Просто держи меня за руку (гет)

Кингсли Шеклболт, потирая ноющие виски пальцами, в третий раз перечитывал очередной отчет Отдела Тайн, и чем больше читал, тем меньше ему нравилось то, что там написано. Да, он сам велел Маккирби тщательно отслеживать внезапные скачки магического поля и прочие подобные явления, и тот добросовестно все фиксировал, но поскольку Грейнджер ухитрилась замаскировать свое магическое излучение, невыразимцы не могли определить, за счет чего усиливалось поле, и связано ли это с ней. Нестабильным был и фон вокруг Хогварца. Кингсли уже подумывал временно назначить кого-то из специалистов преподавателем или даже директором, чтобы можно было проникнуть в замок и обследовать его, но Макгонагалл всячески отговаривала его от этого, и Шеклболт понимал, почему — в замке было слишком много тайн, связанных с последним боем, и Минерва не хотела, чтобы эти тайны стали известны кому-либо за пределами их узкого круга. Но если вдруг Каслригг рванет… Министерские эксперты не могли прийти к единогласному мнению, что же произойдет в таком случае. Возможно, удар примет на себя Грейнджер и умрет на месте. Возможно, замок оттянет какую-то часть, или же лей-линия просто погаснет. Куда денется вся эта энергия, и как это повлияет на магические способности британских волшебников, никто не знал. А единственный способ погасить эту линию — убить и Грейнджер, и Снейпа.

Как будто ему мало других проблем.

Оборотни, требовавшие себе права наравне с обычными волшебниками. Акромантулы в Запретном лесу. Пожиратели Смерти, еще не попавшиеся аврорам, и судебные процессы над уже арестованными. Чистокровные семьи, жаловавшиеся на предвзятое к ним отношение, хотя они сами никогда не поддерживали Вольдеморта, и это, пожалуй, было одной из главных проблем — если еще полгода назад чистокровным полагались все привилегии, а магглорожденные пребывали на низшей ступени где-то наравне со сквибами и теми же оборотнями, то сейчас было с точностью наоборот, и Шеклболту никак не удавалось уравнять эти чертовы права для всех, независимо от происхождения. Сотрудники министерства, не прошедшие проверку веритасерумом и лгавшие о том, что при Вольдеморте работали под принуждением, вылетали с работы только так, но взять на их место было некого. Пострадали все отделы. Персонала катастрофически не хватало, и где набрать новых специалистов, Кингсли не знал. Надеялся лишь, что хогварцевские семикурсники, подавшие резюме на открытые вакансии, окажутся сообразительными и быстро всему научатся.

Кабинет озарился бледным серебристым светом Заступника.

— Кингсли, у меня проблема, я не могу найти Северуса, — прошептала сияющая маленькая выдра и растаяла в воздухе.

Кингсли, чертыхнувшись, сгреб устилавшие всю поверхность стола документы в сторону, откопал под ними дневник с Протеевыми чарами, открыл, пролистал, но не нашел ни одной записи с последнего «разговора». Наколдовав Заступника, он велел Гермионе немедленно аппарировать к нему, и желательно напрямую, минуя главный вход в министерство. Через несколько минут в смежном кабинете, где расположился личный ассистент и.о. министра, раздался громкий хлопок и вопль Перси Уизли:

— Кто разрешил?..

Кингсли несколькими размашистыми шагами пересек свой офис и распахнул дверь. Перед столом секретаря едва ли не рыдающий домовой эльф пытался поднять с пола Гермиону Грейнджер.

— Помогите! — тоненько пищал он. — Помогите, мисс Гермионе совсем плохо!

Перси, наконец-то узнавший так неожиданно свалившуюся на него посетительницу, пулей вылетел из-за стола, зачем-то на ходу наколдовывая стакан с водой. Кингсли опустился на колени рядом с девушкой:

— Сколько осталось времени?

— Мало, — прошептала она побелевшими губами. — Я искала его… несколько часов. Его нигде нет. Он ушел из квартиры. Я думала, может… может, он вернулся в Кокворт, но там тоже нет. Я не знаю, где еще искать.

— А эта ваша связь?

— Я его чувствую, но он не отзывается. Если он сам не скажет, где он, я его не найду.

— Чем еще тебе можно помочь, пока не найдем?

— Ничем, — она судорожно вздохнула и вцепилась дрожащими пальцами в его запястье. — Кингсли, если мы его не найдем, он же…

— Он? — со злостью прорычал Шеклболт. — А ты? Или твоя собственная участь совсем не волнует?

Перси таращился на них круглыми глазами, растерянно топчась рядом:

— Господин министр, что мне…

— Гермиона, скажи хотя бы, какой район. Гермиона! — он встряхнул девушку за плечи. Ее колотило как в лихорадке. Свободной рукой она непрестанно терла грудь над сердцем, словно там болело.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге возник Робардс:

— Кингсли, сигнал от маггловской полиции… Что это у вас тут?

— Ничего, — Шеклболт нервно провел ладонью по затылку, быстро перебирая в уме варианты. — Какой еще сигнал?

— Сработала горячая линия, которую мы держали для магглов.

— Та самая, для оповещений о Пожирателях?

— Да, она.

— Мне сейчас не до этого. Отправь кого-нибудь проверить. Нам надо срочно найти Снейпа, поднимай своих ребят.

Робардс сделал нетерпеливый жест рукой:

— Погоди, может, и искать не надо. Этот маггл сказал, что у них в полицейском участке человек с татуировкой на левой руке. По описанию — Смертный знак, но не черный, а белый. У Снейпа вроде такой был?

— Белый? — встрепенулся Кингсли. — Гавейн, иди сам, немедленно. Если это Снейп, тащи его сюда, сейчас же. Отсчет на минуты. Да быстрей же!

Робардс, окинув беглым, оценивающим взглядом скорчившуюся на полу Гермиону, крутнулся на пятках и помчался прочь по коридору. Кингсли снова склонился над девушкой:

— Может, хоть из Мунго кого-то позвать?

— Не поможет, — прохрипела она, по-прежнему цепляясь за его руку. — Просто… Мне страшно… и в глазах темно.

— Минут пять-десять хотя бы есть?

— Полчаса… но вряд ли больше.

— Как ты определяешь?

Гермиона зажмурилась, до боли закусив губу:

— Внутри как будто таймер. Чем меньше времени остается… тем громче тикает. И сводит меня с ума.

Кингсли, мысленно выругавшись, приподнял ее под плечи:

— Давай-ка в мой кабинет. Перси, оставайся здесь. Как только Робардс вернется, сразу ко мне. Больше никого не впускать, ясно?

— Да, господин министр.

Подняться с пола Гермиона не смогла. Кингсли подхватил девушку на руки и унес в свой офис. Добби, причитая и теребя край своего свитера, засеменил следом. Перси, которого уже было крайне трудно чем-либо удивить, вернулся за стол и тут же принялся катать служебную записку в Департамент контроля за магическими существами, и еще одну — в отдел безопасности министерства. Его негодование было вполне справедливым: где это видано, чтоб антиаппарационные чары, пронизывавшие министерство вдоль и поперек, не действовали на домовых эльфов? Форменное безобразие. Этак любой сможет воспользоваться эльфом в качестве средства передвижения и вломиться куда угодно, но он, Перси Уизли, лично позаботится о том, чтобы таких вопиющих нарушений безопасности больше не произошло.

Не прошло и пяти минут, как Робардс и Уилкс втащили в кабинет Северуса Снейпа. Выглядел он так, будто всю ночь провел на личной аудиенции у Вольдеморта. Землисто-серого цвета кожа, сломанный нос, посиневшие губы. Идти самостоятельно он не мог так же, как и Гермиона, но, по крайней мере, еще дышал. Кингсли, облегченно вздохнув, отцепил от своего запястья пальцы Грейнджер и махнул рукой:

— Сюда, на диван, рядом с ней. И подождите за дверью.

Авроры без излишних вопросов усадили Снейпа на диван и ретировались. Гермиона, задыхаясь, зашарила рукой по дивану, пока не наткнулась на руку Снейпа. Кингсли, сжав губы, немигающим взглядом смотрел, как они вцепились друг в друга. Убедившись, что оба стали дышать ровнее и спокойнее, он оставил их в кабинете и вышел к ждавшим в приемной аврорам.

— Зачистить успели? — деловито спросил он Робардса. Тот кивнул:

— Память модифицировали всем, кто там был, но нужно найти еще двух патрульных, которые вчера его привезли. На него уже успели досье завести, я его уничтожил. Возможно, остались какие-то данные в этих… как их… кампутерах, но у меня в них никто не разбирается. Отправить кого-то из отдела по связям с магглами, чтоб перепроверили?

— Нет, это я сам. Оставь мне адрес участка. За что его взяли?

— Не поверишь — пьяная драка в баре.

Кингсли поднял брови:

— Серьезно, что ли?

— Думаю, его все же придется посадить под домашний арест. Хотя бы на время. Или хоть следилку какую-то навесить. Если бы нам не позвонили…

Шеклболта передернуло. Да уж, счастливое совпадение, ничего не скажешь.

— Я разберусь, — решительно сказал он. — Без моего ведома ничего не предпринимать. Какова вероятность, что магглы из бара его вспомнят и придут в полицию что-то выяснять?

— Гм. Не знаю, — нахмурился начальник аврората. — Стирателей туда?

— Обязательно. Патрульных тоже найти. И не откладывайте, пока это не пошло еще дальше.

Робардс и Уилкс, к его удивлению, не стали возражать, что это, вообще-то, обязанности отдела магического правопорядка, кивнули и вышли из кабинета. Кингсли услыхал, как Уилкс уже в коридоре спросил вполголоса:

— Что с ними такое? Ты видел, как их обоих трясло?

— Не наше дело. Ты ничего не видел, ясно?

— Ясней некуда.

Перси, старательно делая вид, что он ничего не видел и не слышал, деловито раскладывал документы по папкам:

— Чаю, господин министр?

— Спасибо, не надо. Если ты уже закончил на сегодня, можешь идти домой.

Перси удивленно посмотрел на него. Они почти всегда работали сверхурочно. О том, чтобы уйти с работы раньше, обычно и речи не было. Но Кингсли лишь кивнул:

— Твоя помощь мне до утра не понадобится.

— Вы уверены, господин министр? Я вполне могу задержаться.

— Нет, не стоит. Я справлюсь.

Вернувшись в кабинет, он первым делом склонился к Гермионе:

— Тебе получше?

Она кивнула, глядя на свои колени. Ее рука все еще лежала в ладони Снейпа, но Кингсли заметил, что Северус не сжимал ее. Просто сидел и ждал, когда можно будет отодвинуться. Поругались, что ли? Добби, тихо стоявший рядом с диваном, участливо глядел на девушку, прижав уши.

— Мисс Гермиона совсем о себе не думает, — огорченно забормотал он. — Мисс Гермионе было велено лежать в больничном крыле, но она не послушалась.

Кингсли нахмурился:

— Как давно тебе плохо?

— Ничего мне не плохо, — ответила она сухим, лишенным эмоций голосом, словно это не она несколько минут назад в ужасе хваталась за его руки. — Все в порядке.

— Мисс вчера едва не упала в обморок, — возразил Добби храбро. — Мисс Гермионе нужен отдых и хороший уход. Мисс Гермиона слишком много на себя взяла.

Гермиона метнула в эльфа сердитый взгляд, но ничего не сказала. Кингсли перевел взгляд на Снейпа, смотревшего в пустоту перед собой.

— Вы ничего не хотите мне рассказать? Вы оба.

Гермиона мотнула головой:

— Все в порядке, правда.

— Я вижу, — Кингсли выпрямился и прошелся по кабинету в одну сторону, потом в другую. — И поэтому я должен вытаскивать тебя из полицейского участка, Северус? Отправлять стирателей в какую-то паршивую маггловскую забегаловку? Что еще ты успел натворить ночью?

Гермиона испуганно посмотрела на Шеклболта, потом на Снейпа, но опять-таки ничего не сказала, лишь плотнее сжала губы. Судя по ее лицу, она уже составила полную картину событий, исходя из одного только внешнего вида бывшего профессора. Вид и впрямь был... весьма красноречивый. Результат, как говорится, налицо.

— Я больше не волшебник, — буркнул Снейп. — Нет нужды чистить память магглам из-за меня.

— Когда Вольдеморт вернулся, Орден Феникса начал обходить полицейские участки в крупных городах и заниматься мелкой вербовкой. Мы выбирали по одному полицейскому в каждом участке, показывали рисунок Смертного знака и оставляли номер телефона на случай, если кто-то увидит человека с этим знаком на руке. Честно говоря, мы не особо верили, что это сработает, но Дамблдор настаивал. Когда ловили Сириуса, тоже ведь магглов подключали. Сегодня тебя нашли именно благодаря такому звонку.

Снейп недоверчиво зыркнул на него:

— Кто-то увидел метку у меня?

— Увидел. И весь участок встал на уши, но не из-за метки, а из-за этого твоего приступа. Если бы ты там окочурился, а мы так тебя и не нашли, у всех были бы проблемы.

— Да никаких проблем! — рыкнул Снейп. — Наоборот, одной проблемой меньше.

Кингсли, ожидавший, что Гермиону подобное заявление приведет в шок, с удивлением отметил, что на лице девушки была только злость. Она гневно раздула ноздри, но не отодвинулась и руку из ладони Снейпа не убрала.

— Гермиона, можешь подождать в приемной? Это недолго.

Она поднялась и так же молча вышла в соседний кабинет. Добби, тяжело вздыхая, поплелся за ней. Едва за ними закрылась дверь, Кингсли повернулся к Снейпу:

— Слушай, это уже из ряда вон. Если ты до сих пор не понял, что сейчас к этой девочке нужно относиться с предельной деликатностью — я вызову невыразимцев, и они тебе растолкуют в подробностях. Что у вас случилось?

— Ничего. Все под контролем.

— И поэтому ты пошел напиваться в маггловский бар?

— А в какой еще мне идти? В «Дырявый котел»? «Три метлы»?

— Ты сказал мне, что справишься сам.

— Я и справляюсь.

— Она едва не задохнулась у меня на руках, пока ты торчал в маггловской каталажке. А теперь ты еще и заявляешь мне, что вам обоим лучше было бы сдохнуть прямо сейчас. Да что с тобой не так? Тебя почти оправдали, тебе дадут орден Мерлина и пожизненную пенсию, ты жив и относительно здоров, и у тебя есть человек, которому ты небезразличен. Какого драккла, Северус? Думаешь, всем так повезло в этой войне?

Снейп поднял на него тяжелый взгляд:

— И долго мы так протянем, по-твоему? Что там говорят твои невыразимцы, как скоро она перестанет справляться с тем, что через нее идет? И чем это грозит? Когда у нее случаются спонтанные выбросы, которые она не успевает подавить, в доме вылетают стекла. Как думаешь, что будет, если этот поток усилится вдвое? Втрое? В десять раз?

— И это, по-твоему, называется «я справляюсь»? — процедил Кингсли, сверля бывшего коллегу по Ордену пристальным взглядом. — У вас там уже стекла вылетают, а я об этом слышу только сейчас? Мать твою, Северус! Мы же договорились!

Снейп пожал плечами:

— Пока что обходилось малой кровью. Но я уже не уверен, что так будет и дальше.

Шеклболт обошел свой стол и уселся в кресло, упершись локтями в столешницу и сцепив пальцы перед собой:

— Я хочу знать все об этом ритуале. Во всех подробностях. Где вы его откопали и почему решили, что без него не обойтись.

Снейп сжал зубы и уставился в пол:

— Я не могу тебе рассказать. Слишком опасно.

— А так не опасно? Я больше не могу пускать все это на самотек. Я должен знать. Вот, почитай, — Кингсли взял отчет Маккирби и перебросил его Снейпу через стол. — И попробуй сказать мне, что все это ерунда.

Снейп взял отчет, пробежал его глазами и поднял брови:

— Здесь ничего не сказано о том, что именно вызывает повышение фона. Это может быть что угодно.

— Они мониторят все действующие лей-линии в стране. Все стабильны и излучают равное количество энергии в сутки. И только Каслригг ведет себя непредсказуемо. Нельзя позволять Гермионе и дальше носить маскировку. Это ведь блокиратор, да? Я должен был сразу догадаться.

— Если она перестанет его носить, этот твой Маккирби снова сядет ей на хвост. Мы уже об этом говорили.

— Северус, мы больше не можем оттягивать. Как только она сдаст экзамены, вас обоих нужно обследовать. Расскажи мне о ритуале. Возможно, мы сумеем найти обходной путь.

— Его нет. Только смерть нас обоих.

— Ты разве специалист по лей-линиям? Нет? Вот и предоставь это тем, кто в этом разбирается лучше тебя. Я лично проконтролирую все тесты. Если надо, я туда весь аврорат подтяну. Откуда ты узнал про ритуал активации?

Снейп вернул отчет на стол и прищурился:

— Если в Отделе Тайн думают, что это можно как-то использовать, чтобы передавать или забирать магию, вынужден их огорчить: ритуал не может провести кто угодно. Для него требуются два ментальных мага, активатор и принимающий. Да не просто кто попало. Между ними должно быть… полное доверие.

Кингсли хмыкнул и откинулся на спинку кресла:

— Хочешь сказать, что у вас с ней это началось еще задолго до битвы?

— Уж не знаю, что в твоем понимании «это», — кисло ответил Снейп, — но мы интенсивно общались несколько месяцев. Она фактически была моим единственным контактом с Орденом и Поттером. Мне пришлось ей довериться, равно как и она доверилась мне. Иначе мы бы все погибли.

— Ладно, это к делу не относится. Зачем понадобилось трогать Каслригг? Хогварц и без того сильное место, обладающее мощной защитой.

— Этот ритуал придумали Основатели, как раз для таких случаев. Мы не были уверены, что стандартной защиты будет достаточно.

Глаза Шеклболта сузились:

— Потому что знали, что у Вольдеморта больше людей?

— И поэтому тоже.

— Почему ты ни с кем больше не посоветовался? С Макгонагалл, со мной...

— Да потому, что времени на это не было, — огрызнулся Северус. — Ты был там и все видел. Ты видел, как она внезапно решила все переиграть, когда через ограду повалили гиганты. Я предупреждал ее, что этого лучше не делать. Но я не вижу смысла обсуждать это сейчас. Все уже случилось. Теперь остается только жить с последствиями. Если это все, то я пойду.

— Значит, не расскажешь, с чего вдруг ты решил нажраться в баре, еще и в драку с магглами влез?

— Давно ли ты подался в исповедники? — криво усмехнулся Снейп, кончиками пальцев трогая посиневшую скулу. — Не твое дело.

— Тебе надо в Мунго.

— Нет уж, благодарю покорно. Нечего мне там делать.

— Может, еще и в маггловскую больничку обратишься? — осклабился Шеклболт. — Ну чтоб совсем по-честному.

— У меня есть зелья.

— Нос ты тоже будешь зельями вправлять? Давай я сделаю. Не дергайся.

Снейп не ответил, лишь сел ровнее и чуть выше поднял голову. Кингсли быстро вправил сломанный нос, наложил кровоостанавливающее заклинание и несколько заживляющих. От синяков и отеков пусть сам избавляется, раз такой умный. Северус осторожно ощупал лицо и коротко кивнул:

— Спасибо. Это больше не повторится. Мне жаль, что я оторвал тебя от работы.

Кингсли долго смотрел на него. Жаль ему, как же. Скорей, сказал для проформы. Он почти не сомневался, что ночная выходка Снейпа как-то связана с Гермионой, уж слишком несчастный вид был у девчонки, когда домовик привел ее сюда. Но на нет и суда нет. Влезать в их отношения он не имеет права. Пока что.

Ну и характер, однако. Причем, у обоих. Как они ухитряются уживаться в одном пространстве? Гриффиндор и Слизерин, худшего варианта и придумать нельзя. Снейп и в Ордене был далеко не подарок — почти ни с кем не общался, на контакт не шел и сразу после собраний исчезал, а если его уговаривали остаться, весь вечер молчал. Хотя других слушал, наверное, очень и очень внимательно. И никогда ничего не забывал. Удивительно, что восемнадцатилетней девушке, еще и бывшей ученице, удалось найти к нему подход. Насколько Шеклболту было известно, такого раньше никогда не случалось. Да и вообще… Если у Снейпа и были женщины, он тщательно это скрывал.

— Поговори с ней. Иначе мне придется вмешаться, — наконец, сказал он. — Я так понимаю, что блокиратор от выбросов не спасает. Нельзя так рисковать, Северус. Сейчас она еще так-сяк под присмотром, когда ты не рядом — за ней следят и Минерва, и Флитвик, и друзья. Но через пару недель ей придется покинуть Хогварц, а если в Мунго хоть что-то заподозрят…

— Я разберусь, — только и ответил Снейп, поднявшись с дивана. Слегка качнулся, помассировал левую руку. Шеклболт неотступно следил за каждым его движением, и то, что он видел, ему не нравилось. Совсем. Когда за Снейпом закрылась дверь, Кингсли снова потер виски, пытаясь унять ноющую боль, поборол отчаянное желание глотнуть чего-нибудь покрепче чая, взял со стола записку с адресом полицейского участка и стал готовиться к выходу в маггловский мир.

Какого хрена он вообще согласился на эту работу?..

* * *

Снейп не успел и рта раскрыть, как Добби сцапал за руки и его, и Гермиону и перенес обоих в Тоттенхэм.

— Добби подождет на кухне, — заявил он девушке. — Добби не позволит мисс Гермионе аппарировать самой сегодня.

Снейп, сжав зубы, уставился в стену:

— Добби, ты можешь забирать мисс Грейнджер прямо сейчас.

— А-а, я уже мисс Грейнджер, — заметила Гермиона вполголоса, но как-то безэмоционально. Просто констатировала факт. — Нам надо поговорить, Северус.

— Мне нечего сказать, — ответил он безразличным тоном, хотя в груди все сжималось, стыло и завывало, как северный ветер в стенах старого, полуразрушенного дома. — И если ты не уйдешь сейчас, уйду я.

Но стоило ему повернуться к ней спиной, как в двери щелкнул замок. Добби, восприняв это как знак, шмыгнул на кухню.

— Одного раза мало? — тихо, но отчетливо спросила Гермиона. — Не проще ли тогда пойти и вместе прыгнуть в Темзу?

Он не отреагировал, хотя щелчок замка неимоверно его разозлил. Это же надо! Вчера ревела и цеплялась за него, а сегодня… Еще и дверь закрыла магией. Безо всяких расшаркиваний просто ткнула носом в то, что правила игры изменились, и он может либо принять эти правила, либо играть в молчанку. Тот еще выбор.

— Нам надо поговорить, — повторила она.

Снейп развернулся лицом к ней и, заложив руки за спину, выпрямился во весь рост, как изо дня в день делал это в Хогварце. Одна эта поза и испепеляющий взгляд нагоняли на учеников такой страх, что они даже пикнуть не смели в его присутствии. Но на Гермиону это, похоже, больше не действовало. Она смотрела прямо ему в лицо, вскинув голову. Он видел и нездоровую бледность, и тени под глазами, чувствовал, насколько тяжело ей сейчас вот так стоять перед ним — и не двигался с места. Никакой жалости сегодня. В случившемся виноват вовсе не он. Начнет жалеть ее — окажется там же, где был с Лили. Вывернется наизнанку и будет смотреть, как им опять нещадно пользуются.

Гермиона сделала несколько глубоких вдохов и сложила руки на груди:

— Ты напугал меня. Я решила, что… больше тебя не увижу.

Снейп еле сдержался, чтоб не издать издевательское «ха». Если бы не дурацкое стечение обстоятельств, он уже был бы мертв. И, кажется, был бы только рад этому. Сегодня его не удержала бы даже мысль о том, что он должен жить ради нее. Угораздило же попасться на глаза именно тому магглу, который знал о горячей линии и о Смертном знаке.

— Я все утро об этом думала, — продолжала Гермиона так же тихо, глядя на него. — И я, честно говоря, тоже не знаю, что тебе сказать, потому что любых моих слов все равно будет недостаточно. Я не стану оправдываться. Мне нет оправданий.

— Я не хочу говорить об этом сегодня.

— Только сегодня?

Он сжал губы. Помолчал несколько секунд, пытаясь проанализировать свое состояние. Не получалось. Подобные разговоры нельзя вести на больную похмельную голову и абсолютно пустой желудок. Впрочем, любая мысль о еде вызывала тошноту. Хотелось только пить.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Да что угодно. Если хочешь ругать меня, ругай. Хочешь кричать, кричи. Если у тебя есть мысли, как я могу тебе помочь или исправить то, что я сделала, скажи мне об этом. Скажи хоть что-нибудь.

Надо же, какая спокойная. Он ждал, что она начнет рыдать, или психовать, или умолять его, если он откажется с ней говорить. Но затем он вслушался в пробивавшееся из-под блока слабенькое эхо и понял, что она сдерживается с огромным трудом. Что ей страшно не меньше, чем ему. И что она съедает себя живьем. Знакомо. Только почему-то не очень-то трогало.

Если бы голова прекратила болеть хоть на минуту. Зелья у него действительно были почти на все случаи жизни, но похмельное, конечно же, осталось в Тупике. Он как-то не планировал напиваться в ближайшее время.

— Ты опять забыла главное, — процедил он холодно. — Не лезть со своей помощью, когда тебя об этом не просят.

— Ладно. Тогда скажи, что мне сделать.

— Вернуться в школу.

Она на несколько секунд опустила веки. Затем снова посмотрела на него. Ее глаза потемнели почти до черного — верный признак, что она начинает злиться.

— Северус, я и так уже наказана. Я знаю, что виновата, но я пытаюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы искупить свою вину.

— Это не моя проблема, — он буравил ее взглядом, не моргая. — Ты сделала выбор и хочешь, чтобы я сказал тебе, что других вариантов не было. Вероятно, так и есть. Но ты пытаешься облегчить свою совесть за мой счет. Ты хочешь, чтобы я примирился с твоим выбором, потому что в противном случае не сможешь ужиться с собой. Я не собираюсь помогать тебе в этом.

Сказал — как ударил.

Ее глаза сузились. Вместо ожидаемого затравленного выражения в темной глубине что-то полыхнуло и погасло.

— Что бы я ни выбрала — результат был бы тот же. Я все равно чувствовала бы себя виноватой. В этом и было наказание. Им было все равно, кого я выберу.

— Если разницы в самом деле нет, почему мы об этом говорим?

— Какого черта, Северус? — прошипела она, впиваясь ногтями в ладони. — Я точно так же, как и ты, была готова умереть. Я умоляла, чтобы магии лишили меня, а не всех вас! Думаешь, я не понимаю, чего стоит лишить магии уже взрослого, состоявшегося волшебника? Думаешь, я не понимаю, что тебе сейчас некуда идти, и это все моя вина? Они этого и хотели! Хотели, чтобы я на это смотрела до конца своих дней! И, да, я выключила эмоции и включила здравый смысл, разве не этому ты меня учил?

— Что ж, могу тебя поздравить, — издевательским тоном парировал он. — Безупречно сработано. Из тебя еще выйдет настоящая слизеринка, несмотря на происхождение.

— Сказал человек, который всю жизнь делает одну самоубийственную глупость за другой, непрерывно жертвуя собой! Как-то не очень по-слизерински, не находишь?

— Мои жертвы были моим личным выбором. Они касались только меня.

— Не всегда только тебя, — не сдавалась она. — И что бы ты выбрал, окажись ты на моем месте?

— Можешь не сомневаться, я поступил бы так же. Холодный расчет и ничего больше, — солгал он так уверенно, что почти поверил в собственную ложь.

— Тогда почему ты сейчас презираешь меня за такой выбор, раз поступил бы так же?

И что он может ей ответить?

Ни-че-го.

— Я не хочу продолжать этот разговор, Гермиона. Возвращайся в школу.

Она с горечью покачала головой:

— Мне ведь все равно ничего не светит, да? Может, ты прав. Надо покончить с этим. Я даже чихнуть боюсь, чтобы вокруг меня все не взлетело на воздух. Когда я перестану сдерживать поток, он сожжет меня к чертям, и тебя вместе со мной. Если ты считаешь, что сделал в этой жизни все, что мог и хотел, я готова. Мне больше нечего терять.

Глупая девчонка.

Сердце тоскливо сжалось.

Опять, опять все сначала.

— Вероятно, я погорячился с выводами, — произнес он сухо, мысленно застегиваясь на все пуговицы и отгораживаясь тройным забором. — Гриффиндорский пафос все-таки неискореним, равно как и раздутое самомнение, и уверенность, будто судьба всего мира зависит исключительно от тебя. Но если ты надеялась, что подобный эмоциональный шантаж со мной сработает — ты ошиблась. Я больше не стану играть в эти игры. Я дал слово, что буду твоим якорем, и я им буду столько, сколько потребуется. Сантименты здесь излишни.

— И смотреть на меня как на пустое место, всем своим видом изображая брезгливость, когда я к тебе прикасаюсь?

— В этой стране пока не запрещено проявлять эмоции.

Гермиона вскинула голову, раздувая ноздри. Он ждал, что она сейчас взорвется, но она только выпрямилась, копируя его позу и закладывая руки за спину. У нее это получалось не менее эффектно.

— Ты только что сам сказал, что поступил бы так же, как я, — сказала она, и каждое слово падало словно камень. Жестокости она определенно научилась у него. Так себе повод для гордости. — Значит, ты ничем не лучше меня. И ты сам не веришь в то, чему учил нас.

— Избавьте меня от вашего убогого психоанализа, мисс Грейнджер. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни, собственно, о себе самой.

Под глазом у нее дрогнул нерв.

— Я знаю о вас достаточно, профессор. Местами даже больше, чем мне хотелось бы.

Не будь ему сейчас так плохо, он бы даже восхитился едкими, кислотными нотками в ее голосе.

— Что ж, теперь нет необходимости оставаться здесь из жалости.

Щелк.

Изящно изогнутые брови сдвинулись к переносице, в глазах всколыхнулась растерянность, а следом и обида, непроглядно-черная, жгучая, отравляющая все вокруг.

— Жалость? — едва не задохнулась она. — Ты считаешь, я все это время была с тобой из жалости?..

— А что, торчать в маггловских трущобах с человеком, ничего более из себя не представляющим, можно из каких-то других побуждений?

Гермиона подняла обе руки ладонями вперед. Закрыла глаза. Помотала головой:

— Значит, если бы магию вдруг потеряла я, ты бы… оставался со мной только из жалости? Человек без магии для тебя ничто? Не имеет никакой ценности?

Ей никогда не понять. И ведь она и впрямь не виновата в том, что не понимает. Возраст, происхождение, отсутствие опыта. Все ее сочувствие чисто теоретическое. Книжное. Если бы тот, кто был ей дороже всех, вырвал из нее самое драгоценное, то, что определяло ее сущность, в какой-то степени даже личность, что бы она сказала тогда?

О, как же все это бесит!

— Тебе бы жалость не потребовалась. Ты бы отлично устроилась, вернувшись в свой мир. Конечно, уже не получалось бы стирать окружающим память и мнить себя всемогущей, пользуясь силой намного выше твоего понимания, но ведь и магглы считают, что живут нормально, правда?

Она уставилась на него так, словно увидела впервые. Облизала губы. Слегка кашлянула, прочищая горло, но это не помогло. Когда она заговорила, ее голос звучал низко, хрипло и надтреснуто:

— Знаешь, меня со второго курса все твои слизеринцы обзывали грязнокровкой. За мной охотились из-за моей нечистой крови. Беллатрикс даже вырезала это слово у меня на руке, желая унизить меня. Но грязью я себя почувствовала только сейчас.

Снейп открыл было рот, чтобы ответить, но девушка уже отвернулась, быстрым шагом пересекла комнату и скрылась на кухне. Через несколько секунд раздался хлопок дезаппарирования, и в квартире стало так ужасающе тихо, что Снейпу захотелось заорать, только бы нарушить эту жуткую тишину.

Наверное, его сновиденная под чудо-зельем Лили была права, когда говорила, что он и впрямь сноб, только не такой явный, как Малфой. Что-то ведь заставило его тогда обозвать ее именно этим мерзким словом. Дома он смотрел на отца, который казался ему худшим магглом из всех возможных, а в школе пренебрежительное отношение к магглам и магглорожденным подпитывалось политикой Дома Слизерин, где любая примесь в чистой колдовской крови автоматически ставила тебя на ступеньку ниже, лишая возможности подняться. Он старался. Старался ради Лили. Но потом, уже став взрослым и вернувшись в Хогварц преподавателем, он был лоялен только к ученикам своего Дома, а с остальных драл по семь шкур, особенно с гриффиндорцев. И надо же было такому случиться, что большинство магглорожденных оказывались именно в Гриффиндоре. Ну, и кто он после этого?

«Какая же ты лживая, лицемерная сволочь, Северус Снейп».

Можно сколько угодно твердить себе, что кровный статус здесь ни при чем, что его просто бесят гриффиндорцы и их базовый набор качеств, по которым их и отбирала Шляпа-Сортировщица. Но ведь теперь ясно, что для него быть магглом неприемлемо. Унизительно. Позорно. А раз он считает это неприемлемым для себя, то магглы в принципе в его глазах стоят невысоко. Соответственно, и магглорожденные тоже.

Есть от чего взвыть.

За годы бесконечных самокопаний он каких только пакостей в себе не находил, но такого… Он столько раз втихомолку посмеивался над Люциусом и всеми этими бреднями про чистую кровь. Воистину, если видишь мерзость в ком-то другом — значит, она есть и в тебе. Рыбак рыбака.

Перед глазами встал темный коридор и портрет толстушки в розовом, закрывавший вход в гриффиндорскую гостиную. Дежа-вю. Казалось бы, снаряд дважды в одну воронку не падает. Ага. Еще и как падает. Особенно когда язык с головой не дружит. Кто-то там говорил про необходимость контролировать эмоции, дисциплинировать ум? Двадцать лет под носом у Дамблдора, двойная агентура, окклуменция, трезвость суждений и холодный рассудок, намертво приросшая к лицу маска — все дракклу под хвост. Похоже, он так и не научился обходить разложенные вокруг грабли. Опять девушка, опять гриффиндорка, опять магглорожденная... И даже Поттер фоном.

Идиот. Идиот-идиот-идиот. Как он вечно так ухитряется портить себе жизнь?

Разозленный на Гермиону и на самого себя, он саданул кулаком по стене. Костяшки уже были ободраны в ночной драке, но он даже не почувствовал боли. Шипя от злости, смахнул с ближайшей полки все книги, но легче не стало. Сейчас бы пойти в Запретный лес и искромсать парочку жирных акромантулов, да так, чтоб от них остались одни сопли.

Выходить на улицу снова он не решился. В таком состоянии он опять влезет в какую-то передрягу. В висках ворочалась колючая боль, яростно вгрызавшаяся в голову при любом резком движении. Машинально передвигая ноги, он сходил на кухню, выпил воды, добрел до спальни, порылся в припрятанных на самом дне шкафа склянках, нашел «Сон без сновидений» и, без колебаний проглотив полную дозу, рухнул на кровать, не раздеваясь.

Пожалуйста, пусть этот день закончится.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я больше не могу.

Не могу.