Oblivion: Данмер. Чужак в чужой земле (джен)

Незаметно проскользнув в библиотеку, я огляделся… и едва удержался, чтобы немедленно не выскочить обратно. Зажмурился и потряс головой, потом с сомнением покосился на дверь за своей спиной, раздумывая, не поздно ли ещё скрыться?

А все дело в том, что прямо у меня на глазах Кэролин, одна из сестер-Клинков, пользуясь тем, что Баурус куда-то отлучился, отчаянно кокетничала с Мартином:

— Мой лорд, могу ли я отнять у тебя немного времени? — ой-ой-ой, как все запущено… вот уж кому Кирану Дротан могла бы дать не один десяток уроков обольщения.

И все равно после этого имела бы грандиозное преимущество. Даже если бы Кэролин воспользовалась знаменитыми духами все тех же Телванни, которые, если верить молве, даже вонючего орка или варвара способны сделать невероятно привлекательным. Талант у этой суки такой — из мужчин безмозглых тряпичных кукол делать. Теперь, когда прошло некоторое время, я отчётливо вижу, как она мной вертела. Да и относилась как к дрессированной зверушке… Впрочем, определённая польза от полученного мной опыта есть. Во всяком случае, женские уловки для манипулирования мужчинами, которые так неуклюже пытается применить сейчас моя сестра по Ордену, я теперь легко распознаю даже в более… аккуратном исполнении. Интересно, а Мартин понимает, чего она от него добивается?

Священник, задумчиво выстукивавший пальцами по столешнице мотив известной песенки про вдовушку с морковкой — завсегдатаи столичной "Кормушки" её очень любят, так что я её сразу узнал — покачал головой и со вздохом отложил книгу в сторону:

— Ты сможешь отнимать у меня столько времени, сколько захочешь, когда научишься называть меня по имени. Меня зовут Мартин.

Ого!.. Кажется, я тут все-таки лишний… да и Мартин, похоже, не в настроении.

С этой мыслью я, не дожидаясь, пока моё присутствие заметят, как можно тише ретировался.

Единственное, что меня немного беспокоило, это то, что подсмотренная сцена всколыхнула неприятные воспоминания из моего собственного прошлого. Тряхнув головой, я запретил себе думать об этом. В конце концов, личная жизнь потому так и называется, что она личная. Соответственно, что бы там я ни увидел — это не моё дело. Сами разберутся. К тому же Кэролин — не Кирану…

— Юный брат по Ордену… ревнует? — промурлыкал вдруг над ухом неприятно знакомый голос. — Да, наверное, так обидно… осознавать, что твои чувства… не нужны, ведь тот, на кого они направлены, имеет… иные предпочтения.

Что?! Какие ещё…? Ах, ты мразь!

Мгновенно развернувшись, я оказался нос к носу со злорадно ухмыляющимся Ахиллом. Ладонь сама собой сжалась в кулак и довольно существенная разница в росте и сложении меня ни на миг не смутила, когда я с удовольствием врезал по его смазливой физиономии. Ударить второй раз я уже не успел — меня сбили с ног и мгновенно прижали к деревянному полу, заломив за спину руки. Где-то в стороне послышалась возня, с болезненным вскриком тяжело упало ещё одно тело, кто-то побежал в сторону западного крыла. Хлопнула дверь и всё стихло.

— Ты сдурел, Ксар? Что на тебя нашло? — выдохнул удерживающий меня Белизариус.

— Отпусти меня, Бел, — потребовал я, не делая, впрочем, попыток вырваться — сбросить навалившегося на меня всей немалой тушей приятеля из положения "мордой в пол" и без помощи рук я бы всё равно не смог. — Я вполне вменяем и не стану убивать этого ублюдка прямо сейчас, хотя, Неревар свидетель, он этого заслуживает.

— Я так и понял, — угрюмо ответил он, но, немного помедлив, всё же позволил мне встать на ноги.

И тут же положил тяжёлую ладонь мне на загривок, словно предупреждая, чтобы я не дёргался. Впрочем, я и не собирался: подметать собой пол со здоровенным имперцем на хребте мне не понравилось. Хорошо хоть ребра остались целы…

Дверь в западное крыло хлопнула снова, и в нашу сторону быстрым шагом прошел встревоженный Сайрус, сопровождаемый Пелагиусом.

— Ксарес? Ахилл? — капитан удивленно воззрился на поднимающегося красавчика, осторожно щупающего стремительно опухающую челюсть. — Что тут произошло?

Я промолчал. Последнее, что я собирался делать, это жаловаться. Потому что если я начну сейчас рассказывать, что да как, это будет выглядеть именно как жалоба. А вот мысль вызвать ублюдка Ахилла на поединок казалась очень даже привлекательной. Интересно, что будет, если я его убью? Новое изгнание или приведённую мной причину всё-таки найдут достаточно весомой? Может, лучше сделать это по-тихому? Уверен, что смогу составить достаточно сильный яд. У меня достаточно пыльцы спиддала и вытяжки из корня харрады, чтобы эта мразь не дожила до рассвета… главное, сделать так, чтобы никто не подумал на меня. Значит, придётся подождать… и яд придётся готовить где-то в другом месте. Но это все неважно.

— Я полагаю, — поняв, что все так и собираются молчать, мой друг решил взять слово, — что Ахилл сам напросился. Во всяком случае, то, что я успел увидеть, говорит именно об этом.

— Что именно ты увидел?

— Я возвращался с тренировки, когда увидел стоящую во дворе лошадь Ксареса и решил пойти поприветствовать его. Когда я вошел в Большой зал, он как раз выходил из библиотеки. При этом вид у него был… задумчивый, я бы сказал. Или даже озадаченный. Пока он стоял, о чем-то размышляя, сзади подошел Ахилл и что-то произнёс. Я не расслышал, что, потому что был слишком далеко от них, но явно что-то оскорбительное, потому что Ксарес тут же изменился в лице, резко развернулся и ударил его. После этого мы с подоспевшим Барагоном скрутили обоих, а Пелагиус побежал за кем-нибудь из офицеров.

— Барагон?

— Я сидел спиной к двери в восточное крыло, поэтому ничего, в общем-то, не видел, — покачал тот головой, — и слов тоже не расслышал, хотя был ближе, чем Белизариус. Только голоса. Точнее, голос — Ксарес ничего не говорил. А голос Ахилла я узнал… и — да, это звучало, как оскорбление. Хотя я даже представить не могу, что тот мог сказать, чтобы эльф так взбесился.

— Ксарес? — редгард посмотрел на меня.

Я покачал головой.

— Я не хочу это озвучивать. Могу сказать, что сказанные слова — достаточная причина для вызова на поединок. И для убийства. Но, к сожалению, он мой собрат по Ордену, поэтому, думаю, вряд ли мне это будет позволено.

— Я вынужден настаивать, — нахмурился Сайрус. — Это не первый конфликт между вами, заканчивающийся потасовкой, поэтому я жду ответа.

Я помолчал, тщательно подбирая слова. Посмотрел на зло сверкающего глазами Ахилла…

— Ахилл обвинил меня противоестественной склонности к мужчинам, — глядя капитану прямо в глаза, отчётливо процедил я, чувствуя, как меня накрывает запоздавшая волна лютого бешенства.

Я не сорвусь во второй раз… не сорвусь. Этот ублюдок все равно своё получит. А сейчас, дремора побери, я останусь спокоен. Потому что, если я сейчас не сдержусь… я не знаю, что сделаю. Но ударом в челюсть на этот раз точно не обойдётся. Дэйдров Ахилл, чтоб ему сгореть в Обливионе, умудрился задеть моё самое болезненное место.

— Что?! — ахнул стоящий у меня за спиной Белизариус.

Кто-то ошеломлённо присвистнул.

— То самое, Бел, — выплюнул я, едва удерживая клокочущий внутри гнев. — Теперь-то ты понимаешь, почему я это сделал?

— Я бы его убил, — признался друг. — За одно только предположение убил бы.

— Предки свидетели, я бы тоже. Такое не прощают. Но он, сожри его дэйдра, Клинок…

— Это всё? — недоверчиво сузил глаза капитан.

— Разве этого недостаточно? — не выдержав, заорал я.

Белизариус тут же по-медвежьи сграбастал меня, чтобы не допустить смертоубийства, вцепившись так, что я не мог даже толком вдохнуть, и торопливо забубнив:

— Спокойно, приятель, спокойно… Он заслужил смерть, клянусь богами, заслужил, но прикончить его сейчас — не самая лучшая идея.

Я, хоть и с невероятным усилием, успел взять себя в руки. Бел прав. А я… я почти сорвался.

Капитан внимательно посмотрел на меня, на внезапно напрягшегося Ахилла, до которого, наконец, дошло, что он в своём стремлении пнуть меня побольнее зашёл слишком далеко… и вдруг изменился в лице, когда сообразил, что тот мог сказать в запале. Пропади пропадом моя полудевчачья внешность! Хочу шрам по всей морде… Нет, два! И бороду… Ни для кого не было секретом, что только мне дозволяется самым бесцеремонным образом выволочь наследника Драконьего трона из затхлой библиотеки во двор или на стену "проветриться, пока совсем не закис". И только я без тени сомнения зову его просто по имени, в то время как остальные, несмотря на его настойчивую просьбу, старательно соблюдают дистанцию. Но только я, Джоффри и капитаны знаем истинную причину того, почему я за такое открытое пренебрежение титулами и рангами до сих пор не получил по ушам — Мартину все ещё необходим кто-то, кто видит в нем его самого, а не Императора, и относится к нему, как живому человеку, а не как недосягаемому олицетворению Империи. Остальные могут только строить предположения.

— Ясно, — тяжело уронил он. — Ксарес, я признаю твоё право требовать поединка, но… я не могу вам позволить убить друг друга. Ни сейчас, ни позже… вообще никогда. Ты меня хорошо понял? — хмурый редгард вперился в меня и не отводил глаз, пока я не кивнул. — Однако оставлять нашего брата безнаказанным тоже нельзя. Следуй за мной, Ахилл. И помоги тебе Талос, если мои предположения верны…

Когда я доберусь до этого, как выражается Ролианд, сукина сына, его ничто не спасёт. Даже все Девятеро имперских богов скопом. Пусть я уже не Редоран, но я не забыл, что такое честь. Да, Клинки — мои братья. Я не знаю, когда и как это стало истиной, и какую роль сыграла принесённая мной клятва, но теперь это так. Однако сегодня у меня стало на одного брата меньше. И плевать мне на то, что он сам не верит в то, что произнёс. Он это сказал. Раскрыл свою поганую пасть. Как я говорил Белизариусу, есть вещи, которые не прощают. И есть речи, которые не прощают. Следовательно, Ахилл умрёт. Осталось решить, когда.

Разговор с Джоффри дался мне нелегко. Грандмастер уже получил отчёт Бауруса, от меня требовались только детали. Можно было не сомневаться, что в скором времени те Клинки, что остаются в Имперском городе, устроят красноплащникам серьёзную зачистку. Проблема была в том, что он знал о нашей с Ахиллом драке. И, судя по всему, уже сделал выводы.

— Я так понимаю, ты не отступишь…

Фраза упала между нами, как брошенный в воду камень.

— Грандмастер… — я посмотрел ему в глаза.

Врать бессмысленно — он просчитал меня ещё при первой встрече в Вейноне и теперь прекрасно знает, чего от меня ожидать. А что говорить? Я ведь действительно не отступлю.

— Понятно, — он вздохнул. — Я не одобряю этого, даже более того, я против, но… я могу понять твои чувства. И знаю, что даже угроза изгнания из Ордена тебя не остановит.

Нет, не остановит. Теперь, случись что, я смогу о себе позаботиться. Жаль, конечно, будет расставаться с друзьями, но, уверен, они меня поймут.

— У меня только одна просьба — дождись, когда с вторжением из Обливиона будет покончено. Ахилл… как бы он себя ни вёл, он всё же остаётся Клинком. И одним из самых подготовленных бойцов нашего Ордена. А сейчас, сам понимаешь, воины, способные встать на защиту Императора, наперечёт.

Дать такое обещание было нетрудно. В конце концов, моя личная месть могла и подождать. И, пожалуй, так даже лучше. Месть, она как хорошее вино — чем больше времени прошло, тем лучше вкус. К тому же у меня будет время обдумать, какой смертью он умрёт. Никакого прощения быть не может — мои предки меня проклянут за мягкотелость.

В какой-то момент обсуждения моей поездки к логову дагонопоклонников пришел Мартин. Выслушав новости, он неожиданно помрачнел и потребовал, чтобы я ехал не один. После долгого спора, в котором мы с Джоффри дружно проиграли, я сообщил, что возьму с собой Белизариуса, поскольку из всех братьев могу быть полностью уверен только в нем и в Ролианде, а северянин, как выяснилось, с тремя братьями-Клинками два дня назад отправился закрывать врата Обливиона, появившиеся в дневном переходе на восток от Брумы. Вроде бы далековато от Повелителя Туч, но само их появление означает — Мехрун Дагон знает, что последний из потомков Тайбера Септима выжил. Мартина ищут. И помоги нам всем боги, если найдут до того, как мы сумеем вернуть Амулет Королей и зажечь Драконьи огни.

В большом зале меня встретил вернувшийся Ролианд. Живой, но изрядно потрёпанный. Особенно меня впечатлил художественно сломанный нос и здоровенный фиолетовый фингал на пол-лица.

— Знаешь, малыш, — задумчиво сообщил сидящий рядом с ним Белизариус, в лисьих глазах которого азартно хлопали крыльями не меньше десятка бесенят, — я начинаю думать, что мы на него плохо влияем. Явился злой, грязный… побитый… и вместо приветствия едва не наделил меня таким же, как и у него самого… украшением, — имперец кивнул на нахохлившегося норда. — День такой, что ли, что все друг другу морды бьют?

— А кто ещё? — заинтересовался Ролианд. — И кому?

— А вот он, герой, — хмыкнул Бел, кивнув на меня, — Ахилл сегодня крупно нарвался. А наш малыш неплох не только с кинжальчиком — врезал паршивцу так, что на его рожу смотреть страшно. Да ещё все время добавить порывался. Вас теперь можно отличить только в профиль.

Северянин поморщился, охнул, осторожно ощупывая сплющенный и распухший нос.

— Ну да, разумеется… Нашли с кем сравнить…

— Кто это тебя так… красиво? — не выдержав, полюбопытствовал я, бросив куртку на скамью.

Белизариус вдруг как-то нервно икнул и начал медленно выползать из-за стола.

— Этот лисоглазый зубоскал, — рявкнул, поднимаясь, Ролианд и сцапал не успевшего удрать приятеля за воротник рубашки, — спросил, не последствия ли это поцелуя с дремора, который ты всем постоянно желаешь.

Бел — сволочь… Я ему эту подставу всю дорогу до Хартленда вспоминать буду.

— Ты почему мне не сказал, что они страшные, как… как не знаю, что? — взревел северянин, раздражённо пнув мешающую скамью. — А единственная дреморская баба, которая мне там попалась, оказалась ещё уродливее ихних мужиков?! Одни рога — во! — он взмахнул свободной рукой, изобразив в воздухе перед своим лицом что-то замысловатое.

— Так это она тебя так? — обалдело спросил я. — Погоди… ты что, к ней и вправду целоваться полез? — норд засопел и начал как-то подозрительно темнеть лицом. — А, э-э… ты уверен, что это была именно женщина? А то я, по-моему, только мужчин видел. Правда, я не уверен — я их не раздевал. Доспехи у них неподъёмные, так чего надрываться…

Это я зря сказал. Очень даже зря. Потому что ответом мне был яростный рёв такой силы, что задрожали стекла. Видимо, я был не первым, кто это спросил. И судя по реакции северянина, даже не вторым. Одно хорошо — Ролианд так ошалел от моего заявления, что в первую минуту даже не попытался меня поймать, застыв на месте и выпустив ворот Бела.

Я огляделся, прикидывая, куда можно залезть, чтобы тяжеловесный северянин до меня не достал. Вариант сбежать в библиотеку отпал сразу — Арктурус, здоровенный редгард и самый старший из братьев, не считая Джоффри, с предвкушающей ухмылкой загородил выход спиной. С другой стороны мне радостно оскалился Барагон, тоже еще тот зубоскал. Ну да, дать мне удрать и лишиться зрелища? Скучно им, видите ли. Уроды… Ролианд меня все равно не поймает, ведь прекрасно же знают… Кстати, с того же Барагона вполне могло статься раздразнить северянина. Ничего, я им это припомню. Чтобы данмер и не придумал подходящую каверзу? Ха! Если я родился редоранцем и воспитывался, как редоранец, это еще не значит, что я не сумею как следует напакостить. Главное — не перестараться, изобретая пакость поинтереснее. Несмотря на вполне реальную опасность наполучать тумаков от рассерженного приятеля, настроение моё, до того, казалось, надолго испорченное Ахиллом, стремительно поднималось.

— Я тоже это спросил. В смысле, уверен ли он, — вставил свою пару медяков отошедший на безопасное с его точки зрения расстояние Белизариус. — Слово в слово. И, похоже, не только я.

Вот это я попал… Как быть, чтобы из меня лопоухого босмера не сделали? Мне, кстати, невероятно, я считаю, повезло, что в придачу к росту и сложению я не унаследовал отцовские уши. Страшно представить, на что бы я был похож… или буду, если сей же миг не придумаю, как уберечь себя от позора. Шлем, что ли призвать? Знаю я такое заклинание… иногда полезно, если вспомнить мои прятки со скампами в разрушенном Кватче, и то, что нормальным шлемом я так и не обзавёлся. Хотя нет, не буду — в нем ни дэйдра не видно, а Ролианд в попытке добраться до моих ушей может в запале снять шлем вместе с головой. Оно мне надо?

— Вот, — подозрительно довольным тоном произнес Арктурус, — а говорят, что у данмеров плохо с чувством юмора.

— Ты попал, мелкий, — радостно заржав, сообщил от двери в западное крыло Барагон.

Точно, без него не обошлось. Ну, ладно, бр-ратишка, я тебе это еще припомню…

— Я уже понял, — огрызнулся я, поспешно увеличивая расстояние между собой и озверевшим приятелем.

Барагон вдруг нахмурился, с беспокойством глядя куда-то мне за спину. Я, было, насторожился, потом сообразил, что совершенно случайно выбрал верное направление для отступления — дверь во двор никто не догадался от меня закрыть. Все верно, там холодно, а я ненавижу мороз, и об этом все прекрасно знают. Поэтому никому, в том числе и мне самому, в голову не пришло, что можно сбежать туда. Всего-то надо добраться до дверей в одно из крыльев Храма, а они достаточно близко, чтобы я не успел замёрзнуть и без опрометчиво оставленной на скамье рядом с Ролиандом меховой куртки.

— А ну стоять! — рявкнул северянин, увидев, что объект предстоящей расправы вот-вот сделает ноги. — Стоять, засранец!

Я, разумеется, и не подумал останавливаться. Наоборот, каверзно ухмыльнулся и рванул к выходу во двор храма. Шмыгнув прямиком в распахнувшуюся дверь и едва не сбив с ног обалдело хлопающего глазами Феррума, который её и открыл, я под новую волну негодующего рёва в котором мне послышалось упоминание чьих-то ушей, затолкал рыжего Клинка в зал и, захлопнув дверь, огляделся. Сделав страшные глаза стоящей на карауле Джене, я глубоко вдохнул промороженный горный воздух и, сообразив, что в храме меня довольно быстро найдут, метнулся в конюшню, по пути едва не растянувшись на скользкой обледенелой брусчатке. Если имперка не подскажет — кто знает, до чего там они дошли с Ролиандом — искать меня в конюшне вряд ли догадаются. Особенно, если рискнуть и спрятаться в деннике у вейнонского гнедого, придурковатый нрав которого обитателям Повелителя Туч был так же хорошо известен, как моя нелюбовь к морозу.

Гнедой встретил меня агрессивно прижатыми к точёной голове ушами и неласковым всхрапом, но, сожрав предназначавшееся верной Прорве малость сморщенное яблоко, немного успокоился, а вскоре и вовсе перестал обращать на меня внимание, засунув морду в кормушку. И не отреагировал даже тогда, когда я устроился рядом, взгромоздившись прямо на деревянные ясли, чтобы не видно было, что у жеребца внезапно выросли две лишние ноги. Безопаснее, конечно, было бы спрятаться у Прорвы, но там меня точно будут искать.

В конюшне было сумрачно и тепло, рядом лениво похрустывал пережёвываемым сеном гнедой, никто не забегал в конюшню с рыком "Ага! Вот ты где!"… поэтому я не заметил, как задремал. И едва не свалился со своего насеста, внезапно проснувшись от голосов из денника Прорвы.

— Да нет его тут, — Белизариус. — Остался только гнедой, а к нему Ксар не полезет — он его опасается.

— Немудрено, — это уже Ролианд. — Дурнее лошади я ещё не встречал. Хотя красив, зараза… а после того, как отожрался на здешних харчах, так и вовсе картинка.

Ага, похоже, северянин уже остыл. Это сколько я спал? Хотя он быстро отходит… Жеребец, кстати, выжравший все сено из яслей, развернулся так, что первый же, кто откроет денник, получит копытом в лоб. Интересно, конюхов, которые ему жратву приносят, он тоже так встречает? И вообще, как его зовут-то? Тоже как-то на айлейдский манер или все же попроще?

— Джена сказала, что видела, как он забежал сюда, — задумчиво произнёс Белизариус. — Куда он мог деться, если в конюшне его нет?

— В кузне тоже, я спрашивал, — отозвался северянин. — И в арсенале. Может, сбежал?

— Куда, в Бруму? Пешком и в рубашечке? — съязвил имперец. — Не смеши. Это же Ксарес! Слу-у-ушай… Его Высочество до сих пор в библиотеке…

— Думаешь, малыш спрятался у него в комнате? После гнусных речей этого лощёного выродка? Ох, вряд ли.

— Нет, просто он единственный, у кого мы не спрашивали.

А вот это уже плохо. Если они подняли на уши всех… Дремора им в… в подружки! Ту самую страхолюдину, которая Ролианду по морде съездила. Обоим. Надо срочно выбираться и бежать в библиотеку, пока эти двое туда не добрались.

А ещё надо как-то сказать Белу, что мы с ним завтра едем в Хартленд.

Я успел. И даже не замёрз, хотя мороз ощутимо усилился. Джена уже сменилась, и теперь на карауле стоял Сайрус. Широченную ухмылку капитана было видно, даже невзирая на закрытый шлем, а кивок в сторону дверей недвусмысленно дал понять, что мои друзья пошли через Большой зал. Ага, сейчас время ужина, большинство братьев там же, так что эти двое хоть на несколько минут, но застрянут, расспрашивая по-новой, не видел ли меня кто. Лучше не придумаешь. Я ухмыльнулся капитану и, протискиваясь в едва приоткрытую дверь в восточное крыло Повелителя, явственно расслышал смешок. Похоже, разговоров о сегодняшнем дне братьям, почти безвылазно сидящим в стенах Повелителя Туч, хватит надолго. Неплохо бы и самому послушать, что тут было, пока я отсыпался в конюшне.

Мартин удивлённо поднял на меня глаза, когда я, отдуваясь, плюхнулся за стол напротив него и вцепился в первую попавшуюся книжку, сделав вид, что увлечённо читаю. Баурус, который, как и собирался, почти неотлучно находился при Мартине, хрюкнул, глядя на мои манёвры.

— Переверни, — сказал вдруг он.

Плечи его при этом подозрительно подрагивали.

— А?

— Книгу переверни, — серые глаза сидящего напротив наследника Драконьего трона искрились весельем, а на осунувшемся лице расползалась улыбка. — Я могу прочесть книги на полудесятке языков Тамриэля, но не уверен, что смог бы читать хоть одну, держа её при этом вверх ногами.

Баурус заржал.

Гм…

Я торопливо последовал совету, попутно посмотрев на обложку. Книга оказалась знакомой — "Преображение Запада". Точно такую же — или эту? — подаренную мне Пинером, я читал на привалах по пути в Кватч из Вейнона, а потом оставил в здешней библиотеке.

— Может, пока не подошли твои друзья, расскажешь, почему час назад один очень сердитый сын Скайрима бегал по всему Повелителю Туч, обещая вытянуть какому-то "мелкому красноглазому засранцу" уши и завязать их "узлом на темечке"? — веселясь, поинтересовался Мартин.

Я невольно фыркнул. Все-таки с ушами я угадал.

— Хорошо.

Ввалившиеся через полминуты в западное крыло Ролианд и Белизариус очень удивились…

Флегматичная Прорва неторопливо трюхала по Серебряной имперской дороге. Примерно через час мы рассчитывали выехать на Красную и повернуть на Чейдинхолл. Гнедой вейнонский жеребец, которого, как оказалось, звали Пожаром (за бешеный нрав, что ли?), грыз удила и танцевал подо мной, то и дело норовя вырваться вперед. Когда этот выродок Падомая увидел, как я вывожу Прорву, он едва не разнёс конюшню. Причем Белизариус — намного более опытный наездник, чем я — посмотрев на беснующегося жеребца, нервно заявил, что, если мне удастся предотвратить намечающиеся разрушения нашего общего дома, он без возражений поедет на пегой, как бы по-дурацки он сам при этом ни выглядел. Сообщив ему, что я думаю о друзьях, которые неожиданно откалывают такие финты, я, мысленно попрощавшись с жизнью, сел на гнедого Пожара и… ничего не случилось. Жеребец, конечно, как был дёрганым, так и остался, но попыток сбросить, укусить или сотворить ещё какое-либо непотребство не предпринимал.

Кстати, Бел на Прорве выглядел действительно забавно. Рослый, плечистый, как большинство людей-имперцев… и верхом на коротконогой лошадке, которая немногим крупнее, чем он сам. Если бы мы поменялись лошадьми, картина стала бы гармоничнее… но Пожар, как только тот попытался к нему приблизиться, мгновенно оскалился и начал бить копытом. Бел не стал испытывать судьбу.

Я хмыкнул, подумав, насколько забавнее было бы посадить на Прорву громилу Ролианда. Северянин был на полголовы выше Белизариуса и заметно шире в плечах. В общем, прилипшее ко мне "малыш" имело под собой весомые основания. К тому же я все равно не ощущал себя старшим. Люди все-таки взрослеют намного быстрее. Жаль, что уходят тоже… Сто лет, какие-то короткие сто лет, и я останусь один… а они будут жить только в моей памяти. Да ещё их имена добавятся к остальным в Зале Славы…

— Чем ты его приворожил? — полюбопытствовал вдруг покачивающийся на спине Прорвы Белизариус.

Я вынырнул из мрачных размышлений, благодарный другу за возможность отвлечься. Вот уж действительно "тень пала на Тамриэль"… Прав был тот патрульный легионер, у которого мы узнавали новости. Я чувствую эту тень. И, в отличие от большинства, даже знаю, чья она. Врат Обливиона на нашем пути я не встретил, но витающее в воздухе напряжение все же исподволь действовало на нервы, незаметно погружая в уныние. Словно сам Нирн, как живое существо, замер в предчувствии беды. Впрочем, много ли мы знаем о мире, в котором живём?

— Когда вы с Ролиандом искали меня в конюшне… — начал я, чувствуя, что незаметно охватившая меня хандра рассеивается.

— Ты все-таки сидел в его стойле! — не дослушав до конца, гневно завопил догадавшийся приятель.

— Да, с самого начала, — довольно ухмыльнулся я, похлопав настороженно стригущего ушами гнедого по мощной шее.

Пожар выгнул шею, хитро косясь на Прорву, и перешёл на короткую рысь — красовался перед кобылой. Надо срочно покупать себе лошадь, а то как я на жеребой кобыле ездить буду? Этот паразит прошлой ночью оборвал привязь и наверняка сделал своё дело. Куплю мерина — и сам не забрюхатеет и дуреть от запаха кобыл не будет.

Что интересно — в отличие от пегой, на спине которой я иногда чувствовал себя маслом в маслобойке, у гнедого был очень плавный ход. Вздумай я читать в седле, это не составило бы проблемы. Вот и сейчас я слегка покачивался в такт движению конских мышц, не чувствуя необходимости, как это бывало прежде, подлечить седалище заклинанием.

— И все-таки, — не успокаивался Бел. — Как?

— Я дал ему яблоко.

— И все? — разочарование в голосе приятеля было почти осязаемым.

— И все, — кивнул я. — Влез к нему в денник, дал яблоко и заснул, сидя на яслях, — перечислил я, как было дело.

— Ты ненормальный, — ошарашенно выдохнул приятель. — Ты хоть представляешь, как ты рисковал?

— Лучше, чем ты думаешь, — парировал я, припомнив недружелюбный оскал, которым меня встретил гнедой.

Размер зубов впечатлял… и я не уверен, но, по-моему, клыки у жеребца, вопреки травоядной лошадиной природе⁽¹⁾, имелись.

Бел насупился.

— Ты мне лучше другое объясни, — я решил сменить тему, а заодно удовлетворить грызущее меня любопытство.

— Что именно?

Я помолчал, раздумывая, как лучше спросить. В то, что Белизариус не в курсе, я ни минуты не верил — вынужденное уединение накладывает свой отпечаток на людей и любое маломальское событие немедленно становится всеобщим достоянием. Другое дело, как объяснить причины моего интереса?

Видимо, молчал я слишком долго, потому что Бел сначала нахмурился, а потом, просветлев лицом, заговорил:

— Судя по тому, как ты жмёшься, речь о чем-то особом. Думаю, не ошибусь, если предположу, что дело касается Его Величества…

— Касается, — кивнул я. — Я вчера был свидетелем очень любопытной сцены в библиотеке.

— Ты о Кэролин? В жизни не поверю, что она тебе понравилась, — хохотнул приятель.

— Дело не в том, — поморщился я. — Кэролин мне, конечно, нравится, но делить с ней постель я бы не стал — она слишком… не в моем вкусе. Нет, меня другое волнует. Мартин — Император. Когда мы вернем Амулет Королей, его право на трон будет подтверждено официально. И встанет вопрос о наследнике. А Кэролин в качестве императрицы… Ну… Меня с детства приучали к мысли, что жениться мне придется на той, кого укажет глава Дома. И мне несказанно в этом смысле повезло, когда меня изгнали. Теперь, распробовав, что такое свобода, я бы не вернулся обратно в Дом, если бы мне предложили. Во всяком случае, в прежнем качестве. Но речь не обо мне, — Бел внимательно слушал. — В случае с Мартином ситуация противоположная. Он всегда был свободен, а теперь… вынужденный скрываться от убийц, ответственный за целую Империю, основы управления которой он только начинает постигать, он ещё лишился права выбрать — или не выбрать — себе спутницу жизни. Вряд ли Совет одобрит кандидатуру… телохранительницы, хотя бы она была рыцарем десяти орденов.

— Я понял, что ты хочешь сказать, — серьезно кивнул друг, — но Кэролин и не метит на трон.

— Тогда к чему это все?

Белизариус замялся.

— Видишь ли… я не должен тебе вообще об этом говорить, но, учитывая, что все остальные давно в курсе, это было бы нечестно. Кэролин, она… её задача… в общем… она должна родить ребенка.

Целую минуту я пытался осмыслить услышанное. То, что женщины, за редким исключением, мечтают о детях (тут я вспомнил дикие крики и леденящий кровь надсадный вой, с которым жена моего старшего брата произвела на свет своего первенца, и содрогнулся), я знал, хотя и искренне не понимал этого их странного желания поиздеваться над собственным телом, причём, как правило, не единожды, хотя необходимости в этом порой никакой нет. И это притом, что есть способы избежать зачатия! Но Кэролин…

Потом до меня дошло.

— Да вы что там, охренели все?! — выдохнул я.

— Род Драконорожденных не должен прерваться, — неожиданно жестко ответил мне приятель. — Мы не можем рисковать, пока Мартин — единственный из династии Септимов.

— Бастард и сын бастарда… — умом я понимал его правоту, но принять не получалось. — Неужели нет другого выхода? Неужели нет других потомков, из побочных линий? Насколько я помню историю Империи, кто-то из прежних Императоров отличился склонностью трахать все, что хоть немного похоже на женщину… даже, кажется, прозвание соответствующее получил.

— Антиохус. И не выдумывай, никакого прозвища он не получил. А что до потомков… Если они и есть, то никто не знает где их искать, — вздохнул Белизариус. — К тому же грандмастер считает, что доля крови королей в жилах таких потомков может оказаться слишком мала, чтобы они в случае нужды могли успешно зажечь Драконьи огни в храме Единого. Мартин же — сын последнего коронованного Императора, его прямой потомок, и законнорожденность тут роли не играет.

— И как это ему преподнесли? Хотя меня больше интересует, как он на такое отреагировал. Это же… не знаю… — я не находил слов. — Это же едва ли не оскорбление… просто взять и тупо использовать, как… как племенного жеребца…

— Как преподнесли, не знаю. На посту у покоев грандмастера, где происходил разговор, в тот момент стоял Ролианд, и что говорил Джоффри, он не расслышал, но с его слов, Его Величество отреагировал точь-в-точь, как ты сейчас. И даже, кажется, слово в слово. А потом на сутки закрылся в отведенных ему покоях и разговаривал только через дверь и почему-то исключительно на данмерисе. Причем то, что слышал я сам, подозрительно походило на те жутко немелодичные вопли, которыми ты услаждал наш с Ролом слух на тренировках в особо пикантные моменты.

Неудивительно. Заодно теперь понятно, почему Мартин весь вчерашний день, стоило ему хоть на минуту задуматься, барабанил пальцами по столу, выбивая мотив скабрёзной "Вдовушки"… и наверняка не только вчерашний. Он, когда злится или нервничает, всегда так делает. Вот только я не предполагал, что он тоже знает эту песню. Хотя почему бы и нет?

Я невольно усмехнулся, вспомнив, что Мартин неплохо говорит на моем родном языке и что он довольно часто присутствовал на тренировках, так что услышать и запомнить мог очень многое, особенно поначалу, когда мои отношения с северянином только-только начали складываться. Тогда вообще было много воплей, содержание которых в приличном обществе не озвучивают даже в… адаптированном пересказе. Тем более я, беззастенчиво пользуясь тем, что никто меня не понимает, в выражениях не стеснялся. Во всяком случае, без Мартина... ну, или когда не подозревал о его присутствии. Хорошо, что, кроме него и Джоффри, в Храме Повелителя Туч данмерского никто не знает. Вряд ли знание и виртуозное применение данмерских ругательств можно счесть достоинством будущего правителя. А так хоть душу отвести можно… Впрочем, не о том я думаю. Хотя, что тут думать — все предельно ясно. Но это не означает, что это мне нравится. Неправильно это. Да, оправдано, но все же…

— Как ты планируешь попасть в штаб Мифического Рассвета? — полюбопытствовал Белизариус вечером следующего дня, когда мы расположились на ночевку в охотничьем лагере к северу от Чейдинхолла, оттащив то, что осталось от небольшой — меньше десятка человек — шайки разбойников подальше и наскоро прикидав их ветками.

По совести, надо бы их похоронить, чтоб потом не встали, но после перетаскивания ни у меня, ни у него на это не осталось сил. К тому же нас изрядно потрепали — Бел в самом начале, когда мы даже не подозревали ни о лагере, ни о шайке, словил отравленную стрелу в плечо, да не простую, а с коварным эльфийским наконечником, из-за чего с извлечением пришлось попотеть. Счастье ещё, что яд, насколько я разобрался, предназначался для мага, так что Белу, с его почти нулевыми магическими способностями, он был не страшен. А меня приложили боевым молотом, и я не знал, кого благодарить за то, что удар, едва не сделавший меня одноногим калекой, пришёлся вскользь. Кроме, разумеется, Бела, который снес его обладателю дурную башку. Отдышавшись и подлечившись, — мне, чтобы более-менее исцелиться, пришлось вычерпать до дна мои всё ещё огорчительно невеликие запасы магической энергии — мы с грустью признали, что мало того, что позорно прохлопали опасность, так ещё и не озаботились заранее продумать тактику на случай такого вот столкновения. Расслабились, индивидуалисты дэйдровы… Кто в лес, кто на охоту…

Я задумчиво пожевал сорванную по примеру приятеля жесткую травинку, вспоминая, как мы втроем с Джоффри и Мартином разрабатывали мою, как обозвал это грандмастер, "легенду для бескровного проникновения" в святилище дагонопоклонников. Кстати, о травинке — было непривычно осознавать, что в Сиродииле можно вот так сорвать практически любой невзрачный стебелёк и гонять его по рту только для того, чтобы ощутить терпкий вкус травяного сока. И не бояться, что вместе со вкусом придет более или менее мучительная смерть или какое-нибудь, хоть и не смертельное, но плохоисцеляемое отравление. Ядовитых растений, конечно, хватало и здесь, но все они были давно известны и занесены в справочники для алхимиков, купить которые можно было в любой книжной лавке за вполне приемлемую цену. Что я, к слову, и сделал при первой же возможности. Да и число видов не шло ни в какое сравнение с тем разнообразием ядовитой пакости, которая встречалась у меня на родине.

— Грандмастер считает, что чем ближе к реальности, тем лучше, — произнес, наконец, я. — Неизвестно, кого я могу там встретить, а так меньше вероятности совершить какую-нибудь глупую ошибку. Так что я буду… самим собой. Ну, или почти собой. Мелким, не слишком умным засранцем из "хорошей семьи", принадлежащей одному из Великих Домов, обиженным на весь Нирн вообще и на родню в частности, и сбежавшим из дома в поисках славы и приключений на задницу. Вряд ли они отслеживают всех неофитов с самого начала — затратно это, да и хлопотно.

— Почему не слишком умным? — Бел отмахнулся от назойливого комара, нагло примерявшегося сесть на кончик носа имперца, промахнулся — по комару — и с чувством выматерился, попав точно в нос.

— Был бы умным — на такую тухлятину, как дагонопоклонничество, не повёлся бы, — фыркнул я. — Предполагается, что данмеры, особенно переехавшие в Сиродиил из Морровинда, имеют более… м-м… отчетливое представление о том, что такое дэйдра и дэйдрические властители. В частности, Мехрун Дагон, который у меня на родине относится к так называемым "злым дэйдра", и поклонение которому Трибуналом, мягко говоря, не приветствуется.

— Хмм…

Подслушать нас было непросто — помня о том, что логово дагонопоклонников где-то недалеко, мы общались шепотом и вообще были настороже. Было решено, что мои вещи большей частью останутся под присмотром Белизариуса. Сам Клинок будет ждать меня три дня, после чего, если я не вернусь, вызовет подкрепление в лице стражи из Чейдинхолла и зачистит гнездо красноплащников. Заберет Амулет и вернется в Храм Повелителя Туч. План не вызывал восторга ни у меня, ни у него, но придумать что-то лучше этого не сумел даже Джоффри, опыт которого в планировании тайных и боевых операций я даже приблизительно представить себе не мог.

1) клыки у жеребцов действительно есть

Вернуться к тексту