Первая жертва Лили (гет)

В то время как Снейп куда-то запропастился и не подавал о себе вестей, директор Хогвартса Альбус Дамблдор изо всех сил старался о нем не думать. Он просматривал лист за листом, придвинув чернильницу и держа перо наготове. Внезапная отлучка директора, казалось бы, непродолжительная, обернулась ворохом нерешенных текущих дел. Что ж, удивляться нечему: школа во время войны — поди-ка создай атмосферу, благоприятствующую учебному процессу, укрепи дисциплину в среде учащихся, когда родители одного — по одну сторону баррикады, другого — по другую! И сами-то учащиеся порой ого-го какие безо всяких войн — трудное детство там и все прочее... А что ждет самою школу? Да только ли школу? Рука с пером замерла над пергаментом — так охотничья собака делает стойку перед тем, как погнать дичь, — затем быстро и решительно вычертила очередную резолюцию.

Довольно! Дамблдор отодвинул нескончаемый ворох, снял очки, откинулся на спинку и сжал ладонями лицо. Голова раскалывалась. Он и без того не припомнит, когда в последний раз отдыхал, а еще эти переговоры... Открыл ларчик с лимонными дольками — любимое лакомство! — вынул две штучки, по одной в каждой руке, сдвинул так, что стало похоже на очки-половинки. Усмехнулся. Слыхал, конечно: зубоскалы, подметив такое совпадение, не преминули продолжить аналогию, замкнув ее на личности директора. Он, дескать, и сам весь такой же половинчатый — никогда его до конца не поймешь, не разглядишь. Дескать, даже если просто здоровается — и то будто чего-то недоговаривает! Закинул в рот обе дольки, посмаковал кисло-сладкую свежесть.

Половинчатость... Половинчатость — она повсюду, чтоб вы знали! Импульсивные французы цокают языком и сочувственно качают головой. Сентиментальные немцы всем своим видом выражают готовность понять и принять, что бы ты ни сказал — от пережаренного бифштекса до столкновения Земли с Луной. Албанцы... Н-да, с албанцами у нас... Никто и не надеялся на безусловную поддержку, а уж когда посреди переговоров рухнуло министерство... Впрочем, кто знает: быть может, не было бы счастья... Они ведь при всей их континентальной индифферентности тоже понимают: рано или поздно зараза проникнет и туда. Не зря, ох, не зря, исчерпав все доводы, Дамблдор ни с того, ни с сего завел с немцами пустую болтовню о погоде на Балканах! Те с понимающим видом посмеялись, и как результат он ждет сегодня визита Маркуса Рататоска, немецкого магистра. Половинчатость... Нет, господа, он, Альбус Дамблдор — всего лишь маг, которому нет равных, а не Господь Бог, чтобы знать все и сразу! Но у него есть одно великое преимущество перед иными умниками: он не боится в критической обстановке довериться собственной интуиции и способен найти выход там, где другие видят тупик. Пустить дело на самотек порой означает не слабость, но силу. Волдеморт едва ли спасует перед континентальным подкреплением — для этого он слишком глуп и самоуверен. Но создание коалиции — даже пусть не создание, а лишь намек на ее возможность, — заставит Волдеморта спешить и совершать ошибки одну за другой. А последняя ошибка, как известно, всегда роковая.

Приободрившись, директор собрался было вновь приступить к своей бюрократии, но вместо этого отправил в рот еще одну лимонную дольку и встал пройтись по кабинету. Фоукс встревоженно топтался на своем насесте. Амфитеатр портретов деликатно подремывал, чтобы не пялиться на живого хозяина. Подумалось: зрители, приговоренные к скучнейшей фантазии. Когда-нибудь и сам он узнает, каково это — быть портретом... О грустном, как говорится, не стоит, но не стоит и расслабляться раньше времени. Волдеморт — опасный противник. Обычно приборы на столах негромко щебечут, изредка пуская дымок — ни дать ни взять завсегдатаи магловских пабов обмениваются последними новостями. Однако бывает и по-другому. Как правило, чем грандиознее проблема, чем углубленнее размышляет над ней Дамблдор, тем отчетливее на общем фоне делается голос дифференциометра. Причем происходит это незаметно, исподволь, до того момента, когда тебя как бы сдергивают с небес на землю, ставят перед фактом. Вот и сегодня ничем поначалу не выделявшийся среди собратьев, прибор раскочегаривался, раскочегаривался и вдруг загрохотал, выпустив гигантский клуб угольно-черного дыма. Дамблдор замер посреди кабинета, растерянный, как провинившийся школьник. Фоукс обреченно заклекотал и чуть не сгорел. Неужели все так плохо? Неужели разрыв между желаемым и действительным настолько непреодолим? Что же такое важное он упустил в рассуждениях? Немцы, Волдеморт и... "Да что же это, в самом деле, Снейп вздумал со мной шутки шутить?" — тщательно избегаемая мысль прорвала-таки хлипенькую защиту и, заполонив сознание, на миг вывела Дамблдора из состояния равновесия. Однако этого мгновения хватило и на то, чтобы утихомирился дифференциометр.

Да кто он, в конце концов, такой, этот Снейп, чтобы быть в центре внимания?! Скрытный, озлобленный, ни близких друзей, ни общих интересов, ох и доставалось ему в школе! И вот результат: вообразил себя романтиком, презревшим свет. И если бы не эта девочка... Гм, а ведь и вправду романтик, рыцарь печального образа, явился из ниоткуда, совершил подвиг, получил главный приз... Но в сторону эмоции, поступок-то и впрямь благородный, если подумать. Н-да, крепким орешком оказался этот романтик. Нет, не в том дело, просто нужно трезво взглянуть на происходящее. Нынешней ночью Снейп обратился к Дамблдору с просьбой о встрече, Дамблдор обрадовался, изучил досье вдоль и поперек, выяснилось такое, что... в общем, сидит ждет, раскрыв жадные объятья, а Снейпа и след простыл. Никто не смеет водить за нос Дамблдора, но... в этой игре правила диктует Снейп, хочет того Дамблдор или нет... Опять неверно! Хотим того или нет мы оба — вот в чем дело! Дамблдор обогнул гигантский свой стол, прошествовал мимо рабочего места к левой оконечности, где стояла каменная чаша омута воспоминаний, склонился над нею и медленно произнес:

— Нет у тебя другого пути, Северус Снейп. Впрочем, как и у всех нас!

Директор заскользил взглядом по кабинету: окна вперемежку с портретами, приборные столы — там вновь усиливается ропот дифференциометра. Фоукс подозрительно косится, как бы вопрошает, есть ли еще смысл радоваться жизни. Ведь что такое, например, предсказание? Это не прогноз, даже не предопределение, это факт. Но где, когда и как он проявится, никто знать не может. Поэтому даже если предсказания нет, оно... оно все равно есть, просто непроизнесенное. А почему, спрашивается? Потому что таково условие свершения факта — не озвучивать предсказание! Тебя продали Волдеморту, Снейп. Это часть правды, одно из проявлений факта. У тебя была возможность не уходить на ту сторону, но... но ты ушел туда еще раньше, когда сделал свой выбор. Иной выбор — мог ли ты его сделать? Нет, ибо судьба — это раз и навсегда свершившийся факт. Вся наша жизнь — свершившийся факт. И кто знает, сколько раз придется выбирать, чтобы этот факт подтвердился? Происки темного лорда полностью исключаются. Хотя бы потому, что будь это затея Волдеморта, Снейп, обратившись с просьбой и получив согласие, тотчас бы явился сюда. Все прочие контрдоводы и рассматривать не стоит. Северус барахтается в одиночку, это ясно, но рано или поздно...

— Нет, парень, тебе придется сделать еще один выбор! — повторил Дамблдор.

На приборном столе громыхнуло, и в потолок ударил предупредительный дымовой фонтан. Феникс жалобно закурлыкал, но не спешил сгорать, все еще выжидая.

— Я всегда говорила, что эта магловка ему не пара, слоняется тут, — пробурчала миссис Принц.

— Да-да, передайте, пусть зайдет ко мне! — распорядился Дамблдор и снова заходил по кабинету.

Допустим, судьба — факт. Но что это значит, как объяснить его с точки зрения обычной жизни? Да очень просто! факт — это равнодействующая всех сил, всех душевных импульсов. И, быть может, самый сильный импульс — любовь. Он перевесит любые другие, оттого и говорят: любовь все побеждает! Дамблдор торжествующе посмотрел на приборы. Капризный дифференциометр внезапно стих, и оказалось, что остальные почти не нарушают тишины. Тишины, в которой еще не столь решительно, но уже весьма жизнерадостно запел Фоукс.

— Передала, скоро явится, не заржавеет, вертихвостка! — процедила сквозь зубы мадам Кассандра.

Лили! Она будет с минуты на минуту... Только сейчас Альбус Дамблдор поймал себя на том, что постоянно думает об этой девочке. Чем бы ни занимался, о чем бы ни размышлял — она никогда не выходит из головы. Точно чего ни коснись — все вертится вокруг нее, все замыкается на ней, как на центре мироздания. Дамблдор и сам не мог понять, в чем тут дело. Никаких расчетов относительно Лили у него не было и быть не могло — вплоть до появления Снейпа. Однако интуиция упрямо твердила: на эту взбалмошную девицу указует перст судьбы и точка. А с появлением рыцаря-романтика завеса над тайной, кажется, начала приоткрываться. Дело, конечно, не только в политических расчетах — как можно! Он, Альбус Дамблдор, старейший преподаватель Хогвартса, директор, наконец, глава Ордена Феникса, всегда по-доброму, по-отечески относится к учащимся и к младшим соратникам, но нынешняя ситуация такова, что... Ну, в общем, нужно с ней поговорить по душам, может быть успокоить, направить, так сказать... Снейп! Не знает ли она что он планировал делать в ближайшее время... не случилось ли... нет, о нет, с ним ничего не случилось, он не имеет права на то, чтобы с ним что-нибудь случалось именно сейчас! Кстати, Джеймс Поттер, тут теперь, вероятно... э-э... впрочем, посмотрим...

И вдруг мысленному взору директора и главы столь ярко и осязаемо предстала та самая ситуация, вокруг да около которой долго ходил вслепую, что он без сил опустился на стул и с минуту невидяще шарился руками по столу в поисках лимонных долек. Однако феникс остался невредим на своем насесте, поскольку Дамблдор уже овладел собой. Проблема обозначилась во всех подробностях и лежит перед ним, как на ладони, ожидая решения. Альбус потер руки в предвкушении успеха и с удовольствием съел подряд две мармеладинки. Союз с континентом или слух о союзе — кстати, где этот немец? — заставят Волдеморта форсировать события и допускать ошибки. Это во-первых. Во-вторых, странствующий рыцарь, влюбленный и жаждущий перейти на сторону возлюбленной, он-то и поможет подловить и прищучить мерзкую гадину. Поможет, учитывая известные обстоятельства — взгляд метнулся на левый конец стола, — лишь бы все срослось... Срастется — куда денется! Он сделает это во имя любви, если... если действительно любит. Любит, а как же иначе! Не метался бы сейчас, как раненый зверь... И она любит... Любовь все побеждает! Глаза Дамблдора сузились. Вспомнилось одно давешнее событие — стычка двух девочек с бандой пожирателей. Дамблдор был уверен тогда, что настигнет Волдеморта, а застиг вчерашнюю школьницу, умирающую от потери крови... Сделает, и место укажет, и время, и все, что потребуется — нет у Снейпа другого выхода! У них двоих — Северуса и Лили — нет другого выхода. И у него, Альбуса Дамблдора — тоже... В дверь осторожно, но нетерпеливо постучали.

— Входи, дитя мое! — Дамблдор приготовился увидеть Лили Эванс.