Орнейские хроники -2 (гет)

Черная пелена окутывает Лару. Издалека доносятся крики и шум. Но ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Веки и рот будто залеплены тиной. Опасность. Близко, совсем близко пожаром в ночи полыхает чья-то злоба и ненависть. Что произошло? Она помнит лицо телохранителя — и тошнотворный запах, опрокинувший ее в темноту... Лара прислушивается: она в повозке. Две лошади — она ощущает их чистые души. И два человека. У возницы — тускло-стальная аура. В повозке есть другой. Это он ненавидит и почему-то боится ее.

Дождь... Она вызывает образ искрящихся струй дождя, сквозь которые видно солнце. Сосредоточиться! Взять силу Воды...

Дождь смывает вязкую мерзость. Лара открывает глаза и видит сидящего к ней спиной Хина. Он оборачивается и встречается с ней взглядом. В его руке — пистолет. Будто огненное щупальце выбрасывается в ее сторону. Враг! Из струй дождя возникает узкий меч, прохладная рукоять удобно ложится в ладонь. Лара отсекает щупальце, и Хин валится навзничь, хрипит, силясь приподняться. Да! Лошади, что-то почувствовав, срываются в безумный бег, и тщетно возница пытается остановить их. Аура телохранителя расплескивается багрово-черным. Приходит узнавание — этррури, фальшивый этррури из ее видения! Нельзя допустить его смерть! Удар. И вновь темнота.

* * *

Лучи солнца проникали скозь неплотно задернутые портьеры спальни, но Ларе казалось, что за окнами вечер пасмурного дня. Внутри, там, где прежде распускался нежный цветок, образовалась жуткая, зияющая пустота. Ее дитя... Она перевела взгляд на сидящего возле постели мейстера Динье.

— Я сожалею, сьера Лара. Повозка перевернулась. Однако у вас будут еще дети! — бодро проговорил он.

Лицо врача выражало учтивость и профессиональную благожелательность. Но она видела в его ауре неуверенность и смятение.

«Одаренные не могут предвидеть свою судьбу...»

И тем не менее, она знала, что Динье лжет. И детей у нее больше не будет. Дар не позволял обмануться и утешить себя надеждой. И ничем не мог помочь ей.

Благо... или проклятие?

— Его светлость извещен, и магистр Вальен тоже. К вашему супругу отправлен гонец, — продолжал Динье. — Через несколько дней вы поправитесь. Не буду вас утомлять, отдыхайте...

Лара молча кивнула и отвернулась к стене, натягивая покрывало на голову.

— Я сожалею, — повторил Динье без прежней уверенности.

Она услышала осторожные шаги. Тихо скрипнула дверь, раздались приглушенные голоса, затем все стихло. Лара закусила губы. Из груди рвался крик, истошный и бессмысленный. Ее дитя!

Хин тоже мертв. Она убила его, пусть и не желая того. Или желая? В тот миг ее охватило торжество. Упоение яростью — неукротимой, смертоносной. Лара и сейчас ощущала ее отголоски, тлеющими углями под слоем золы. Могла ли она не убивать? Тогда бы выяснилось, как он причастен к покушению на Раймона.

Когда-то — кажется, что очень давно, хотя не прошло и полгода, Лара размышляла, как дар изменит ее. Теперь ее терзали страх и отчаяние. Кто еще погибнет, защищая ее? Что дальше? К ней приставят полк или, как редкую драгоценность, запрут в неприступной башне? Но как можно быть уверенным в охране, если человек из Тайной стражи оказался в сговоре с врагом? Впрочем, она далеко не так беззащитна, как прежде. Месьер Эрнан и... другие будут довольны. Чудодейственное оружие, живой артефакт...

События последних месяцев, спаянные, будто звенья цепи, привели ее к тому, кем она стала. Непрошенное воспоминание о обнимавших ее руках капитана Фальго и пронзительной синеве его глаз вдруг жгучей волной прокатилось по телу. Она запретила себе даже думать о нем, но... Если бы звезды судили иначе, если бы долг и честь не стояли между ними! Что, если бы она уплыла... с ним? И никогда не коснулась бы Звезды, и дар ее не пробудился бы. Прожить обычную жизнь, подобно многими и многим женщинам, с обычными печалями и немудреными радостями. Испытать счастье материнства.

«Почему я?!»

В уголках глаз собрались слезы, и Лара зажмурилась.

Душа нерожденного ребенка уже за Пределом. Жрецы учат, что такие души очень скоро воплощаются вновь. Она — единственная Искра. Врагам это известно, и, наверняка, они продолжат идти по следу. А если бы удар был бы нацелен на ее дитя? Вправе ли она подвергать невинную душу смертельной опасности? Все... к лучшему. Лара всхлипнула и уткнулась в подушку. В памяти всплыли слова отца:

«Будь сильной всегда, даже если покажется, что во всем мире не осталось родной тебе души...»

— Я буду, отец... — прошептала она.

Ей, дочери джинерского дука, должно без ропота и с достоинством принять уготованное Странником. Она будет сильной и стойкой. Только немного поспит...

* * *

Возникший по воле Альдаберта Великого на месте Разбойного леса, парк дю Рамьер, раскинулся на левом берегу Роаны, примыкая к Талассе с севера. Длинные аллеи, беседки, розарии и искусственные гроты; озерца, через которые были перекинуты ажурные мостики — парк являлся излюбленным местом для прогулок у респектабельных горожан. Территория в десяток акров была обнесена стенами, у ворот несли караул двое солдат из городской стражи, преграждая путь тем, кто был бы способен возмутить безмятежную идиллию. Однако еще вернее нежелательная публика отсеивалась входной платой: пятак за пешего, полукрона за всадника и крона за повозку. Предприимчивая молодежь из купеческого сословия и отпрыски небогатых дворянских родов нанимали в складчину открытые рыдваны. Где, как не в Рамьере, можно заявить о себе!

Девицы в своих лучших платьях под бдительным надзором маменек и компаньонок осваивали первые уроки кокетства, кавалеры горячили коней, красуясь перед дамами или прогуливались, изящно опираясь на трости и раскланиваясь со знакомыми. А кое-то ухитрялся срывать цветы тайной страсти в укромных уголках. Поэтому карета с задернутыми занавесками, принадлежащая галейскому посланнику графу Моруа, неспешно катящаяся по главной аллее, вызывала неодобрительно приподнятые брови у одних и понимающие ухмылки у других. Еще бы! Успех обладающего броской внешностью галейца у дам полусвета и грандиозные кутежи, которые граф закатывал при полном попустительстве жены, давно были предметом пересудов. Пылкое воображение рисовало молодым повесам самые пикантные сцены, однако, не имеющие никакого отношения к тому, что на самом деле происходило в карете.

Искаженное от гнева лицо Рене Моруа покрывали алые пятна.

— Вы понимаете, что значит ваш провал, сьер Люмаж?! — воскликнул он, обращаясь к сидящему напротив маршалу Севера.

— Ни один из моих людей не попался, — угрюмо возразил Люмаж.

— Не недооценивайте ищеек Товье!

— Прошу, говорите тише, ваша светлость. Вы рискуете привлечь ненужное внимание.

Моруа глубоко вздохнул, справившись с гневом, процедил:

— Похищение неизбежно раскрывало существование сил, враждебных принчепсу Эрнану, а неудача сделала этот риск напрасным!

— Существование влиятельных людей, которым не по душе начинания герцога Монтего — не тайна, — невозмутимо ответил Люмаж. — И как попытку похищения богатой дамы свяжут с нами? Разбойники.

— Достаточно нелюбви старой знати к ее супругу...

Люмаж пристально посмотрел на Моруа:

— Вы что-то недоговариваете.

— С чего вы взяли?

— Обстоятельства весьма загадочны. Все шло, как задумано. Однако лошади внезапно понесли, и повозка опрокинулась.

— А может, надо лучше готовиться и подбирать людей? — язвительно вставил Моруа.

— Блесуа пользовался полным доверием Товье, — Люмаж покачал головой. — Я не перестаю задаваться вопросом: что произошло в повозке? Возница рассказывал, что его накрыло беспричинным страхом, и в тот же миг взбесились лошади. Ему повезло — при падении не свернул шею. Перед тем, как бежать, он заглянул внутрь. По его словам, у Блесуа шла кровь из носа и рта, и выглядел он так, будто перед смертью увидел всех демонов из-за Предела, вместе взятых.

— Не наемники, а девицы на выданье!

— До сих пор Блесуа проявлял себя хладнокровным и умелым исполнителем. Я считаю, что вы утаили от меня часть сведений — Люмаж упрямо наклонил голову и выставил перед собой руку, предупреждая возможные возражения Моруа. — Странник отмерил мне долгую жизнь, и повидать пришлось разное. В последнее время только и разговоров, что об одержимых и пробуждении Старых Богов. Я склонен прислушаться к словам моего человека. Он ощутил нечто... необъяснимое. Что такое сьера Оденар, в чем важность этой женщины для его величества?

Моруа помолчал, затем сухо ответил:

— У его величества свои причины заполучить Лару Оденар, которыми он не изволил с нами поделиться.

— Иногда недостоверные или недостаточные сведения губят самое, казалось бы, беспроигрышное дело. Пусть вы не военный, а политик, но вам ли не знать? Прошу, передайте его величеству подробности произошедшего.

— Разумеется, я передам. Надо ли говорить, что король будет весьма разочарован...

— Неудачи случаются. Со стороны себя и моих единомышленников подтверждаю, что смещение герцога Монтего отвечает нашим интересам. Полагаю, что союзники внутри Альби важны для Лодо Галейского.

Моруа кивнул:

— Это так. В отношении сьеры Оденар больше ничего не предпринимайте. Я ожидаю новых инструкций. Есть ли вероятность, что она узнает нападавших?

— Исключено — она видела только Блесуа. Когда Товье потянет за эту ниточку, он ничего не обнаружит. Остальные уже за пределами Талассы.

— Хорошо. В последнем письме его величество подтверждает ваши условия — Альби будет править альбиец. Однако он должен принести вассальную клятву.

Люмаж нахмурился:

— Не всем аристократам это придется по душе.

— Значит, Галея будет опираться на тех, кто проявит благоразумие. Например, на вас, — дождавшись появления бледного румянца на худощавом, изрезанном глубокими морщинами лице Люмажа, Моруа продолжил: — Вам также предлагается найти благовидный предлог, чтобы отвести войска из северных гарнизонов. Аверн, Валанс и Лино. Маневры или смотр, — он небрежно взмахнул кистью руки. — Не мне указывать маршалу Севера. Дату узнаете заранее. И было кстати, если бы в маневрах приняли участия отряды запада.

— С маршалом Риардо могут возникнуть сложности, — пробормотал Люмаж.

— Разве он поддерживает герцога Монтего?

— Он из старой знати. Закономерно, что нет. Но он упрям и подозрителен. И не очень умен.

Моруа пожал плечами:

— Изыщите способ повлиять на него.

— Его сын полностью разделяет наши идеи. И давно оказывает содействие. Например, с покушением на полковника Оденара. Кстати, проваленного вашими людьми, — желчно заметил Люмаж, пристально глядя на галейца. Тот скривил губы, но ничего не ответил: — Однако виконт Риардо до сих пор не нашел удобного момента, чтобы открыться отцу.

— Что за робость? — получив возможность вновь перейти к упрекам, воспрял Моруа. — Вот вам и способ. Пусть виконт проявит себя. Хотя не стоит забывать об осторожности, особенно теперь. Лучше действовать наверняка.

— Нельзя забывать о Карде. У полковника Оденара широкие полномочия, и он враг вашего сюзерена. Если попытку похищения его жены свяжут с Галеей, то подозрения падут на вас.

— Я обдумаю ваши слова, — Моруа, вытащив кружевной платок из обшлага камзола, нервно промокнул лоб.

На губах Люмажа мелькнула скупая улыбка:

— Мы слишком долго катаемся по парку. Еще не хватало, что бы кто-то, подобравшись поближе к карете, услышал мужские голоса. О, состояние умов ныне таково, что вас обвинят не в заговоре. Праздность и разврат! Вот почему... — глухо проговорил он и, оборвав себя, добавил безукоризненно светски: — Ваше сиятельство, вы рискуете разрушить свое реноме. Публика решит, что вы либо утратили мужскую силу, либо теперь разделяете вкусы сынов пустыни.

— Неуместный сарказм, — поморщился галеец. — Я достаточно поработал, чтобы создать определенную репутацию, позволяя застать себя то с одной, то с другой дамой не самых строгих нравов. И особенно в Рамьере... Чтобы обезопасить наши встречи, конечно же. Одной сплетней больше, и это даже к лучшему. Однако вы правы. На время откажемся от удовольствия личного общения. Ждите моего посланца.