Гарри Поттер и Поиск Хоркруксов (джен)

На фоне темного неба необычно яркая луна казалась почти белой. А на земле, в замке, в кабинете Люпина стоял Гарри и смотрел на дементора. Естественно, это был не настоящий дементор, а лишь боггарт, принявший его форму. Гарри старался держать палочку так, чтобы Патронус потом смог загнать боггарта в угол. Он знал, что этот дементор не настоящий, что это его собственный страх перед этим созданием, и этот страх чувствует боггарт, принявший такую форму. Он уже давно знал, что боггарт может в известной степени копировать способности и природу того, форму чего он принимает. И правда, он уже чувствовал, как сильный холод постепенно проникает в него.

Он вытянул вперед правую руку с зажатой в ней палочкой, в другой он держал медальон как можно ближе к боггарту. Поток ледяного воздуха проникал сквозь его мантию, а вытянутые руки уже заныли от напряжения. Факелы на стенах начали мерцать, их свет стал неровным и тусклым. От напряжения в ушах раздавался специфический шум, в то время как он изо всех сил старался сохранить положение тела, зная, что если это не удастся, боггарт ослабит его, и он может потерять сознание, как тогда, на третьем курсе.

Позади Рон с Гермионой схватились за руки, напуганные тем, что происходило перед ними. И как бы они не хотели сейчас помочь Гарри, но не могли этого сделать, будучи удерживаемыми Люпином, который утешающее на них смотрел и время от времени повторял, что все будет хорошо. Но Гарри не чувствовал этой поддержки, стоя перед боггартом, который пытался ударить белого оленя своими хрупкими костлявыми пальцами — оленя, недавно вырвавшегося из палочки Гарри.

Волны воспоминаний накатывались на него и отступали, они приносили голоса, голоса его родителей, кричавших изо всех сил, пытаясь спасти их маленького мальчика Гарри. Вот голос его отца: «Это он, Лили! Бери Гарри и беги!» — и последний вскрик, и вспышка зеленого света — заклинание Авада Кедавра, — навсегда уносящее жизнь Джеймса. Вот он слышит быстрые шаги своей матери. Шаги, в которых ясно чувствуется отчаяние, шаги, направляющиеся к нему, младенцу Гарри. Вот мать берет его на руки и крепко прижимает к себе, в то время как в комнату уже входит Лорд Волдеморт. Гарри, расстроенный всеми этими голосами в его голове, чувствовал, что становится все слабее и слабее, словно это вытягивают его душу, а не заключенную в медальон.

Вдруг, звуки и голоса сменились в его голове картинами последних мгновений жизни его родителей. Да, способности боггарта-дементора становились все более выраженными, заставляя Гарри не только слышать звуки его самого темного и тяжелого воспоминания — смерти его родителей, — но и видеть последние моменты их жизни так четко, словно он смотрит какой-то фильм…

Вот Джеймс вбегает в комнату, где у стены около его кроватки стоит Лили. Его лицо бледно и искажено гримасой ужаса. Глядя на него, Лили понимает, что Волдеморт нашел их укрытие. Она бросает взгляд на маленького спящего в кроватке ребенка и вновь смотрит на Джеймса, который метнулся к двери, чтоб закрыть ее.

— Лили, бери Гарри и убегай! Я задержу Волдеморта!

Но Лили не двигается с места, а лишь спрашивает слабым голосом:

— А как же ты?

— Обо мне не беспокойся! — отвечает Джеймс. — Сейчас главное унести отсюда Гарри.

— Но когда я снова тебя увижу? — спрашивает Лили, беря спящего ребенка на руки. — Джеймс, когда я тебя увижу? — снова спрашивает она, поскольку ее муж ей не отвечает.

— Не знаю, дорогая. Я возьму твою палочку — свою я потерял.

Он смело встает напротив двери, а его лицо в полумраке ночи кажется черным. Лили хватает детское шерстяное одеяло и закутывает в него ребенка. Снаружи начинается настоящий ливень, он обрушивается на крышу подобно тысяче молотов. И вместе с гулом начавшегося дождя около дома слышатся шаги, направляющиеся к входной двери. Джеймс, услышав их, меняет позицию и крепче сжимает палочку, его ладони уже вспотели. Он знает, что пришло время его последней жертвы для свое семьи.

Вдруг, одновременно с молнией, прошившей небеса от покрытого темными облаками ночного неба до самой земли, и громом, вслед за ней огласившем окрестности жутким гулом, луч света летит к замочной скважине — щелчок. Открытая дверь с грохотом распахивается, и в дверном проеме уже виден бледный волшебник с щелочками змеиных глаз. Полы его черной мантии бешено треплются на штормовом ветру, завывающем снаружи. Едва услышав звук открывшейся двери, Лили выбегает из комнаты и бежит по коридору. Но не успев пробежать и половины его, она останавливается, услышав крик мужа: «Нет, Лили, не туда!» Волдеморт, конечно же, уже блокировал дверь, и Лили, прижимающей к груди спящего ребенка, приходится убегать другим путем. И она знает, что больше никогда не увидит своего мужа.

— Через окно, Лили! Быстрее! Бери Гарри и беги! — кричит Джеймс, уже стоя лицом к лицу с Волдемортом.

Он поднимает свою палочку, готовый произнести заклинание, также поступает и Волдеморт. Лили бежит обратно в комнату Гарри, кладет его на кровать и подбегает к окну. Она снова и снова пытается открыть окно, но оно не поддается. Задвижка, не дающая окну подняться вверх, никак не хочет открываться, и Лили, сквозь рыдания, все же продолжает пытаться ее повернуть. Вдруг до нее доносится крик мужчины — ее мужа. И она знает, что ее муж уже мертв, что скоро Волдеморт войдет в эту комнату, готовый убить и ее с Гарри.

Зная, что жизнь сына сейчас в ее руках, она продолжает пытаться открыть заевшую задвижку. А шаги Волдеморта раздаются все ближе и ближе к комнате, где находится она с сыном. Лили все еще у окна, ее пальцы уже сбиты в кровь от постоянных усилий открыть задвижку. Как сейчас бы ей пригодилась палочка, но ее забрал Джеймс, потеряв свою. Она знает, что уже слишком поздно. Она не сможет открыть окно. Она бросает окно и возвращается к кроватке, беря ребенка на руки.

— Гарри, дорогой! — говорит она ребенку. — Прости меня, прости!

Горячие слезы катятся по ее щекам, падают на лоб спящего ребенка, разбудив его. Шаги в коридоре становятся все громче.

— Гарри, — снова произносит Лили, еще громче рыдая. — Прости, что не смогла защитить тебя! — она гладит ребенка по голове, оставляя пятна крови на его волосах из-за своих пораненных пальцев, затем целует его в лоб, в то время как шаги в коридоре продолжают неумолимо приближаться. — Прости меня! — снова говорит Лили, обнимая своего сына, и кладет его на кроватку.

Уже громко слышимые шаги внезапно останавливаются. Вот Волдеморт входит в комнату. Лили, стоя спиной к Темному Лорду, оборачивается и смотрит в его горящие красным глаза. Она не поворачивается, стараясь своим телом защитить Гарри от любого заклинания, которое может послать в них Волдеморт.

Она знает, что ей осталось только одно — просить за жизнь своего сына. И она произносит полным достоинства, но слабым голосом:

— Нет! Убей меня! Но не убивай Гарри! — ее голос становится все тише и тише. — Убей меня вместо него!

Волдеморт, выслушав эти еле слышные просьбы, начинает смеяться каким-то шипящим смехом. Он подходит к Лили, стоящей к нему спиной, и поднимает свою палочку:

— Кто сказал, что я хочу убить только Гарри?

Лили начинает дрожать. Она знает, что должна защитить своего сына, но если она умрет, то он останется один, беззащитный перед мощью Темного Лорда. Она закрывает глаза, обнимая своего сына, лежащего в кроватке, она уже знает, что скоро они оба умрут. По крайней мере, думает она, по крайней мере, мы все вскоре увидимся после смерти, мы все будем вместе. Она кусает губы и прижимает крепче к себе ребенка, ожидая с секунды на секунду смерти. Вспышка зеленого света, и Лили, наклонившись к сыну, плачущему в кроватке, падает на пол. В ее открытых зеленых глазах больше нет жизни. А ребенок продолжает плакать. Волдеморт переводит на него взгляд и поднимает палочку. С коротким хлопком с конца его палочки срывается луч зеленого света и ударяет мальчика в лоб.

Острая боль пронзила лоб Гарри, видение прошлого исчезло, уступив место кабинету Люпина в настоящем. Он обнаружил себя лежащим на полу, а вокруг него стояли Люпин, Рон и Гермиона. Медальон лежал около него, равно как и его палочка. Щекой он чувствовал холодный пол кабинета, тяжело дыша. Он сел и спросил у окружающих, что с ним случилось.

— Ты потерял сознание, — ответил Люпин. — Я предполагал это. Ты еще никогда так долго не находился около дементора, к тому же, в такой близости от него. И хотя это был всего лишь боггарт, но способности дементора от этого не исчезли.

— Почему план не сработал? — спросил Гарри. — Дементора не интересовал медальон, он уделял все внимание мне.

— Ну, дементоры всегда испытывали к тебе особую любовь, — ответил Люпин, а Рон и Гермиона, присевшие около него, дрожали, еще не отойдя от волнения за Гарри.

— Но почему? Ведь все испытывают влияние дементоров, но почему дементоров привлекаю именно я?

— Их привлекают души, Гарри. Может, у тебя очень сильная душа… или какая-нибудь особенная.

Прошло несколько дней, но каждую ночь Гарри вновь переживал те сцены, что он увидел, находясь под влиянием дементора-боггарта. Ему снились последние минуты жизни родители, и сознание их жертвы было для него невыносимым.

Однажды утром, во вторник, из-за сплошь покрытого облаками в последние дни неба наконец-то выглянуло солнце, осветив своим светом Большой зал, в котором завтракали ученики Хогвартса. Гарри, Рон и Гермиона, сидевшие за гриффиндорским столом, обсуждали, что же им теперь делать с Хоркруксами.

— Мы в тупике, не знаем, что делать, — жалобным тоном говорил Рон. — Мы не знаем, как от них избавиться. Мы даже не знаем, где они все.

— Ты прекратишь, Рон! — сказала Гермиона, до блеска натирая свой значок старосты школы. — Мы должны быть оптимистами. Что тебе тогда говорил Дамблдор о Хоркруксах, Гарри?

— Ну, — произнес Гарри. — Он сказал, что один из них это медальон, другие — это Нагайна, чаша Хаффлпафф и что-нибудь от Гриффиндора или Рейвенкло.

— Нагайна мертва, — продолжила Гермиона. — Вместо нее Он использовал глаз министра. А Дамблдор говорил что-нибудь подробнее о тех вещах, принадлежавших Гриффиндору и Рейвенкло?

— Нет. А что?

— Я тут подумала. Если Нагайна могла быть Хоркруксом, то те два Хоркрукса тоже могут быть живыми.

— Имеешь в виду, что это могут быть люди?

— Да, связанные с Гриффиндором или Рейвенкло.

Гарри ничего не ответил. Он сейчас кое-что понял. Нечто настолько невероятное, что оно было похоже на правду. Было такое чувство, словно Дамблдор по-прежнему был рядом и снова помогал ему разбираться в непонятных вещах.

— Гарри, — произнесла Гермиона, заметившая слишком долгое его молчание. — Что-нибудь случилось?

— Тебе не приходило на ум, что мы должны знать, кто эти люди, кто же из учеников Гриффиндора или Рейвенкло могут быть Хоркруксами?

— Нет, не приходило. Не знаешь, кто это может быть?

— Ну… вот что мне пришло в голову. Ведь это могу быть я, Гермиона.

— С ума сошел! — крикнул Рон. — Как это может быть?

Но Гермиона поняла Гарри. Ведь Дамблдор всегда говорил, что Волдеморт вложил часть своих сил в Гарри той ночью, когда погибли его мать и отец. Ведь Гарри умел говорить на змеином языке. Ведь у Гарри и Волдеморта были одинаковые палочки и оба они превосходны в области Защиты от Темных Искусств. Они были практически одинаковые.

А Гарри молча сидел, наблюдая за испуганным лицом Гермионы.