Вервольф. Заметки на полях "Новейшей истории" (джен)

2019, 3 сентября

— Всех желающих проститься прошу подходить по одному! — голос ведущего похоронной церемонии заметно дрожал. Сказав это, церемониймейстер оглянулся на стоявшего неподалёку директора крематория — всё ли прошло как надо? Кажется, да. Директор был скорбен и спокоен. Едва заметно поощряющее кивнул — ты всё сделал, как положено.

Очень скромная итоговая панихида — только для своих. Какая пёстрая компания! — думал директор крематория. — Совсем... Совсем как жизнь лежавшего в гробу.

У изголовья стоял мужчина средних лет в дорогом импортном костюме мышино-серого цвета. Государственный Канцлер Великого Нордланда Алексей Рудольфович Жмеровский. С другой стороны гроба, напротив — величественный седой старик. Иных красит именно старость. Разменяв восьмой десяток и обзаведясь небольшой, но густой белоснежной бородой, вице-премьер Герхард Антонович Шпеер стал как будто выше ростом и осанистее. Ему бы церковное облачение — смотрелся бы как митрополит. Но он не был митрополитом, так что — ритуальная классика. Строгий чёрный фрак с бабочкой, белоснежная рубашка.

Рядом с отцом — зять покойного, Антон Герхардович, старший аудитор Мошковецкого военного округа. Бравый полковник ревизорской службы в идеально подогнанном мундире, разве что небольшой животик слегка выпирает. Ну, у военных ревизоров оно так часто бывает. Рядом с мужем — дочь почившего. Ей уже к сорока, но она по-прежнему чрезвычайно привлекательна. Такую бы красоту — да на какое-нибудь торжественное действо, чтобы блистала. Увы — сейчас была похоронная церемония, так что — скромное тёмное платье, вуаль, в руках — молитвенник. Когда священник читал отходную — женщина всё повторяла за ним, иногда подсматривая в книжку. Чуть позади супружеской четы — их дети, внуки покойного — двое мальчиков и девочка. Подростки. Наверное, им было скучновато на этом мероприятии, но вида никто не подал. Ничего, таинство смерти они осмыслят и поймут потом.

Ещё двое взрослых сыновей старика с жёнами и дочь с мужем. Из мужчин двое — типичные гражданские чиновники, третий — в мундире государственного советника юстиции.

Чуть поодаль — седой, тучный армянин в дорогом костюме — заместитель министра торговли Геворг Тигранович Карасян. Восточный человек — даже на похороны оделся с шиком, впрочем, вполне в пределах допустимого столь печальным событием. Молился на своём языке, перебирая резные костяные чётки и иногда устремляя взор к потолку ритуального зала.

С другой стороны гроба компания была куда приметнее.

Близ Государственного Канцлера стояла вдова покойного — единственная, кто пришёл на церемонию в белом. Впрочем, все знали, почему оно так. Незадолго до смерти покойник говорил с ней. «Я не хочу видеть тебя вечно скорбящей безутешной вдовой! Посмотри на себя — тебе ещё жить и радоваться жизни! Не загоняй себя в мой гроб!» Вот она и не загоняла. Кстати, да: несмотря на слёзы и возраст — ей уже за пятьдесят — она была прекрасна. Так выглядят только те женщины, которых до этого годами нежно и трепетно любили. Рядом со вдовой стояла очень похожая на неё девушка двадцати с небольшим лет. Как и старшая дочь, от отца она унаследовала заметную рыжину в волосах. И, пожалуй, что-то такое стервозное в лице — это тоже папино наследство. Ласковая хищница. Это было заметно даже под вуалью, наполовину прикрывающей лицо, — девушка тоже плакала, расставаясь с отцом навсегда.

Рядом с вдовой и младшей дочерью стояла женщина, которую они всю жизнь звали Стешкой. Хотя сейчас она была уже бабушкой и смотрелась на свой возраст — 60 с хвостиком. Миловидная старушка-веселушка. Даже здесь она в основном ободряла и утешала других участников церемонии. Чудны дела твои, Эволюция! С возрастом в её лице действительно проявилось нечто от доброй деревенской бабушки Стеши.

А неподалёку от неё... Эта женщина тоже пришла проводить в последний путь дорогого покойника. Хотя до этого годами не появлялась в его жизни. Дьяволица в отставке. Если приглядеться, то тоже можно заметить, что дама уже в годах — но это если приглядеться. Потому что она умела поддерживать свою красоту. До сих пор — роскошная испанка. Бывшая элитная валютная проститутка Тео, она же — неисправимая сельская идеалистка Тоська, когда-то давно по собственной инициативе подписавшая ходатайство о передаче подсудимого Д. М. Лиандра на поруки общественности.

Скромный человек в скромном костюме — Равиль, татарин средних лет, в последние годы — один из самых близких людей усопшего, его бывший секретарь. Когда-то Алексей Рудольфович звал его остаться секретарём уже при своей персоне, но Равиль предпочёл остаться при «хозяине». Новый глава государства отнёсся с пониманием. Впрочем, может быть, сейчас он снова предложит Равилю это место — как и прежний Государственный Канцлер, Алексей Рудольфович умел ценить преданных людей.

И, наконец, покойник.

О, это было отдельное зрелище!

В гробу лежал совершенно счастливый человек. Незадолго перед кончиной он поделился своими планами на загробную жизнь: не хочу ни Рая, ни Ада. Хочу того, чего никогда не видел в этой жизни, — покоя. Вечного покоя. Похоже, он таки его получил.

Спокойное, умиротворённое лицо. Человек много трудился, устал и вот — прилёг и тут же заснул, наслаждается законным отдыхом. Гроб светлого дерева безо всякой обивки, только покрытие прозрачным лаком. (Впрочем, всё, как любил покойник — в роли простого светлого дерева выступала карельская берёза.) Кремовый костюм, белоснежная рубашка. Белая накидка и — особое пожелание усопшего — руки поверх накидки ладонями вверх. С пустыми руками я пришёл в этот мир — и ухожу, не забирая с собой ничего.

— Закрывайте! — тихо произнёс директор крематория, как только последний участник церемонии попрощался с покойником. И сам подтолкнул закрытый гроб в его последнее путешествие: за особой дверкой полозья, по которым ящик поедет вниз, в подвальное помещение. Пока не въедет в особую комнату, где вместо пола, стен и потолка — нагревательные элементы. Так что обстановка там в самом прямом смысле этих слов накалена до двух тысяч градусов. В принципе, сталь можно плавить…

Через несколько минут из трубы крематория повалил чёрный дым — единственное, что смогут снять журналисты, столпившиеся вокруг дома скорби. И наверняка найдутся те, кто сопроводит это какими-то едкими комментариями. Хотя общий настрой — уже сейчас ясно — будет иной.

Драгоценнейший покойник оставил ещё одно указание по поводу своей похоронной церемонии — тело предать огню, а пепел затем развеять с вертолёта над любым лесным массивом. Никаких могил — даже типичных в таких случаях холмиков, под которыми ничего не закопано, но памятник — место поклонения благодарных потомков, имеется — не делать. Я с вами вечно, хотите вы того или нет. Весьма многие это уже поняли и истолковали правильно.

«Поганое ощущение! Поганое ощущение от того, что в Истории вот так и останется: не он был при нас, а мы были при нём!» Это на «Эхе Мошковца» печалился Виктор Матрасович — посредственный сатирик, зато выдающийся демшизоид. И дальше — минут на пять мартиролог якобы великих имён таких же демшизоидов, начиная ещё с советских диссидентов: вот бы кого да в символы эпохи. Увы, увы... «Наша страна в годы правления Д. Д. Лиандра». Этот вопрос уже присутствует в университетских билетах для экзамена по истории Отечества. Элли чуть было не вытащила его, когда сдавала свой экзамен по истории в университете.

Так что оставьте памятники и холмики себе. Я — обойдусь.

Мне хватит посмертной публикации моего единственного законченного стихотворения. Под конец жизни я смог. Не одно-два четверостишия по случаю, а настоящее, полноценное стихотворение.

Ночь — черноглазая жрица — тепла да покойна.

Спит, навалившись на город всем телом своим.

Жду, распахнувши все двери и окна.

Знаю: где нужен, я сегодня любим.

Ну, занавесьте зеркала, ну, занавесьте!

Сегодня мне быть женихом, а ей — невестой.

Какой дурак сказал, что смерть — старуха?

Тот жил, видать, для тряпок да для брюха.

Ну, занавесьте, ну, ради Бога, занавесьте!

Сегодня мне быть женихом, а ей — невестой.

Дверь распахнулась, и вошла, красой блистая,

В наряде свадебном любимая, родная.

Дом мой гудит от гостей, от свечей и от зноя.

Тысячи лиц моя память созвала на пир!

Тысячи лиц, не дававших мне в жизни покоя.

Тысячи лиц, треск свечей — весь мой мир.

Ну, занавесьте зеркала, ну, занавесьте!

От жизни, стервы, что ли, ждать любовной мести?

Я, как хотел, её крутил и измывался.

Я для неё навек распутником остался.

Ну, занавесьте, ну, ради Бога, занавесьте!

Ведь как прекрасно мы ладком сидим со смертью.

Ведь если я взгляну, то в них и останусь,

И для кого-то весь, как есть, такой достанусь.

Ну, занавесьте, ну, ради Бога, занавесьте!

Отныне раз и навсегда повсюду вместе.

Ты так прекрасна, что понять тебя не в силе,

Не смейте плакать на моей могиле!

Положить на музыку — идеально впишется в репертуар Саши Малиновского.

Когда-то давно, на каком-то кладбище он увидел надгробие с эпитафией:

К чему страдать? Ведь время быстротечно.

Пусть этот камень не наводит грусть.

Я не ушёл — я буду с вами вечно:

В мечтах и в небе звёздочкой зажгусь!

Когда бы не желание вообще не оставлять после себя надгробия — можно было бы попросить сделать такую же надпись на собственном памятнике. Но есть вариант лучше. Памятники нужны тем, кто с панихиды уезжает в последний путь: холмик земли, потом — кусок камня, на камне — портрет, ФИО и краткое жизнеописание в виде тире между двумя датами. Таким людям — да, очень нужен большой, красивый памятник. А мне — мне не в последний путь. Мне — в Вечность. Так что обойдусь без эпитафий.

НЕЗАДОЛГО ДО ВЕЧНОСТИ

(ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ЖИЗНЬ)

Как полагаете, хорошо ли я сыграл комедию своей жизни?

Последние слова Октавиана Августа

1

— С Новым годом, дорогие друзья! С новым счастьем!

Телекамеры выключили. Стоявшие за ними операторы были, мягко сказать, в о.уении.

Только что он устроил всей стране очередное потрясение. Да и миру, чего уж там мелочиться.

В 2004-м заканчивался его последний срок как Президента Северной Федерации. Кто станет преемником? — об этом гадали все. Одновременно социологические службы поставляли не только парадные рейтинги для публикации в СМИ, но и засекреченные результаты реальных опросов населения.

Если совсем коротко — то у чуть-чуть отдохнувшего от потрясений и отожравшегося после экономических кризисов народа-богоносца зазудела в пятой точке империя. Захотелось величия. В жизни бы не подумал, что вторым по популярности запросом во власть по итогам года станут просьбы сделать парад на 9 мая ежегодным. Раз в пятилетку, по юбилейным годам, им маловато. Повыползали изо всех щелей недовымершие писарчуки и заградотрядовцы, ныне успешно имитировавшие геройских ветеранов-защитников…

Он сделал лучше. Он переименовал страну. Официально. На референдуме. Бывшая Северная Федерация превратилась в Великий Нордланд, во главе которого должен был стоять Государственный Канцлер. Название своей новой должности он сам и выбрал. Слышалось ему в немецком слове «канцлер» что-то такое... Канцлер — это управленец. Тот, кто управляет. В то время как царь — разряженная кукла, которая правит. Да и исконно-посконных имперцев неплохо лишний раз натыкать рыльцем — вы теперь при канцлере. Впрочем, они привычные — до этого их «святую мать-церковь» двести лет возглавлял обер-прокурор Святейшего Синода — и ничего…

Удивительное дело, но на Западе это тоже поняли. Вам чего надо? Шашечки или ехать? Хотите по-прежнему иметь в этой стране нормальное прозападное правительство во главе с предсказуемым лидером или?.. Они поняли. The Great Northland — так

The Great Northland. Во главе с…

В личном сейфе у него по-прежнему лежал вполне себе действующий паспорт Турецкой республики Северного Кипра: Mr. El-Kharef Abdallah Bayraktar. И поместье на Северном Кипре — пару раз, во время отпусков, как частное лицо, он там был. Небольшая вилла в древнегреческом стиле.

В полном восторге от неё была его младшая дочь. Была подростком — часто ездила сюда с мамой и папой; подросла — стала ездить самостоятельно и жила здесь месяцами. Особенно после того, как именно на вилле господина Байрактара случились её первые романтические отношения.

Ему не могли не доложить. Он был в курсе. Но... Нет, великое всё-таки дело — генофонд. Вторая его девочка — она тоже того… Лиандер, хотя внешне похожа больше на маму Жозефину. При Элли был начальник охраны — обеспечивать безопасность дочери главы Великого Нордланда. Он же, по совместительству, смотрящий за ней. Девушка давно это поняла, и поэтому…

Ей недавно исполнилось 17. Уже три года как пройден установленный законами «возраст согласия» и год — как официально разрешается регистрировать брак. Элегия прекрасно это знала и однажды просто вызвала начальника охраны к себе и потребовала — обеспечить ей романтические отношения со страстным мужчиной. Будешь препираться — имей в виду: я — единственная дочь папы и Жозефины, ты — наёмная прислуга. Я с папой и мамой всегда помирюсь, ты — вылетишь с работы. Так что — делай, что велено. Раз уж ты всё равно приставлен ко мне шпионить — то вот и выполняй сам все мои деликатные дела!

Молодого мужчину звали Омар, он был местный уроженец — турок, восточный красавец. А профессия у него была — обслуживать интимные пожелания состоятельных обитательниц Турецкой республики Северного Кипра. Надо отдать должное — Элегия Джорджиевна, или, вернее, по-местному, дочь господина Байрактара, вполне оценила и этот факт. Бурные отношения продлились пару месяцев, после чего она мягко, но решительно отправила Омара на поиски новых клиенток. Хотя всякий раз, когда вспоминала, у неё вспыхивали огоньки в глазах — как первый мужчина, турок, видимо, был выше всяких похвал. Но генофонд — великая вещь. Рассудительность, доставшуюся от мамы, тоже никуда не денешь. Сделал, профессиональный любовник, своё дело? Гуляй смело. А о долгом романе и не мечтай. Не с твоей биографией — да в зятья господина Эльхарефа.

Но виллу она с тех пор любила и жила тут месяцами.

Две его девочки. Такие разные девочки. Хотя и одинаково любимые. Стефани восстановила в прежнем виде его бывший дом в посёлке Мышино и в свободное время жила с мужем и детьми там; Элегия полюбила виллу на Северном Кипре, где, достигнув совершеннолетия, вела достаточно свободный образ жизни. Впрочем, в его государстве это стало нормой. Дети его элиты получали второе гражданство западных стран, западное образование, покупали там недвижимость. А для недовымерших совков...

Дописались-таки — сделал он им ежегодный парад.

Впрочем, и самому посмотреть приятно. Конечно, это потребовало куда больше времени, чем он обещал когда-то народу, но — что в этой стране делают вовремя? Около десяти лет он методично, из года в год, увеличивал долю контрактников в рядах своих вооружённых сил. Однажды их оказалось там 75 процентов, так что — ну какой ещё призыв? Профессиональная армия есть. …Особенно приятно было наблюдать, как возмущённые голоса старичья, воспитанного на идее «не служил — не мужик», тонут в решительном гуле одобрения от молодёжи. А ура-пат риоты... Как же быстро они стали неотличимы от столь ненавидимой и проклинаемой ими либеральной интеллигенции! Те же повадки, те же заламывания ручонок и завывания на общую тему «народ пошёл не такой» и «молодёжь уже не та». Не отличишь.

Иногда он каялся отцу Феогносту — чувствую себя не канцлером, а животноводом. Или даже селекционером. Не народ, а биомасса какая-то. Суровых начальников они любили и почитали на генетическом уровне. А когда очередной суровый начальник вместо регулярной порки вдруг начал раздавать дополнительные сто грамм колбасы в день… что ещё холопам для счастья надо?

А молодёжь... Впрочем, его личной заслуги тут почти не было — общемировая тенденция, однако. Великий Нордланд, как и весь западный мир, с началом третьего тысячелетия уверенно вошёл в так называемое информационное общество. Компьютерные технологии, социальные сети... Уже написаны сотни томов о феномене поколения зумеров.

Мешать не надо! — довольно быстро понял он. И не мешал. Разве что прибавил работы юристам — устранять крайности дивного нового мира под названием «виртуальная реальность». Мошенничество в Интернете от мошенничества в реале, по сути, ничем не отличается — поэтому законы должны позволять посадить и за него тоже. Ну, и всякое такое. Ура-патриоты откликнулись новым стоном — превратил Родину-мать, вчерашнюю страну героев, в страну бухгалтеров и юристов!

Любой героизм есть следствие разъе.айства начальства! — ответил он. — Мне герои не нужны, мне нужны грамотные специалисты. И да — насчёт бухгалтеров это вы хорошо заметили. Помнится, в царские времена во всех средних учебных заведениях была, кроме обычной арифметики, ещё и бухгалтерия — отдельным предметом. И это было мудро. Человек, обученный бухгалтерии, начинает мыслить в категориях типа «по одёжке протягивай ножки!». А не вашими бреднями о святой стране, непобедимой потому, что она то ли под покровом Богородицы, то ли наследница героических предков. Министру образования — на заметку, насчёт бухгалтерии-то.

И психологу спасибо. Он всегда давал дельные советы. Вот, например: хватит делать главной личностной установкой «а что люди скажут?». Решительно меняйте её на «а почему бы и нет?». Что, думаете, подданные царя Петра не охренели, когда тот потребовал от них брить бороды и носить немецкое платье? Да ещё как. И что в итоге? Бритый мужик в европейской одежде — норма нашего общества. А когда ваш родной дедушка, пробивая себе путь в ЦК, начинал в комсомоле со всяких там «антипасох» и «красного Рождества», чтобы искоренить религиозные предрассудки собственных родителей и дедов? Нет никаких «вечных» устоев и ценностей. Есть воля и желание сделать общество таким или другим.

…Где-то через пару лет после истории с Санни, наблюдая динамику состояния своего пациента, психолог мягко, но настойчиво порекомендовал возобновить отношения с Лией. Увы, полученные психотравмы и их последствие — повышенная агрессивность — уже никуда не денутся и полному излечению не подлежат. Вам всё равно нужна какая-то разрядка.

Самое интересное, что, по всем признакам, Лия не прикидывалась. Возможность возобновить ролевые игры со строгим господином эмиром Эльхарефом и его любимой женой, она же строгая госпожа, эту конкретную девушку действительно доводили до невероятного блаженства. Даже после того как строгий восточный господин освоил фалаку — самое обычное наказание для ленивых рабынь солнцеподобного эмира. К женским ножкам солнцеподобный всегда был неравнодушен, так что после некоторых их встреч Лия проводила в кровати по нескольку дней ввиду полной невозможности встать на ноги.

И вот тогда — он заезжал к ней сам. Уже исключительно как благодарный клиент и хороший друг. Обязательно с какими-нибудь подарками. И... Он ведь всё-таки был художником. Эти эмоции подделать было нельзя. У Лии тоже светились от счастья глаза. Раз и навсегда он стал для неё «ты», а главной хотелкой стало продолжение отношений. Да, люди этого не понимают — ну и пускай идут лесом. А я — я ни с кем так не кончала, как с тобой, мой солнцеподобный эмир.

В конце концов, он решил посмеяться над народом-богоносцем. И сам, без каких-либо просьб со стороны Лии, включил её в список кандидатов в депутаты Законодательного Собрания от партии власти на ближайшие выборы. После чего при определении даты очередного свидания пришлось ещё и заглядывать в график работы парламента. На некоторые заседания депутат Лия должна являться в обязательном порядке, так что устраивать ей накануне фалаку от грозного эмира как-то сильно не комильфо. Только после.

…Новая конституция предусматривала, что свою должность Государственный Канцлер может занимать не более двух сроков по семь лет каждый. В 2011-м он благополучно избрался на второй срок. Парадоксы социологии. Меньше всего голосов ему отдали молодые избиратели — те, кого он совершенно сознательно растил как новое поколение нордландцев, решительно отказавшееся от большинства предрассудков своих родителей — выходцев из совка. Ну что ж, понять можно — молодёжь всегда хочет перемен, причём желательно быстрых. А вот те самые старички — они и обеспечили ему победу. Впрочем, тоже можно понять. Великая вещь генетика. Если не над ними, то над их отцами и дедами какие только эксперименты не ставили прежние Большие Начальники. И мировую революцию делали, и социализм в отдельно взятой стране, и перестройку... Что Начальник сказал — то и истина. Куда указал — там и дорожка в светлое будущее. Не пользоваться остатками ресурса этих рабов мамки-родины было бы глупо.

Что он будет делать в 2018-м?

Ответ пришёл откуда не ждали.

Нет, не станем обвинять врачей. Особенности его физического здоровья они отметили ещё после покушения на Санни. После подобных событий инфаркт совсем не редкость, но что касается инфаркта господина президента Северной Федерации... Там присутствовала куда более тонкая и, увы, во многом до сих пор неясная медицине связь между душевным и физическим состоянием. Психиатр Майрановский вполне справедливо связывал её с последствиями укола, когда-то давно сделанного Джорджу Иудушкой Брахтом. Какой портал в подсознательное открыла смертельная доза экспериментального препарата — точно сказать трудно, но... Из той же самой серии — ничем не обоснованное предчувствие беды именно ранним утром 19 августа 1991 года, спасшее Джорджу жизнь. И умение читать по лицам чиновников — кто врёт, кто проворовался... Они до сих пор боятся общих расширенных заседаний, где надо отчитываться лично Суровому Начальнику.

Это не просто интуиция или предчувствие. Это нечто большее. И это нечто как-то связано с работой сердечно-сосудистой системы господина Государственного Канцлера.

Он полулежал на диване в гостиной, читая книжку. Вечер, рабочий день давно кончился. Какой-то лёгкий укол в области сердца, потом второй, чуть острее. Собрался встать, чтобы выпить таблетку, и…

Следующее, что он помнил, — лежит на том же диване в гостиной, а где-то сверху — перепуганный личный врач. И боль в груди.

— С днём рождения, Джордж Джорджиевич! — кажется, доктор и не думал шутить.

К счастью, никаких зарубежных визитов запланировано не было. Недельку полежал под наблюдением профессора Линдси, вечером смотря новости по телевизору: его старые фото с рабочего места и краткие сообщения. Государственный Канцлер провёл телефонный разговор с губернатором… обсуждали перспективы развития региона. Государственный Канцлер принял министра... Народ должен быть спокоен.

Свой следующий отпуск он, строго конфиденциально, провёл в клиниках Германии и Израиля. Тамошние светила брали самые разнообразные анализы, проводили всевозможные обследования... Нетипичный случай. Выявить какую-то закономерность не получается. Следующий удар может наступить в любой момент — или вообще никогда не наступить. Но в любом случае… — следовал длинный список рекомендаций по питанию, организации режима труда и отдыха и т. д.

В том же году ушли двое близких ему людей.

Давид, Дава. Уснул — и не проснулся. Так уходят праведники. Его похоронили на еврейском кладбище, рядом с Ольгой. Давид уже много лет был правоверным иудеем, так что... Стоящие рядом два камня. Два небольших валуна. На каждом — только имя покойного, на нордише и на иврите. Ольга Мазалецкая и Давид Мазалецкий. Все прахом будем... Традиционный еврейский надгробный камень.

Хотя оставил после себя покойный немало. Крупное предприятие по производству высокотехнологичной продукции, при нём — техническая школа для талантливой молодёжи. Фонд Мазалецкого финансировал несколько крупных культурных инициатив в Нордланде и был крупнейшим спонсором центра, занимавшегося переселением евреев на историческую родину. Туда Давид отдавал 20% своих доходов, с улыбкой цитируя указание Талмуда: если занимаешься благотворительностью, то уделяй ей не более пятой части своего имения, дабы у тебя самого не возникло необходимости в благотворителях.

И, конечно, любимая приёмная дочь. Стефани, по итогам оглашения завещания Давы, навсегда избавилась от необходимости думать о деньгах. Официальная долларовая миллиардерша.

И Агран. Усмешка Судьбы: бывший ликвидатор, многолетний охранник первого лица страны, проглядел тромб. Один маленький тромб. Внезапная смерть менее чем за минуту. На лице покойного навсегда застыло удивление — как, уже всё? Совсем всё? Вернувшись с похорон Рудольфа, он и принял решение.

Когда-то он раздумывал о строительстве новой столицы страны. Что же, иногда и помечтать можно. А потом — возвращаешься в реальность, и…

Ну кого тут удивишь строительством нового города? И зачем?

Чтобы войти в Историю? Есть вариант проще и дешевле.

Художник.

Палач.

Гамельнский Крысолов.

Охранник.

Господин Президент.

Принцепс.

Железный Хромец…

Напоследок Небесная Канцелярия приготовила ему часть биографии Юлия Цезаря. У того тоже главной фобией было — лишь бы очередной припадок падучей не произошёл принародно. Иначе — какой ты цезарь? Ожидать в любой момент очередной острой боли в груди? Нет, спасибо.

Есть вариант лучше.

От этого решения страна вздрогнет куда сильнее, чем от строительства нового города. Потому что в тысячелетней истории этого государства такого ещё не бывало.

Он не будет дожидаться 2018 года.

Дорогие сограждане! Учитывая, как решительно вошла в нашу жизнь новая эпоха. Как стремительно меняется мир, погружённый в информационное общество. И, самое главное, учитывая, что в нашей стране уже выросло новое поколение молодых людей, в основном свободных от диких предрассудков их отцов и дедов. Я принял решение покинуть пост главы государства, не дожидаясь формального истечения срока моих полномочий. Уже выросли, воспитались и получили достаточное образование молодые люди, способные принять управление страной на себя, — и не следует им мешать. Новый, 2017 год — последний, который вы встречаете под моё поздравление. Главным событием этого года станут досрочные выборы главы государства, в которых я не буду принимать участия в качестве кандидата. Я руководил этой страной без малого 24 года — достаточно. Я вижу, как изменилась страна, как изменились люди. Как выходят во взрослую жизнь школьники, для которых свобода — естественное состояние. Им и вести Великий Нордланд в будущее. Которое, я надеюсь, будет и светло, и прекрасно. С новым 2017 годом вас, дорогие друзья! С новым счастьем!

Обращение главы государства к народу закончилось. Телекамеры выключили. Стоявшие за ними операторы были, мягко сказать, в о.уении.

Чтобы вот так, на пустом месте? Не в результате революции, не по итогам путча... Сам взял — и ушёл? С высшего поста в стране? Такого здесь ещё не бывало.

Порвалась цепь великая, порвалась и ударила. Одним концом по барину, другим — по мужику.

2

Дом воссоздали точно в прежних размерах и в прежних границах. Три подъезда, три этажа. Разница только в том, что не деревянная халупа, а кирпич. И квартиры: раньше были крохотные, зато по четыре на этаже, теперь огромные — зато по одной. Одна квартира на этаж, расположенная буквой П, с двумя выходами на лестничную клетку. У Маши, в третьем подъезде на третьем этаже, когда-то была 36-я — ему теперь досталась девятая. А первая — в первом подъезде, на первом этаже, где в прежнем доме жила Стешка, — теперь досталась её внучке и правнучке.

У них это, похоже, было семейное. Стешка выскочила замуж и родила, едва ей исполнилось 20. Её сын женился в 21, на последнем курсе университета; свадьба стала как бы продолжением выпускного банкета. И тоже не стал тянуть — впервые стал отцом незадолго до 23-летия. Старшую дочь назвал Джулией, и она... Из неё получилась девушка нового поколения. Первый серьёзный роман закрутила на втором курсе университета, забеременела на третьем; биологического папашу, испугавшегося последствий и настаивавшего на аборте, послала лесом и родила ребёнка для себя. Сходила в академический отпуск, окончила университет, устроилась в мэрию Варского. Даже протекция не понадобилась: в маленьком городке все и так знали, чья Джулия внучка и кто друг семьи бабушки.

- Дед! Привет!

Первой в прихожую обычно умудрялась выскочить Маша.

Именно так Джулия назвала дочку.

- Маша, сколько тебе говорить?

Но ей говорить бесполезно. Тем более что Джорджу куда больше нравилось поведение девочки. Джулия — хорошая, умная девушка, но её воспитали на том, что друг семьи — глава государства. И поэтому для неё он так и остался «вы» и Джордж Джорджиевич. А для Маши — «ты» и дед. С дедом Маша гуляла во дворе, лепила зимой снеговика и делала ещё кучу таких важных и интересных вещей. Дед водил её на кошачью выставку, и вместе они выбирали для Маши котёнка.

Ему нравилось. Старость, наверное. Становлюсь сентиментален. Своих родных внуков, детей Стефани, он любил не меньше; тоже полно фото и видео, как он им помогал осваиваться в таком большом и сложном мире... Но Маша! Когда-то давно в какой-то книжке вычитал: «Ты расцвёл яркой ветвью на усыхающем древе жизни моей». Вот оно самое, да.

Нередко в гости приезжала Стешка — они устраивали большой праздничный обед в квартире Джулии. А потом ехали на фабрику. Когда-то он восстановил её из руин. Бывший комбинат, где работала его Большая Любовь; ныне — швейное объединение «Мария». Где он владелец и генеральный директор — наверное, последнее его рабочее место и должность в этой жизни.

И, что самое удивительное, не жалко. Власть — это наркотик, но ни один наркотик не заменяет реальной жизни. А в реальности он никогда не хотел руководить этой страной непуганых (или наоборот — не в меру запуганных?) идиотов. Да и себя надо иногда оценивать объективно. Из него вышел бы прекрасный директор Варского швейного комбината. Или председатель колхоза «Новый путь». Впрочем, может, в этом и была его миссия? Сам обыватель — он ведь и это буйное государство превратил в страну обывателей. За что его ненавидели, ненавидят и впредь будут проклинать ура-патриоты всех мастей? Подвига им маловато, героев не хватает.

Но на фабрике всё шло хорошо. Стешка каждый раз оставалась в полном восторге. Героизма маловато, зато всевозможных одёжек — при этом ещё и красивых, и модных — для варского населения предостаточно. Пользуются большим спросом у обывателей.

А ещё иногда ему звонили на сотовый с Того Самого Номера. Джордж Джорджиевич, господин Государственный Канцлер вас приглашает. Конечно, машину уже выслали.

Алексей Рудольфович Жмеровский скромно, по-западному, выиграл выборы — 51,6% голосов избирателей. Предлагал пост премьера; Джордж отказался — уходя, уходи. Но общественным советником при себе Алёша его всё-таки оставил. И когда возникали деликатные или просто очень трудные вопросы... Приезжай, без твоих советов не разберёмся!

А ещё в Мошковце доживал свои дни другой прежний обитатель Кремля. Первый и последний Президент СССР Михель Горбатый. Глядя на него, Джордж тоже не мог не задуматься.

Что и говорить, в своё время старик ушёл от власти не добровольно. Но ушёл, и вот теперь... Ему скоро исполнится девяносто лет. Он уже не очень чётко говорит, но у Горбатого удивительно ясный для его лет ум и какая-то очень глубокая житейская мудрость. А иногда на него просто достаточно посмотреть, он сам — живой пример. Кто из правителей этого государства сумел дожить до девяноста в полном благополучии и добром здравии? Вообще никто. За всю историю этой страны. Кроме старика Михеля. Он вовремя сумел отказаться от власти, удержался от соблазна начать за неё очередную кровавую бойню — и вот благодарность от Мироздания. Живёт в почёте и благополучии могучий старец; миллионы обывателей старшего поколения его ненавидят и считают государственным преступником... Но что ему до обывателей? Вокруг всегда полно восхищённых интеллектуалов, делающих радостным каждое мгновение старика. Уйдёт — устроят государственные похороны.

Так стоит ли власть жизни?

Вот уж не подумал бы, что Михель окажется ему дорог. Единственный на всю страну человек, которому Джордж говорил «вы», а Горбатый в ответ — всегда «ты». С высоты его девяноста лет — можно. И как-то забываешь, чаёвничая с этим аксакалом, что тебе уже под 60.

А помните, как вы меня в Кремле награждали в декабре девяносто первого? Последний Герой Советского Союза... Ты и был последний герой в этой стране! — уверенно отвечал могучий старик. Правда, я только потом это понял. Думал, что после бойни девяносто третьего ты станешь очередным диктатором и начнёшь строить очередную империю, а ты... Ты единственный правитель этой страны, при котором она не воевала двадцать с лишним лет подряд.

Да, могучий старик, ты прав. Я прошёл слишком много личных войн, чтобы начинать государственные.

…Пространство вокруг дома, когда-то превращённое в свалку, тоже облагородили. Всё, как он любит: просторный двор, много зелени; за деревьями и кустами почти не виден забор, огораживающий территорию. После ужина он полюбил сидеть у подъезда. Со стороны — действительно дед: седой человек среднего роста, одетый, чаще всего, в джинсы и футболку, когда тепло, или в куртку, когда холодает.

Прожив вместе 25 лет и отметив серебряную свадьбу, они тихо развелись с Жозефиной. Мудрая женщина, она всё поняла правильно.

Они стояли у большого зеркала, где отражалось всё. Седой аксакал и... Если верить паспорту, Финка уже перешагнула тот рубеж, когда «ягодка опять». Но выглядела она... Ей едва ли можно было дать даже сорок. Роскошная красавица, мечта поэта.

— Я не хочу видеть тебя вдовой! — тихо, но твёрдо сказал Джордж. — У тебя впереди ещё прекрасная, долгая жизнь, полная любви.

В обстановке максимальной приватности они подали заявление и перестали быть мужем и женой. Ну, для государства. Потому что фактически всё осталось по-прежнему. Когда Джордж жил в Мошковце, то пребывал в семнадцатой квартире — её он оставил себе. Почти всегда к нему приезжала Жозефина — из Лиандрополя, который он отписал ей. И в благодарность за всё счастье, которое она ему подарила, и... Зачем ему сейчас загородное поместье?

Считать ли это так и не изжитым идеализмом молодости? Или наоборот — это последствия настолько сурового реализма жизни, что не дай Бог никому? Во всяком случае... Джордж лучше многих знал, как стремительно иногда приходит Бледная с косой. И что никто не уходит за ней с чемоданом нажитого при жизни. Его приближённые понастроили каждый по нескольку огромных домов. Да-да, можно понять: понты, статус, должность, положение обязывает… Народишко привык видеть бояр богатыми... Ну-ну, играйтесь, если вам это нравится.

У Рудольфа оторвался тромб, и выяснилось — ему тоже вполне хватит двух квадратных метров земли. А от супругов Мазалецких остались два валуна на еврейском кладбище.

Но Финке рано обо всём этом думать. Она — роскошная красавица, мечта поэта. Ей загородная вилла очень даже к лицу.

…Это случилось вскоре после того, как он справил свой 58-й день рождения. Отмечали, конечно, в Лиандрополе, широким кругом гостей. А потом он снова решил пожить пару недель в Варском.

Он проснулся ночью. Какое-то необычное ощущение… творческий подъём что ли. Сейчас надо одеться, сесть за стол и начать писать. Сегодня он впервые напишет настоящее большое стихотворение. О чём? Он и сам пока этого не знал.

Сел к столу, выглянул в окно.

Тёплая летняя ночь. Тишина за окном. Как выражались в прежние времена — благолепие.

На стене напротив — портреты его женщин. Всех, кто когда-то наполнил его жизнь смыслом. Если бы не они — что бы он сейчас вспоминал? Совместные фото с президентами, премьерами, королями и шейхами на международных протокольных мероприятиях? Смешно. Встречи со всевозможными «корифеями», «титанами» и «гениями»? Редко встречал более пустоголовых животных биовида хомо сапиенс — хотя были и исключения, что уж всех-то хаять…

Мая Шиловская. Маша. Стефани. Финка. Санни.

Стешка. Эльза. Тео. Элли.

Не меньше и мужчин.

Дедушка Франц — да, старик, именно ты передал мне лучшую часть своего генофонда. И умение держаться во власти, и неравнодушие к женщинам — это всё от тебя.

Дедушка Феликс — от тебя мне достались приступы дикой храбрости и решимости в самые отчаянные моменты. Когда-то твой батальон одним из первых рванул в то самое знаменитое контрнаступление под Мошковцем декабря сорок первого — пару поколений спустя я рванул в наступление на Комитет госбезопасности и на б.ядскую страну СССР. И выиграл.

Рудольф. Мыкола. Азраил.

Сибирский богатырь Эльцер и девяностолетний мудрец Горбатый.

Дава Мазалецкий. Психиатр Майрановский. Кардиолог Линдси. Дядя и племянник — адвокаты Ройзманы. Хитромудрый юрисконсульт правительства Борщ.

Герхард Шпеер и бледной тенью при нём — поп Смирный.

Очень ярко, отчётливо — отец Феогност.

Саша Малиновский и Саша Городецкий.

Где-то под плинтусом копошатся серости и ничтожества: батя, брат, Иудушка... Вы очень хотели оставить в моей жизни главный след — а стали всего лишь приложением к совсем другим людям, проложившим мой маршрут. Бледная тень в разбитых очках — бывший главный гэбэшник страны Вальдемар Хук. Спасибо, старик, ты тоже был нужен — для массовки и для наглядности…

Тысячи лиц моя память созвала на пир!

Тысячи лиц, не дававших мне в жизни покоя.

Тысячи лиц, треск свечей — весь мой мир…

Но это — не начало стихотворения. Это явно просится куда-то в середину.

Он снова посмотрел в окно. Тёплая летняя ночь. Тишина. Благолепие…

Ночь — черноглазая жрица — тепла да покойна.

Спит, навалившись на город всем телом своим.

Жду, распахнувши все двери и окна.

Знаю, где нужен, я сегодня любим!

А о чём будет стихотворение в целом? Дорогое Мироздание подбросило ему подсказку. Ехал с фабрики домой, включил какое-то музыкальное радио. Некая дама исполняла что-то такое… бардовское. Хотя и не совсем бардовское.

Поцелуй в глаза свою смерть.

Поцелуй в глаза свою смерть.

Кто тебя любит больше неё?

Кто тебя ждёт сильнее её?

Небо!

Только Небо.

Только лишь Небо…

3

…Лет пять тому назад он приехал с визитом в Турцию. И решил совместить формальное протокольное мероприятие с чем-то интересным. Впрочем, не только интересным, но и полезным тоже.

Турки об те поры снимали сериал «Блистательный век». Милая псевдоисторическая сказка на мотивы биографии султана Сулеймана Великолепного, самого выдающегося деятеля турецкой истории. А заодно взяли — и показали всему миру, на что способен местный кинематограф. Никогда ничего великого не снимали — и нате вам, прогремели на весь мир. Вот бы наших мудаков от кино рылом натыкать, чтобы тоже хоть что-то годное сняли.

Прихватил министра культуры и пошли на экскурсию по съёмочной площадке.

Там как раз проходили съёмки одного из ключевых моментов киноэпопеи. Любимая жена великолепного султана, уже тяжело больная, готовилась отправиться к Аллаху. По сценарию, она должна была проснуться рано утром, выйти на балкон дворца и улыбнуться встающему светилу: «Сегодня солнце взошло для меня в последний раз…»

И она таки сыграла! Рыдали примерно все, включая оператора за камерой.

К чему он это вспомнил? А чёрт его знает.

На дворе был конец августа, с самого утра моросил мелкий дождь, а небо было капитально затянуто серыми тучами.

А он решил, что пора.

Много лет он собирался в эту поездку. Собирался и отклады вал. Чаще, конечно, находились объективные причины, но…

Сестра Ева ничего плохого ему не сделала. Когда стряпали его дело весемьдесят второго года, она была в отъезде, училась в институте в дальнем городе. Ни одного допроса, ни одного показания против младшего брата.

Потом, когда арестовали и осудили за хищения госсобственности отца и брата Джозефа, она выкупила у государства их доли в отчем доме, конфискованные по приговору суда, — и тем сохранила жилище в руках семьи. Чтобы потом передать его Джорджу бесплатно. Он уже начал свою месть — и Ева испугалась. Особенно после того, как брат не приехал на подписание договора дарения, прислал вместо себя юриста по доверенности. Уже тогда он не испытывал к сестре никакой ненависти и не собирался ей мстить, но она восприняла иначе. Она ушла в монастырь и стала монахиней матушкой Евстолией.

Потом с ней отлично поладила Стефани. Приглашала к себе на свадьбу, но игуменья Евстолия не приехала — у них там всё сложно. Надо получить благословение отца митрополита, а по монастырю много дел... Потом именно к матушке Евстолии Стеф ездила крестить дочку — вместе с мужем и всей его верующей семьёй. Со Шпеерами матушка игуменья тоже удивительно быстро и хорошо поладила.

А вот с братом…

Они не ругались. Джордж не считал её предательницей. В его окружении довольно быстро это поняли, так что возглавляемый матушкой Евстолией монастырь стал ещё и одной из богатейших обителей края. Спонсоры, желающие поучаствовать в восстановлении и украшении храмов Божиих, управляемых сестрой Кого Надо, находились легко и быстро. За считанные дни получались разрешения на открытие при обители странноприимного дома, больницы для бедных, сиротского приюта, хосписа для безнадёжных больных…

А с братом... Они жили как посторонние люди — и всё тут. У неё своя жизнь и заботы, у Джорджа — своя.

- Мы едем в Кириллов монастырь! — сообщил он накануне своим охранникам и поверг их в недоумение. Впрочем, возражать никто не посмел. Во сколько прикажете выезжать, хозяин?

Выехали ночью. Пока было темно, он отоспался в машине и теперь смотрел, как светает. С самого утра — серые тучи на небе. Моросит мелкий дождь. Посветлело, но солнце так и не выглянуло.

Две иномарки с тонированными стёклами и столичными номерами остановились у ворот обители. Охранник открыл двери, вышли двое — Джордж и сопровождающий.

В роли сопровождающего, он же личный секретарь, по-прежне му выступал Равиль. Алёша Жмеровский предлагал ему и дальше быть личным секретарём главы государства, но... Наверное, это часть менталитета восточных людей. Равиль предпочёл остаться при Хозяине, тем более что Джордж Джорджиевич не собирался отказываться от личного секретаря. А ещё он был официальным миллиардером, так что в зарплате Равиль только выиграл.

- Здравствуйте, матушка! Проводите-ка нас к матушке игуменье! — Джордж приветливо улыбнулся и слегка поклонился монахине-привратнице. И только потом заглянул ей в лицо. А она — ему.

Когда-то давно именно эта женщина была сотрудницей сиротской инспекции, заставившей маленькую Стеф биться в истерике и кричать. Потом Джордж кивнул кому надо — и инспекторшу посадили на восемь лет. Потом Стефани вытребовала у него для неё амнистию. И временно поселила женщину в монастыре у тётушки, не зная, куда её деть после стремительного освобождения из колонии. И вот теперь…

Это была она. Постаревшая, в рясе, но вполне узнаваемая — она.

Сначала она опустила взгляд. Потом подняла.

- Здравствуйте, Джордж Джорджиевич! Спасибо, что посетили нашу обитель. Проходите. Сейчас вас проводят к матушке. Только придётся немного подождать — идёт служба, матушка игуменья на молитве.

- Да, конечно, я подожду... Как вас сейчас зовут, Элина? Как мне вас называть?

Элина Грай, да. Одно из имён, которые он запомнил навсегда.

- Здесь я монахиня Елена.

Она умолкла, но потом тихо произнесла:

- Джордж Джорджиевич, спасибо вам огромное. Благослови вас Господь!

- За что? — удивился гость.

- Благодаря вам и вашей дочери я наконец-то пришла ко Христу.

Ответить Джордж не успел — к гостям подошла другая монахиня, которая должна была проводить их к матушке игуменье. Да и что тут отвечать? Для верующих самый главный жизненный выбор — это действительно встать однажды на дорожку, ведущую ко Христу. Спасибо за это? На здоровье.

Даже в пасмурный день Кириллов монастырь был прекрасен. Одна из тех образцовых обителей, которые так любят показывать по околоцерковному ТВ. Большой сад со множеством цветов и деревьев, посыпанные мелким камнем дорожки, величественные древние здания с идеально выбеленными стенами. Немногочисленные паломники — всё-таки обитель находилась вдали от боль ших дорог, глухая провинция. Удар колокола откуда-то сверху — часы на звоннице отбили половину часа.

- Как только матушка вернётся с молитвы — сразу же вас позовёт! Может, желаете чем-нибудь перекусить?

- Нет, спасибо!

Гость присел на мягкий стул в приёмной игуменьи и осмотрелся.

Комната в старинном здании — специально оставлена на виду белёная кирпичная кладка. Веяния прогресса — только самые необходимые: батареи отопления, электропроводка. Пахнет ладаном. Много икон на стенах, перед некоторыми горят свечи и неугасимые лампады. Обязательный комплимент властям предержащим: над столом секретарши (или как она тут называется? Келейницы?) — большие портреты Его Святейшества патриарха и местного митрополита. В красивой рамке — фото: Его Святейшество награждает матушку Евстолию каким-то церковным орденом. Рядом — ещё несколько фотографий. Знакомые всё лица. Мать игуменья на крестинах дочери своей любимой племянницы Стефани, мать игуменья в компании семьи Шпееров... Фото с открытия монастырского приюта для сирот: мать игуменья и протоиерей Димитрий Смирный, приехал поделиться опытом создания семейного детского дома. По другую руку от матушки игуменьи — опять племянница Стефани, дипломированный социальный педагог.

- Вот ты и приехал... Здравствуй, мой дорогой!

Джордж несколько опешил от такого приёма. Матушка игуменья, она же сестра Ева, встретила его искренней, радостной улыбкой и объятиями.

- Здравствуй, Ева! Или как мне тебя называть?

- Для тебя я всегда Ева.

К старости она стала очень похожа на мать. Только… светлее, что ли. Гертруда встречала свою старость в полном разочаровании от прожитой жизни. Идеалы рухнули, муж — высокопоставленный вор, дети... Она довольно рано перестала любить своего младшего; младший вырос — и ответил ей нелюбовью. Мрачная, тяжёлая старость. А Ева... Она, похоже, тоже пришла ко Господу и нашла в нём своё счастье и утешение. Её бы переодеть в блестящее платье и красный платок — идеально сыграла бы бабушку-сказительницу в советских фильмах-сказках времён детства Джорджа. Но и в монашеском облачении она была улыбчива и приветлива.

- Подай-ка ты нам, сестрица, вина! — кивнула игуменья в сторону монахини-прислужницы. И уже через минуту они выпили по рюмочке кагора за встречу. А потом некоторое время молчали, глядя друг на друга.

- Ева, как тебе удалось стать такой счастливой? Тем более в монастыре? — спросил брат.

- Христос с нами — кого убоюсь? Хотя мне много потребовалось времени, чтобы это понять. И ещё больше — чтобы поверить. А ты как живёшь? Ты счастлив?

- Скорее да. По крайней мере, я сейчас оглядываюсь на прожитую жизнь и понимаю, что не хотел бы другой. Вот разве что... Господи, почему ты не прибрал пораньше двух мерзавцев — моего вора-папашу и гэбиста Иудушку? Тогда наверняка всё сложилось бы иначе. Но случилось то, что случилось, и... Я честно прошёл тот путь, который мне определили Там... Хотя, наверное, тебе он и не нравится, Ева.

Сестра только грустно вздохнула, а Джордж продолжал.

- Ева, я ведь прекрасно знаю, что обо мне думают наши церковники. Что не бывало ещё на святой земле нашей такого правителя. Мавзолейный — и тот не додумался узаконить публичные дома, ввести легальную эвтаназию и сделать в принципе возможной регистрацию содомского брака... Мы-то думали, мумия Антихриста на Красной площади в Мавзолее лежит, а оказалось — это была только прелюдия... Ты ведь, наверное, тоже не одобряешь большинство моих реформ, Ева? Только честно?

- Как я могу одобрять или не одобрять то, что должно было случиться? Ты ведь всего лишь исполнил пророчество, которому несколько тысяч лет. Должен был найтись кто-то, кто станет князем мира сего — и нашёлся ты.

Она как-то удивительно спокойно это произнесла. Потом грустно вздохнула и закончила:

- А мама, папа и этот самый… Иудушка? — они тоже исполнили пророчество и сделали всё, чтобы вырастить из тебя князя мира сего. Мы выбираем гораздо меньше, чем нам кажется.

- Ева, а вот эта история с домом, который ты мне подарила — это что было? С чего ты решила, что он мне нужен?

- Тогда я тебя боялась. Все ведь всё понимали. Ты вернулся, чтобы всем отомстить и всех уничтожить. А если вспомнить твой суд по смене отчества... Ты с таким удовольствием публично смешивал отца с помоями, что сложно было не понять — ты хочешь уничтожить всё, что связано с нашим родом. И я не придумала ничего лучше, чем отдать дом тебе. Мне казалось, что ты уничтожишь и его тоже. И пускай хоть это будет законно — так я тогда подумала. Чтобы не какой-нибудь тайный поджог ночью. Чтобы законный владелец принял решение о сносе... А почему ты его всё-таки сохранил?

- Сам не знаю. Сначала не до дома было, а потом... Потом мне стало интереснее творить Историю. И дома, и посёлка Мышино, и всей страны. Князь мира сего — не такая уж и плохая роль, Ева. Уничтожить старую легенду о председательском доме и сварганить новую — это интереснее, чем превратить постройку в груду поломанных деревяшек и кирпичей.

Она сама проводила его на то самое маленькое кладбище. Скрытый от посторонних глаз крохотный уголок; масса растительности по периметру. Полянка. На полянке три холмика земли, поросших травой, на каждом — небольшая плитка белого камня. Лиандер Марк Францевич, Лиандер Гертруда Феликсовна, Лиандер Джозеф Маркович. Неподалёку — крест из какого-то тёмного дерева.

Пару минут они стояли рядом с могилами в полном молчании.

- Помню! — наконец, произнёс Джордж. — Помню — поэтому не люблю и не скорблю.

Сестра только грустно вздохнула, повернулась к кресту и начала шептать молитву, время от времени осеняя себя знамением.

Уже когда они ехали обратно, Джорджа вдруг посетило воспоминание.

Год был, наверное, шестьдесят четвёртый. Или даже шестьдесят третий. Во всяком случае, Джордж ещё совсем маленький. И болеет какой-то обязательной детской болезнью. Высокая температура, очень плохое самочувствие... Весь дом председателя колхоза «Новый путь» разом переменился. Все стараются помочь младшенькому.

И прежде всего — сестра Ева. Она прилично постарше, не только уже ходит в школу, но и недавно стала юной... Кстати, как это правильно сформулировать? Октябряткой? Октябринкой? Октябрёнком женского пола? Короче, её тоже недавно на торжественной школьной линейке приняли во «внучата Октября» и нацепили на школьную форму значок с кудрявым мальчиком — товарищ Мавзолейный в юности. И теперь ей надо соответствовать и гордо нести высокое звание. А тут младший брат заболел. Прекрасная возможность проявить своё товарищество и взаимовыручку.

Она носила ему пить. Она обмахивала его платком. Она звала старших, когда казалось, что Жорику стало хуже.

И старшие.

Семья ещё не успела расколоться окончательно. Более того — именно с рождением третьего ребёнка Марк и Гертруда связывали надежду восстановить былые семейные узы. И поэтому...

У его кровати они по очереди сидели оба. А иногда вместе. Тогда ещё они ему были — мама и папа. Они за него переживают, особенно мать. Отец сидит рядом и ободряет — и её, и больного сына. Всё будет хорошо!

И — то ли лекарства действуют, то ли любовь родных... Но ему действительно становится лучше. Жар спадает и — сон. Сон как облегчение. Во сне хорошо и ничего не болит.

Почему потом случилось всё то, что случилось? С кого теперь за это спрашивать?

На дворе 2019-й. Уже почти осень. Серый, хмурый день. Хорошо хоть дождь моросить перестал.

Внезапно он почувствовал…

Да. Тот самый укол в области сердца.

По идее, сейчас надо просто крикнуть. Они едут в просторной иномарке, напротив сидит Равиль. Он знает, что надо делать в подобном случае. Его проинструктировали. При нём постоянно особая аптечка. Пару таблеток — немедленно шефу под язык и рассасывать, потом быстро — укол в вену. Равиль специально проходил курс младшего медицинского персонала, он умеет делать уколы в вену.

Но это всё — если ему крикнуть. Помоги, мне плохо!

А если… не кричать?

Недавно он перечитывал один старый детектив. «Что-то жизнь меня утомила сверх меры…» Это оттуда, реплика одного из второстепенных героев.

А ведь это будет забавно. Судьба — вообще великая шутница.

Ему в некрологе напишут: умер от острой сердечной недостаточности. Какой будет стоять вой на болотах! Поп Смирный наверняка пропоносится о своём любимом: «миллионы абортов». Недобитые совки вспомнят ракеты, летящие по Дому Советов. А ещё он узаконил в этой стране эвтаназию. И вот: умер от острой сердечной недостаточности.

Он улыбнулся и... Второй укол был больнее и острее первого.

Видимо, что-то дёрнулось в его лице.

- Шеф, что с вами? Вы в порядке?!

- Равиль, скажи, чтобы остановили. Хоть где. Не хочу… в автомобиле.

- Шеф, вы что?! Джордж Джорджиевич! Немедленно глотайте!

Секретарь спешно сунул ему таблетку и начал вытаскивать шприц и ампулу с лекарством.

- Сейчас… я сейчас! Джордж Джорджиевич, потерпите чуть-чуть! Не…

- Равиль, скажи, чтобы остановили. Я уже вижу своего азраила.

- Что? — опешил секретарь.

- За мной пришёл мой азраил. Он сидит на капоте машины и смеётся, глядя, как вы пытаетесь удрать от моей смерти. Останови машину. Я хочу выйти и встретиться с ним.

- Стой!

Иномарка резко затормозила на обочине.

- Шеф, вы только… не очень спешите на эту встречу!

Видимо, Равиль решил, что Хозяину действительно лучше нормально прилечь. Откуда-то из водительской кабины появилось покрывало; секретарь быстро раскинул его на земле.

- Ложитесь! Дайте руку, Джордж Джорджиевич!

Он не сопротивлялся. Пускай Равиль сделает всё, что полагается по инструкции. Тут ведь дело такое — доследственная проверка, экспертизы... К Еве в монастырь тоже заедут: расскажите во всех подробностях, как вы принимали Джорджа Джорджиевича, что делали, что ели, что пили, о чём разговаривали? Проводим следственные действия по факту смерти.

- Лежите! Джордж Джорджиевич, только не дёргайтесь лишний раз. Лежите спокойно! Я сейчас... Связывайся с ближайшим городом! — это уже в сторону водителя. — Сообщи… Скорую там, реанимацию… да побыстрее пускай едут!

Взвизгнули тормоза. Рядом стремительно остановилась ещё одна машина. Из неё выскочил водитель.

- Что у вас случилось? Я врач!

- Врач? — переспросил Равиль. — Тебя послал Аллах! Человеку плохо! Сердце! Надо… продержаться до приезда скорой помощи! Незнакомец склонился над пострадавшим, и… — Джордж Джорджиевич? Это вы?

- Да, это он! — голос Равиля звучал откуда-то сверху. — Врач, помоги ему! Сердечная недостаточность! Шеф, вы как?

Джордж махнул рукой — не суетись! Всё, что мог, ты уже сделал. А незнакомец…

На вид ему было лет 30-35. Обыкновенное лицо. Худощавый. Но удивительно сильный. И, похоже, профессионал. Точные, резкие, сильные движения. Массаж сердца. Так... А теперь необходимо сделать короткую паузу.

- Джордж Джорджиевич, вы меня помните? Я Серафим… Фима!

Ответом был недоумённый взгляд — какой ещё Фима?

- Твердилово! — сообщил незнакомец. — Городок Твердилово. Поликлиника. Доктор Мая… Мая Шиловская! Однажды вы к ней приехали, прямо в поликлинику. А она заканчивала приём. Мальчик с бабушкой. Вы дали денег мне на операцию. Сто тысяч долларов. Бабушка, пока была жива, потом молилась за вас каждый день!

А ведь действительно... Было такое. Хотя потом он и забыл об этом эпизоде. Больной раком мальчик. Может спасти операция, но надо много американских денег. Мальчика, видимо, спасли.

Джордж улыбнулся и сжал руку незнакомца.

- Живи, Фима!

- А вы?..

Солнце. Последнее, что он увидел, было вечернее солнце, наконец-то прорвавшееся сквозь тучи. Узкая полоска красноватого заката.

- Солнце... Сегодня солнце взошло для меня в последний раз.

4

Лиандер Джордж Джорджиевич (Маркович). 22.06.1961- 27.08.2019 (58 лет). Государственный и общественный деятель, второй Президент Северной Федерации (1993-2004), первый Государственный Канцлер Великого Нордланда (2004-2016). Это потом напишут в энциклопедиях. А пока…

Впечатление было такое, что попал в старый чёрно-белый кинофильм. Вот такой же полумрак в чёрно-серых тонах — и ни одного звука. Старое немое кино. Разве что качество изображения на самом современном уровне.

Откуда они успели примчаться с такой скоростью? Обе обочины были забиты всевозможными автомобилями. Медицинская реанимация, труповозка, милиция, следственный комитет... Иномарка с мигалкой — губернатор области зачем-то примчался.

Себя со стороны он увидеть уже не успел — только носилки, укрытые белой простынёй, которые загружали в труповозку.

- Всё? — спросил он сам себя.

- Да!

Он обернулся на голос.

Навстречу шла…

Она была похожа на всех его любимых женщин одновременно. Мечта поэта с роскошной фигурой, в лёгком летнем платье и, разумеется, в сандалиях, только подчёркивающих красоту ножек. И, конечно, стерва. Она стерва — по лицу видно. — Совсем всё? — не понял он.

- Совсем, Джо, совсем! С прибытием тебя!

- С прибытием куда?

- Не знаю. Это не мне решать. Я должна только встретить тебя.

Я — твой азраил.

- Азраил? Как-то ты… слишком хорошо выглядишь для азраила.

- Заслужил — вот и выгляжу. Всё просто: твои дела оценены, взвешены, и решено, что тебя надо встретить радостно. А решили бы иначе — к тебе явился бы самый страшный кошмар твоей жизни. С негодяями обычно бывает именно так.

- А чем я заслужил?..

- Ты стал величайшим миротворцем нового века. Можно сказать, спас человечество. Все убийства, которые ты совершил, на этом фоне признаны ничтожными.

- А как я спас человечество?

- Ну, не то чтобы вот совсем спас… это я погорячилась… но. Ты таки выполнил главную задачу своей жизни. Ты перевернул эту страну с ног на голову и вырастил новое поколение её населения. Если на них кто-нибудь нападёт — они, пожалуй, кое-как сумеют отбиться и поиграться в новую Великую Отечественную, но чтобы напасть первыми... Найдётся только жалкая кучка маргиналов, готовая сдохнуть за бредни вроде «возвращения наших исконных земель» или «защиты нашей святой веры». Их довольно быстро перебьют. Остальные сами же первые их проклянут, потому что им отдых в Турции, шопинг в Европе и личный комфорт куда интереснее имперского величия. А уж если служить в армии — так главным аудитором Мошковецкого военного округа! — стервочка усмехнулась.- Потому что в мирное время главное — уберечь имущество министерства обороны от прапорщиков.

- А с чего вы тут решили, что нордиши начнут новую войну? Или могли бы начать?

- Элементарно, Ватсон! Бредовые идеи имперского величия, которыми их кормят ещё со времён монаха Филофея. Обида за две недоимперии, развалившиеся по их же собственной дурости и по.уизму на протяжении одного ХХ века... Они чувствовали себя сильно обиженными. Но пришёл ты — и дал им свободный выезд за границу, много импортного шмотья и техники и даже легальную проституцию. И им это понравилось куда больше войны. Ну, мимоходом ты ещё перебил несколько тысяч наиболее буйных имперцев — но это признано во благо.

- И куда мне теперь?

- Как всегда. Первые несколько дней душа находится на земле, а потом… увидишь. Нет, честно, я сама этого не знаю. Моя задача — встретить и проводить.

- А при теле — это как?

- Я обязана буду доставить тебя в любое место на земле, куда ты только пожелаешь. Хотя и буду иногда предупреждать, что в иные места лучше не являться. Например, непонятно почему многие хотят оказаться на собственном вскрытии в морге. Вот каким идиотом надо быть, чтобы захотеть посмотреть, как твою голую тушку вытащат из холодильника, стряхнут иней, разложат на столе и начнут потрошить?

- В морг на собственное вскрытие я точно не хочу. А можно вместо этого всего пообщаться с теми, кто… уже у вас?

- Извини, но я и этого не знаю. Видишь ли, врать я тебе не могу — у нас тут такой опции нет. Но есть невероятное количество всего, что новопреставленному пока знать не надо. Поэтому — мы тоже не знаем. И не можем ответить на очень многие вопросы.

- А кого-нибудь из моих близких ты встречала? Ну, чтобы проводить?

- Нет. Это только в байках древних людей, которые не знали даже, что такое миллион, существует Господь Вседержитель и при нём на всё про всё тысяча ангелов. Нас куда больше. А учитывая, сколько каждую секунду умирает людей... Вот разве что — попался мне один клиент в ночь на 4 октября 1993-го.

- Кто это был?

- Имя тебе ничего не скажет. Пацанчик двадцати с небольшим лет, один из боевиков Мак-Алестера. Наслушался баек о красной империи — и быстренько угодил к нам. Он только и делал, что вспоминал тебя.

- Желал мне скорейшей смерти?

- И это тоже. Но главное не это. Знаешь ведь — «в чём застану, в том и сужу!»? Этого чудака застали одновременно обосравшимся от страха и замершим в восхищении. Он не мог предположить, что от тебя по зданию Верховного Совета прилетит ракета. И это для него был не только полный ужоснах, но и повод для щенячьего восторга — круто. Похоже, этот самый Лиандер — он умеет не только дерибанить государственную нержавейку, но и станет самым настоящим грозным царём. А покойник был имперец. Хоть какого — но царя! Вынь да подай.

- Прикольно... А куда ещё ты не рекомендуешь ходить?

- К родственникам, оставшимся на земле. Если в общем и целом, то вариантов там два. Первый — если твоя родня тебя реально любила, то они будут убиты горем — и тебе это зрелище будет мучительно. И второй — в гробу они тебя видали; восприняли новость о твоей смерти с облегчением и мысленно уже начали делить наследство. Хочешь напоследок разочароваться? Ну, иногда ещё есть вариант: им было на тебя плевать, так что новость о твоей смерти — где-то в одном ряду с прогнозом погоды на завтра. Но мучительные терзания о наследстве случаются куда чаще, чем пофигизм.

- А куда бы ты порекомендовала?

- Вот знаешь... Насколько я успела тебя изучить — тебе бы понравилось навестить кого-нибудь из твоих врагов. Откровенных врагов. Особенно тех, у кого интеллект выше среднего.

- Почему?

- О, там такая гамма чувств! Сначала человек дико радуется — ура, помер-таки, мерзавец этакий! Можно совершенно безнаказанно прибежать и поссать на могилку. Или хотя бы написать какой-нибудь похабный некролог. А вот потом... Если есть мозги — то сначала пропадает желание ссать на могилку. Потому что мёртвые сраму не имут, а вот от живых ты за своё свинство ещё как огребёшь. Причём в первую очередь — от своих корешей по клубу любителей носить белое пальто. У них ведь у каждого своё белое пальтишко, и его надо регулярно выгуливать. Так что извини, дружок, но ничего личного — чисто необходимость кого-нибудь натыкать рылом за недостойное поведение. Потом приходит разочарование — больше они ничем не могут тебе насолить. Когда ты лежишь в гробу, то уже всё едино: поют над гробом дифирамбы или сыплют проклятиями. Ну и, наконец, самых интеллектуально продвинутых посещает мысль, что все там будем. Ты бы заценил.

- А ведь действительно... Но вот незадача. Ты говоришь — настоящих врагов... А кто мне настоящие враги? Трепло с «Эха Мошковца»? Или, наоборот, какие-нибудь церковники? Поп Смирный и иже с ним? Какая-нибудь красная плесень, поддрочивающая на портретик товарища Стального?

- Ну, если хочешь, можно посмотреть на всех, кого ты перечислил.

…Перед закрытой входной дверью в редакцию «Эха Мошковца» он остановился в замешательстве, а стервочка усмехнулась: ну, чего встал? Ты теперь того… призрак бесплотный. Можешь хоть в хранилище Центробанка, хоть в комнаты для хранения секретных документов Генштаба.

Главному редактору Беничке только что сообщили. Экстренная новость. Надо прерывать эфир и срочно сообщать — редакционная политика такая. А по графику в эфире шло «Особое мнение» посредственного писателя-сатирика, зато выдающегося демшизоида Виктора Матрасовича. Где-то опять задержали и оштрафовали какого-то одинокого несанкционированного пикетчика с плакатиком — и Виктор Анатольевич теперь громко убивался по поводу порухи свободы и демократии.

- Извините, мы вынуждены прерваться на экстренный выпуск новостей!

В правоохранительных органах области подтвердили факт смерти бывшего главы государства Джорджа Лиандра. По предварительным данным, он скончался от острой сердечной недостаточности во время автомобильного путешествия, на автотрассе, в 20 километрах от города…

Первой реакцией сатирика была полная растерянность. Он слушал экстренные новости и не мог поверить — это правда? Так и есть? Умер? Действительно? Ну, а потом... Матрасович всё-таки был настоящим советским интеллигентом.

Вот сейчас надо будет что-то сказать. Что? Первое, что пришло в голову, — шутка о Боге, который не ерошка. Видит немножко.

И поэтому послал самому жестокому и циничному правителю этой страны смерть от острой сердечной недостаточности. В принципе, вполне нормальная реакция для острослова, ранее уже прогремевшего своими колкостями на всю страну минимум дважды. Сначала Матрасович предложил величать тогда ещё господина Президента Северной Федерации «главарь государства», а потом выдвинул идею заменить День памяти и скорби на государственный праздник День рождения фюрера. И по части сравнения господина президента с прежними руководителями этой страны — тоже его: «До Мышино дотрахались!»

А с другой стороны... Вот пошутишь сейчас — и что? Что потом? Новопреставленный был редкостным циником — и поэтому не обращал на такую мелкую пакость, как Матрасович, никакого внимания. Давить этого клопа? Зачем? Только вони больше будет. А как отреагирует Алексей Рудольфович? Сын того самого Жмеровского…

- Что скажете, Виктор Анатольевич? Какие первые ощущения? Мы, конечно, все огорошены…

- Поганые ощущения. Поганые. Я вот сейчас сидел, слушал — и не мог поверить, что действительно — всё. Это же... Это была целая эпоха, да? Четверть века! Четверть века — он. А мы — все мы! — при нём. Не он при нас, а мы при нём. Даже Перестройка... Я старый, я помню. Я помню, кто тогда был настоящими кумирами. Один только академик Андрей Дмитриевич Медовой — фигура мирового масштаба и значения! А молодые что сейчас знают о том времени? «Тогда Джордж Джорджиевич был всего лишь делегатом Съезда народных депутатов»! Всего лишь! Джордж Джорджиевич, вчерашний уголовник, убийца — и при нём целый Съезд народных депутатов как декорация! Съезд, где делегатами были... Да одного академика Медового бы вполне хватило! Вот поганое ощущение — академик, величайший гуманист — как декорация к внучку члена ЦК КПСС и вчерашнему уголовнику!

- Слушай, а мне действительно того… понравилось! — усмехнулся Джордж стервочке.

- Ещё бы! Наша работа — знать о клиентах всё. Когда мы выбирали, в каком виде я должна тебя встретить, учли даже то, о чём постесняются писать твои самые откровенные биографы. За твою жизнь у тебя было 68 женщин, и все, кроме первой, Маи, хоть раз, но доводили тебя до оргазма одними ступнями…

- Гм… вот как-то никогда не считал общее количество своих женщин.

- Если захочешь — представлю тебе самую подробную статистическую сводку — от количества дней, прожитых на земле, до общего объёма выпитого кофе.

- Себе оставь. Для отчётности. Поехали к попу. К Смирному.

Отче протоиерей был на работе — в Синодальной комиссии по защите материнства и детства. Ему сообщил секретарь — молоденький семинарист.

Первая реакция была на уровне инстинкта. Протоиерей картинно воздел очи к потолку и перекрестился. Упокой, Господи, душу новопреставленного Георгия и прости ему прегрешения вольные и невольные.

- Какие-нибудь указания будут, отец Димитрий?

- Какие тут указания? Указания даст Святейший, если посчитает нужным. Скажет провести общее молебствие по новопреставленном — проведём. Иди пока!

Оставшись один, церковник некоторое время молчал, глядя в окно. О, какая это была гамма чувств!

Как у Матрасовича — только хуже. От всей души, искренне, поп покойника ненавидел. При жизни Джордж Джорджиевич не только проводил антихристовы реформы — как их понимал протоиерей. Ещё он тихо, но с особым цинизмом издевался и над Смирным, и над святой матерью-церковью в целом. А поп... Неизвестно, насколько глубоко он проникся верой в истинность написанного в Евангелии. Но быть протоиереем, председателем Синодальной комиссии и главной поп-звездой церковных телеканалов ему очень понравилось. Толпы адептов, целующих ручку и с придыханием смотрящих снизу вверх: «Отец Димитрий!..».

Он сам не заметил, как превратился в одного из главных телехамов. Но — бодливой корове Бог рогов не даёт. Это особый вид цинизма Небес: дать в число наиболее преданных прихожан министра юстиции — и сделать его министром при болярине Георгии. Который очень вежливо и внимательно выслушает все советы министра, прочитает все принесённые им проекты — и узаконит в стране эвтаназию. А на стоны церковников о богопротивности сего закона иронично заметит: что же вы, отче, так плохо свою паству пасёте? Если эвтаназия дело богопротивное — ни один настоящий верующий ею никогда не воспользуется!

Теперь болярин Георгий отправился на свой последний суд. Попу очень хотелось, чтобы по итогам этого суда новопреставленный оказался где-нибудь в одном ряду с Иудой, но... Надо демонстративно скорбеть, выражать соболезнования и громко голосить на панихиде «Господи, прости ему прегрешения вольные и невольные!». Потому что истинную сущность «святой матери-церкви», текущая модификация которой была сварганена на коленке товарищем Стальным в 1943 году от Рождества Христова, покойный знал прекрасно. Холопы государевы!

Кстати, Алексей Рудольфович, много лет исправно проходивший в агностиках, в итоге принял святое крещение. В Александрийской православной церкви, как и новопреставленный. Так что — хрен теперь выпнешь александрийских попов с канонической территории. Старик Феогност уж больше пяти лет как отошёл ко Господу, но дело его живёт и преемника прислали не глупее.

А сейчас... Сейчас надо состроить скорбное выражение лица и при первой же оказии выразить самые искренние соболезнования семье Шпееров и их невестке Стефани Джорджиевне.

— Пошли, ещё кого покажу? — улыбнулась стервочка.

Домашний кабинет в просторной столичной квартире. Хотя иконок и крестов на стенах понавешано побольше, чем в любом из храмов протоиерея Смирного. Здесь жил православнутый мирянин и даже целый доктор философских наук Гелий Дуга. При жизни Джорджу его даже как-то раз представили. Встречи с интеллигенцией — дело тонкое. Надо никого не обидеть. Всех приласкать. Чтобы у каждого была заветная фоточка: я в Кремле, ручкаюсь с Первым Лицом.

Вот и Гелий хоть раз, да поручкался.

Это была встреча, на которую собрали всевозможных имперцев. Когда бы не их актёрские способности, можно было бы помереть со скуки — но способности у них были. Пересказы бреда отечественных юродивых о «Мошковце — Третьем Риме» сопровождались завываниями, закатыванием глазок, демонстративными призывами себе в свидетели Пресвятой Богородицы, под омофором коей пребывает святая нордландская земля…

На этом фоне Гелий был скучен. Время от времени оглаживая окладистую бороду, все отведённые регламентом 10 минут что-то нудел об исторической предопределённости противостояния Катехона (это Нордланд, если чё) Атлантиде (это типа Запад, в особенности Британия и Штаты). О родине-мамке как о «срединной империи», самим Богом назначенной быть единственной в мире православной державой.

Впрочем, повезло: после Гелия слово дали 80-летнему деду — писателю Проханутому. Тот юродил куда живее и понятнее. Не «Катехон», а «Пятая империя», и не одно только древлее православие, а борщ с компотом в одном ведре. И волхвы-язычники, и старообрядцы, и никониане, и марксизм в изложении товарища Стального — всё сгодится. Главное, чтобы империя. Ну, и сцена публичного холопства в конце речи. Мол, Джордж Джорджиевич, в девяносто первом вы рушили мою могучую красную родину, а я был последним солдатом империи. Вы были моим врагом, и я вас ненавидел. Но теперь вы — царь, так что я ваш слуга и ваш солдат. Главное, дайте мне приказ идти и строить империю!

А сейчас Гелий Дуга был в своём кабинете один. Удобно уселся за изобретённый богомерзкими англосаксами компьютер и тюкал некролог. Первые десять тысяч печатных знаков Джордж пропустил — там опять что-то про святую православную державу, которую новопреставленный сатанист уверенно превращал в обиталище всех возможных грехов и пороков. А вот вывод был хорош. «Несомненно, что покойный был нашим врагом. Он откровенно исповедовал атлантизм во всём, был куском атлантизма, застрявшим в теле нашей Родины на манер снарядного осколка. Что делают, когда уходит откровенный враг? Наверное, молчат».

— К совкодрочерам поедешь? — поинтересовалась стервочка.

У совкодрочеров было скучно. Вроде такие разные — а все ваяли некрологи на один и тот же лад. Дескать, хороним эталонного буржуя. Двадцать с лишним лет он убивал в нашем народе всё героическое, растил поколение потребленцев, наплевавших на могилы дедов, павших зимой сорок первого. (Вот всралась им эта зима сорок первого!)

…На экспертизы и выяснение всех деталей смерти хватило два дня. Кончина вследствие естественных причин. Действия врача-реаниматолога Серафима, случайно оказавшегося на месте происшествия, были абсолютно правильны и не увенчались успехом только ввиду тяжести случая. Третий и четвёртый дни — прощание с бальзамированным трупом в одном из крупнейших концертных центров Мошковца. Сначала хотели в Кремле, в Колонном зале, но покойник успел оставить подробные указания по части своих похорон.

…Как они всё-таки любят царей, даже покойных! И писатель Проханутый, и поп Смирный, и десяток записных либералов… в толпе пришедших проститься отметились все. Отметились — и почувствовали свою ничтожность в этой длинной, не прекращающейся очереди. Вы все были при мне, да. А не я при вас.

…Прах с вертолёта развеивал зять Антон — всё-таки для этого требуются специальные навыки. Хотя в кабину уместились все близкие люди.

Я не ушёл — я буду с вами вечно:

В мечтах и в небе звёздочкой зажгусь!

* * *

- В своё время тебе особенно понравился именно этот вариант! — стервочка улыбнулась, но на этот раз уже точно по-доброму, благожелательно.

Полночь после дня развеивания праха. Высоко в небе ярко светила луна, бросая на землю луч.

- Пойдём!

Когда-то он видел это во сне. По лунному лучу они гуляли с Санни. Или это был не совсем сон?

- Смотри, это всё — твоё наследство. Они будут тебя любить и вспоминать с благодарностью. Сытые времена; первый отдых за границей; первая работа на Западе; первая зарплата в долларах или евро, от суммы которой о.уели мама и папа, всю жизнь просидевшие в совке на ста сорока марках в месяц…

Они поднялись уже довольно высоко. Мошковец был где-то внизу, совсем небольшой. Но яркий. Город миллионов огней. Улицы, забитые автомобилями. Похожие на муравьёв, копошатся, бегают по магазинам и увеселительным заведениям обыватели…

Он так и не смог полюбить этот город и его весьма паршивое население. Но это вблизи. А с высоты лунного луча — это было прекрасно. Город чем-то напоминал новогоднюю ёлку, сияющую огнями.

- Дальше пойдёшь один! — на прощание стервочка его обняла.

Что там в конце? Если лунный луч, то, наверное, должна быть луна? Если верить школьному учебнику (хорошо всё-таки в советской школе астрономии учили — до сих пор помню!), до неё — 384,5 тысячи километров. Далековато пешком-то…

Он шёл по золотистой дорожке среди космической черноты и абсолютного мрака. Где-то внизу был уже не город Мошковец, а планета целиком. В космической черноте проплывал симпатичный сине-зелёный геоид. Если верить стервочке, Джордж избавил его от ядерной войны.

Похоже, Вечность — это не только отсутствие времени, но и пространства тоже. Без малого 400 тысяч километров закончились как-то удивительно быстро. Довольно скоро мрак начал рассеиваться, а затем и вовсе сменился ярким светом.

- Здравствуй, Георгий!

Голос раздался откуда-то… изо всех мест разом. Яркий свет и голос. Не особенно громкий, но чёткий и ясный.

- Здравствуй! Как мне тебя называть? Ты кто? Господь Вседержитель?

- Так Меня тоже называют. Я взвесил твои дела, Георгий, и нашёл, что они были во благо. Какой участи ты хотел бы для себя здесь?

- Той, в которую верят атеисты.

- А точнее?

- Я хочу смерти, за которой всё заканчивается.

- Но почему?

- А зачем мне что-то иное? Я… кто я такой? Тоже мне, нашёл выдающееся изобретение человечества!

АЛЕСЬ ГОРДЕНКО

ВЕРВОЛЬФ

Заметки на полях

«Новейшей истории»

Корректор Светлана Кеньшенская

Компьютерная вёрстка Алёны Каминовой

Подписано в печать 05.06.2023

Издательско-полиграфический комплекс

«ИНДИГО»

г. Ярославль, ул. Свободы, 97

Отпечатано на собственном полиграфическом оборудовании