Танец без касаний (джен)

Примечания:

Литте Каммэ от Ашеоры

https://pp.userapi.com/c847219/v847219597/dfbb5/vjnqDXsRauM.jpg

Месяц К'шар, 388 г. правления Раэхнарра, Исайн'Чоль (423 г. Р.Э.)

Каммэ чутко принюхался, плавно перекатился с пяток на носки и высунул кончик языка, будто хотел попробовать воздух еще и на вкус. Воздух ему не нравился. Вокруг разливалось колкое, едва уловимое ощущение опасности, источник которой он никак не мог определить. Чувство неопределенности и риска было приятным, словно касание против шерсти, оно дразнило, раззадоривало и заставляло сердце биться чаще. Вот только Каммэ никак не мог решить, следует ли ему проявить осторожность или все-таки позволить опасному чувству вести себя. Он не планировал умирать настолько рано. Именно эта неопределенность уже два десятка тактов держала его на пороге собственного дома. Каммэ прищурился, запрокидывая голову назад. Лунный свет скользил по краю крыши ровным, неискаженным потоком, но все же тени на окнах казались ему излишне густыми. Интуиция подсказывала, что вряд ли он застанет иную картину, даже если вернется на следующий день, а значит, не следовало испытывать чье-то терпение. К тому же… слишком любопытно. Как и всегда, это определило его выбор. Ладонь в черной жесткой перчатке легла на дверную ручку, повернула, нахально задевая замеченную в последний момент сигнальную сеть.

Внутри дома чувство опасности накрыло Каммэ с головой. Непередаваемое ощущение смыкающихся клыков и отрезанного пути к отступлению. Ловушка захлопнулась, стянулась ловчей сетью невидимых пут, заставляя замереть на месте, как неосторожную бабочку, пойманную цветком-мухоловкой. Каммэ медленно, с наслаждением втянул носом воздух, наконец-то различая в нем посторонний аромат: охотник выбрался из своего убежища, решив, что добыча достаточно скована и не будет сопротивляться. Он улавливал осторожное движение на самой периферии своего восприятия, но вслушивался, ощущал его все плотнее, ловя ритм чужого сердца и сладкую пульсацию крови. Чужое хищное предвкушение и ласковый холодок стали.

— Какое занимательное чувство. Правда, мне всегда казалось, что шангардовской мухоловке положено быть… крупнее, а, даэ Шаг’ё? — попыток повернуться и проверить свою догадку Каммэ не делал: слишком уж многообещающим было скольжением тени по телу. Слишком предвкушающим. Он практически различал ее едва слышный шепот: повод, дай мне только повод… За беззвучной просьбой вполне отчетливо чувствовался холод раскрывающейся бездны. Он будто снова смотрел в темные воды подземных озер юга. Жар снаружи и обжигающий холод внутри.

— Тебе хватит, — против ожидания голос раздался не из-за спины. Прямо перед ним сгустилась тень, а потом раскрылась изящным цветком, выпуская на волю его собеседника. Каммэ показалось, что лепестки его, будто стремятся продлить прикосновение к живому, отступают, но очень уж неохотно.

— А может быть, и не только мне, — демонстрацию он оценить успел, также как заметить то, что Шаг’ё она далась не так просто, как тому хотелось бы. Тень всегда была сговорчива ровно до того момента, как изыскивала способ тебя сожрать. Впрочем, это в той же степени относилось ко всем восточникам.

Ответа не последовало, если не считать таковым усилившееся напряжение нитей, заставивших его запрокинуть голову назад, и выворачивающее руки под весьма неприятным даже для дейм углом. Но все-таки Каммэ находился в своем доме. Он осторожно ощупывал пространство, пытаясь понять, насколько же далеко протянулись щупальца тени. Литте никогда не был особенно силен, но это лишь пробуждало дополнительную осторожность и способствовало поиску неожиданных вариантов.

— Ты втравливаешь Л’ла’ар’ассан’сэен в свои игры с людьми.

— А по-моему, это даэ Ларсен втягивает нас всех в свою авантюру, — Каммэ наконец-то нащупал неповрежденный контур защиты дома и потянул за него. По потолку пробежала едва заметная глазу алая рябь символов. Нити ловушки поблекли и ощутимо завибрировали: им приходилось черпать намного больше энергии для того, чтобы оставаться в стабильном состоянии. Каммэ, пользуясь моментом, дернул одно из острых колец на пальцах и тут же почувствовал горячую струйку крови, побежавшую по рукам. Все дейм чрезвычайно осторожно относились к крови, стараясь не проливать ни капли, и только южане ранились легко и охотно, обращая в силу видимость слабости. Собственно, в этом и лежал корень того, почему все остальные стремились ран избежать. Частички крови распространяли сладкий пряный аромат, дурманили, собирались вместе и обращались острейшим лезвием. Каммэ шевельнул пальцами, направляя его на и без того нестабильные нити. Мгновение, и он спокойно отступил в сторону, следуя узкой тропинке в переплетении теней, очертанной цепочкой алых символов. Разбираться с вышедшей из-под контроля ловушкой он целиком предоставил Шаг’ё.

— Даэ Ларсен? — Шаг’ё даже обернулся. Неподатливые жгуты теневой энергии за его спиной постепенно успокаивались, становясь просто частью теней в комнате. Каммэ прислушался к интонациям и улыбнулся сам себе, понимая, что утаить свое новое прозвище у Ларсена просто нет шансов. Жаль, что пользоваться этой шуткой предстоит совсем недолго.

— Не требует от тебя звать его… так? — вести диалог, устроившись в кресле, намного удобнее, чем повиснув в теневых путах между полом и потолком. Каммэ неторопливо вел пальцами по острым краям подлокотников. Одно движение — и в его руках весьма опасное оружие.

— Не рискует, — Шаг’ё придирчиво осмотрел второе кресло, украшенный рельефом с чертополохами край стола и уселся на подоконник, отгородившись легким теневым щитом от острой оконной решетки. Каммэ опустил веки, соглашаясь с тем, что при всех амбициях Ларсена намекать на равное положение с кем-то вроде Шаг’ё было бы слишком опрометчиво. Пусть последний и позволял поддерживать иллюзию этого равенства. — Люди. В плане их не было.

— У вас был какой-то план? — издевательски протянул Каммэ, изображая задумчивость. Возможно, Ларсен его в свои планы и не посвящал, но если бы в его голове имелось хоть что-то стоящее, то он никогда не прибег бы к помощи… людей.

— Дела гайтари — это дела гайтари, — тень всколыхнулась, снова пытаясь затянуть помещение вязкой серой пеленой, отгородить его от всего остального мира.

— Ты отступишь? — Каммэ внутренне подобрался, ожидая ответа. Если Ларсен лишится поддержки Шаг’ё уже на этом этапе, то Литте глубоко сомневался в том, что из его авантюры выйдет хоть что-то стоящее. Да половина тех, кто утверждает, что идет с ним, растворится, как пыль, если подумает, что с ними нет поддержки хотя бы одного арон. Глупцы. Как будто эта поддержка была у них сейчас. Каммэ вообще не был уверен в том, что манш’рин Шангард знает, во что ввязался ее сын.

— Нет, — пелена растворилась, как будто ее и не было, но тени лишь стали глубже и отчетливее, наполняясь силой. Решимость и готовность.

— Вы умрете. Все, — смешно было допустить иную вероятность. И если Ларсен мог на что-то надеяться, что Шаг’ё никогда не позволил бы себе оказаться настолько слепым.

— Все, что необходимо — успеем, — множество теней скользили по стенам, сплетались, рождая причудливый узор, но на этот раз от них не ощущалось ни опасности, ни предвкушения. Спокойное биение пульса. Обреченность? — О’хаэ услышит — этого будет более чем достаточно, — Шаг’ё словно почувствовал его недоумение, так же, как и Ларсен несколькими днями ранее. Каммэ сосредоточился, не позволяя эмоциям снова выскользнуть на поверхность, но все же эта… готовность чрезвычайно занимала его. Разобраться в ней казалось не менее занятным, чем когда-то в странных мыслях этих новых для них всех существ — людей.

— Манш’рин знает? — если Шаг’ё и был готов умереть за то, чтобы быть услышанным, то означало ли это, что Шангард хотят сказать трону именно это?

— Конечно, — впервые за весь разговор Шаг’ё позволил себе проявить внешнюю эмоцию — он улыбнулся, — можешь считать это позицией Шангард, если хочешь.

Каммэ на мгновение прикрыл глаза — на степень его восприятия окружающего пространства это все равно никак не влияло. Возможно, те глупцы не были глупцами настолько, как ему думалось.

— А Ларсен?

— Нет. Наши слова различаются.

— Ты не думаешь, что?.. — Каммэ замер, вслушиваясь в дрожание крови, мельчайшие изменения, по которым можно прочесть намерения, отличить ложь от правды.

— Манш’рин полагает, что о’хаэ пора снова взглянуть на Север. Запад не стоит настолько пристального внимания.

Слова прозвучали. Каммэ казалось, что они все еще висят в воздухе, оставляя после себя удивительное пряное послевкусие. Множество картинок вертелись перед его внутренним взором, то соединяясь, то снова распадаясь на мельчайшие фрагменты, пока наконец не явили цельное полотно. Жаль, что не было никого, кто мог бы оценить его вместе с ним.

— Лотеа испепелит вас раньше, чем вы осмелитесь вымолвить хоть слово. Если только… — пришедшая ему в голову идея казалась странной только в первое мгновение, а потом еще один фрагмент надежно впаялся в общую систему, и Каммэ позволил себе улыбнуться, ощущая, что уже остался один. Полотно выходило еще более занимательным, чем ему показалось на первый взгляд. И теперь он точно знал, почему Ларсена так не волновал способ проникновения во дворец. Каммэ полагал, что тот слишком уверен в собственных способностях, но если им и правда удалось найти достаточно плотную тень, то… слишком многое становилось простым и очевидным.

Он медленно обвел пальцами один из цветков чертополоха, украшающий стол. На Востоке не было единства: впервые за много лет Шангарды подали голос, скорее всего, недовольные усилением Вельде. Слишком привыкли к вольнице, воцарившейся после смерти о’эйтеа Феримед. Каммэ надавил на шип, любуясь тем, как по цветку скользит маленькая капелька крови, он протянул ее вниз, соединяя одному ему понятные точки. Значит, Север, Шангард и… наследник Кэль? Это будет намного интереснее, чем ему представлялось вначале. Палец замер, завершая фигуру треугольника, а потом медленно провел от одной из точек линию вбок. Люди. Они вечно забывают о них. Каммэ улыбнулся широко и предвкушающе, на мгновение ему показалось, что ноздрей снова касается запах крови. Прожив бок о бок с людьми больше четырех сотен оборотов, дейм так и не научились включать их в свои игры. Краткие, быстрые, как мотыльки, люди напоминали сверкающие точки за уголком глаза, соринки, изредка попадающиеся между вращающимися колесами. Никто не принимает их всерьез. Никто не смотрит слишком уж пристально. Почти никто. Это было все равно, что стоять на самом краю обрыва и чувствовать, как камни выворачиваются из-под ног. Приближение неотвратимости падения. Каммэ всегда завораживало это ощущение, но сейчас вместе с ним насладиться им могли многие и многие. Глупцы. Думая укрепить свод, вы лишь обрушите его в бездну. А я с удовольствием посмотрю на то, как вы попытаетесь станцевать на обломках вместо того, чтобы просто насладиться полетом. Но все же… все могло еще сорваться. Пусть Шаг’ё и верил в плотность укрывающей их тени, Каммэ в этом противостоянии ставил на лунный свет. Впрочем, это лишь означало, что сработает другой план. Хотят они того или нет, но в этот раз даже Лотеа сыграет в его игру. Одно это стоило любой цены.

* * *

Капля чернил сорвалась с кончика пера и бесшумно ударилась о лист бумаги, оставляя уродливую кляксу прямо поверх обращения к глубокоуважаемому Девятому Иерарху Тан. Далливан тихо выругался, скомкал испорченный лист и бросил его в камин. На углях уже тлел с десяток его предшественников. Посол подвинул к себе чистый и бездумно уставился на него, на этот раз предусмотрительно отложив перо в сторону.

Ни в одном отчете, отправленном им в Иерархию за последние недели, неважно, был это открытый текст или зашифрованное послание, не говорилось ни слова о Ларсене и предложении Каммэ. И сейчас нужные слова снова не желали ложиться на бумагу. Далливан отчаянно нуждался в совете, хоть в чьих-нибудь словах, которые помогли бы ему принять решение, но страшился их услышать. Один раз он уже отправил просьбу о помощи и получил в ответ приговор. Что ему могут прислать сейчас?

Таю резко оттолкнулся от стола, так что ножки его стула со скрипом проехались по паркету, наверняка оставляя уродливые царапины, и подошел к окну. Улица, как и всегда днем, казалась совершенно пустынной. Он прижался лбом к холодному стеклу, сощурился от слишком яркого солнца, но упрямо смотрел, сам не зная, что же хочет увидеть в залитом бело-голубым светом городе. Лето уже перевалило за свою половину и плавно двигалось к закату. Каммэ говорил, что совсем скоро солнце перестанет приносить обжигающее тепло, и самой горячей в городе останется земля. Осень же не принесет привычных дождей — только холодные ночи и стремительно сокращающиеся дни. А там ему останется пережить зиму и все закончится. Вместе с ломающимся озерным льдом и дымком над горами. Полгода. Уже практически полгода непрекращающегося безумия. А ему казалось, что прошла целая вечность. Далливан прикрыл глаза, пытаясь вспомнить — а как же было там, до того, как все это началось. Но там, под сомкнутыми веками, было все то же небо, странного красноватого оттенка, да город из черного и белого камня с хаотично торчащими то там, то здесь колоннами из прозрачного материала, напоминающего стекло, но стеклом не являющегося. И он сам, совершенно не вписывающийся в этот мир своим темно-зеленым камзолом и ало-золотой гербовой птицей. Далливан вообще не видел здесь птиц: если в небесах Империи мелькала какая-то точка, то, скорее всего, то был летящий где-то вдалеке верховой ящер. Он бездумно погладил вышитый на груди герб. Отец рассказывал, что когда-то в лапах птицы было копье, но теперь она сжимала лишь виноградную лозу. Совершенно неподходящая вещь в землях Империи. Как и он сам.

Далливан отошел от окна, возвращаясь к столу, и снова взялся за перо. Стоило все же написать этот проклятый отчет, потянуть время и дождаться инструкций Канцелярии. Наблюдать. Не вестись на провокации. Он был практически уверен, что снова прочтет эти строки, так же, как когда впервые сообщил о предложении Каммэ еще перед Весенним походом. На большее он все равно не способен. Далливан с силой сжал переносицу, будто пытался прогнать этим жестом зарождающуюся мигрень. Или избавиться от кружащихся в голове мыслей. Все, кого он встречал здесь, смотрели на него, как на какую-то нелепую странность, случайно проникшую в отлаженную систему ошибку. И Саммест, который дважды переспросил его имя, прежде чем смирился с тем, что принадлежит оно Далливану, а не кому-то другому, и Каммэ, при первой встречи не постеснявшийся сделать вокруг него целый круг почета и до сих пор то и дело забывавший о любых уважительных обращениях, и даже Сиррат, смотревший на него так, как будто ожидал, что в комнату сейчас войдет настоящий посол Иерархии и разъяснит, что же тут творится.

Впрочем, Далливан и сам готов был с ними в чем-то согласиться: скажи ему кто хотя бы год назад, что следующее лето он проведет в посольстве Святой Иерархии в Империи, он счел бы этого человека форменным безумцем.

Это было очень тревожное лето. Далливан, тогда еще просто Энрах Таю, только вернулся домой, сверкая новенькими знаками младшего иерарха и смутными мечтами уехать в столицу, где, несомненно, кипела настоящая жизнь, в отличие от сонного Энра. Сейчас же отчетливо вспомнился непривычно рассеянный отец, приглушенные разговоры вполголоса и хлопающие двери. Постоянно кто-то приходил и уходил, из-за неплотно закрытых дверей доносились чужие голоса, но двери редко пропускали лишние звуки. Тогда все это казалось совершенно неважным. Намного сильнее жгла обида и резкие слова отца: «Посидите-ка дома и не лезьте туда, куда вас не просят». За время, проведенное в семинарии, Таю уже и забыл, насколько категоричен бывал Энрах Саю Далливан. Сейчас это казалось… не стоящим внимания. А тогда он тайком писал письмо-прошение в Канцелярию Иерархов, даже приврал, что благословенный, а потом обмирал от страха, когда пришлось проходить проверку. Вот только написанные в запале и обиде слова внезапно оказались истиной. Руководству семинарии даже выговор сделали за то, что пропустили. Отчетливо вспоминался белый как полотно отец, все повторявший, что среди Энрахов уже четыре сотни лет благословенных не было. Тогда Таю показалось, что это от неожиданности и радости. И снова голоса и хлопающие двери.

Ему казалось — вот теперь-то должно уже что-то измениться, хоть чем-то он выделился в своей обширной и разветвленной семье. Грезилось, что сможет заработать себе настоящее третье имя — не как отец за бесплатные поставки риса в очередной раз сожженный войной Сиа и голодающий после неурожая Тар, а за что-нибудь действительно значительное. Зваться «дарующим» ему казалось совершенно неподходяще, а теперь Таю казалось, что он не достоин и этого имени. Что ему удавалось дарить, кроме неприятностей?

Но тогда ничего так и не изменилось. Лишь однажды он увидел, как в дверях отцовского кабинета мелькнула алая мантия Высшего Иерарха, но как ни силился — даже подслушать ничего толком не смог, кроме неразборчивого «…продержаться еще немного…» и «эмбарго вам не простят». А еще через месяц его все-таки вызвали в столицу.

Правда оказалась совершенно непохожей на его ожидания: младших иерархов в Канцелярии хватало, а Канцелярия Девятого Иерарха, занимавшаяся внешними связями, и вовсе не пользовалась популярностью. Какие внешние связи, когда последнее дипломатическое ведомство в Та’ларнском союзе закрылось еще пятнадцать лет назад, когда союз окончательно присоединился к Иерархии? А отношениями с Империей в большей степени заведовал Третий Иерарх, курировавший внешнюю торговлю. Таю тогда изрядно удивился, узнав в нем человека, приходившего к отцу.

Вспомнилась последняя встреча с отцом — Таю тогда как раз завершил последние Очищающие Круги перед отправкой в Империю и никак не ожидал увидеть старшего Энрах в столичном доме семьи. Энрах Саю Далливан вообще чрезвычайно редко покидал Энр, предпочитая принимать всех в своем поместье. А тут приехал в нелюбимую столицу. Впрочем, говорили они тогда мало — отец практически все время пропадал в Канцелярии, ездил еще куда-то и выглядел изрядно постаревшим. Только напоследок попросил быть осторожнее и продержаться и смотрел так странно, будто прощался. В память отчетливо врезались слова, последние, что услышал, прежде чем захлопнулась дверь кареты: «Да какой из него посол… надеюсь, глупостей хоть не наделает». Он не видел, к кому обращался отец, и не слышал, на какой вопрос отвечал, но слова звучали в ушах, будто сказаны были только вчера.

Никто никогда не ждал от него чего-то стоящего. А может быть, он сам был в этом виноват, постоянно перекладывая ответственность на кого-то другого? Ожидая подсказки в моменты, когда нужно принять решение? Даже Сиррату пришлось принять решение за него. А сейчас он снова хотел этого — переложить ответственность на кого-то и… просто ждать.

— Островной поход? — переспросил Далливан, вертя в руках неудобный кинжал и пытаясь соотнести военную кампанию, закончившуюся еще до того, как он родился, посла Самместа и хищную вороненую сталь. А заодно отвлечься от того, что должно было случиться совсем скоро.

— А вы не знаете? — Сиррат, кажется, и сам был рад поговорить о чем-нибудь постороннем, — ваш предшественник получил свое третье имя после подписания соглашения с Озерными островами. Я сам в той кампании не участвовал, но кое-что мне рассказывали. Так что, трофей этот точно оттуда и, будьте уверены, совершенно заслуженный.

Вряд ли Саммест хоть раз ждал, что кто-то примет решение за него. Далливан подвинул чернильницу поближе, обмакнул в нее перо, подновляя засохшие чернила, и вывел первую строку письма.