Бастарды (гет)

Юнкайская ночь.

— Думаете, никто не будет против?

Они возвращались в лагерь Ворон-Буревестников в кромешной тьме пустыни, но кони ступали ровно, точно зная, куда идти. Эшер скорее почувствовал, чем увидел, как Даарио Нахарис слегка склонил голову набок, словно вопрос парня его позабавил. Возможно, так и было. Скорее всего.

— У них не будет выбора.

Они говорили о наёмниках, чьих капитанов Даарио убил не без помощи Эшера Хилла. Трое капитанов Ворон-Буревестников на закате покинули лагерь, намереваясь обмануть Матерь Драконов. Двое из них точно грезили этой идеей. Но не синебородый Даарио. О его истинном плане знал лишь юный оруженосец с Вестероса, который сейчас ехал верхом подле него.

— Если вы просто поставите их перед фактом, что мы теперь на стороне королевы, — Эшер нервно сглотнул, — не захотят ли наёмники избавиться от вас?

Даарио выдавил глухой смешок.

— Парень, этому сброду нет дела, на чьей они стороне. Народ вроде Ворон сражается не во имя королей или королев, не за славу и почести.

— Неужели всё дело в деньгах? — грустно протянул Эш, натягивая поводья, чтобы его конь сбавил шаг и поравнялся с жеребцом капитана. — Для них неважно, кто будет у власти в Эссосе, не говоря уже о Вестеросе?

— А что важно для тебя, Эшер Хилл? Если не деньги и славная битва?

Эшер замолчал. Он размышлял над тем, сколько лишнего имеет право сейчас сказать. Может ли он когда-либо открыть хоть часть правды синебородому капитану наёмников? И понял, что не может. Не сейчас.

— Я хочу служить королеве. Хочу помочь ей занять по закону причитающийся ей Железный Трон, — наконец ответил он.

Даарио хмыкнул. Это не означало, что он поверил Эшеру, не означало это и того, что он его осуждает или одобряет. Вряд ли это значило хоть что-то.

Однако дальнейшие размышления на эту тему пришлось отложить, ведь мужчина и юнец добрались наконец до лагеря. Встретили их без особого удивления, и вопросы, которые так ожидал и страшился услышать Эшер, не полились рекой. Люди, верные Даарио, лишь кивнули, увидев одного капитана, вместо причитающихся троих. Остальные молча уставились на Нахариса, ожидая объяснений.

— У нас новый заказчик, — спокойным, но громким голосом возвестил Даарио, стоя в центре обступивших их с Эшером наёмников. — Милостивая королева Дейенерис соблаговолила нанять Ворон-Буревестников для важной миссии — завоевания города Юнкая. И я как новый единоличный капитан нашего отряда, взвесив все «за» и «против», согласился на данное предложение. Вопросы?

Эшер испуганно уставился сначала на Даарио, потом быстро перевёл взгляд на носки собственных ботинок, боясь даже представить, какая буря негодования сейчас обрушится на их головы. Хоть бы никого не убили. Он уже насмотрелся на летающие головы за сегодняшний день.

— Мы получим деньги Господ? — спросил кто-то из толпы.

Эшер удивлённо поднял голову. На него с усмешкой смотрел Джокин, с любовью поглаживая своё оружие. Лучник стоял прямо за наёмником, задавшим вопрос. «Понятно, — подумал юноша. — Даарио всё предусмотрел. Недовольные будут устранены, не успев возмутиться, и в этом ему помогут верные люди».

Но ни Джокин, ни Даарио не выказали и намека на беспокойство. Либо просто не подали виду. Капитан осклабился.

— Получим. К счастью, Мудрые Господа без малейшего понятия, что мы не собираемся выполнять их заказ.

— Значит, мы поимеем и с Матери, и с Господ? — снова спросил кто-то из наёмников уже с противоположной от капитана стороны.

Даарио с улыбкой кивнул. Эшер не знал, о каких Господах идёт речь, но догадывался, что это кто-то у власти города Юнкай. Возможно, что-то вроде королевской свиты Вестероса. Только без короля.

— Ещё вопросы? — Даарио обвёл взглядом перешёптывающуюся толпу. — Нет? — послышалось одобрительное ворчание. — В таком случае, отдыхайте. Завтра будете готовиться к заказу, к исполнению которого мы приступим ночью.

Без лишних объяснений Даарио кивнул Джокину и словно растворился среди наёмников. И те вскоре разбрелись по своим делам, но мало кто отправился спать. Прошло всего несколько минут, и Эшер обнаружил, что стоит в полном одиночестве посреди тёмных палаток, похожих на насупившихся хищных птиц. И понял, как же он устал за этот долгий день.

И весь следующий день капитана не было ни видно, ни слышно. Эшер знал, что тот не покидал своего шатра, и догадывался, что Даарио разрабатывает план нападения. Сам юноша никогда не участвовал в подобном, да и куда ему — в столь юные годы. Поэтому он не имел ни малейшего представления о стратегиях взятия больших городов, ему была известна лишь тактика боя, причём довольно своеобразная. Никто в лагере Ворон-Буревестников не понимал, отчего новенький так странно «танцует» с мечом. Лишь Джокин, тренировавший его уже по собственному желанию, вдруг проникся танцем воды, не гнушаясь, тем не менее, подшучивать над Эшером.

— Эй, Нянюшка, держись крепче за рукоять, а не то потеряешь свой Пока-Без-Названия клинок! — хихикал наёмник, пытаясь обойти Эшера и застать его врасплох, отвлекая разговорами.

Но юноша дважды на уловки лучника не вёлся. Просчитав не особо хитрый план Джокина, Эшер сделал плавный разворот, ловко уклонился от летящего в его грудь лезвия и мягко отбил удар, умело удержав свою позицию. Джокин, потеряв равновесие, слегка покачнулся, дав возможность Эшеру закончить бой, но юноша замешкался.

— Нянюшка! — разочарованно воскликнул Джокин. — В настоящем бою нельзя щёлкать клювом, благородно подставляя шею врагу! Ты не в Вестеросе, тут благородство засовывают… — лучник осёкся под неодобрительным взглядом наблюдающего за ними Вдовца. — Куда подальше… кхм. Либо ты, либо тебя, усёк?

Эшер пожал плечами.

— Но это же ненастоящий бой. И ты тоже не воспользовался моментом, который я упустил.

— Не обманывайся моим великодушием, малец, — нахмурился Джокин. — В бою тебе не удастся заговорить противнику зубы.

— Почему нет? — вдруг вмешался Вдовец. Он сидел неподалёку от них, методично чистя своё оружие, и вопрос этот задал, не отрывая взгляда от уже и так сверкающего клинка. — Если ты не умеешь разговаривать, Джокин, то тебе и впрямь такая тактика не подходит, а у мальца язык подвешен.

— И что же, — фыркнул Джокин, ничуть не смущённый замечанием старшего товарища, — Нянюшка юнкайцев до смерти заговорит?

— Там, где клинок не спасёт, поможет слово, — изрёк Вдовец и отчего-то задумался. — Но оно и погубить может скорее меча.

— Вот и к бесам слова! Давай сражаться, Нянюшка!

Эшера забавляли перепалки этих двоих. Ему нравилось безрассудство Джокина, который, однако, всегда вовремя переставал дурачиться. Он хорошо сражался и знал толк в оружии. Относясь ко всему новому с нарочитой издёвкой, он всё же не был равнодушен к новым знаниям, но явно не хотел, чтобы кто-то об этом догадался. Ему были интересны рассказы Эшера о Вестеросе, и даже то, что на родине Эшера мечам обыкновенно дают имена, вызвало у Джокина бурю плохо скрываемого восторга.

Вдовец же, напротив, своего интереса никогда не скрывал, ибо его было не особо много. Он не казался равнодушным, но мало уже что могло заинтриговать старого вояку. У него была своя мудрость, в которой он и застрял, живя воспоминаниями о своих шрамах. Часто его можно было увидеть, задумчиво почёсывающего длинный рубец на лице, полученный от строптивого дотракийца. В тот момент в глазах Вдовца терялся всякий смысл, и сразу становилось ясно — он не здесь, он снова в былых сражениях.

— А на шее, — не сумев побороть любопытство, протянул Эшер, — этот шрам, словно тебя полоснули по горлу… славный был бой?

Вдовец поднял на юношу удивлённый взгляд, растерянно провёл пальцами по тонкому белесому рубцу вдоль горла и вдруг расхохотался. Эшер с Джокином уставились на него с ужасом.

— Вот, что я тебе скажу, Нянюшка, — громко прошептал Джокин, — Надо уносить отсюда ноги, ибо Вдовец наш совсем головой тронулся. У меня от этого смеха внутри всё похолодело, а это дурной знак.

— Почему? — тоже отчего-то прошептал Эшер.

— Такие ощущения у меня бывают в двух случаях: либо кто-то скоро умрёт, либо я как следует просрусь.

Эшер не знал, смеяться ему или бояться, но выбирать не пришлось, так как Вдовец наконец-то ответил на его вопрос о шраме.

— Славный бой! — широко улыбнулся он, и улыбка эта, до того безобразная, до чего и искренняя, растянула морщинистое лицо. — Ты себе даже не представляешь, Нянюшка. Напился я тогда, как свинья последняя, возвращаюсь домой…

— И тут на тебя нападают какие-то отморозки! — попытался угадать Джокин.

— Не, — весело покачал головой Вдовец, — и не перебивай, засранец. Ну и ночка у тебя сегодня будет, готовь листочки.

— Да, чувство никогда не подводит, — Джокин расстроенно потер живот. — Уже чую, как бурлит.

— Так, вот, возвращаюсь я, всё плывёт перед залитыми глазами, а вокруг, если б не луна, так была бы вообще тьма кромешная. И тут до меня начинает доходить — ночь на дворе.

— Я хочу к мамочке, — жалобно протянул Джокин, щуря плутовские глаза.

— И что, что ночь? — Эшер никак не мог понять, отчего Вдовец нагоняет страху в обычной истории о попойке, если на него никто не нападал по дороге домой.

— А то, что я обещал вернуться дотемна, — тихо произнёс старый воин, и во взгляде его промелькнул неподдельный ужас. — Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как меня обуяла тогда паника, и голова вмиг от хмеля очистилась.

— Небось стошнило в подворотне, вот и очистилась, — хихикнул Джокин.

— Думал, тактично проберусь в хату, незаметно… через окно.

— Погоди, Вдовец, — улыбнулся лучник, — не хочешь ли ты сказать, что в собственный дом пытался как вор залезть, чтоб жёнушку не разбудить и гнев ее на себя не обратить?

— В поэты заделался, хмырь пучеглазый? — разозлился Вдовец. — Я жену не боялся! Я беспокоился о ней.

— Ага, поэтому на карачках домой заходил, чтоб уж сразу пред ней на коленях быть, как застанет! — рассмеялся мужчина, уворачиваясь от летящего в него камушка размером с кулак. — Да не хмурься ты, Вдовец! Лучше расскажи, как славно от жены отгрёб.

— Она думала, это грабитель, — Вдовец нехотя улыбнулся, не в силах скрыть нежность, которую вызывали эти воспоминания. — Накинулась на меня с ножом, полоснула по горлу, да так и прибила бы, я же сказать ничего не мог — токмо хрипел.

— Почему же не прибила? — широко распахнув глаза, поинтересовался Эшер.

— По запаху узнала.

— Да ну, брешешь! — не поверил Джокин.

— С её слов, разило от меня на километр, но жёнушка как-то могла отличить мою пьяную вонь от чужой. Это-то меня и спасло.

— Наверное, она сильно сокрушалась, что напала на тебя, — предположил Эшер.

— Как же, — фыркнул Вдовец. — Залатала, а потом ещё сверху отпинала, приговаривая, что мало мне, скотине. Суровая была, но справедливая. За то и любил.

На этом он замолчал, и никто не решился заговорить первым. По необычайной задумчивости Джокина, Эшер понял, что для него эта история в новинку. Юноша неосознанно теребил свисающую с запястья звезду Терисов и думал о том, как же случилось так, что Вдовец потерял свою боевую и смелую жену. Как получилось так, что теперь он живёт прошлым, и действительно ли этот процесс необратим. Сможет ли старый воин заново научиться принимать что-то новое, как это делает Джокин.

Размышления прервал глухой звук барабана, созывающий наёмников в центр лагеря. Вдовец молча кивнул и поднялся первым, Эшер и Джокин последовали за ним. Наёмники уже столпились вокруг единственного капитана, словно повторяя вчерашнюю картину. На лагерь спускались сумерки, и последние лучи жаркого солнца Эссоса поблескивали на их клинках и чашах с элем.

— Друзья, — Даарио Нахарис обвёл вокруг себя рукой, приветствуя своих подчинённых, — час настал. Как вам известно, нам предстоит взять Юнкай, а для этого нужно незаметно проникнуть в город. Я принял решение пойти на это задание в сопровождении Эшера Хилла.

Среди наёмников пронёсся недовольный ропот. Они явно были возмущены, что капитан берёт с собой новенького, в то время как многие из них были проверены временем и делом. На Эшера косились недоброжелательными взглядами, но тому было всё равно. Он был несказанно рад предоставленной возможности. Джокин одобрительно похлопал его по плечу и улыбнулся, сверкнув своими плутовскими глазами.

Остальные отправятся в лагерь королевы Дейенерис, — продолжил Даарио, как только наступила тишина. — Когда сядет солнце. Тихо и группами по десять-пятнадцать человек. Мы не хотим, чтобы Мудрые Господа заметили, как целый отряд наёмников в открытую переходит в стан врага, если всё ещё желаем сохранить золото, так неразумно оплаченное наперёд.

Наёмники начали собираться в путь, и Эшер, попрощавшись с Джокином и Вдовцом, направился к шатру капитана. Юноша замер у входа, не решаясь войти, но этого и не потребовалось — капитан вышел сам.

— Ты уже здесь, хорошо.

Не говоря больше ни слова, Даарио направился к выходу из лагеря, минуя стойло с лошадьми.

— Мы не поедем верхом? — едва поспевая за ним, уточнил Эшер.

— Только если ты не хочешь привлечь к себе внимание, мой юный друг, — бросил через плечо Нахарис. — В противном случае, нам следует идти пешком. Путь относительно близкий, но пески будут нас замедлять, поэтому отправляемся прямо сейчас.

— Но…

— Солнце сядет скорее, чем ты думаешь, Эшер.

И действительно, с каждым их шагом под золотым песком словно нажимались невидимые плиты, что тянули верёвочки-лучи к небесному светилу, заставляя его стремительно клониться к горизонту. Небосклон окрашивался быстро меркнувшей кровью. Эшер поравнялся с капитаном и больше от него не отставал.

— Вы знаете о планах королевы? — робко спросил юноша, боясь поднять взгляд и встретиться с привычным ему людским высокомерием. Он не был уверен, что Даарио снизойдёт до ответа.

— Частично, — неожиданно добродушно отозвался мужчина. — Думаю, никто до конца не осведомлён о планах Её Милости, но одно я знаю точно: сегодня будет нечто грандиозное.

— Почему мы выходим именно ночью? — не удержался Эшер. — И почему только вдвоём? Как нам удастся захватить город? Неужели королева уверена, что у нас выйдет?

Даарио тихо рассмеялся, метнув на Эшера весёлый взгляд.

— Полегче, парень! Во-первых, королева возлагает на нас большие надежды, но я думаю, у неё есть и запасной план. Будем надеяться, что мы остановимся на первом. — Он задумчиво посмотрел на затухающее солнце, прежде чем продолжить. — Королева намеревается обмануть Мудрых Господ и прямо сейчас заключает с ними ложную сделку. Она пригласила Господ к себе в лагерь, чтобы предложить им три дня на раздумья.

— Раздумья о чём? — снова поспешил юноша.

— Дейенерис дает им три дня на то, чтобы освободить рабов, и пока Мудрые Господа будут возмущаться и торговаться, мы с тобой проникнем в город и поднимем бунт, чтобы подорвать власть Господ изнутри. Пожалуй, это будет самой лёгкой нашей задачей: терпение людей висит на волоске, к которому стоит лишь приставить лезвие, и он оборвётся.

— А дальше?

— Открываем ворота и даём возможность огромной армии Дейенерис захватить город и сорвать оковы, — ухмыльнулся капитан. — Это ведь один из титулов Её Милости — Разбивающая Оковы.

Услышанное так воодушевило Эшера, что он буквально не мог устоять на месте, значительно прибавив шагу. Ему хотелось скорее нестись к неприступным стенам Юнкая, и плевать, как они с Даарио намереваются пробраться через них в город. Скорее, скорее вершить подвиги, ведь Мать Драконов возложила на них (на него!) такую ответственность. Она поверила в юнца из Вестероса, и как он теперь может спокойно шагать по золотистому песку, когда каждая минута на счету?

— Сбавь пыл, Эшер, — неожиданно строго произнёс Даарио. Эшер опешил и споткнулся — он совсем забыл о капитане. — Тебе следует быть внимательным и осторожным. Всегда. Сначала думай, потом — хватайся за клинок. Это позволит тебе дольше сохранять свою кудрявую головку на плечах.

Они встретились взглядами. Солнце совсем погасло, но зажигающиеся звёзды ясно отражались в голубых глазах капитана. На долю секунды Эшер возмутился такому высокомерию по отношению к себе, но почти тут же смущённо потупил взгляд, не выдержав внутренней силы Даарио. Он был намного старше, опытнее, мудрее. И он был чертовски красив — настолько, что казалось невозможным долгое время держать взгляд его удивительно голубых глаз.

«Всё же, он не насмехается надо мной, — пришёл к выводу Эшер. — Кажется, он искренне хочет чему-нибудь меня научить в этой жизни». Оставался лишь один справедливый вопрос: зачем Даарио Нахарису это нужно?

Времени на поиски ответа не было, ведь они уже добрались до стен города к востоку от главных ворот — к широкой трубе, закрытой ржавой решёткой, откуда стекали отходы прямо в вонючую заводь. Эшер поморщился: запах отдалённо навеял воспоминания о Королевской Гавани, не хватало только аромата тухлой рыбы, который ни с чем не перепутать.

— Это и есть наш план? — с сомнением протянул Эш. — Отстойник?

— Не отстойник, а канализационная труба! — весомо заметил Даарио, комично подняв указательный палец, словно изрёк нечто мудрое. — Знал ли ты, юный Эшер Хилл, что такую систему впервые придумали именно в Эссосе?

Эшер отрицательно покачал головой.

— Подозреваю, что сейчас нам представится возможность лично с ней ознакомиться.

— Ты умён не по годам, — весело подмигнул ему капитан и лёгким движением отсоединил ржавые прутья загораживающей проход решётки. Эшер недоумённо уставился на проход.

— Что? — усмехнулся Даарио. — Думал, я слабак? Да ладно, — отмахнулся он от юноши, — для нас тут всё подготовили разведчики.

Эшер кивнул:

— Осталось только самое лёгкое?

— Следует подавать пример младшему поколению, — выдохнул Даарио, а затем набрал в грудь побольше воздуха и первым нырнул в разящую помоями трубу.

— Вот… пекло, — чуть ли не впервые в жизни выругался Эшер и последовал за капитаном.

Передвигались они на четвереньках, и первые несколько секунд Эш старался быть предельно аккуратным, хоть и понимал, что неизбежно замарается. Но в тот момент, когда его ладонь предательски заскользила, и коленка поползла куда-то назад на чём-то тёмном и мягком («Пусть это будет калач! Пусть будет калач!»), а лицо вдруг стало неожиданно близко к лоснящейся поверхности трубы, Эшер понял, что сейчас либо задохнётся, либо захлебнётся. Больше всего не хотелось выворачивать наизнанку желудок и добавлять обилию ароматов свой личный оттенок, поэтому юноша невероятными усилиями воли взял себя в руки и продолжил путь, следуя за молчаливым и помрачневшим Даарио.

Ползли они довольно долго. Труба время от времени петляла, словно хотела запутать непрошенных гостей. В какой-то момент показалось, что свобода уже близка, ибо почувствовался прилив не очень свежего, но всё же не застоявшегося воздуха. Ощущение было обманчивым. Оказалось, что кто-то сливал очередную порцию отходов, и призрачный ветерок был лишь последствием скорости, с которой на наёмников летела вонючая погибель. Чтобы не закричать, Эшер почему-то зажмурился, но лучше бы ему в тот момент закрыть рот. Наглотавшись продуктов жизнедеятельности горожан Юнкая, Эшер Хилл всё-таки опустошил свой желудок.

— Тише, Эш, — прошептал Даарио, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Мы почти добрались.

И действительно, вскоре забрезжил свет от факелов, и в этот раз на самом деле почувствовался свежий воздух. И тут же до них донеслись раздражённые мужские голоса. Эшер не понимал, о чём эти двое говорили, но было очевидно, что они спорили. Свет упал на профиль Даарио: мужчина был сосредоточен и напряжён.

— О чём они?..

Капитан не дал ему закончить вопрос:

— О служанке, — сквозь зубы произнёс он. — Спорят, кому она достанется.

Эшер почувствовал, как в нём стремительно закипает злость, и первым порывом было выскочить из этой вонючей трубы и показать негодяям, кому достанется его клинок. Но затем он вспомнил слова Даарио, и негодование быстро сменилось холодным осознанием происходящего. Кивнув капитану, Эшер приложил к губам палец и полез к выходу первым. Спиной к нему стояла, дрожа от головы до пят, черноволосая служанка. Её горло обхватывал, тяжело свисая, железный ошейник.

— Господа! — воскликнул Эшер, прежде чем шмякнуться в лужу у ног рабыни, натурально изображая пьяного. — Чудесный вечер!

Стражники переглянулись и запоздало схватились за оружие. Неожиданное появление произвёло нужный эффект, но Эшер не планировал нападать.

— Нет-нет! — энергично замотал головой юноша непонимающим общего языка стражникам. — Она, — Эш указал на рабыню, — у меня, — тыкнул большим пальцем себе в грудь, — много! — Он красноречиво развёл руками, пошатываясь в лужице, заставляя стражников неосознанно следить взглядами за его хаотичными движениями.

Медленно Эшер начал обходить мужчин вокруг, активно жестикулируя, указывая какой-то путь, о котором он сам не имел ни малейшего понятия.

— Туда! Много! Женщины!

Конечно же стражники ему не поверили, и их оружие уже было обнажено. Но подсознательно следуя за подозрительным объектом, они повернулись спиной к трубе, из которой и появился Даарио. Два клинка просвистели в воздухе, снимая головы с плеч. Эшер удовлетворённо хмыкнул, когда голова одного из стражников подкатилась к его ногам.

— Женщины кружат голову, да, приятель?

Именно в этот момент служанка, кажется, очнулась от шока и раскрыла рот, чтобы пронзительно закричать, но Даарио вовремя прижал ладонь к её губам. По щекам девушки текли слёзы, глаза перепугано таращились на Эшера.

— Тише, спокойно, — медленно поднимая руки и ступая к рабыне, произнёс Эш. — Мы здесь с Матерью Драконов.

Глаза служанки расширились ещё больше. Спустя мгновение она кивнула, и Даарио убрал ладонь.

— Миса, — прошептала девушка.

— Миса, — с улыбкой кивнул Эш.

Тогда девушка решительно поманила их за собой и первой нырнула в один из тёмных переулков.

— Мы можем ей доверять? — спросил Эш у Даарио.

— Думаю, спасая кому-то жизнь, стоит надеяться на благодарность, — ответил он, первым следуя за служанкой. — Но и стоит быть настороже. Я немного знаю валирийский диалект, на котором болтают эти юнкайцы. Может, удастся и помощь найти.

Девушка привела их к чёрному входу, ведущему на постоялый двор, коих в Юнкае было немерено. Даже в столь поздний час люди здесь продолжали пить, есть, лапать проходящих мимо служанок в одинаковых ошейниках и громко выяснять отношения на непонятном гавкающем языке. Их спасённая девушка нырнула внутрь корчмы, где практически не было народу из-за невыносимой духоты. Она повела их по шаткой лестнице на подобие второго этажа со скошенной крышей, где даже Эшеру приходилось склонять голову.

В комнатке собрались девушки и юноши. Они сидели прямо на полу, тихо разговаривая друг с другом, или вовсе молча забивались в угол. Предметов одежды на них было мало, на лицах виднелись следы побоев, смуглая кожа на руках и ногах — в синяках. Эшер ещё никогда не видел так много рабов. Впервые же он увидел рабов для плотских утех.

Девушка остановилась напротив них и тихо, но уверенно, повторила:

— Миса.

Рабы заметно оживились, явно заинтересовавшись новоприбывшими. Девушка, которую спасли Эшер и Даарио, оказалась для них подобием переводчика. Она неплохо понимала ломанный валирийский диалект Даарио, на котором он попытался объясниться. В итоге рабы для утех с воодушевлением начали кивать.

— Нам нужна ваша помощь, — с расстановкой говорил Даарио. — Как там будет «помощь»… зараза. Мать Драконов… Миса! Миса придёт сегодня ночью и освободит вас. Вы должны разнести это по всему городу. Пусть каждый раб берётся за оружие и не боится смерти.

Юноши и девушки решительно кивали, и в их тихом ропоте отчётливо слышалось лишь одно слово, которое обнадёживало Эшера в том, что их поняли верно, — Миса. Ради Матери рабы пойдут на смерть. Ради вожделенной свободы, образом которой и являлась для них Дейенерис Таргариен.

— Капитан, у меня есть предложение, — решительно заявил Эшер. — Я возьму двоих парней, и мы отправимся к воротам, чтобы открыть путь королеве. А вы тем временем организуете бунт.

— Я очень ценю твой героизм, Хилл, но жертвенность здесь ни к чему, — огрызнулся Даарио. — Я не могу отпустить тебя одного, это слишком опасно.

— Капитан, в свою очередь, я очень ценю вашу заботу, — улыбнулся Эшер. Ему польстило беспокойство, промелькнувшее в глазах Даарио. — Но я знал, на что иду, вступив в ряды Ворон-Буревестников. Вы не можете всё время защищать меня от окружающей нас опасности. — Даарио не отводил от него хмурого взгляда. — Вы же понимаете, что если мы преуспеем, то завоюем доверие и благодарность королевы. Кто-то должен открыть ворота, а кто-то — возглавить бунт рабов. С последним вы справитесь лучше меня… вы же капитан, — Эшер лукаво улыбнулся.

— Зараза, Хилл, в твоих словах есть смысл, но…

— Я не подведу вас.

Эти слова заставили Даарио посмотреть на Эшера как-то по-другому. Было что-то в его взгляде, чего прежде Эшер не замечал. Какой-то новый интерес и, возможно, понимание.

— Хорошо, Эш, будь по-твоему. Отправляйся к воротам, возьми двоих парней. Я останусь здесь. И не забывай об осторожности.

Перед выходом Эшер сжал звезду Терисов, свисающую с его запястья, и мысленно помолился об удаче. Он хотел было обернуться, но Даарио опередил его.

— Я ещё увижу тебя, Эшер Хилл. Не прощайся со мной.

И Эшер вышел на улицы ночного Юнкая. Двое рабов молча следовали за ним, не отставая. Уже совсем стемнело, и город освещался лишь светом многочисленных постоялых дворов. В домах жителей было темно, а особняки Мудрых Господ прятались за высокими стенами. Те Господа, которые представляли в городе особую важность, уже должны были вернуться с переговоров, но Эшер не мог знать об этом наверняка. Он со своими спутниками всё ближе подходил к главным воротам, и сердце юноши начало отбивать свой ритм быстрее обычного. Он заставил себя выровнять дыхание, вспоминая уроки водного танца. Перед боем нужно было дышать так же спокойно, как и во время него, дабы не дрогнула ни рука, ни шаг.

Прежде чем открывать ворота, нужно было дождаться знака Даарио. Планировался сначала бунт и переполох внутри, затем — атака снаружи. «Всё это очень здорово, — подумал про себя Эшер, — но сначала надо бы придумать, как эти ворота вообще открыть».

Конечно, крепостная стена Юнкая не шла ни в какое сравнение с обороной Королевской Гавани, но от вида огромных неприступных ворот, которые в полумраке казались каменным изваянием, Эшер нервно сглотнул вязкую слюну. Сегодня ему представится возможность поставить под сомнение эту неприступность. Трудность поставленной цели кружила юноше голову. Особенно учитывая, что в последние дни в городе было введено чрезвычайное положение ввиду опасности нападения. «И не зря», — пронеслось в голове Эшера.

Новоиспечённый наёмник притаился на неосвещаемом пятачке всего в нескольких десятках футов от главных ворот. Поглядывая назад — туда, где предположительно находилась центральная площадь, — Эш лихорадочно соображал план действий. Юнкайцы чтили свои традиции, одним из символов которых являлся образ гискарской гарпии. И на центральной площади (по словам Даарио) как раз находился большой памятник гарпии, вылитый из чистого золота. Эшер снова взглянул на ворота, у которых также стояли две статуи гискарских гарпий — в два раза выше человеческого роста, из сурового пожелтевшего камня, пережившего не одно столетие. Каждая гарпия держала в когтистой лапе цепь, с которой свисала чаша.

Не проронив ни слова, Эшер подал знак своим спутникам. Они всё равно не понимали общего языка, зато прекрасно соображали, какая ответственность сейчас лежит на их рабских плечах. Кивнув, мужчины поспешили каждый к своей статуе, предусмотрительно избегая освещаемых участков дороги. Убедившись, что его помощники безопасно добрались до гарпий и притаились там, Эшер ловко забрался на крепостную стену по выступам и стал присматривать за патрулём.

Их было пятеро. Ближайший к Эшеру воин как раз повернулся к нему спиной, пристально вглядываясь в ночную пустыню, словно в сам мрак. Не горело ни одного огонька — ни снизу, ни сверху. Даже звёзды сегодня были на стороне королевы. Эшер знал, что лагерю Дейенерис было приказано потушить все огни, а наёмники Ворон-Буревестников добирались к городу тихо и быстро в полной темноте, чтобы даже самый зрячий стражник Юнкайской стены не смог ничего заподозрить. Эшер знал, что десять тысяч Безупречных, десятки тысяч освобожденных рабов, несколько сотен вестеросцев и наемников уже стоят под желтыми стенами, дожидаясь своего часа.

Как славно, что стража Юнкая об этом не знала. Задумчиво почесав лысую макушку, на которой плясали отблески света от горящего факела, юнкайский воин зевнул и бросил бесполезное занятие лицезрения чёрной пустыни. Он собирался продолжить патруль стены, но Эшеру нельзя было этого допустить.

— Зараза, — сквозь зубы выдохнул юноша и сделал первое, что пришло ему на ум.

Схватив с земли небольшой камешек, казавшийся в потёмках осколком золотого слитка, Эшер метко запустил его под ноги воина. Отскочив от подошвы, камешек рикошетом ударился о стену и затих, а стражник удивлённо оглянулся, посмотрел на пол, словно что-то обронил. Следующим, что он увидел, когда наконец поднял взгляд, были зелёные глаза, в которых отражался опасный танец отбрасываемого факелом света. И эти же глаза были последним, что увидел воин. Клинок бесшумно полоснул горло, которое не успел покинуть ни один звук. Только обильно хлынула кровь на кожаный доспех. Ноги стражника подкосились, и Эшер вовремя успел его подхватить и оттащить подальше от света. Всё произошло быстро и бесшумно, хотя юноше казалось, что двигается он слишком неловко, словно его что-то тянет назад, замедляя и подвергая опасности.

Подкрадываясь ко второму стражнику, Эш понял, что теряет контроль. Чувство, будто чьи-то цепкие пальцы тащат его за лодыжки обратно, не позволяя быстро справиться с юнкайскими воинами, мешало соображать. И когда он практически добрался до второго стражника, уже приготовившись занести над ним клинок, стражник резко обернулся. И Эшер понял. Чувство, что сковывало его, было обычным страхом.

Юнкаец открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Эшер был быстрее. Валирийская сталь вошла плоть, словно нож — в масло, отделив голову от тела, будто её там никогда и не было. К горлу неожиданно подступила рвота, и только большим усилием воли Эшер сдержался. «Страх ранит глубже, чем меч», — повторил про себя юноша слова, которым учили каждого мальчика в школе фехтования. Но не мало кто мог понять их истинный смысл. До Эшера только сейчас в полной мере дошло, что, потеряв от страха сосредоточенность, он чуть было сам не лишился жизни. Ощущение смерти, следующей прямо за каждым его шагом вдоль крепостной стены, неожиданно придало ему больше уверенности.

— Всё правильно, Эш, — едва слышно прошептал Эшер, чтобы вернуть себя к реальности. — Ты не должен подвести свою королеву.

Воодушевленный этими мыслями, юноша быстро покончил ещё с двумя стражниками. Одного из них пришлось сбросить за стену, и когда тело с противным чавкающим звуком рухнуло в песок, Эшер понял, что совершил ошибку. Оно должно было приземлиться бесшумно. Это был звук размозжённого о что-то твёрдое черепа. «Камень», — слишком поздно догадался Эшер. Он уже видел, как бежит последний стражник. Но бежал тот, почему-то, не к нему, а к самим воротам. Приглядевшись, Эшер заметил объект интереса юнкайца.

— Гарпия тебя задери, — взвыл Эш, помчавшись вслед за спотыкающимся стражником, который спешил к колоколу у ворот, чтобы поднять тревогу.

Стражник что-то крикнул на валирийском. Эшер был уверен, что его по-восточному красиво прокляли, но услышав за спиной пыхтение, понял, что обращались не к нему. Резко обернувшись, юноша едва не потерял равновесие: за ним гнался ещё один стражник — шестой, которого он почему-то сразу не заметил.

Время будто замедлилось. Эшер увидел, как растерянно замерли у статуй гарпий его помощники, не зная, что им делать. Эшер и сам не знал, что им делать, а главное — что делать ему. Но тут один из рабов что-то крикнул (опять же, на валирийском) своему напарнику, в одно мгновение зажёг неизвестно откуда появившийся в его руке факел и бросил его другу. Пламя словно отделилось в воздухе, плывя вслед за летящим факелом, который был ловко схвачен вторым рабом. «Что они делают?..» — пронеслось в голове Эшера, но ещё мгновение, и он понял — Даарио подал знак.

Замедленное время вновь начало набирать обороты. Гискарская гарпия на центральной площади пылала, и помощники Эшера поспешили зажечь чаши на своих статуях. Дух Эшера словно отделился от тела и стал наблюдать за всем происходящим со стороны. Настал час открывать ворота армии Дейенерис, но пальцы одного из стражников уже тянулись, готовясь стиснуться на верёвке колокола и поднять тревогу. Ещё большую тревогу, чем ту, что сейчас сжимала сердце вестеросского юноши. Пальцы же другого стражника тянулись к его горлу.

Всё это произошло за несколько секунд, в течение которых Эшер успел принять решение. Проигнорировав мчавшегося к нему воина, во весь голос осыпающего его бранью на непонятном языке, Эш что есть духу бросился в другую сторону. Ему нужно было перехватить воина, пытающегося поднять тревогу. От этого сейчас зависело просто всё: успех королевы, взятие города, количество жертв, его собственная жизнь и возможность отомстить.

Но стражник был слишком далеко. Слишком близко к колоколу. Не разбирая дороги в потёмках, Эшер споткнулся, чуть не пробороздив носом крепостную стену. Раздирая руки о камень, он наткнулся на что-то острое, пытаясь подняться. Рядом валялся полупустой колчан, из которого высыпались стрелы одного из воинов, охраняющих стену. Того, кто погиб от руки Эшера то ли вторым, то ли третьим. Либо того, кто лежал с размозжённым черепом за стенами города. Это всё не имело значения в те мгновения, когда преследующий Эшера воин наконец оказался достаточно близко, чтобы вспороть ему брюхо. Плюнув на осторожность, Эшер полулёжа резко развернулся, выставив перед собой меч. Клинок с силой вошёл в горло преследователя, выйдя с обратной стороны. Тело юнкайца начало грузно оседать на Эшера, но времени с ним возиться не было, и, оставив стражника с торчащей из горла рукояткой, Эшер схватился за лук, натянул тетиву и выстрелил.

Мимо. Но стрела спугнула стражника, и тот вильнул в сторону, дав Эшеру время как раз на то, чтобы взять следующую. Выстрел — ветер свистит в оперении, наконечник разрезает воздух и вонзается в спину юнкайца, который наконец замирает на месте. Его рука тянется к веревке, но ноги подкашиваются, и стражник падает под колоколом, успев лишь кончиками пальцев задеть свисающую верёвку. А Эш уже бежал вниз по ступеням к тяжёлым воротам, не оглядываясь назад.

Стук крови в ушах смешивался со спешными шагами помощников Эшера, торопившихся ему навстречу. Втроём они схватились за массивное железное колесо, поднимающее балку, которая перекрывала ворота. И начали с трудом его крутить. Казалось, скрип, грохот и звон цепей было слышно в каждом закоулке Юнкая. Зловещие тени, отбрасываемые пылающим в чашах гарпий огнём, торжественно плясали на крепостной стене.

Ворота были открыты, а за ними — ночь и тишина. Одна секунда, вторая, третья. А затем эта ночь взорвалась огнями и криками. И нечеловеческим рёвом, из-за которого кровь стыла в жилах.

Один из помощников Эшера, раб, который стоял ближе к нему, плакал. Сквозь всхлипы Эшер различил знакомое валирийское слово: «Миса».

— Миса, — эхом повторил юноша, глядя на огромную армию Матери Драконов по ту сторону ворот.

И тогда в город ступила девочка с серебряными волосами и горящими торжеством глазами. Похоже, он и правда ещё увидит своего капитана.