ты никому не нужна, никому не нужна, никому, никому не важна. Все тебя бросят, бросят, оставят, предадут. Все тебе врут, все тебе врут. Все тебе врут! Ты ни на что не способна и потому никому не нужна. Ты пустое место. Ты все возможные недостатки. Ты бесполезная и потому никому не важна. Все тебя бросят, все тебе врут. Все. Тебе. Врут."

Паника из глаз демона подступила к горлу, паника схватила за горло, Юго опустилась на колени, чувствуя, как предательская истерика ползет следом за паникой и к ней. И что же ей делать с Этим? Она могла только подняться и бежать, бежать сломя голову, бежать и напевать дурацкие песенки, заматываясь в сотни слоев яркого и броского, но это ведь побег, да?

"Ты поломанная. Ты неправильная. Ты не к месту. Не к месту. Не по размеру. Не вмещаешься в форму. Ни в одну из нужных и правильных форм. Ни мальчик, ни девочка. Ни плохая, ни хорошая. Просто неуместная. И поэтому все тебя бросят, оставят, уже оставили, оставили, кинули, кинули, все", — продолжала её копия, не давая самой Ю сосредоточиться.

— Ты не права. Я есть. Я цельная, — прорычала Юго, вспоминая все подаренные ей улыбки и слова благодарности, вспоминая всех тех, особенных, кто видел особенное в ней. — Люди врут, такое бывает. Люди уходят, тоже бывает. Но это не делает меня сломанной. Не делает меня неправильной. Я — живая. Я живее всех живых. Я ярче, я ярче, чем многие. Я сильная, я такая сильная, что могу пережить все, и тебя, и тебя тоже могу пережить и выжить из себя. Слышишь?! Могу!

Южная резко, как дуновение ветра, врывающегося в помещение и открывающего своим потоком окна, поднялась и кинулась в сторону демона. Она накинулась на неё, повалив на мокрый песок, в воду, и била её, била что есть мочи, разбивая собственной лицо, которое носил демон, собственными кулаками. Она разбивала его в кровь и в мясо, пока не очнулась, на берегу, на коленях, продолжая сквозь слезы бить кулаками воду.

— И не говорите, — вздохнула Чайка, кивая щупальцу, — люди бывают такие злые.

Она посочувствовала этой могущественной, но в сущности несчастной женщине. Сколько было в мире людей, которых губила чужая зависть? Не перечесть. Тень рядом с ней сгустилась, обретая плоть. Теплая рука легла на плечо, поглаживая, успокаивая.

— Хорошая, хорошая, хорошая, — шелестел голос. — Забудь. Завтра будет новый день. Ты подумаешь об этом завтра. Завтра.. завтра.. завтра.. не думай.. все будет завтра..

Шелест голоса убаюкивал, успокаивая. С ним уходили все страхи, расслаблялись сведенные кулаки, разглаживалась хмурая складка на лбу. Чайома прикрыла глаза, улыбаясь и покачиваясь, будто в огромной колыбели или чьих-то больших, теплых ладонях. Все хорошо. Ничего плохого просто не существует, оно все ушло куда-то далеко.

— Спасибо, — сказала чародейка, чувствуя как в глазах набухают слезы, — спасибо. Но ты не можешь быть со мной всегда. Нельзя всю жизнь откладывать проблемы на завтра. Я уже взрослая.

И теплые ладони, обхватившие ее, растаяли, оставив чувство холода и неясной тоски. Небо потемнело, словно собиралась гроза, а может ей это лишь почудилось. Чайка прерывисто вздохнула, отбрасывая прядь волос со лба и взглянула вперед, туда, где стояла Ненеми. Стояла, как будто перед ней был не гостеприимный берег Авалона, а эшафот.

"Она ведь все эти годы пряталась в море, — вдруг поняла Чайома, — откладывала на завтра".

Поняла и ужаснулась собственным перспективам.

Страх это огромная сила. Она заставляет нас быть сильнее. Заставляет сердце биться быстрей, а глаза видеть дальше. Заставляет нас решать свои проблемы, а не откладывать, делая вид, что их нет. Страх становится врагом, только если с ним бороться.

Должно быть, за сотни лет люди изменились. Или Ненеми ошибалась в них, и они всегда были одинаковыми, а она зря наделила их неприглядным для себя ярлыком.

Богиня осторожно сошла на берег, ступая по песку, будто в первый раз. Щупальца исчезли, и вместо них у нее были обычные ноги. При каждом шаге Ненеми останавливалась и поджимала пальцы босых ступней, будто привыкая к давно забытому своему умению.

Долгая жизнь в ином теле под толщей воды не могла не оставить свой отпечаток. Пока что Ненеми почти ничего не слышала и не говорила. Она воспринимала стоящих перед ней людей, как пятна эмоций и желаний. Смазанные и яркие, переплетающиеся между собой. Она плохо различала каждого человека в отдельности, но прекрасно чувствовала всех их вместе.

За исполненное дело, снятое страшное проклятие, богиня хотела отблагодарить всех здесь находящихся, поэтому каждого из них попросила назвать то, что бы он хотел больше всего: подумать об этом или сказать вслух. Это могло быть событие или вещь, чувство или исполненная надежда, необычайный предмет или же особенное приключение.

Ненеми в ожидании встала, освещенная в сумраке своим же сиянием. Кольцо Атлакамани не было надето ей на палец, оно причудливым украшением-вставкой светилось у нее во лбу, похожее на диадему или корону.

Эви посмотрела на Ненеми. По её виду было похоже, что она чего-то ждёт. Но вот чего? Эви нервно пробежалась пальцами по единственной мочке уха и спросила:

— Вы хотите чем-то отблагодарить нас за то, что мы принесли кольцо? — северстальке показалось, что свет, идущий от жены бога смерти на какое-то неуловимое мгновение стал ярче. — Тогда... Я хочу, чтобы у меня было больше терпения. Сегодня я победила в себе обидчивость, но на долго ли?

— Мне бы не помешал саквояж, знаете, хороший вместительный саквояж с каркасом из какого-нибудь легкого металла, — устало произнесла Сашка, уяснив, что леди Ненеми сошла на берег, человечество прощено, а им как освободителям предложено одно желание на выбор.

С проклятьем она смирилась, оборотничество признала, со страхом более-менее расправилась еще раньше. А вот хорошая сумка бы действительно не помешала. мало ли что, вдруг она соберется слетать домой и не захочет бросать все свои травки-бутылочки-порошочки на произвол судьбы.

На самом деле Блимм никогда не знал, что ему особенно хотелось бы. Большая часть вещей, способностей и событий просто подворачивались в нужный момент сами собой. Так что он не стал ничего говорить или устойчиво думать о чем-то для себя полезном. В конце концов он участвовал в этом просто чтобы участвовать, ну и чтобы одна Кракена в этом чертовом море стала немного счастливее.

— Я хочу от вас, леди, что угодно на память об этом дне, — внезапно передумал парень, поняв, что ему нужно хоть что-то, что будет привязывать к нему воспоминания и чувства этого дня, заставляя их стираться не так быстро.

Наверное, молодому человеку было слишком странно ощущать себя вот таким. Открытым нараспашку. Как окно летом, когда дневная жара спадает, тепло исходит только от земли, а комары летят на свет. Будто бы эта Кракена взяла и забрала его скелетов из шкафа, открыла сундук с чужими черепами и не стала его осуждать, мягко помогая со всем этим справиться, как матушка. Таковой у Лёвы не было никогда.

— Непонятно это все, — он пожал плечами, сводя лопатки, покрытые солеными дорожками, после потрогал торс, ощущая неприятную и грязную кожу. Уставился на Ненеми, пытаясь смотреть ей в глаза прямо, не сбегая, но не выдержал такой игры.

Внезапно ему подумалось, что от него чего-то хотят. Желание ли — непонятно.

— Иногда, знаете ли, — русоволосый свёл два пальца, замявшись, хотя в нем играло все его еврейство. — Очень хочется по ночам выбираться в лес, выть на Луну, скалить клыки, махать грязным хвостом. Смотришь в окно на оборотней — завидуется. Волки живут свободной жизнью, счастливы от поедания свежего кролика. Анимагия — прекрасная вещь.

На ум Асе приходила только фраза из книги, которую она читала не так уж давно. Про счастье и про не обиженных. Но сказала она совсем другое:

— Хочу узнать, зачем гильдия пиратов заполучила доску Уиджи и кусочек мозга Яна Полуэктовича. Можно на ушко, намеками или даже шарадами, мне этот вопрос покоя не дает в последнее время.

Полукровка впитывал впечатления, не уставая переводить взгляд с богини на сияющее под огнем море и участников ритуала. Предложение загадать желание было неожиданным, и растерянный северсталец, представляя, как задувает свечки на торте, зачем-то мысленно повторил мечту стрелять паутиной из рук. Улыбнувшись сам себе, а потом — более заметно — всем и миру в целом, дампир набрал в горсти воды и медленно выпустил ее, пока только капли не остались на ладонях, пахнущих солью и цветами.

— Невероятный вечер. — Сообщил МакАлистер теплому ветру. — И все же, что ни делается — к лучшему.

Рико вновь устремил взгляд на Ненеми, теперь уже в такт движению волн шагая за нею к берегу, но оставшись на мелководье. Именно здесь тело казалось особенно тяжелым и неповоротливым после купания, зато на душе было легко и радостно. Найдя взглядом близнеца, младший подумал, что тому бы не помешало обрести какой-нибудь техномагический навык, раз уж тот так тянулся работать в гараже.

Руфи долго стояла на побережье, рассматривая красивую женщину перед собой. То, как она выглядела, то как она несла себя — ей очень нравилось. Ее взгляд будто видел все насквозь, от чего пошли мурашки по коже. Девушка стучала кончиком пальца по носу, рассматривая воду вдалеке. Вопросов было много, желаний — ни одного. То, чего она хотела, всего можно было добиться или найти самостоятельно. Будь то любовь, счастье, родственную душу и что-то еще. Другое можно было купить. Третье вообще создать. Поэтому Руфи и замялась, ковыряя носком ботинка песок и оставляя маленькую впадину.

— Хочу, чтобы осталось на память что-то. Можно мне черепашку? — подняв голову, чтобы посмотреть на Ненеми, девушка слегка улыбнулась. — Маленькую такую. А то у меня нет еще морских друзей.

Честно — Лэнс растерялась. Всегда так, когда спрашивают в лицо о конкретных желаниях — всегда теряешься, она это знала, но ничего не могла поделать.

— Я... Наверное, я бы хотела общения с семьей. Ну, знаете, в классическом понимании — расспросы о жизни, радостные встречи, готовый ужин к приходу и задушевные разговоры. Хотя можно и без и ужинов, конечно. Я не знаю никого, кроме Вас, из родственников, скорее всего, они все давно уже погибли. Я могла бы просить воскресить бабушку Джози, но ведь только недавно я отпустила ее — и, знаете, так будет лучше. Нам обеим. Информацию о родителях найду как-нибудь в другой раз.

Поэтому вот желание. Мне ужасно неловко, честное слово, но могла бы я Вас навещать иногда? Видеться, назвать бабушкой, не знаю, мне просто немножко этого не хватает, — мысли ужасно путались, речь сбивалась, а сердце ужасно колотилось. Впервые появилась возможность поговорить с родными, и она была довольно странной, а теперь еще и вероятность признания ее как внучки — нет, совсем не верилось.

Юго понятия не имела, что именно просить. Ей даже не хотелось этого делать, но настойчивость предлагающей пугала.

— Хочу, чтобы мой новый друг кот стал разумен и мог говорить, — прошептала Юго, непонятно почему именно это. Просить дружбу, любовь и понимание было как-то неловко, пускай и хотелось, но в одном Ветер была убеждена, эта мелкая сволочь, если заговорит, никому жизни не даст. И уж ей самой — тем более не даст. Но слово не воробей, вылетит — не воротишь.

— Отблагодарить? Да мы, честно сказать, прекрасно провели время, познакомились с богами, они с нами, жаль только быстро закончилось, — Чайка замолчала, осененная идеей. — Хочу иметь возможность обращаться к Тамас, Кетцалю и Коату за помощью в случае острой необходимости и эту помощь получить, — она потрогала подаренное кольцо. Не то, чтобы ей было что-то надо, просто интересно же оставить на память что-то об этой сказке.

Всегда, когда Дубровский слышал подобный вопрос — чего ты хочешь? — оказывалось, что у него всё есть. Очень странное ощущение — ты живёшь с чувством глубинной неудовлетворённости, но стоит задуматься, и оказывается, что счастье уже рядом или полностью зависит от тебя, достаточно руки покрепче сжать. И не нужно никакой божественной магии, только немного труда и воли.

Тогда Марк стал вспоминать близких и их нужды. Тут было все ещё сложнее, некоторые нужды просто не должны были сбываться, например, заточение Адама в Мезе. Вряд ли Кадмон покинет школу навсегда, но он даже из заключения умудрялся творить ужасные вещи. А чего хочет Янус или маркова сестра — одни боги ведают. В мире можно было крутиться и без божественного вмешательства.

— Леди, вы прекрасны. И я хочу, чтобы рыжая девочка, которая так понравилась мисс Шелест в царстве Кетцаля, появилась где-нибудь в Королевстве, живая, со своей собственной жизнью, чтобы её можно было найти, познакомиться с ней и потрогать за мягкий бок.

— Хотелось бы получить возможность вернуть какого-нибудь человека из царства Коата. В любое время. Такое возможно? — оружейник посмотрел в сторону Ненеми, цепляясь взглядом за диадему на лбу.

Соленая вода, глубина и восприятие людей большим пятном света и эмоций накладывались на отсутствие практики раздавать дары. В последние десятки лет Ненеми одаривала всех спонтанно и, в основном, только тех, кого отдавали ей в жертву: иногда она дарила жертвенному юноше или девушке ребенка, иногда волшебное умение, иногда исполняла его мечту быть красивее или талантливее. Но так, чтобы делать что-то массово, она пока не пробовала. Сегодня у нее был первый раз.

Именно поэтому все дары Ненеми хоть и отдала честно, но перепутала.

— Левин кот, внезапно, стал разумен и получил возможность говорить

— Марку в руки ниоткуда упала маленькая морская черепашка

— Патрик получил удивительную возможность создавать полностью осязаемую и плотную иллюзию пышнотелой рыжей девушки, с которой можно было бы общаться и которая понравилась бы мисс Шелест

— Руфина получила прекрасную сумку-саквояж с каркасом из легкого металла

— Дарий получил возможность обращаться к Триединому за помощью и эту помощь получать

— Доминик внезапно понял, что с помощью доски Уиджа и мозгом в канопе гильдия пиратов могла бы сделать Яна Полуэктовича снова смертным человеком

— Саша получила куда больше терпения, чем у нее было и так

— Юго поняла, что обладает теперь анимагией в волчицу

— Ася получила возможность общаться со своей семьей, а так как семьей ее были дома, то теперь она понимала не только их, но и камни, и песок, и даже асфальт, если бы очень постаралась

— Чайома получила умение ловко стрелять из рук паутиной

— Джим получил высококласные техномагические навыки ко всем уже имеющимся достоинствам

— Эвелина получила возможность вернуть в любой момент любого человека из царства Коата

— Лэнс, на память об этом дне, получила красивый узор присосок на плече, который становился видимым по ее желанию.

Уверенная, что все пошло, как нужно, богиня улыбнулась полными губами. Она была красивой девушкой, не удивительно, что Коат давным давно полюбил ее и любил до сих пор. Но пока что она могла к нему и не возвращаться — так Ненеми решила. Одни сутки она хотела посвятить суше, человеческим городам и самим людям. Слишком давно она это все не видела.

Развернувшись, медленно пошла она по тропинке в город. Но вдруг, почувствовав что-то, обернулась снова на ребят. И остановила взгляд черных глаз на Доминике.

Ненеми знала, что сегодня он о ней думал, и справедливо считал себя для нее предназначенным по праву очередности, давным-давно выбранной там, откуда каждый год к ней приносили дар. Богиня посмотрела на него ожидаюче и протянула к нему ладонь. Если бы мальчик не пошел с ней, она бы не обиделась. Все же, больше она не была Кракеном, и жертвоприношения с этого дня должны были прекратиться. Но Ник мог бы стать последним, кто пробудет с ней ночь до того, как она вернется к Коату.

Доминик потерялся. Потерялся в себе, своих старых страхах и новых мыслях, в свежих впечатлениях и мелко дрожащем теле. Он пытался объять происходящие своим умом, душой, всем естеством и терпел поражение. Сейчас его мир сузился к силуэту богини, она стала всем для него, безобразно маленького и недостойного. Он не мог противиться порыву души и нехотя, словно против своей воли, протянул руку Ненеми. Она была великолепной. Несравненной. Она была всем.

Ему не стоило что-то говорить. Богиня читала в его глазах осторожное желание. Прикоснуться. Единственная мысль, которая выделялась среди восторженных дифирамб и мелькала на периферии сознания, просила прощение у Коата. Но он не мог себе отказать. И отказать богине.

Легко улыбнувшись, Ненеми исчезла вместе с Домиником прямо там, где стояла, оставив после себя ворох красивых, как закат на море, ракушек.

Рыжий, совершенно очарованный богиней, поднял одну из них — оранжевую с белым, красивую и будто теплую, и сжал ее в руке. Это была отличная плата для него, так он считал.

— Вы справились с добрым делом, — улыбнулся Рик своим помощникам, — гильдия пиратов найдет, как всем вам сказать спасибо. От нашей благодарности еще никто не уходил.

Он тепло кивнул всем тем, кто был готов жертвовать здоровьем, артефактами и временем ради простой, но такой важной цели — приключений.

Далеко на востоке от побережья раздался почти неслышимый гул и рокот, похожий на гром. Но он был настолько далек и не важен, что никому на побережье не стоило брать его во внимание. В конце концов, это, действительно, могла быть всего-лишь гроза.

* * *

Храм Куа'хаджах рушился. Все началось с золотистой черепицы, она слетела с крыши, как сухая листва, и осыпалась вниз на скалу, на которой стоял храм. Служители его даже не обратили на это внимание. Но потом вниз за черепицей начали падать статуи и верхние этажи. С грохотом оползали кирпичи со стен, колонны валились вниз, как фишки домино.

Из ворот храма начали выбегать монахи и жрецы: в синем и в белом, в рваных рясах и в золоте, с выбритыми головами и с бородами, которые нельзя было сбривать с отрочества. Их дом рушился, и было в этом обрушении что-то величественное и страшное, как в летних грозах.

Не все те, кто был в Куа'хаджах, успевали его покинуть.

Но те, кто успел, многие годы спустя говорили о том, что в тот роковой для мелких богов и их культов день на холме напротив островка с Куа'хаджах, стояло трое человек, похожие на семью далеких туристов в этой местности.

— Я самая старшая тут, — протявкала девочка. В маленькой руке она сжимала палочку алого, как раздавленная смородина, мороженого с наледью по бокам. Девочка была красивой, как ангелок, но черные ее глаза делали ее отчего-то похожей на хищного зверька. Невысокая девушка рядом с ней положила ладонь ребенку на плечо. Девушка обладала резкими чертами лица и мальчишеской стрижкой. Во взгляде, устремленном на облако пыли, камней, грохота и криков, что клубилось на скале Куа'хаджах, виделась непритворная скорбь.

— Они пекли прекрасные рулеты со сгущенкой! — вдруг сказала она, выдав причину скорби, и подняла взгляд на третьего смотрящего. Отблески солнца перечеркнули девушке лицо, и стало понятно, что это совсем не девушка, а юноша, красивый и пока еще женственный, без следа мужской щетины на лице. Хотя, возможно, при другом освещении все снова бы казалось наоборот.

Третий на этом холме, молчаливый и будто нарочно вытянутый вверх и оттого суженный мужчина в прекрасно подогнанном под фигуру деловом костюме, попыхал в ореховую трубку и выдохнул дым в ухоженные холеные усы.

Он смотрел на суетящихся внизу людей, на медленно чернеющее перед ночью море и не думал почти ни о чем, кроме того, что сейчас-то все начинает идти на его земле так, как и должно идти.