М. С. (джен)

Глава 1

От последствий перехода, по неизвестной причине чуть не вышедшего из-под контроля и чуть не стоившего всем шестерым жизни, Марина оправилась позже всех. И то выглядела так, что император именным указом отправил выписанного из госпиталя генерал-майора в отпуск на три месяца. Бестия, а заодно Софи и все остальные вполне с этим мнением согласились.

Марина — нет. Откровенно хорохорится. Требует себе в нагрузку к генеральскому мундиру либо дивизию, либо должность в безопасности. Бестия из соображений наглядной агитации подвела её к зеркалу и поинтересовалась: ''Кто из нас выглядит старше?'' Вопрос очень спорный. Хотя чёрные волосы Кэрдин наводят на мысль о краске, они настоящие. А у Марины просматривается порядком седины. Лицо очень сильно осунулось. Да под глазами огромные синяки. Пришлось признаться самой себе — хуже она выглядела только после ранения с переломом позвоночника.

К тому же, ребёнку снова нужно привыкнуть к матери.

Все эти годы Марина младшая находилась у Бестии. Сама она по понятным причинам виделась с ней нечасто. Из соображений безопасности Марина живёт в одном из имений Кэрдин в окрестностях столицы. Летний дворец Бестии вовсе не нужен. Несколько лет назад даже продать хотела. Император из соображений престижа намекнул на желательность отказа от сделки. Ягры имения распродают! Куда мир катиться! Что же, Бестия в какой-то степени оставалась феодалом, а следовательно не могла отказать просьбе монарха. К тому же, император — муж Еггта, а Ягры всё-таки их вассалы. Были.

Тем более просьба подкреплена некоторой суммой ''на содержание памятника культуры''.

В этом ''памятнике'' и поселили Марину. Как ту, так и другую. Тем более Старшей жить и негде — городская квартира оказалась разбомбленной. В числящихся за ней дворцах из принципа носа не покажет. Могла бы потребовать и другую квартиру, но Кэрдин попросила пожить у неё.

А на просьбы Бестии лучше не отказывать.

Совершенно неожиданно удалось наладить неплохие отношения с Мариной Младшей. Та оказывается прекрасно знает, что у неё есть мама, которая недавно вернулась с войны. Оказывается, материнский инстинкт ещё не до конца утрачен. Марина очень симпатичный и смышлёный ребёнок. И не любить её просто невозможно.

Она не лишена и общества сверстников. Весь персонал по приказу Кэрдин подобран из семейных пар, имеющих детей возраста Марины. Так что играть есть с кем.

Только через несколько дней отдыха Марина Старшая узнала о наличии на своем счету довольно неплохих денег — написанный ядом, а не чернилами роман оказывается довольно популярен. Выдержал десятка два изданий и приносит стабильный доход. Всё бы ничего, но писательская карьера никогда не прельщала. Да и произведением в основном хотелось плюнуть в рожу всем и вся. Получилось. Общество, оказывается, обожает, когда в рожу плюют. Вроде как свежо и ново.

Скандальных авторов до известно какого места и много больше. Но даже на их фоне Марина выделяется. Главным образом из-за того, что славы скандальной никогда не искала, а просто выплеснула на бумагу боль за происходившее.

О популярности и не думала вовсе. А в прессе, оказывается, до сих пор идёт дискуссия на тему установления личности М. С.. Подозреваются светила литературы, а так же скандальные молодые авторы. Есть мнение и о коллективном творчестве нескольких литераторов. То есть, нет никакой М. С..

Марина не удержалась от соблазна посетить один из крупных книжных магазинов. Полистала роман. Обсудила с покупателями и продавцами достоинства. Оценки — от восторженных до чуть ли не мата. Прослушала с интересом весьма страстную речь одного восторженного поклонника, который довольно аргументировано доказывал, что роман — это последняя и лучшая вещь Н. — довольно популярного писателя модного направления умершего перед войной от алкоголизма и венерических заболеваний. Из соображений чёрного юмора даже поддакнула. И привела несколько аргументов, работающих на эту версию. Даже купила подарочное издание самой себя, расплатившись деньгами из гонорара как раз от этого издательства.

Заглянула в Военный музей, ознакомиться с официальным мифотворчеством о только что отгремевшей войне. Напротив входа в новый зал — застекленная витрина. В ней — разрубленный кэртерский меч. Чем-то смутно знакомый. Пригляделась. Клинок драгоценной булатной стали и простая рукоять. Здорово, давно не виделись. Вот уж не думала, что кто-то разрубленную железку подберет, и в музей притащит. А ту ещё и пояснительный текст присутствует, где много всего интересного про героизм генерала М. Херктерент написано, за исключение того, что на самом деле было. Бой-то оказывается был днем. А генерал Херктерент лично взяла в плен генерала чужаков. М-да, вон на стене и картина пленения присутствует. Вся в героических тонах выдержанная, всё бы ничего, только художник ни тяжелого танка, ни танкистов вблизи, ни генерала М. Херктерент никогда не видел, и допустил некоторые вольности. К примеру, генерал оказался не того пола. У танка — две гусеницы вместо четырех. Общее состояние машины наводит на мысли о увеличенной в эннадцать раз детской игрушке. Интересно, автор хоть один парад видел? Танкисты, судя по пропорциям, все ребята двухметровые, такое бывает иногда, но Марина в своей дивизии что-то таких богатырей не помнила. Ни на одном нет фирменной танкистской куртки. Это уже хуже. Да и комбинезоны такого покроя вроде бы на торпедных катерах носят, а не на танках.

— Вот уж не думал, что вам припишут ещё и мое пленение.

Марина резко оборачивается.

Перед ней самый натуральный чужак, почему-то в грэдской форме генерал-лейтенанта медицинской службы. Длинноушество и маникюр прилагаются.

Сощурив левый глаз, Марина пристально осматривает пришельца сверху донизу и сообщает.

— С утра не пила. Вроде не знакомы. Сама военнослужащий, и могу привлечь за неуставные отношения.

— Я прекрасно знаю, кто вы Ваше Высочество.

— И? Мы не знакомы.

Он улыбнулся. Улыбочка такая лет эдак надцать назад Марине пожалуй понравилась бы. Но не сейчас.

— Я знаю вас гораздо лучше, чем вы можете предположить. Сейчас профессиональный интерес мной движет так сказать. Без ложной скромности скажу — горжусь результатами своего труда!

Левый глаз закрылся окончательно. Градус наклона шеи приблизился к девяноста. Марина оказывается признаться самой себе, что ничего не понимает.

— Значит вы ничего не помните о обстоятельствах вашего ранения?

Неизвестно зачем, Марина ответила:

— С взрыва моста — в голове одна каша. До сих пор не уверена, что было, а что от наркоза померещилось. Ваша братия в этом бреде присутствует. Хотя в плен меня вроде не заносило.

— Медики Военно-медицинской академии отказались от вас. Признаю — обоснованно. При нынешнем уровне развития медицины вы были обречены. Да и моих знаний и опыта хватило с огромным трудом. Ожоги были далеко не самым страшным... За время операции вы трижды были в состоянии клинической смерти. Второй раз... Около шести минут. Ваша жажда жизни потрясает. Но и операция во все учебники хирургии попала.

— Спасибо. Просто по человечески. Вот значит благодаря кому в очередной раз разминулась со мной смерть. Одного только понять не могу — почему на вас этот мундир. Я ведь даже имении вашего не знаю.

Снова загадочная полуулыбка.

— Оно малопроизносимо. Я вполне уже привык, что меня называют генерал Кэрт.

— Кэрт... Это имя или фамилия?

— Считайте, как вам больше нравится. Скорее, теперь это все-таки имя. Ибо я точно лишен принадлежности к клану.

— Ещё раз спасибо Кэрт. Только объясните одну вещь — видела я недавно один акт о состоянии моего не очень драгоценного здоровья. Вроде все верно, за исключением одного — откуда там взялась фраза о фатальном повреждении мозга, полной утрате умственных способностей, моем переводе в состояние кактуса и прочих милых вещах.

Он покачал головой.

— Ничего подобного я в акте не писал.

Марина поверила. Сразу. Равно как и понял, в чьей канцелярии сочинен акт, и какая печальная судьба постигла оригинал. Кое-что в нашей стране не изменится никогда. К сожалению.

Если и надеялась Кэрдин подольше держать Марину вдали от каких-либо дел, то надеждам не суждено было сбыться. Марина перерыла подшивки основных газет за последние три года, а так же все стенограммы заседаний Совета обороны и доклады безопасности об обстановке в стране. Отказать ей как члену императорского дома даже Бестия не может.

Марина всё прочла очень быстро. Чуть ли не в два раза больше времени материлась на всех известных ей языках. Поводов предостаточно.

Живет Сашка в одном из ''маленьких'' гостевых домов во владении императора в окрестностях столицы. Тихо, тепло, прислуга вышколенная... Быстро же у тебя, поборница социальной справедливости, привычки клинической барыни развились!

Клеткой золотой не назовешь это место, а жить все одно противно. Даже мысли приходят — не зря ли сбежала?

Марина почти не появляется, Софи — тем более. Съездить посмотреть на столицу половины мира как-то не хочется. Слуги похоже считают её незаконной дочерью императора, и втихаря посмеиваются над акцентом.

Делать нечего, только гулять по усыпанным желтой листвой аллеям огромного парка, любоваться местными псевдоантичными скульптурами, кормить толстеньких золотых рыбок да цветных карпиков, сплывающихся на звук колокольчика, слушать журчание многочисленных фонтанов, да рыться в огромной императорской библиотеке.

Все основания для осеннего депресняка!

Седой дворецкий, похожий на отставного полковника говорит ей:

— Вам очень повезло, вы наверное, последняя кто сможет насладиться красотой и покоем этого места. На будущий год многого уже не будет. Последний год, когда парк закрыт. С весны следующего, снова здесь появится широкая публика, и даже чернь. Уже не будет прекрасного места для отдыха избранных. Его Величества снова распорядился открыть парк, и даже запретил брать входную плату. Люди устали от войны, и хотят отдохнуть. Но множество людей разрушат красоту этого места, созданного для немногих.

Сашка промолчала. Что бы ни говорила Марина, а моральные установки императора гораздо выше, чем многих настоящих и бывших владельцев дворцов в её родном мире. Да и сама Сашка не слишком-то жалует дворцы и парки для немногих. Только в чем-то прав и дворецкий.

Вассалитет, пышная титулатура, церемонии — осень, увядание, признаки уходящего мира. Того мира, где когда-то не пустыми словами были честь и благородство.

Марина и Софи там много рассказывали Сашке о своем мире. Но только здесь, после нескольких недель, проведенных в дворцовой библиотеке, у неё сформировалось четкое представление об истории этого такого похожего, и одновременно, совершенно иного мира. И о славных предках Марины и Софи.

Не сразу рождаются могущественные империи любого мира.

Редко когда их созданию не предшествует жестокая борьба. Обе великих империи этого не были исключением из правила.

Мир... Четыре материка, да затянутый льдом полярный архипелаг на севере. Один материк начинался за полярным кругом и простирался за экватор одним из своих полуостровов. А по широте тянулся больше чем на 180 градусов. Он просто огромен. Остальные три материка не составляют и трёх четвертей от площади этого.

Много народов жило на этой земле. Возвышались и сходили в небытиё. Так было всегда. Из века в век. Создавались и исчезали государства. Сменялись народы.

В этом мире ещё недавно было пять материков. Пятый в то время и был весьма густонаселённым. Стояли там огромные города и крохотные селения. Из конца в конец пересекали материк великолепные дороги. Далеко, очень далеко от родных берегов хаживали длинные корабли с глазами на носу. Все народы на побережьях всех материков знали их керамику. Носили их украшения. Охотно покупали их картины и статуи. И оружие. Ибо очень хорошим было оно. Во всех портах моряки всех народов говорили между собой на их языке.

Но потом корабли стали приходить гораздо реже. А те, что приходили мало привозили товаров. Больше людей, бежавших от объявшую страну великой войны. Потом пришли вести, что боги прогневались на слишком гордых людей, и вскоре должна была земля исчезнуть в пучине вод. Что же, в той земле хватало огнедышащих гор.

К берегу великого материка двинулись корабли. Много их шло тогда, этих глазастых. Никогда раньше их не было столько. Было это около девятисот лет назад. За одним веслом на них случалось сидели смертные враги. Они если и не забыли о прежней вражде, то по крайней мере договорились забыть о ней пока под ними палуба.

Ибо действительно погибла их земля. В огне проснувшихся вулканов и от мощнейшего землетрясения. За считанные дни не стало её. Немало погибло при этом людей. Тех, кто не покинули свой дом. И тех, кто просто жили в городах на побережье, городах, которые слизнула чудовищная волна, поднявшаяся, когда затонул материк.

Немало погибло от этой волны тех, кто пришёл на глазастых кораблях. Но ещё больше их осталось на берегу. Стояли квадраты их лагерей. Ровно белели ряды палаток. Словно по линии проведены улицы в лагерях. Много, очень много было этих лагерей... Масса народу ютилась у частоколов этих лагерей. Ибо те, кто за стенами, были последней надеждой женщин, детей, стариков, да и просто тех, кто не мог держать в руках оружия.

Но не было уже дома у этих людей. Они пытались договориться. Они хотели пройти через земли прибрежных государств в огромные просторы степей. И взять их себе, ибо они считали, что земля кому-то принадлежит, если на ней стоят города и простираются пашни. А если их нет — то и земля ничья.

Но слишком много богатств со своей погибшей Родины привёз народ. Позарились на них правители почти всех прибрежных государств. Они считали себя очень сильными. И заломили за проход через свои земли слишком высокую цену... У вас столько нет? Как жаль. Тогда не пройдёте. Но мы добрые. Разницу можете покрыть рабами. Вон там у вас сколько женщин и детей... Правителей было много. Пришедших же из-за моря было очень много. У них на всех был один правитель.

Молодой император в золотых доспехах мило улыбался на переговорах. Говорил прекрасно поставленным голосом. Он был почти женственно красив. Казался изнеженным и слабым. Многие местные правители смеялись втихаря над его завитыми волосами и ухоженными ногтями. А какие дорогие перстни на изящных пальцах. Конченый народ, где такие правители. Не о чем с ними говорить. Взять с них можно не только золото, а вообще всё, что пожелаешь. Да и их самих, в качестве рабов, и особенно, рабынь.

Они просто не слишком внимательно смотрели на императора. Обратили внимание — в его дорогом мече только на украшенную драгоценными камнями рукоять. Не глянули на клинок. А посмотреть-то стоило повнимательней. И подумать, насколько неженкой может быть человек легко орудующий ТАКИМ мечом. Да и золочёные доспехи ведь были очень тяжёлыми. Они забыли, что скача от одного властителя к другому, ''изнеженный'' император по трое суток не вылезал из седла. Они забыли, что он спокойно мог спать на голой земле, чего не умели уже многие из них.

Он привёл сюда лишившийся дома и расколотый страшной войной народ. Половина, если не больше командиров в армии ещё совсем недавно были его смертельными врагами. Они только на время согласились забыть о старых распрях. Ибо народу нужна новая земля, где можно жить.

Жадность прибрежных властителей застилала им разум. Уступки императора они принимали за слабость. Нежелание проливать кровь — за трусость. Но некоторые оказались жаднее прочих... Во время одной из ночных скачек императора догнал гонец. Один из властителей начал войну, сказал он, такой то лагерь осаждён, они режут всех, кто не успели укрыться за частоколом. Всех. Так сказал гонец.

Загоняя коней, неслась на выручку императорская гвардия. Только они и смогли привезти сюда своих лошадей. Всё-таки не хотелось пришедшим на кораблях оставаться совсем уж без кавалерии.

Император успел. Лагерь ещё держался. Пехота из соседнего лагеря просто не успела бы подойти на выручку, ибо здесь не было прекрасных дорог тех мест, где они раньше жили. Осаждавшие лагерь полегли все до единого. Гвардейцы не брали пленных. Ибо они хорошо видели, что сотворили с теми, кто не успел укрыться за стенами. А это в основном были женщины и дети.

Приплывшие на глазастых были терпеливым народом. Они довольно долго платили местным втридорога за хлеб, ибо мало у них было своего. Местные были жадные. Чем ближе была зима, тем больше они вздували цены. А властители, видимо считали, что за зиму порядком грэдов перемрёт, и весной оставшихся взять будет полегче. Себя-то, властители местные, считали непобедимыми воинами.

''Хотели войны — получайте'' — только и сказал император. Вернее не так, ибо так сказал ИМПЕРАТОР. Народ помнил его имя. Но писали теперь только так: ИМПЕРАТОР. Все буквы большие. А если есть возможность, то и красными чернилами писали теперь ИМПЕРАТОР.

Отчаянно дерётся зверь, загнанный в угол. Нечего ему терять. И нечего было теперь терять этому народу.

Содрогнулась земля. В одну ночь исчезли лагеря. Развернулись боевые знамёна со змеями и драконами. Двинулись вперёд закованные в сталь колонны. Они шли не через земли. Они шли брать эти земли. Им нечего было терять. Им. Тем, кто сам себя называл коротким и чётким именем, похожем на боевой клич — Грэды!

Теперь жадным властителям оставалось только слать проклятья к небесам, неизвестно за какие грехи ниспославшую на них кару по имени Грэды. Иные даже пытались объявить их главу воплощением какого-то злого божества.

Словно машина шли по земле квадратики их пехоты. Чёрные перья, красные гребни, и серебристые рога торчали из-за башенных щитов. Часто бывший враг закрывал от стрелы своего врага. Что бы там грэды не поделили между собой, это осталось в прошлом. А теперь перед ними был просто враждебный мир. Грэды просто хотели жить.

Одно за другим исчезли прибрежные государства. А те, кто жили в них раньше — либо сливались с захватчиками. Либо... Это мир ведь очень жесток. Исчезали они.

Грэды шли, словно стальные. Ничто и никто не могло их остановить. Пусть погиб в бою ИМПЕРАТОР, и не осталось у него детей. Нет императора — выберем другого.

Со временем император стал символом. Пусть и не верили Грэды в богов. Но должно быть что-то, объединяющее всех. Символ. И только потом уже человек.

За полсотни лет грэды захватили огромную территорию, чуть ли не превосходящую по площади их прежнюю Родину. Кроме всего прочего, грэды умеют прекрасно считать. Ещё через несколько десятков лет человек с другого материка, впервые ступивший на эту землю, подумал бы, что грэды были здесь всегда. Всегда были эти дороги. Тянутся через овраги акведуки. Стоят огромные города. Прекрасные статуи на площадях этих городов. Огромные библиотеки. Каждый грэд умеет писать и читать.

Родилась новая империя.

Одного только нет в городах этой страны — храмов. Ибо больше не верят грэды в богов. И слишком привыкли в последнее время полагаться только на свои короткие мечи.

Грэдов много. Но империя довольно рыхлая. Наместники великого, особенно в приграничных провинциях правили фактически сами по себе. Так не могло продолжаться долго. Либо из каждого крупного наместничества рано или поздно образовалось бы своё государство, жители которого не обязательно и помнили бы о родстве с соседним.

Либо на троне Великого рано или поздно появился бы человек, снова решивший сколотить в одно целое начавшуюся расползаться империю. У которой уже и так начали объедать окраинные районы.

Народ породил такого человека.

Никто не знал родителей человека, но все знали ту, которая заменила ей мать — Рыжая Ведьма Кэрдин. Так её звали. Одна из дочерей тогдашнего великого, сама не возражавшая против занятия трона. В то время все соседи весьма воинственных грэдов жили спокойно, ибо всю свою энергию воинственные грэды тратили на борьбу друг с другом. А желающих лезть за собственной смертью через их пограничные укрепления, находилось немного.

А предыдущий великий наделал слишком много внутриполитических ошибок. Немало было у него детей. Так что смута после смерти правителя стала неизбежной. Единокровные брат и сестра — Эрендорн и Кэрдин ополчились против малолетнего наследника, у которого тоже хватало сильных сторонников.

Эрендорн слыл не слишком хорошим полководцем, сестра же была вовсе не бездарным. Наследника они вдвоём после кровопролитной войны благополучно спихнули. Прирезали втихаря. Только трон слишком тесное место, чтобы сидеть там вдвоём. Особенно двоим настолько несхожим людям. Хитер и изворотлив Эрендорн. Горяча и прямолинейна Кэрдин. Вскоре разразилась новая война. Слишком уж велики амбиции у Рыжей Ведьмы. У Эрендорна не меньше, только у Кэрдин на виду, а у Эрендорна — при нем...

Перед последним из величайших сражений той войны Кэрдин нашла брошенного новорожденного ребёнка. У Рыжей Ведьмы не могло быть своих детей. Этого ребёнка она объявила наследницей. Дав имя по половине своего, и в память о погибшей в начале войны любимой единокровной сестре — Дина. Короткое имя, похожее на боевой клич.

Рыжая Ведьма проиграла войну. Эрендорн стал править единолично. Он был вполне способным властителем и правил вполне достойно, хотя вовсе не контролировал почти половину из населённых грэдами земель.

В одной из этих областей и скрывалась потерпевшая поражение Кэрдин. И подрастала маленькая Дина...

Потом долго спорили, кто же подстроил тот бунт, в результате которого и погибла Рыжая Ведьма. Многие подозревали, естественно Эрендорна, хотя Дина так и не думала. За свою жизнь Кэрдин много кому насолила, и Эрендорн в списке врагов был далеко не последним. Он с ней только трон не поделил, лично против неё он ничего не имел. Рыжая Ведьма хотела спасти свою дочь. И спасла. Ценой своей жизни.

А дочь Рыжей Ведьмы оказалась вполне достойна материнской славы. Звали её Дина. Высокого роста, темноволосая, зеленоглазая, плотненькая она нисколько не походила на худую как жердь Рыжую Ведьму. Не походила внешне. Но один в один была по характеру. Только столь же отважна, но гораздо хитрее, умнее да и удачливее во всём.

И слава Дины скоро затмила материнскую.

Затмила настолько, что многие народы, не знавшие прежде грэдов, теперь узнали их. А те, кто знали раньше, позабыли прежнее их прежнее имя. Имя звучало по-разному. И немного по-разному переводилось. Одни звали их теперь — Дети Дины. Другие — Отродья Ведьмы. Но имя упоминалось всегда.

Динерды. Эл д'Динаар. Дереттер Дин. Дина Куртауу. И другое.

Но сами себя они звали Грэды.

И ещё Дина I ковала оружие. Великолепно ковала. Не будь она той, кем была, слыла бы одним из лучших оружейников своего времени. А так... Не слишком много клинков она сделала. Символом власти стал меч Дины. Не затерялись в веках и четыре клинка Еггтов- огромный двуручный меч Фьюкроста, лишь немногим уступающий ему клеймор Линка, изящная и тонкая рапира Кэретты и клинок младшей дочери, будущей Дины II, по имени "Золотая Змея". Эти пять мечей зовутся "первыми". "Вторыми" зовут мечи, сделанные Диной для тех немногих, кого считала друзьями и в подарок другим властителям. Каждый клинок имеет имя. Они словно живут своей жизнью. Говорили, что Дина I заключила сделку с драконом. Согласилась она, что непревзойдёнными будут её клинки. Но проклятье ляжет на тех, кто будет владеть ими после тех, для кого они созданы. Не будет в их жизни счастья, и не будет покоя. Будут они умирать молодыми. Не все, но многие. Будут у них драконьи сердца, неспособные к любви. Намного дольше, чем они будет жить их слава.

Так говорили.

Но никто и никогда в этом мире не видел ни одного живого дракона.

Гораздо чаще говорили, что у самой Дины душа Дракона. Создавая прокляла эти мечи. Не со зла. Просто не может иначе дракон, ибо яд в самом его дыхании. Он многое может дать. Но немало и попросит взамен. Только ты не будешь знать, что именно. И когда.

А её собственный меч звался Глазом Змеи. Лицом Змеи называют клинок. И достался он младшей дочери. Той, которая потом стала Диной II. Самое тяжелое проклятие лежит именно на этом мече. По крайней мере так говорят, зная судьбы владельцев. Но и самый прославленный меч — Клинок Младшего Еггта. Клинок Марины.

Он переходил из поколения в поколение. Он просто не мог затеряться. Ибо про него говорили, что он сам иногда находит владельца.

Вторым владельцем меча стала младшая дочь Дины I — Дина II. Как и мать, неплохой полководец. Именно она нанесла смертельный удар великой степной империи куршан. Удара, от которого те никогда не смогли оправиться. А грэды беспрепятственно дошли до Великого океана.

Ещё она была гениальным врачом. Казалось, нет болезни, от которой не может излечить зеленоглазая ведьма. Говорили, что она пришивает отрезанные руки и ноги. И даже поднимает мёртвых. Так это или не так, не знал никто, но ослеплённая в детстве старшая сестра Кэретта обрела зрение.

Одно плохо — Дина спасала людей, ненавидя и презирая их. Ни с кем не делилась своими знаниями. ''Я прошла этот путь. Кто хочет пройти дальше — пусть пройдёт столько же'' — так говорила эта дьявольски гордая маленькая женщина. Записи вела материнской тайнописью, которую даже родной брат не мог читать. Остались легенды о пересаженных сердцах. Только у неё сердца не было вовсе. Вместе с ней ушли великие знания. И даже написанных тайнописью книг не нашли.

Немало пришлось бороться за власть Дине III. Ибо многие считали незаконной её. Основания весомые: никогда не была замужем Дина II. Но привлекало многих и то, что она одна. Нет у неё братьев и сестёр. Вряд ли после неё разгорится новая война за трон. А та, что идёт, должна стать последней.

После смерти Дины III война и вправду не разгорелась. Относительно спокойно воцарилась её старшая дочь — Дина IV, далеко не столь воинственная как предшествующие Дины. Но вполне способная втолковать кому угодно, где начинаются земли грэдов. И стоит ли приходить на них с мечом. Прославилась она и своими постройками. Мудрыми законами. Почему-то на её правление выпал невероятный взлет человеческого духа. Народы, раньше знавшие только мечи грэдов узнали теперь их картины и статуи, поэмы и романы. Подобного не создавал никто. Сила, мощь, ярость и красота, сплавленные воедино гением народа-воина. Да и мечи Грэды ковать не разучились.

Часто впоследствии правление Дины IV называли Золотым Веком.

Эпоха Великих Еггтов закончилась со смертью Дины IV. Но осталась преображённая их трудами империя. Род Еггтов продолжал существовать, иные его представители даже бывали у власти.

А ведь наступил уже век пороха.

Грэды шли вглубь материка. Шли словно прорубая огромный коридор к другому великому океану. Ширина этого ''коридора'' чётко определялась границами земель, подходящей для выращивания традиционных культур грэдов. Они забирали земли, где жило не слишком много людей. Теперь эти народы оставались, где и раньше. Продолжали жить по своим прежним законам. Довольно сильно смешивались с грэдами. Иные за сотни лет жизни рядом перемешивались вовсе. Оставались от них уже ставшие своими для грэдов имена. И мало кому понятные рукописи.

Весь север материка великолепно знал грэдов. На юге же про них только слышали да торговали. Но сильно влияние их культуры. В искусстве, строительстве, в мореходстве. Ибо много где бывают грэды. Далеко не везде идёт про них добрая слава.

Почти из центра материка далеко выдаётся на юг большой полуостров. Благодатная земля, богатые недра, мягкий климат. Всё, что хочешь для жизни. Приходи и владей. Если пройдёшь через пустыню, закрывавшую дорогу на полуостров с запада. И переберешься через стену, стоящую на границе степи. С востока преграждают путь нежеланным гостям высоченные горы. И главное: если сможешь выгнать нынешних хозяев этих земель.

Зовут их Миррены. Весь полуостров принадлежит им. Даже отчаянные грэдские пираты, без зазрения совести грабившие прибрежные города на всех материках, не особенно любили совать нос к мирренам. Добычи-то у них можно взять немало. Но неплохи мирренские корабли. Крепки стены городов. Отважны защитники. Только по океанам они плавать не любят. Больше всё вдоль побережья плавали. Основывали новые города. Торговали с местным населением. Очень активно.

Торговые фактории мирренов стали превращаться в города. Довольно крупные, не терявшие, однако, связи с родиной. Миррены вскоре выжили с побережья прежних хозяев. Двинулись вглубь материка.

Но чёткую границу проводили миррены между собой и теми, которых покоряли. Не миррен — человек второго сорта. Миррены сильны. Весьма отважны. Довольно лихо подминали под себя государство за государством. Впрочем, со временем миррены стали помягче. Стали даже даровать права своего гражданства тем, кого ещё недавно считали почти своей рабочей скотиной. Даже довольно широко стали даровать. Но на новых граждан всё равно смотрели с оттенком пренебрежения.

Такими уж они были, уверенные в своей исключительности миррены. Исключительность исключительностью, а говорила между собой их аристократия почти исключительно по-грэдски. Куда больше интересовалась грэдской культурой, чем своей собственной.

В положенное время зашлёпал колёсами и первый пароход. Это было лет через пятьдесят после того, как закрепились грэды на берегу великого океана. Забухали паровые молоты. Задымили доменные печи. Вскоре и корабли оделись в броню.

Сашке нравится листать заполненные фотографиями, рисунками и схемами альбомы про броненосцы и линкоры — как и в другом мире олицетворение мощи государства. По-разному складывался век стальных гигантов. Десятки, а то и сотни снарядов губили одних, резак автогена превращал в металлолом других. На этих страницах они все были живы. На стапеле, в походе, в парадном строю и даже объятые пламенем они все были живы. Сила и мощь рукотворной стихии, на равных спорящей с природной и себе подобной.

— В детстве здесь очень часто жила Марина. Она любила осень, эти книги. Очень живая и умная была девочка.

Дворецкий всегда выглядит торжественно, но сегодня превзошел сам себя. Шитый золотом парадный мундир со всеми орденами и меч у бедра.

Пол стола занимает папка красного бархата с золотым гербом, свешиваются две печати в футлярах.

Огромный лист пергамена. Написано золотыми чернилами. Текст на древнем языке грэдов, да ещё и старинным шрифтом. Сашка с трудом начинает читать. Три четверти листа занимает полный титул императора. Далее следует. ''Жалуем высокорожденную Александру высокого рода Симон правами и привилегиями Великого Дома по Воле Древнего Дома Прославленного В Веках, Нашей Милостью в знак Особой Воли на благо Древнего Дома''. Внизу ещё одна печать красного воска размером чуть поменьше шины от ''Белаза'' и собственноручная подпись пурпурными чернилами ''Саргон I''.

Лестно, прекрасно, замечательно, одно только не понятно: за что? Император, по описанию Марины и Софи, выглядит кем угодно, только не клиническим шутником. И на награды он бывал щедр только к тем, кто этого действительно стоил.

Сашка видела его один раз, и он казался похожим на осовремененного римского императора из династии Антонинов — Адриана или Марка Аврелия. Благородная осанка, преисполненный мудростью и грустью взгляд философа. И одновременно спокойная и уверенная мощь. Только мундир вместо тоги, и не такое тщательное внимание к уходу за волосами и бородой. Холоден словно старинный мрамор.

Сашка впервые увидела человека, одного взгляда на которого достаточно, что бы понять — перед тобой глава сверхдержавы.

Хотя даже про Антонинов можно вспомнить кое-что не укладывающееся в представление о мудрых правителях.

Марина приехала вместе с дочерью. Естественно, Их Бесшабашие на мотоцикле, и без каски, как сама, так и девочка. Если не брать во внимание невысокий рост, то ни за что не догадаешься, сколько ребенку лет. Слишком уж по-взрослому смотрят материнские зеленые глаза. Длинные чёрные волосы заплетены в две косички. Одета девочка тоже во всё черное. Чем-то она напомнила Сашке младшую из Адамсов.

Ожидала Сашка увидеть изнеженное и робкое создание голубых кровей. А увидала вот такое волевое, сильное, не по годам умное, и в чем-то даже неприятное создание. Точную копию бесшабашной матушки. С совершенно иным, и весьма загадочным характером.

Оценивающе смотрят зеленые глаза.

Такие дети не выносят, когда с ними сюсюкают. Прямые, честные, волевые, но не в коей мере не простодушные и наивные. Словно проскочившие детские и подростковые года, сразу став взрослыми. Что-то в них есть от рождения, непонятное другим. Ни злое, ни доброе, просто иное. Могут вырасти в любви и ласке, а могут и в самых жутких условиях. Обстоятельства не имеют власти над ними.

Ничто и никто не сможет иметь власти над ними, да и сами они во власти не нуждаются.

По крайней мере, некоторые.

— Что в школе, сколько раз сегодня подралась?

И в голосе Марины ни нотки осуждения. Простой и банальный вопрос, вроде: ''Какие у тебя отметки?''

— Я уже говорила тебе, таких тупиц в зоопарк сдавать надо.

Марина и Сашка переглядываются. Одна просто сияет. Другая скорее озадачена.

Дети очень часто страшно злы по отношению друг к другу. Но всё-таки цинизм прерогатива более старших возрастов.

— Знаешь, я в свое время тоже была не подарок, но количество наставленных тобой синяков впечатляет.

-Я же сказала, им в зоопарке место. Если что-то дергать охота, то пусть дергают у себя что-нибудь, а не мои волосы.

— Постригись, как я, и от волос сразу отстанут.

— К глазам пристанут. Или к тому же бритому затылку.

Марина хохочет. Она сейчас просто мать, откровенно хвастающаяся своим единственным и любимым ребенком.

— Александра, у вас есть дети?

Не ожидала Сашка подобного вопроса от маленькой девочки.

— Нет. А зачем тебе это?

— Вы очень добрая. У вас обязательно должен быть ребенок.

— Она всегда говорит, что думает. Это не простодушие, а так редко встречающаяся среди людей прямота и честность.

— Может и так. Но граничит с жестокостью такая прямота.

— Не она жестока, мир жесток. Марина слишком рано это поняла. Таким не оденешь розовых очков.

— Они никому не нужны, такие очки. Но в мире есть не только зло.

— С ней говоришь, словно с взрослой.

— Она умная, учится вместе с четвертым классом. Правда я тоже в свое время со школьной программой расправилась к четырнадцати годам.

— Wunder...

— Schwein,- с усмешкой заканчивает Марина.

— Из-вращенчески решил папенька узаконить твой статус, — тем же вечером сказала Марина, — ты хоть в курсе, что это такое?

— Патент на дворянство.

Раскатистый хохот.

— Патент на дворянство. И-го-го!

— Что такого смешного? — ''манеры'' Марины выведут из себя даже каменную статую.

— Он признал мою Волю Еггта. Родная моя, в пересчете на вашу скопытившуюся в семнадцатом, титулатуру, тебе пожалован великокняжеский титул с большим и малыми гербами, конечно без угодий лесов и крепостных, но все равно не кисло. Твое имя внесено в аналог шестого разряда родословной книги Дворянских родов Российской империи. Ну, туда где все самое титулованное говно заносится.

— Марина.

— Чего?

— А в глаз?

— Великая Княгиня, бьющая морды! Круто!

— Столь же круто, как и матерящаяся бухая принцесса.

— Один-один! Только я так и не поняла, чего это разэтакого он в тебе нашел. Видимо, тебе надо кое-что объяснить о нашей титулатуре:

Категорий дворянства масса, привилегии, давным-давно утрачены. Светская спесь никуда не делась, равно как и всякие разные бархатно-родословные книги. Тебе в принципе обязательно знать только о высшем дворянстве — так называемых Великих Домах. Величие там только в названиях, ну да это к делу не относится.

Великие Дома делятся на два сорта — древние и молодые. Последние древние дома появились при Дине II. Разница — в счете степеней родства. У Древних — счет идет преимущественно по женской линии. У новых — и так, и эдак, но преимущественно всё-таки по мужской. Даровав тебе титул Наследника Младшего Еггта, я причислила тебя к Великому дому. Но причисленный — не член Великого Дома. В твоем случае, после моей безвременной и насильственной кончины, ты бы обрела полноправие по факту. Ещё полноправие мог бы даровать Глава Дома, но он, то есть она, мать моя, мать её, быстрее удавится. Если же была объявлена Воля Младшего Еггта, то как-то неприличным считается, что бы наследник не носил ещё какого-нибудь титула. Император мог бы пожаловать тебе какой угодно дворянский титул. Но отмочил такой вот номер. Принял тебя в члены дома, приравненного к древним, по воле члена Старшего Дома. Теперь ты по знатности уступаешь буквально паре сотен столичных бездельников, да и то не сильно. Расщедрился называется! На моей памяти, подобные титулы жаловал раза три, а всего за правление и трех десятков не наберется. Хи-хи.

— Что опять смешного.

— Хитер папенька, вот что! Будь ты только моей наследницей, в случае моей смерти огребла бы не только титул, но и право на часть имущества дома принадлежавшую когда-то мне как Еггту, и как Дочери Императора. А теперь же, тебе остается только титул, а из имущества тебе отойдет только то, что моя матушка завещать сподобится, а то что у папеньки, у него при любых обстоятельствах останется. Хи-хи.

— Ты думаешь меня это волнует?

— Ты думаешь, его волнуют хоть чьи-то моральные принципы?

— Технический вопрос. Возведение в титул сопровождается какой-либо церемонией?

— Это в смысле мечом, да по голове?

— Это в смысле, хватит придуриваться. Я уже уяснила — слава тут о тебе бродит — наш Жириновский нервно в сторонке курит.

— Хе, а я никогда и не отказывалась от лавров маргинального типа. Только одна большая разница: НЕ БРАЛА, НЕ БЕРУ, И БРАТЬ НЕ СОБИРАЮСЬ.

Как это ни банально звучит, на фоне местных политиков, я честный человек.

И я ещё кое-что умею, кроме как бессмысленного чесания языком на трибуне и вне её.

Томов сочинений у меня существенно меньше, и генерал-майор я настоящий, и даже не самый молодой.

А в смысле ответа на твой вопрос — хоть в чем-то ещё император честен. Возведение с церемонией — пышные костюмы, золотое шитье, преклоненные колени и удар императорским клинком — теперь это особый вид пожалования только за особые военные заслуги. Каковых у тебя пока не наблюдается.

— Что ты хочешь сказать, — поинтересовалась Сашка с невыраженной интонацией. Невыносимость Марины уже давно стала притчей во языцех среди всех людей, общавшихся с ней хоть недолго.

Бесовские огоньки играют в зелёных глазах.

— Только то, что сказала. Эх, Саня, подруженька, не искала ты лёгких путей, да и сейчас не ищешь. Будут, будут у тебя немалые заслуги, будет слава, и мальчишки на тебя смотреть будут, разинув рот. Но никогда ты не увидишь спокойной жизни, тишины и покоя. Из огня, да в полымя, ты девочка попала. И зачем только ты на войну сбежала? Здесь ведь ужас что скоро начнется. Смутное время со всеми Лжедмитриями, ляхами да казачками-бандитами просто раем земным покажется.

— Умереть на баррикаде всё-таки лучше, чем от ножа наркомана-дегенерата.

— Знаешь, что у нас на самом деле общее? Доведенное до совершенства неумение наслаждаться жизнью и смотреть на все сквозь пальцы.

— Остается добавить большую любовь говорить, что думаешь, и наступать всем на любимые мозоли. Правда, мы замечательные?

В узкой сфере деятельности довольно известна. Но, в общем-то нельзя сказать, что жизнь так уж удачно складывается. Личная — в особенности. Хотя и тут всё в сравнении познаётся.

Как-то минули Рэдрию подростковые и юношеские влюблённости. Потом стало просто поздновато. После двух войн подряд потенциальных невест в стране был несколько переизбыток. Она и не слишком привлекательна, и, как говорится, с норовом. Не лучшая подруга для уставшего от войны солдата, тем более, вокруг хватает и помоложе, и попокладистее.

Знает, даже в институте уже болтают за спиной 'старая дева'. Правильно, на пять-семь лет младше, а мужья и дети уже имеются. Подруженьки, мать их.

Старые друзья никуда не делись. Но реальная жизнь — это не сказочный мир за стенами знаменитой школы.

Знала, раньше шептались с завистью: 'Представляете, она 'Сордаровку' с 'золотом' окончила. Годы идут, шептаться не перестают. Награда из тех, чей блеск не тускнеет. Только тон скоро сменится. Со снисходительным презрением будут говорить, гля на откровенно не складывающуюся жизнь: 'Представляете, она 'Сордаровку' с золотом когда-то окончила'.

Так не говорят. Пока. Да и вообще, втихаря не любя, где-то даже чернейшей завистью завидуют. Внешне почти потенциальная неудачница, оказывается, человек с очень серьёзными связями. Ну да, думают им бы такое, уж они бы в жизни устроились. Всех бы... В общем, в зависимости о степени испорченности.

Сама она о знакомстве с представителями самой высокопробной элиты страны помалкивала. Но представители эти не то, чтобы часто, но раз-другой в год о себе напоминали.

Причём, почти всегда максимально вызывающим образом. Марине по жизни наплевать, как её окружающие воспринимают. Софи сознательно стремится, что бы её все видевшие запомнили, а у Эриды незабываемой само-собой быть получается.

К тому же, внешность Софи слишком примелькалась с обложек журналов, причём, как военных, так и для тупых домохозяек. Марина мелькала только в первых. Эрида попадала только в каталоги ежегодных выставок 'Академии художеств'.

Культурное общество за новинками следит.

Перед Рэдрией стали откровенно заискивать. На намёки различной степени толщины ни малейшей реакции. Им знать не обязательно. Хорт из озорства завела блокнотик, куда записывала все суммы или иные материальные блага, предлагаемые ей за возможность быть представленными кому-либо из трёх принцесс. Право же, суммарные собственные заработки Рэд за прошедшие года куда ниже только некоторых из предложенных сумм. Брать она не брала, если уж очень откровенно что-то забывали, всегда возвращала на следующий день. При случае, с мрачной иронией рассказывала Софи или Марине, как 'высоко' некоторые ценят возможность дружбы с ними. Эриде ни о чём подобном не говорила.

Один из предлагавших ну очень большую сумму загремел сначала в Безопасность, а потом на Дальний Север. Первопричиной, несомненно был повышенный интерес Марины к рассказу Рэд. Пьяненькое их высочество стала вдруг очень серьёзной и почти абсолютно трезвой, услышав размер предложенного. Хорт хорошо знала, сколько официально получает предлагавший ей деньги.

Херктерент (Рэдрия так и не смогла приучить себя употреблять её официальную фамилию), оказывается, знала тоже. Безбашенной принцессе было дело до любых проявлений бардака.

Войну с чужаками Рэдрия провела в столице. Никуда эвакуироваться не стала. Работала по-прежнему. Вольнонаёмной пошла в ПВО. Выучилась на оператора РЛС зенитной артиллерии. Особых заслуг не имела, только знак 'Отличник ПВО' и медаль 'За Победу'.

В первые дни войны читала про подвиги дивизии генерала М. Херктерент. Потом — как обрезало. За несколько месяцев — никаких упоминаний ни про одну из сестёр, хотя имя Сордара несколько раз мелькало в сводках. Не мог же Саргон скрывать гибель не только дочерей, но ещё и Еггтов. Возможности написать у Рэдрии не было. Марина и Софи не любили переписываться. Даже поздравления с Днём Рождения слали без обратного адреса — мол, официальный и так знаешь, а оттуда куда угодно перешлют.

Реально волнуясь решила съездить к Эриде. Запомнила, с каким скепсисом глянул на неё водитель такси, когда был назван адрес и сказано 'только туда'. Рэд не выглядела сколько-нибудь богатой девушкой. По дороге всё-таки волновалась. Память у дочери соправителя не плохая, но довольно специфическая. Никогда не знаешь, что она помнит, а что — нет. Но всё обошлось. Словами Эр не разбрасывалась.

Жаль, не удалось разглядеть лица водителя, когда эти ворота распахнулись вовсю ширину и Рэдрию встретили люди в придворных мундирах.

Ей по-настоящему обрадовались. Хотя и неловко в этих покоях. К тому же, Рэд приехала просто узнать о судьбе друзей.

'Они в том мире, — сказала Эр совершенно буднично, — с ними всё в порядке. Они обязательно вернуться. Марине поправиться надо. Её ведь ранило'.

Больше она ничего не знала. Херт всяко сообщил ей только то, что счёл нужным. Сама же Рэдрия решила, Марину, как минимум, переехало танком. Хорошо запомнилось, как подруга выглядела после прошлого ранения. Притом считала себя полностью здоровой, несмотря на уродство.

Объявилась Марина так же неожиданно, как и исчезла. Правда, три с лишним года прошло и война успела кончится.

Совершенно банально подкатила к институту вечером. Рэдрия чуть не упала от вопля: 'Здорово!'

Измениться Марина неспособна. Только не на мотоцикле, а на армейском вездеходе. Словно вчера расстались. Но с ней всегда так.

— Садись.

Как нашла — спрашивать глупо. Марина на то и Марина. Да и работает Рэдрия на формально режимном объекте. Хотя, кроме такой же кучки узких мирренских специалистов никого содержимое объекта не заинтересует.

— Ты как?

— Цвету и пахну. — по виду так и есть, Херктерент, несмотря на выпавшие на её долю передряги, выглядит моложе своих лет. Вот только в глазах злобный блеск. Такой взгляд Хорт помнит только у идущей на неё Марины с клевцом. Давно дело было. Только сейчас взгляд нацелен не на Рэдрию, а на происходящее вообще. Что-то скоро точно будет. И без Марины там точно не обойдётся.

— Что скажешь? Бойцы вспоминают минувшие дни, и битвы, где вместе рубились они?

— Вместе вроде не приходилось. Только друг с другом.

Раскатистый хохот не переменился. Вот только сама Марина... Где именно её носило последние три года, лучше не спрашивать. И так ясно — мозги, что и раньше были набекрень, вообще перпендикулярно встали. Выводы Рэдрия делать умеет. Херктерент превратилась в фанатика. Таких Хорт уже видала, правда, абсолютно безопасных, если им на любимую мозоль вроде творчества какого-нибудь поэта не наступать. Здесь же мозоль — ситуация в стране. Желающих наступить — предостаточно. Причём, большинство знать не знают — Марина пребольно кусается. Насмерть может загрызть.

— Ну, много чего было, и, похоже, куда больше всего будет. Там ещё долго разбирать будут, что я наворотила. Теперь здесь надо чем-нибудь осмысленным заняться.

— Не сомневаюсь.

— В чём?

— Ты без дела сидеть не можешь. Опять на танки?

— Ха! В последнее время всё более задумываюсь, на или под. Заодно, и под какие именно.

— Я знаю. Читала твой роман. Ты там почти в каждой строчке. Непонятно, кого больше ненавидишь — мирренов, столичную тупость или людей вообще. Жуткая, если честно книга. Если там хоть треть — правда, то ни мирренов, ни чужаков не надо. Мы сами друг друга скоро резать начнём. Слишком велик раздрай в нашем обществе.

— Там правды не треть, куда больше. Хотя и приплетённого для красного словца тоже хватает. Кстати, как узнала, что роман мой? Ты же, вроде, про современные войны читать не любишь.

— Там не столько про войну, сколько про людей. Ты там столько характеров наизнанку вывернула. По всем проехалась. Никого не забыла. Себя в первую очередь.

— Узнала-то как, что моё? Я ведь, пока не вернулась, и знать не знала, какой, оказывается популярный писатель. Ажно цельный властитель дум. Серьёзно. Так ржала недавно, когда предисловия да послесловия к различным изданиям себя любимой читала. Представляешь, там даже не все мой пол угадывали.

— Эрида мне в начале этой войны книжку подарила. Сказала: 'гениально, но на ночь не читай'. Я не послушала, в результате не выспалась, вставать рано было надо, а читала до пяти. Нервы у меня покрепче, чем у Эр, но по мозгам ты реально врезала. Такого жуткого среза реальности не ожидала. Так страшно было временами, а временами плакать хотелось.

Марина самодовольно ухмыляется.

— Когда мне надо, я и без помощи кулака слезу выбить умею.

— Знаешь, я стараюсь не отожествлять личности героя и автора.

— Ха! Я бы тоже так не стала делать, особенно, в этом произведении.

Обе смеются.

— Знаешь, забавный тут случай вспомнился. Есть на работе одна, дура, не дура, но недалеко ушедшая. На современной мирренской литературе просто помешанная. Как-то раз прихожу — смотрю сидит вся заплаканная. Думаю, случилось что. Книжку показывает. Смотрю — твой роман в переводе. Она говорит:

'Гениально! Какая сила духа и одновременно, как их жалко всех. Какие замечательные характеры истинно свободных людей. В этой стране духовного рабства подобного создать не могут!'

'Вообще-то, это перевод'.

'Ах, оставьте, милочка. Это гениальный ход автора, чтобы избежать военной цензуры. Сильные чувства и мысли свободных людей просто обряжены в одежды грязных солдат диктатуры'.

— По морде ей не дала?

— Хотела. Только она всё равно бы не поняла, за что. Весьма неоригинально слабительного ей в заварник с какой-то мирренской бурдой для поддержания фигуры подлила. Никто на меня даже и не подумал. Я ведь не знала, что они впятером это пить будут.

— Всегда страдают невинные, — философски констатирует Марина.

— Где-то так, но это уже потом было.

'Я видела много изданий этой книги на грэдском'.

'Перевод, только искажающий сочность и глубину языка. Такие вещи надо читать в оригинале'. Это у неё такое мелкое издевательство было. Все знали, равными себе считает только владеющих классическим мирренским. А у меня познания на уровне армейского разговорника при соответствующем произношении. Ну, и плюс обширные познания в ненормативной лексике, коими я тебе обязана. Так что я для неё была чуть повыше сельского быдла.

— Интересно, кем бы показалась я с классическим придворным произношением и знанием трёх диалектов?

— Не знаю, но в одном она права. Мирренов не любить невозможно. Как можно плохо относится к народу, обогатившему наш язык словами 'гонор' и 'быдло'?

Марина криво ухмыляется.

— Ты ей не говорила, когда вышло первое издание?

— Такие не лечатся. Даже если сказали, что автор — чистокровная грэдка...

— Я не чистокровная. И даже не грэдка. Вообще, этого слова не люблю. Отдаёт скотоводческим термином. А мы люди.

— Даже, если бы ей сказали, автор именно ты, она бы всё равно списала всё на влияние их культуры и мирренов из твоего окружения. Она в Сордара влюблена. Даже писала ему. Портрет на стене в кабинете висит и фото на столе.

Марина хрюкает от смеха.

— Он бы долго блевался, если бы знал. К счастью, подобную писанину он никогда не читает.

— По-мирренски было написано. Мне передавали, в изложении, правда. Подруги у неё такие, потешаются над ней и друг над другом втихаря.

— Не скисла бы ты там. Уж больно нездоровую обстановочку описываешь.

— Как ты когда-то выражалась, а ля гер. Этим занимаются только там. Ни к мирренам же уезжать, как мечтают некоторые.

— Да и у них это, вроде бы, не приоритет.

— Как у нас, примерно. Их журналы к нам теперь спокойно поступают. Узкоспециализированное я читаю легко. Ничего особо перспективного пока нет.

— У тебя научная степень есть уже?

— Вторая. Той весной защитилась. Сейчас материал на первую собираю.

— Успешно?

— Скажем так, средне. Достаточно разобралась, что и как тут работает. В принципе, достаточно врагов не иметь и в теме разбираться. С первым у меня как у всех, со вторым более чем хорошо. К тому же, со мной просто боятся ссорится. Одна из причин рядом сидит.

— Именно из-за этой причины, особенно сейчас, тебе могут постараться осложнить карьеру, рассчитывая просто слегка, но пнуть нас. Я ведь знаю о господствующих в научной среде умеренно оппозиционных настроениях. Быть элегантным высокоинтеллектуальным бунтарём так модно. Даже стиль в одежде такой сейчас есть.

— Может, и так. Я не особо модница. Не скажу, что я так уж всем довольна... Но устраивать реформы можно лишь зализав раны от войн. Так что оппозиционных настроений у меня нет.

— М-да.

— Что не так?

— Да так всё. Просто вспомнилось, как про нас всех говорили. Будущее интеллектуальное золото нашей страны.

Рэдрия не слишком весело усмехается.

— Может, я и золото. Только не самой высшей пробы. Вряд ли после меня что-то глобальное останется. Но то, что могу буду делать хорошо. Может, и лучшей буду. Пусть и в узком кругу.

— Амбиции есть, — Марина думает о чём-то своём, — Неплохо... Сферу деятельности менять не думаешь?

— Нет, вроде. Звёзд с неба всё равно не достать. Не скажу, что всем удовлетворена. Но есть цели, что стоит достигнуть.

— Понятно. Ну, если совсем тоскливо станет, меня извести. Звёзд с неба обещать не буду. Но адреналинчик в кровь гарантирую. В больших количествах. Да и с целями всё в порядке будет.

— Это исходит лично от тебя? Или...

Марина поворачивается. Такое знакомое и, одновременно, совершенно иное зелёное пламя во взгляде.

— И от меня. И не только. Небезразличным происходящее может быть очень сильно по-разному.

— Зовёшь?

— Пока нет. Интересуюсь намерениями. Будущее становится таким, каким мы создаём. Или не мы. Я не хочу, чтобы завтра стало хуже чем вчера. Не про себя говорю. Про всех. Подумай, что может быть, если завтра не станет того, что воспринимается как данность.

— Знаешь, Марина, две больших войны подряд отучили меня смотреть в будущее с оптимизмом. Равно как и с пессимизмом. Вижу просто серый туман. Иду сквозь него.

— Ха. Не знай я, где ты училась, решила бы, что философский закончила. Уж больно абстрактно рассуждать стала.

Марина тормозит.

— Пойдём, пройдёмся лучше.

Рэдрия оглядывается по сторонам. Столица, конечно, огромный город. Всю жизнь можно прожить и в массе мест, как памятных, так и злачных не бывать ни разу. Хорт ни туда, ни туда особенно не тянуло.

В нынешнем её окружении почему-то модны романы о жизни обитателей тюрем, особенно, пострадавши по политическим мотивам. Популярны и произведения о мире криминала. Рэд читала больше из соображений стадного чувства. В разговорах предпочитая отмалчиваться.

В детстве среди друзей отца хватало сотрудников МВД и Безопасности. Иммунитет против воровской романтики был приобретён. Рассуждения о 'стихийных борцах против режима' не для неё.

Но Марина заехала в какой-то уж совсем не парадный район. Огромные серые мрачные дома впритык один к другому. И так уже вечер, но тут, кажется, дня вообще не бывает. Сумерки сплошные. Как-то неуютно здесь.

— Где это мы?

— Ты под названием улицы стоишь.

— Я здесь не была раньше.

— Ну, а я здесь живу, по крайней мере, формально. За разрушенную бомбёжкой квартиру мне предоставлена новая. Плюс очень большая, учитывая моё звание и награды. Имеется также право на участок для постройки загородного дома фактически за казённый счёт. Но я им не воспользовалась. У меня даже бронзовый бюст на родине имеется.

— Ты здесь живёшь? — не верит Рэдрия, чуя какой-то подвох, — Ты же...

— Прежде всего, я человек по имени Марина Саргон. Всё остальное вторично, третично и даже, десятерично. Или ты считаешь, в таком районе должен проживать исключительно рабочий скот, обслуживающий культурное сообщество? Если не забыла, очень многие из тех, с кем мы учились происходят из подобных мест.

— Зачем мы сюда приехали? Я уже стала забывать твой специфический юмор.

— Я тут на самом деле живу. Вон в том доме. Но ты не ответила.

— Не приписывай мне чужих мыслей.

— Ну, так озвучь свои.

— Давай где-нибудь посидим. Я вообще-то работала сегодня и банально жрать хочу.

— Другой разговор. Есть тут пара местечек.

Ключи Марина оставляет в замке зажигания.

— Не забыла?

— Нет. Определённая репутация в определённой среде — лучшая защита. Тут все знают, кто я.

— Полный титул?

— Тут, знаешь ли даже на полный императорский титул наложат. Да и правы, пожалуй, будут. Но вот к тому, что я боевой генерал с тремя 'Звёздами' и пятью нашивками за ранение относятся просто с неописуемым уважением. Я тут, считай, самая настоящая власть. С бедой скорее ко мне придут, а не в официальные органы.

— Тебя не забыли за это время?

— Плохо ты о людях думаешь. Тут полно народу живёт вместе с кем я воевала. У фронтовиков память хорошая. Кстати, мы уже пришли.

Бар как бар. Полутёмный, народу мало. На отделку Рэдрия особого внимания не обратила, больше заинтересовавшись меню. Ощутимая разница в ценах по сравнению с заведениями в Центральном районе, не говоря уж о Старой Крепости.

— Что разглядываешь? Картинки нравятся?

На стенах фотографии кораблей, да и в оформлении отдано должное морской тематике в виде канатов, иллюминаторов да чучел тропических рыб.

— Нет, — усмехается Рэд, — смотрю не висит ли где-нибудь 'Диплом' о присвоении этому заведению звания 'Поставщик двора её императорского высочества'.

— Шуточка была бы неплохой, будь у меня двор.

— Права-то все при тебе.

— Рэд, если ты ещё не нашутилась, то я запас шуток исчерпала полностью.

— Заносит иногда меня.

— Сама такая же.

Вкусно тут готовят. Похоже, место здесь из тех, куда большинство заходит просто поесть, а не посидеть, поболтать, как в центральных районах. Марина ограничивается горячими колбасками с пивом. Сначала кончились колбаски. Пива попросила добавить, колбасок — нет.

— Как тебе тут?

— Хорошо сидим.

Марина поднимает очередную кружку. Рэдрия только сейчас замечает изображение якоря. Ей почему-то приносят высокий бокал, хотя марка одинаковая.

— Ты что-то говорила про бюст на родине. Это следует считать очередной твоей шуткой?

Марина хохочет.

— Не-а, это чистая правда. В Замке Ведьм в закрытой части такой стоит; даже похоже получилось. Есть же типо традиция — Еггты родятся в Старой Столице.

— Думала, ты здесь родилась.

— Снова не-а! Матушка типо блюла традиции. Сама знаешь, у нас есть клиники, куда попасть могут только люди определённого статуса, ну или те, кто с людями этими знаком. Я, равно как и Сонька родились в одной такой как раз в Старой Столице.

Рэдрия молчит. Она без матери росла. Подспудно даже сейчас где-то завидует тем, у кого есть мама. Одновременно знает — Марина императрицу крепко не любит. Да и Софи к ней довольно прохладно относится. Или же просто врать умеет куда лучше сестры. Хотя Марина единственный из близких знакомых Рэдрии, у кого есть ребёнок. Только вот сомнительно, что девочка с матерью живёт. Ибо матушка из Марины... Мягко говоря, специфическая.

— У самой-то как девочка поживает? — интересуется, прекрасно понимая, возможно суплет соль на рану. Где бы Марина не была последние несколько лет, ребёнка там с ней точно не было.

Марина неожиданно добродушно смеётся.

— Прекрасно поживает. Даже меня забыть ей не дали. Я ведь её больше восьми лет не видела.

— Восьми?

— Ну да. Время, оказывается, весьма растяжимая штука. Я там больше восьми лет проторчала. Чуть гражданскую войну не устроила. Вообще, довольно интересно, хотя и паршиво, наблюдать как мир за полвека переменился.

— Теперь уже полвека! Знаешь, Марина, ты иногда так странно начинаешь рассуждать, что начинаешь верить бродящим про тебя слухам.

Недобрый смех в ответ.

— Я в том мире дважды бывала. Парадокс, именно с разницей даже больше чем в полвека. Хотя тут куда меньше времени прошло. Первый раз была... Ещё Марина не родилась тогда. На их большой войне. Внесла свой вклад, так сказать. Парадокс, пробудь там подольше, имелся бы шанс с императором встретится. А он в то время и понятия не имел, что в императорах окажется. И аж на двух принцессах женат будет. Цирк с конями! Был шанс с отцом увидеться за много лет до собственного рождения.

— Ты временами невозможна!

— Стараюсь. Я знаешь ли, не особый поклонник семейных ценностей. Да и ты, вроде налаживанием личной жизни особо не занималась.

— Повторюсь: ты невозможна. Не зря я с тобой дралась когда-то. Кстати, ты тоже не образец популярности у мужчин.

Марина хохочет.

— Ну, разбитые сердца и на моём счету имеются. Хотя, признаю это и сомнительные достижения.

Теперь смеётся Рэдрия.

— Ты мне так про не сомнительное своё достижение ничего толком и не рассказала.

— Прекрасно достижение поживает. Я уже говорила, там провела восемь лет. Подсознательно ожидала увидеть ершистого подростка, чем-то на саму меня похожую. А увидела ребёнка. Я её маленькой зову, и, наверное, всегда так звать буду. Она ведь невысокая. Такая умненькая! Прям как я!

— Марина...

— А что? Я ничего. Просто реально девочка замечательная.

— Я её только совсем маленькой видела. Она меня и не помнит наверное.

— Не знаю. Память у неё прекрасная. Во всяком случае, помнит как мой двадцать один год отмечали. Тогда, кстати, ты её и видела.

— Она где была всё это время?

— У Кэрдин. Как язвит прекраснейшая Ягр, она куда лучше умеет заботиться о чужих детях, нежели о своих.

Рэдрия знает, что сын Бестии единокровный брат Марины. С самой Кэрдин Хорт не знакома. Поражает, что и Софи, и Марина о министре отзываются с куда большей теплотой, нежели о собственной матери. Ну, это в любом случае, не её дело.

— Сама-то ребёнка заводить не думаешь?

— Заводят хомячков. Не людей.

— В принципе, правильно. Так не думаешь?

— Нет. Понимаю, что без детей я не вполне полноценна как человек. Но и морально не готова, и время сейчас не располагающее.

— Это уж точно. Времечко сейчас то ещё. Хотя я в разгар войны родить умудрилась. Более неподходящее время придумать сложно.

— Временами ты непереносима.

— Есть такое. Хотя жизнь идёт даже в самое неподходящее время. Свадебка тут намечается. С оттенком мезальянса правда, но их это как-то не волнует.

— У кого?

— Ну не у меня же. Сонька решила распрощаться со свободой. Сейчас императору мозги промывает, чтобы церемония была по высшему разряду. А то он, сам между прочим попавший в императоры из пилотов, упирался, мол жених у доченьки недостаточно благородного происхождения. Бесполезно! Против чар Софи долго не устоит ни один мужчина, включая отца родного.

— Раад за неё. Хотя на моей памяти, это чуть ли не десятая подготовка к её свадьбе, про которую я слышу. Может и в этот раз так же будет.

Марина смеётся.

— Не будет. Можешь мне поверить. Не ожидала, что она сможет так влюбиться. Сначала думала, она роман от безделья завела.

— Я его знаю? Она раньше знакомила со своими кавалерами.

— Ты с ней после возвращения виделась?

— Нет ещё она мне звонила. Правда, о свадьбе ничего не говорила.

— Сглазить боится. Можешь платье заказывать. Скоро будет приглашение по всей форме аж с императорским курьером.

— Она много народу позовёт?

— Первая невеста Империи замуж выходит, так что сама думай. Из тех, кого знаешь — зовёт почти всех, с кем училась. Потом те, вместе с кем воевала.

За эти года многих не стало. Я тоже, когда решила своих собрать, порядком народу недосчиталась. И чую скоро лишусь ещё многих. Нюх у меня на надвигающийся бардак.

— Ты уверена?

— К сожалению, только в этом — да. На один бардак насмотрелась. Дома, оказывается, не лучше.

— Ты не говорила, чем занималась... Там.

Марина откидывается на спинку дивана. В глазах — не поймёшь что.

— Хвастаться особо не о чем. Равно, как и плакаться. У меня сейчас, считай, отходняк от тамошних похождений. Наворотила я там делов. До сих пор, думаю, расхлёбывают. Наши пули довольно сильно от местных отличаются.

Рэдрия ничего не сказала. Она только зенитки наводила. Марина и раньше дралась на куда более близкой дистанции. Сама людей на своих и врагов делила. Хорт не особо знает историю другого мира. Войн там хватало, крушений империй — тоже. Здесь и сейчас происходит крайне мало хорошего. Где-то там Марина ввязалась не в свои передяги. Ладно, хоть новых дыр в ней уж так явно не понаделали. Но и не могла она по-другому. Бешенная!

И одновременно, именно она когда-то спасла Рэдрии жизнь. Что было до того — совершенно перестало иметь значение. Осталось только то, что есть. Довольно уютный мирок, где живёт Хорт, может рухнуть. Если не со дня на день, то очень вскоре. У зелёноглазой просто поле зрение шире. Но Рэдрии так не хочется снова на войну. Хотя и бывают ситуации, когда выбор не ты делаешь.

Хорт угрюмо опустошает половину бокала. Никто ни в чём не виноват. Марина просто невзначай напоминает о том, на что она сама старается закрывать глаза.

— Окосеешь!

Она ещё издевается, хотя опустошила кружек куда больше чем Рэд.

— А, плевать, завтра не работать. Да и тебя послушаешь, вообще не ясно становится долго ли мне работать осталось. Этим же хорошо только в сильно мирное время заниматься. Таких времён никто мне гарантировать не собирается.

Марина тоже опустошает кружку почти до дна.

— Иногда проще взять автомат, и самому себе выступить гарантом того мира, где хочется жить.

— Сказанёшь ты иногда...

— Ага, умею временами. Сама знаешь, за оружие бралась. Да и ты тоже.

— Я не могла по-другому.

— Патриотизм взыграл?

— Может, без оскорблений обойдёмся?

— Где здесь оскорбление? Ты, я смотрю, колодки носишь.

— Ношу. Заслуженное ведь. Странно, что ты не носишь.

— Ха! Во-первых банально тяжело. Слишком много у меня всякого. А во-вторых, в этих краях для местного населения всё у меня на морде лица написано. ТД у нас преимущественно по территориальному принципу формируются. Из столицы — пять, а я в двух служила, да ещё двумя командовала.

— Я тебя на параде помню. Мне тогда кто-то прислал приглашение на гостевую трибуну. Без подписи. Ты?

— Не помню. У меня право на сколько-то таких приглашений как у принцессы. Плюс пожизненный допуск на подобные мероприятия как имеющей звёзды. Плюс ещё сколько-то приглашений мне тогда полагалось как командиру участвующей в параде части. Чьи имена вспоминала, тем и рассылала. Могла и тебе послать. Но то и Софи могла быть. Она-то о своих правах не забывает никогда.

— Об обязанностях тоже помнит.

— Это да. Она там чуть не спятила от страха за меня. Я тоже чуть не сбрендила, только от общего уровня тамошнего дурдома. Хреновато там, скажу откровенно. Такую страну просрали. Притом сами, заклятые друзья даже не слишком помогали.

Правда, я им там маленько свинюшник почистила. Может, и сами до чего интересного додумаются. Во всяком случае, некоторые...

— Я так понимаю, основным средством очистки свинюшника был автомат?

Марина вскидывает кружку.

— Ты же умная девочка.

— Кровь не грязь. Иногда самой хочется прикончить некоторых.

— Какой ты стала доброй!

— Если помнишь, понятие пацифизм в моём лексиконе отсутствует. Злом за зло, добром за добро. Я не считаю, как некоторые, человеческую жизнь высшей ценностью. Некоторые надо пресекать. Ты, видимо, просто решила, лучше всех знаешь, какие именно.

— Ну, я же говорила, ты умная!

— Может, хватит комплименты моему интеллекту расточать?

— Обычно люди любят когда их хвалят.

— Ну я-то не самая обычная.

— Ну, так и я — тоже.

С пива Марина переключается на напитки покрепче. Правда, и закуску заказывает обильную. Ну, тут уж не Рэдрии её осуждать. Тем более, сама несколько дней после мира помнит весьма смутно. Кажется, в те дни трезвых не было не только в части, но и в столице вообще. Относительно помнит только недружные, но оглушительные залпы 'близнецов' с башен. Раньше-то, находясь на улице, их слышать не приходилось. Только наводить. А тут грохот как при страшнейшем налёте — и никакой воздушной тревоги, наоборот, все радуются. Пьяны кто от счастья, кто просто пьян.

Не только 'близнецы' — все стреляли изо всего, что у кого было. Да и сама Рэдрия поучаствовала, как-никак автомат за ней числился.

Хотелось надеяться, что всё. Только надеяться. Знания говорили об обратном.

Под влиянием выпитого, бродят мысли всякие в голове. Как там птица зовётся, предвестник больших штормов? Моряки боятся, но не убивают. И Марина сейчас как птица эта, предвестник бурь и гроз. Ведь начинаются уже бури и грозы. Иначе бы здесь Марины и не было.

Где-то там, за спиной уже грохочет. Пока только она слышит. Но буря придёт. Не видно таких птиц, пока в небе спокойно. Их удел — грозы. Только вот не всем по нраву, когда грохочет. Без разницы зачастую, природное явление или орудийные раскаты.

— Что невесёлая?

— Ты опять ждёшь войны...

— Не жду. Знаю, что будет. Пойдёшь?

— Куда я денусь? Военнообязанная.

— Это не там, где мобилизацию объявляют. Это там, где самому предстоит решать: ты — за кого?

— Намекаешь?

— Просто констатирую факт. Что скажешь?

— Я не предаю друзей.

— Отрадно! Выпьем за старую дружбу!

Дзинь!

— Только в наше время друзья временами становятся врагами. Бывает и наоборот.

— На что намекаешь?

— Предупреждаю просто. Четыре. Или почти девять лет назад мне самый натуральный чужак не дал загнуться. В противном случае, был бы шикарный могильный камень чёрного базальта с двумя датами в фамильной усыпальнице в Старой Столице. Вражина этот меня, считай, по кусочкам собрал. Трижды в состоянии клинической смерти была. Меня с рысью иногда сравнивают. Говорят, у пятнистой девять жизней. Ну, а я, как умница, пять... Хотя нет, пожалуй, шесть... Даже вру, семь потратила уже. Две осталось всего. Есть к чему стремиться!

— У большинства, знаешь ли, всего одна. И как-то хватает.

— Ну, а мне маловато как-то. Прочности на следующую заваруху может не хватить банально. И так уже в огне горела, хребет с кучей других костей ломала, даже пулю виском ловила. Черепушка крепкой оказалась. Ещё сумасшедшей объявить пытались, правда, я про то только задним числом узнала. Ну, и сама до кучи чуть не спятила.

— Сколько тебя знаю, спокойно на месте ты сидеть не в состоянии.

— Спокойно сидит губка в море на камне. Сидит и водичку фильтрует. Всем довольна — пожрать есть, а мозгов — нет.

— Ну, так мы-то не губки.

— Про то и речь. Очень скоро реально всем придётся показать. Кто на самом деле, чего стоит. Кто тут губка или овощ, а кто — нет.

— Ты иногда просто пугаешь.

— Есть такое. Издержки профессии, так сказать. Армия должна внушать ужас. Желательно — противнику.

— У тебя и до войны с внушением ужаса всё в порядке было.

Марина не слишком весело смеётся.

— Тут до скольких работает?

— Торопишься куда-то?

— Нет.

— Тут, считай, круглосуточно. И спиртное продают.

— Запрет же ввели.

— Делать городской администрации нечего. Как раз подобным миленьких местечкам такое право оставили. Лично пришлось кой-кому кулак под нос сунуть, иначе не понимали. Важно не со скольких до скольких продают, а кто потребляет. Тут люди хотя и не без задвигов, как-никак, фронтовики в основном. Народ в большинстве спокойный. Побить не понравившегося могут, на вполне трезвую голову. Не сказала бы, что такой уж большой процент правонарушений совершается под этим делом.

— Ты только кулак под нос сунула или ещё чего посущественнее?

— С посущественнее кулака, если это не граната вообще не ко мне. Я ведь просто убить откровенного взяточника могу. И они знают, что могу.

— Ты так в своих силах уверена?

— Важно не столько, во что уверена я. Важнее, насколько уверены или нет во мне другие. Я ведь фигура не из самых мелких.

— С огнём играешь. Не таких Столица обламывала.

— Играю и дальше собираюсь. Либо мы, либо нас. Третьего не дано. Одного больше всего боюсь — не успеть остановить уже идущие процессы. Не хочу видеть повторения трагедии.

— История часто повторяется в виде фарса.

— Не тот случай, Рэд. Не тот случай.

Сидели ещё долго. Как домой добиралась — помнила урывками. Ещё до всех передряг зареклась садиться в машину, если Марина за рулём. В очередной раз села. Хорошо, сильно навеселе была, иначе натерпелась бы страху. Потом — провал на провале.

Проснулась полуодетой, по крайней мере, в своей постели. Сумочка обнаруживается на торшере. Кошелёк почти не похудел. Документы и всё остальное тоже на месте.

Зелёноглазая позаботилась? Точно, сидит на кухне. Уже с бокалом. Так, а это что за пакеты с бутылками, и всякими вкусностями на столе и под ним?

— Быстро успела на продолжение банкета собрать.

Марина с усмешкой косится в сторону часов. М-да, второй час дня.

— Это ты у нас соня. Пивка глотни, полегчает.

— Это вообще, чего?

— Да вот спьяну захотелось беззаботные времена. Решила созвать всех, кто сейчас в столице обретается. У тебя вполне нормально будет.

— Моё мнение разве не интересно?

— Ты, что, против?

— Нет.

— Так в чём дело?

Почему бы и не встретиться, в самом деле?

Только вот Маринина скорость в принятии решений не всегда вызывает положительные эмоции. Тем более, места у Рэдрии действительно, много. В институте все 'знают', квартиру ей купил любовник. Хорт никому ничего не доказывает и никого ни в чём не разубеждает. В месте, где из пяти человек работает один это бесполезно. Остальные сходят с ума в меру сил и возможностей, в том числе и сплетничая об этом одном. Особенно, если человек чего-то добивается.

Квартира в столице — подарок отца на совершеннолетие. Как-никак весьма популярного писателя нельзя отнести к необеспеченным людям. К тому же, в тот год выдвигался и получил Императорскую премию по литературе первой степени. На родину Рэд ездит пару раз в год. Ненадолго. Вполне логично, взрослые дети живут отдельно от родителей.

Соседи наболтали ей, отец завёл любовницу ненамного старше самой Рэд. Она только плечами пожала. Ей-то что? Мать у неё была только в биологическом смысле. Имя и где примерно живёт тайной никогда не были. Знает про второй брак и рождение детей. Опять же, ей-то какое дело до женщины, бросившей маленького ребёнка? Ни малейшего желания ведется не испытывала никогда.

Появилась у отца женщина — она-то тут причём — он человек ещё не старый. Кто семейный конфликт хотел спровоцировать? Так обращение не по адресу.

Отца она ни с кем не видела, да и женских вещей дома тоже. Практически удостоверилась в мысли, любовница проходит по той же категории, что и богатые любовники самой Рэд — наглого вранья из зависти, или из врождённого свойства многих — сначала врать, потом думать, надо ли было.

Кроме квартиры, Рэд получила и неплохой банковский счёт. Несколько лет можно было в столице бездельничать. Мечта идиоток! Только Хорт была не такова.

Слишком уж крепко по мозгам вид Марины с обожжённым лицом и словно приросшими чёрными перчатками. Она могла в Столице или ином месте всеми благами жизни пользоваться.

Не захотела из-за странно устроенных, по мнению большинства, мозгов. Вот только Рэдрия считала, это у столичного большинства неправильное устройство мозга, а не у Марины.

Сейчас просто не знает, кто прав, кто нет, да и есть правые вообще. Слишком пёстр столичный мир. Слишком много всего намешано. Модные рассуждения образованной среды о 'конфликте с системой' и 'нравственном сопротивлении'. Одновременно, яростно защищавшие систему с оружием в руках Софи и Марина — по идее, само воплощение системы — самые беспощадные критики существующего порядка вещей.

Хотя, Рэд помнит определённый нюанс в подходе. Образованное общество — 'мы устали от безответственных министров и правительства, они должны уйти'. При этом неизвестно ни кто придёт вместо, ни что конкретно делать. Пусть эти уходят, а дальше само всё образуется.

Сёстры же обвиняют конкретных людей в конкретных ошибках. Обвиняют зло и безжалостно. И готовы занять их места, исправляя чужие ошибки.

Тут не знаешь, кто прав, запутываясь всё больше. Тем более, она сестёр несколько лет не видела, общаясь в основном с теми, кто только критиковал, ничего не предлагая взамен. Среда тоже оказывает влияние на мировоззрение.

Среди нынешних знакомых Рэдрии многие рассуждают о непомерных расходах на содержание двора. Приходится отмалчиваться. Чужие деньги считать Хорт не любит. Знает, состояние Марины минимально. Император и Старший Принц, по её мнению, куда больше приносят стране своей деятельностью, нежели тратится на них средств. Софи никто и так не критикует.

Народ постепенно подтягивается. Первой, как ни странно, появляется Эрида. Рэдрия уже давно запуталась, что для неё реальность. Причудливый и яркий мир её картин, или окружающая действительность. Реальность смешана с фантазиями, а фантазии — с реальностью. Так и раньше было, но с годами смесь становится всё более неоднозначной.

В кои-то веки оделась так, что на улице оборачиваться не станут. Если тоненькой косички зелёного цвета на груди и круглых розовых очков не считать.

Ну, да не Рэд после вчерашнего придираться к чьему-либо внешнему виду. Успела себя в зеркало рассмотреть, придя к выводу: выглядит гораздо хуже нежели чувствует. Причём, выглядит настолько плохо, что косметика здесь уже бесполезна. Остаётся только на всё рукой махнуть, понадеявшись, сегодня собираются не очень-то любящие распускать сплетни о друзьях, люди.

На лживые улыбочки Эр не способна органически. Чьи-либо недостатки внешности не подметит ехидным комментарием. Можно не сомневаться, рада Рэдрии искренне. Хотя у той и довольно помятый, по собственному мнению, вид.

Увидев Марину, натурально завизжала, бросаясь на шею. Хм. Кого она тут рассчитывала встретить, если Марина её сюда позвала?

— Интересно тут у тебя, — сказала, почему-то обращаясь к Марине.

— Вообще-то, это Рэд дом.

— Ой, правда? — внимание тут же переключается, — Никогда у тебя не была. Покажешь?

— Сейчас ещё люди подойдут. Если кто по три часа краситься не будет, перепутав визит к Рэд с визитом к жениху.

— А кто ещё должен быть?

Марина называет имена. Рэдрия всех знает или слышала про них. Новых — пожалуй только неизвестная Сашка. Хм. Небогато у неё подруг за эти годы прибавилось. Или, просто хорошо разбирается кого куда стоит звать. Это Эр не разбирая смешивает людей из разных кругов общения, что приводит к не всегда приятным коллизиям. У Марины, по её словам, полно друзей-танкистов. Их шумные сборища, особенно, в День Танкиста даже полиция старается обходит стороной. Из женщин там уместны только искательницы приключений на различные части тела. Да такие, как Марина, что не то что пьяного танкиста, но и танк на ходу остановят и что-нибудь оторвут или открутят.

Рэдрия далеко не тихоня, но приключения будет искать в менее шумном месте. Но с Мариной шумным станет любое место.

Сбор, оказывается, протрубили на три часа. Точно в три эта самая Сашка и появилась. Здоровается без излишних эмоций. Своеобразный акцент. Из Западного Приморья. Приглядевшись, решила — нет.

Бывает, идёшь по улице, кругом люди как люди. Но иногда зацепится взгляд за человека. И сразу понимаешь — иностранец. Не то что по-другому одет. Даже если молчит. Чего-то в выражении лица нет, неуловимо присутствующее у всех грэдов, включая чернокожих южан и желтокожих восточных приморцев. Не делают здесь таких лиц. Просто не делают. Не найдёшь логичного объяснения. Как аксиому приходится принимать.

То же и у Сашки. Явно названа уменьшительной формой неизвестного Рэд имени. Мирренка? Нейтралка? Или же...

Попаданка?!

Большей ей просто некем быть. Марине негде было общаться с коренной мирренкой. С императорскими мирренами довольно много общалась по работе. Большинство сослуживцев их недолюбливало. Не из-за каких-то человеческих качеств или специфических черт характера. Нелюбовь происходила из политической сферы. Умеренным оппозиционерам сложновато общаться с людьми у кого почитание Императора фактически религиозный культ.

Даже за умеренную критику каких-либо решений можно получить косой взгляд, откровенное недружелюбие, а то и просто по морде. Рэдрия с ними ладила. Молодые миррены откуда-то знали о её дружбе с Мариной. Что в их глазах саму Рэд превращало чуть ли не в члена императорского дома.

Эта Сашка — не мирренка, те совсем иначе по-грэдски говорят. Марина зовёт её другом. Она словами не разбрасывается. Значит, человек может быть только оттуда. Что их свело в этом непонятно-где? Что заставило покинуть дом?

Если вспомнить тягу Марины к нестандартным личностям, то и Сашка должна чем-то выделяться. Пока из явного — только отсутствием представлений о грэдской моде и принятом макияже. Кому-как, а Рэдрии бросается в глаза красный лак на ногтях. У грэдок самый распространённый — чёрный, в красный ногти покрасит разве что желающая самовыразиться девочка-подросток. Но тут нет желания такого желания. Просто, так принято там, где она жила раньше.

Косится на ноги Сашке. Как по заказу — босоножки. Ногти тоже красные. Всеобщей моде на цепочку на правой щиколотке не подвержена. Рэд цепочку носит редко, но для парадных случаев имеется. Даже её знак звёздного цикла привешен.

На левой руке — часики и нет браслета. Сама Рэд, как и все, кроме левшей, носит часы на правой. Опять, каждая, вне зависимости от положения, носит браслет. Практически у каждой — самое дорогое украшение. Носить браслет — нечто само собой разумеющееся. Его могут потерять...

Рэд почти пугается, вспомнив вчерашние похождения. Лишится браслета было бы неимоверно стыдно, прежде всего пред самой собой. Но нет, гравированный с чернью серебряный обруч на месте. Да и у Марины змея кусающая свой хвост на запястье болтается.

Потом надо будет с ней поговорить. Самое настоящее детское любопытство пробуждается. Не часто вот так видишь пришельца из другого мира. Интересно, Эр знает, кто она? Масштаб для сравнения имеется: у дочери соправителя масштаб странности куда выше, чем у настоящей попаданки. Их рядом поставь — не знающий их однозначно пришельцем посчитает Эриду.

Рэд достаточно понимает в филологии. Сашка говорит довольно правильно, не искажаяя времён и окончаний, но слова в предложениях расставляет по правилам родного языка.

Никогда не общалась с человеком, учившим грэдский как иностранный. Забавные ощущения. Акцент специфический, но понятно без труда. Сказывается ещё школьный опыт общения с южанами. У них ещё хлеще, правда порядок слов в предложениях они не коверкают. А тут... Не знаешь, с чем сравнивать, даже говорить с императорскими мирреннами не то. Они ведь все, считай двуязычные. Рэдрия, хотя и имеет 'отл' по мирренскому пользуется им только для переводов. Ну, и в особо жарком споре может ввернуть особо заковыристое ругательство. Но тут спасибо не школе, а персонально Марине из дурного озорства научившей всей табуированной лексике. Сама-то она виртуозно ругается на всех известных языках, включая парочку мёртвых.

Рэд даже считает, что тимовский миррен при встрече обязательно примет её за соотечественницу, стоит ей начать изъясняться позаимствованными у подруги идиомами. Оба народа считают себя мастерами виртуозной ругани. И на Севере, и на Юге в широких массах распространена уверенность — только настоящий грэд или миррен может мастерски ругаться на своём языке. Ни одного шпиона этому искусству не научить. Подобные ситуации частенько обыгрываются в комедиях, не кажущихся Рэдрии смешными.

Императорские миррены не сквернословят вообще. Ни на родном, ни на грэдском. Но не забывают этой части языкового наследия. Пару раз особо обширные познания Хорт приводили к нужным результатам в спорах. Обширность и цветистость иных оборотов производила неизгладимое впечатление. Похоже, миррены считали, эти части их речи неизвестны грэдам вообще, а уж их женщинам в особенности. Рэдрия их сразила наповал.

Хотя, общайся они побольше с лучше знающими Хорт, им бы было известно, на родном языке она тоже может более, чем неплохо завернуть. Ругаться она у отцовских друзей на их костюмированных сборищах научилась. Они там не только в доспехах ходили и на старинном оружии фехтовали, но и спиртное неумеренно употребляли. Рэд не помнит, кто сказал: 'лучше всего матерятся в армии, полиции и тюрьме'. Осуждённых среди участников не было. Зато, военных и полицейских — хватало. Лексикон у них соответствующий, благо женщин вокруг почти не было. Вот Рэдрия и научилась.

Правда, в 'Сордаровке' её таланты на фоне Марины смотрелись довольно блёкло. Но это была уже совсем другая история.

Похоже, Сашке не слишком уютно в обществе новых людей. Ну, да Эр ей явно что-то пытается сказать. Но проблема — говорит очень быстро. Да, она хочет сказать что-то важное, но начинает торопится. Её перестают понимать те, для кого грэдский — родной, к тому же, знающие её с детства. Чего уж ждать от Сашки? Нить разговора давно уже потеряна. Отвечает невпопад, улавливая отдельные слова. Но ни одной глуповатой улыбки. Смотрит серьёзно. Даже слишком. М-да, похожа, девочка там ты сталкивалась с серьёзными неприятностями. Сама впуталась, или зелёноглазая безбашенность впутала?

— Ты давно с Мариной знакома?

— Восьмой год. Даже не заметила, как столько лет пролетело.

— Как вы познакомились?

— Случайно, можно сказать. Я помогла Дмитрию. Через него узнала Софи и только потом, Марину. Признаю, первоначально она мне не слишком понравилась. Просто комок злобы, боли и нервов.

Потом я попала в беду. И совершенно неожиданно именно от Марины получила помощь. Я не знала, что у неё настолько обострено чувство справедливости.

— Есть такое. Почему ты решила отправиться сюда? Тут ведь другой мир с не слишком похожими на ваши законами.

— Мир другой. Но и похожего тоже хватает. Решила уйти — просто не хотела терять настоящих друзей. Пусть они и сказали, страна после большой войны, и вообще, ситуация сложная. Но тут они есть. Сложно слова подобрать, люди настоящие. Без той гнильцы, что там с избытком.

Тут всё такое... Более настоящее, наверное. Благодаря им я снова поверила, на свете ещё есть дружба, честь и любовь. Там нет никого, кто бы был мне по-настоящему дорог.

— Здесь не слишком спокойно.

— Мне сказали. Им и там на месте не сиделось. Особенно, Марине. Даже сейчас не до конца верится, что она — генерал.

— Ты военнообязанная?

— Там была да. Офицер запаса. Артиллерист. Здесь просто не проходила переаттестации.

Рэдрия усмехается.

— Как говорит Марина, мир тесен. Сама артиллерист.

Теперь смеётся Сашка.

— Интересно, есть здесь хоть одна женщина, не имеющая воинского звания?

— Да полно тут таких на самом деле.

— Мне не попадалось пока.

— Да вон хотя бы Эр.

— Разве? А меч ей тогда зачем?

Не знаешь, что и сказать. Мода на холодное оружие с новой войной только усилилась. Носить стали все, кто имел хоть какое-то право. С правами у Эриды полный порядок. На обилие клинков у прохожих Рэд давно перестала обращать внимание. А вот для Сашки обилие оружия в диковинку. Да и вполне боевой меч не слишком гармонирует с миролюбивым видом Эриды.

— Мода такая. У неё даже не армейский клинок. Хотя, пользоваться умеет.

— Странно как-то.

— Привыкнешь.

— Наверное. Раз уж собралась здесь жить.

— Ты хорошо говоришь по-грэдски.

— Марина научила. Ей тогда просто было страшно одиноко и больно. Ей надо слышать новый голос на родном языке. Я никогда особых успехов в иностранных языках не проявляла, а тут как-то неожиданно легко стало получаться.

— Удивлена. Не слишком похоже. Хотя, она очень сильно ненавидит, когда люди чего-то не знают.

— Ну, вот и исправила незнание. Хотя, согласна, в общении Марина временами человек тяжеленный.

Рэд кивает.

— Есть такое.

Несколько лет ей с трудом удалось удержаться от конфликта с Мариной. Хорт в разное время говорили и про её стальные нервы, и как она с пол-оборота заводится. Только компилируя эти плохо сочетаемые умения удалось сохранить нормальные отношения.

После фронта Марину узнала с огромным трудом. Кажется, лицо всё-таки дёрнулось от инстинктивно негативной реакции на ярко выраженное и даже где-то подчёркнутое уродство. Хуже было, казавшаяся полубезумной с горящими глазами Марина не утратила наблюдательности и всё заметила.

На конфликт она шла намеренно, пытаясь спровоцировать Рэд на оскорбления, а то и драку. Говорила резко, отрывистыми фразами, постоянно срываясь на крик. Выдавливала, по капле выдавливала боль и страдания. Зачастую, где намеренно, где нет раня других.

У Рэдрии хватило ума разобраться в её состоянии. Реально помочь мало чем могла, хватило сил не навредить. Может, профессиональный психолог справился бы лучше. Но своевольная гордячка Марина предпочла справляться с бедами сама. Хорт не сорвалась хотя и старательно провоцировали. Но время и кое-какой жизненный опыт сделали своё дело. Видела, на что пальцы Марины без перчаток похожи. Казалось невероятным, как эти, состоящие почти из одних багровых шрамов, закорючки, ещё сохраняют почти обычную подвижность. Когда Марина держала сигарету, торопливо затягиваясь, самой Рэдрии чуть не стало плохо. Её столкновения с огнём ограничивались бытовыми ожогами. Тут было несравнимо.

Пальцами без кожи искать раскалённые защёлки башенного люка. Не испытав самому, представить ощущения не сможешь. Рэд и не пыталась. Но смогла осознать, в лицо чему глядела Марина. Возможно, именно благодаря ей Рэдрии, да ещё и многим не придётся испытать пережитое ей. Надо быть если и не благодарным (учитывая специфику личности Марины), то хотя бы отнестись с пониманием, и промолчать в ответ на откровенную колкость. Выдержка Рэд сыграла свою роль. Расстались тогда мирно. Потом Марина банально смогла несколько оттаять. Время помогло или общение с ребёнком, Хорт не возьмётся судить.

Херктерент даже операцию сделала, лицо вновь стало вполне привлекательным. Рэдрии иногда кажется, та жуткая маска и слова привиделись в кошмарах. Хотя и знает — это не так.

— Удивилась, когда узнала, сколько ей на самом деле. При первой встрече показалась вдвое старше.

— Тоже её... разнообразной видела. Тут много лет уже всё очень сложно. Да и там, я смотрю, непросто.

— Сложно. Верно, пожалуй, подмечено. Только... Говорят там иногда: 'Увы, он счастия не ищет, и не от счастия бежит...'

— Я знаю. Там дальше будет что-то про бури.

— Именно. Кажется, я научилась их предугадывать.

Марина как из-под земли выныривает. Похоже, Рэдрия слишком болтовнёй увлеклась.

— И что обе такие скучные? Так откровенно друг другу не нравитесь?

— Марина, твои шуточки... — в один голос начинают было Рэд и Сашка. Замолкают, с усмешками переглядываясь. Обе явно слишком хорошо изучили специфические манеры Марины.

— Что, обсуждаете судьбы страны и мира?

— С чего ты взяла?

— Ха! Так сейчас этим, наверное, даже в последнем борделе занимаются. И право же, не знаю, кого сильнее эти судьбы заботят. Шлюх или этих всенародноизбранных, а так же указами назначенных. Девицы хоть немного волнуются о благосостоянии клиентов, ибо от этого зависит и их собственное. Всенародноизбранные волнуются исключительно о собственном состоянии, зачастую успешно путаемым со статьями гос. бюджета.

Сашка хмыкает с весьма знакомой Рэдрией интонацией. Влияние Марины весьма сильнопроникающая вещь. Себя сколько раз ловила на подцепленных ещё в школе оборотах. Куда как прилипчивы оказались.

— Неужели нет темы повеселее?

— Ха! Так и от этой обхохотаться можно. Комедия прям как там. Весело всем, кроме непосредственных участников. Здесь будет ни лучше, ни хуже. Просто по-другому. Тут народ после двух войн злой. Убивать привычные. Всеобщим овощизмом и дебилизмом не страдают.

— Там всё далеко не так мрачно, как ты говоришь. Достойных людей там хватает.

— Угу. Одна точно, хорошо, если бы по весне всплыла. А то и совсем не нашли, ибо и искать толком не стали. Скажешь не так?

— Да так всё.

Рэдрия усмехается.

— Почти странно. Почти привыкла, главный источник неприятностей — ты, Марина, у лучшей школы страны, или вражеского десанта — без разницы. Тут же, получается, ты помогла из неприятностей выкрутиться. Что-то меняется в этом мире.

— Не в этом случае, — Марина угрюма, — представь, тебя хотят убить исключительно из желания завладеть твоей квартирой. Причём, формально ты её даже вроде как продаёшь. Все считают, что ты в другой город уехала. А на деле, твой труп всплывает по весне. Мило?

— Дичь!

— Довольно обычная в том мире история. Пропавших и не ищут в большинстве случаев. Полиция в доле частенько. Правда, в такие ситуации чаще попадают люди, стоящие на социальной лестнице ниже неё. Но опять же, чаще, но не всегда. Ты, Саня, вроде, рассказывала, на третьем курсе у тебя знакомая погибла — вроде где обычно и не поздно шла, — изнасиловали и задушили, никого так и не поймали. Или тоже, не помню уж кто, знакомым звонил, говорил, палёной водкой отравился — так даже тела в морге не нашли, о как искали. Вот такие там милые реалии городской жизни второго по величине города страны.

— Это же особо тяжкие преступления. Расстрельные статьи. Полицию с безопасностью, да и военных, если дело в прифронтовом районе было на уши бы поставили. Сама несколько раз была в патрулях и оцеплении, когда что-то такое случалось.

— Поймали?

— Да.

— По горячим следам или как?

— Трижды по горячим. Но то дезертиров с оружием ловили. Один раз — спустя несколько дней. Ещё разок — как раз похожий случай, вообще зря в оцеплении проторчали. Ведомства, как обычно, деятельность не скоординировали, Безопасность урода взяла ещё до того, как нас подняли. Не стали сообщать так как не уверены были.

— Судили?

— Кого?

— Не дезертира. Это я тебе, Саня, поясняю. С дезертирами-то у нас, по законам военного времени, всё просто, — складывает руку пистолетиком. Выразительно цокнув языком, делает вид, что дует в ствол, — Не как у вас. С причинами разбираться никто не будет, к мамочке под юбку, или в глуши пограбить захотелось.

Рэдрия пожимает плечами.

— Судили разумеется. На оглашение приговора от нашей части должно было быть пять человек. Сначала на суд, потом увольнение в город до комендантского. Мне в город не хотелось. Не люблю на уродов смотреть. Пусть и в процессе торжества справедливости. Приговор потом и в 'Ежедневнике МВД' прочесть можно.

— Когда суд был?

— Месяца через полтора.

— ВМН?

— Да. Без права апелляции или прошения.

Марина победоносно смотрит на Сашку, одновременно тыча пальцем в Рэдрию.

— Ну так вот. У них не расстреливают. Вообще. Даже таких уродов. Да что там говорить. Десять лет за убийство и то получить сложновато. А можно и вообще условным сроком отделаться, особенно если денег много или в родстве с каким чином состоишь. Тридцать-сорок человек застрелить можно — и получить двадцать лет в комфортабельной камере с холодильником и телевизором. Заметь, у тебя, достаточно обеспеченной девушки, этой штуки нет, а там убийцам за государственный счёт предоставляют. Ещё, кажись, пятиразовое питание с возможностью выбора меню...

Сашка вспыхивает.

— Зачем ты врёшь! Знаешь же, это не у нас в стране было!

— Но в вашем же мире! Я что ль виновата, что там стран куда больше чем тут. А у вас в стране тоже те ещё цветочки с ягодками произрастают. Случай был — дура на дорогой машине, родня крупного местного судебного чина. Не помню, бухая или с купленными правами, по официальной версии с управлением своим корытом, для справки, габаритами чуть поменьше 'Гепарда' последней модели, не справилась. Впечатала в стенку двух сестёр двадцати с чем-то лет. Одну насмерть, вторая — калека. Я, кстати, эти кадры видела, и с присущим мне цинизмом, пришла к выводу — за рулём эта тварь сидеть умела прекрасно. Сестриц несчастных она тупо хотела убить. Видать, до такой степени зажралась — решила нервишки пощекотать. Мол, как это, по людям в прямом смысле ездить. Разумеется, никаких попыток оказать помощь пострадавшим. Даже медиков не вызвала. Насчёт не могла — там специфической конструкции карманные рации во всеобщем употреблении. Очень дёшево стоят и есть у всех, а то и не по одной с настройкой на разные волны. Зато, сразу с этим своим родственничком связалась, обеспечивай юридическую защиту. Обеспечил! По-полной! Знаешь, сколько этой мрази дали? Только ты, Рэд сядь, а то плохо станет.

Так вот, дали ей три года условно с отсрочкой приговора на четырнадцать лет. У гадины этой, оказывается, ребёнок маленький. Заботиться до совершеннолетия надо. Вот какие у них законы по отношению к матерям-одиночкам гуманные, если у них судейские чины в родне имеются.

Что скажешь, Сань?

— Скажу, дело пересматривается.

— Второй или третий год уже. И ты думаешь, пересмотрено будет? В сторону ужесточения наказания? Ты же, вроде не наивная девочка...

Сашка молчит.

— Кстати, такие длиннющие судебные процессы, особенно по громким делам, ещё одна милая особенность их мира. Пол-срока пройдёт, прежде чем приговор вынесут. Бывает, что и в зале суда освобождают, как ту любительницу людей давить. А уж если настоящего маньяка судят — половина газет только про него и пишут. Тоже мне, национального героя нашли! Хотя, какой мир, такие и герои...

— Справедливости ради, расстреливать у нас не расстреливают, хотя я и считаю, некоторых нужно. Но большинство особенно явных мразей в тюрьмах не заживаются.

— Это да, и это безусловно в плюс, если нет других методов.

— Я не особо верила нашей пропаганде про мирренов. Тем более, не верила, что они пишут про нас. Но что говоришь ты... Просто ужас какой-то. Как в таком мире люди вообще живут?

— Да живут как-то. Особенно, те у кого деньги имеются. Человек существо такое, где хочешь жить приспособится. У нас, вон на островах людей кое-где жрут. И ничего, между собой как-то да и с этнографами уживаются. Двоих всего и съели за тридцать лет, да и то, мирренов. Тот мир местами очень неплох, а наш — ужасен. Но сравнивать-то надо места, где нам приходиться пребывать. Особенно, по своей воле.

Тебя, Рэд за последние несколько лет разве что бомбой могли приложить. А там даже просто в магазин выйти опасно. Есть шанс, немаленький, вместо еды отраву домой принести. При злоупотреблении спиртным, а там с этим, если и хуже, чем тут, то ненамного, шансы досрочно помереть многократно увеличиваются.

— Ты какой-то фильм ужасов описываешь!

— Ты шприцы от наркотиков часто находишь?

— В жизни вблизи не видела.

— А там такое даже на детской площадке не самая редкая находка. Из прочих мелочей — там в подъездах сплошь и рядом банально кучи навалены и мочой воняет.

— Марина, прекрати! — Сашка распаляется всё сильнее, — Хватит везде одну дрянь видеть! Самой же больно от того, что там делается, так зачем же такое говоришь?

— Ностальгия началась? Короткий же у этого заболевания инкубационный период! Только рождённые в определённом месте могут критиковать его. При этом всем из-за кордона критика строжайше запрещена, хотя самим можно поливать дерьмом кого угодно. Только вот маленькое но. Я сама из-за кордона на двести процентов. И вовсе не обязана лить слёзы умиления над местом, где провела ссылку. Причём, будучи отправленной мало того, что неизвестно за что, так ещё даже без обвинения и даже уведомления.

— Марина, не спорю, ты видела куда больше моего. Но зачем же постоянно говорить о совершенно невозможных у нас в стране вещах.

Херктерент хохочет с истерическими нотками.

— Невозможных. Ха-ха. Вещах. Ха-ха. Да знала бы ты, сколько народу ещё не слишком давно говорили про упомянутое мной и ещё многом другом как о совершенно немыслимом в их мире. Ан нет — несколько лет прошло — сполна всё получили. У нас этого всего нет не потому что мы лучше их, или они хуже нас. Нет! Тут все примерно одинаковые. Но у нас законы жестче, и что куда важнее — в куда большей степени выполняются. Да и общество посплочённее. Но эту сплочённость разрушить не слишком сложно, стоит только целью такой заняться. Что там миррены болтают о 'угнетаемых центральноравнинными динердами самобытных народах?' А ведь это уже здесь подхватывают. Юг пойдёт резать Север. Центр — Восток. Все вместе — Столицу. Комбинаций — масса. Семена розни уже дали всходы.

И я пока только о так называемой национальной розни говорю, столь мирренами любимой. Есть ещё социальная, куда активнее нами самими разжигаемая, причём, в массе случаев не намеренно, а по дури.

Что за примерами ходить, вон, — кивок в сторону Эр, — знала бы, как её ненавидят. По прежнему сорит деньгами. Ладно, уличную прессу не читает, и не знает насколько обсуждаема.

Как её ненавидят в тех районах, где я живу! Людям, вытянувшим на себе войну, кажется, богатая тварь просто издевается над всеми. Вы никто и ничто в этом мире. На ней зачастую столько, сколько многим не заработать за всю жизнь. Человек, если и не голодает, но вынужден экономить. И тут такое, решительно ничего не сделавшая для страны в трудное время. И неизвестно за что, получившая всё.

О ней, да и не только, уже идут опасные разговоры. Начинается брожение, усиливающееся с каждой подобной выходкой. Не понимает словно маленькая — каждым своим поступком она дискредитирует прежде всего своего отца, приближая крах собственного мирка.

Когда уж слишком начинали болтать... Не затыкала. Гайки и так уже зажаты, дальше некуда. Люди в большинстве своём достаточно разумны. Вполне в состоянии понять даже не слишком приятную позицию, если найти логичные доводы в её пользу.

В случае с Эр. Когда в разговорах мелькает дура и в смысле по жизни, и в смысле слабоумная, приходится напоминать, какую школу она заканчивала. Здесь слава школы высока по-прежнему. Единственное учебное заведение нашей страны, где всё решают только знания.

Даже самые озлобленные, когда узнают перестают так про неё говорить. Хотя, когда цедят сквозь зубы: 'Значит, уже потом с катушек съехала!' Даже не знаешь, что хуже. С тем, озлобленным, ситуацию его сослуживец спас. Тоже 'Сордаровку' заканчивал. Сказал: 'Я её вспомнил, это та смешная девочка, что я тебе рассказывал. Она, похоже, так и не выросла...'

Но опять же, я в состоянии изменить у людей мнение о одной, ну пусть о двух подобных личностях. Но их-то гораздо больше! Ладно, я знаю, Эр добрая, ненавидеть не умеет даже злюк вроде меня. Слова быдло вообще не знает. Но сколько ей подобных просто задыхаются от ненависти, говоря о народе? Скот должен знать своё место! Думаю, обе, правда в разных обстоятельствах читали или слышали личностей, рассуждающих аналогичным образом?

Сашка кивает. Рэдрия говорит.

— Слышала. Одну буквально позавчера. Умеешь ты заставить смотреть на вроде бы обычные вещи под необычным углом. Как-то совсем мне разонравились личности, увлекающиеся всем мирренским.

Марина хохочет.

— Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст.

Сашка усмехается зло. Рэдрия не совсем понимает насчёт джаза (новый мирренский музыкальный стиль?) Общий смысл улавливает хорошо.

— Хе! Одинаково реагируете. А ведь из разных миров.

— Не ты ли говорила, люди везде примерно одинаковые? Проблемы, соответственно, тоже похожи.

— Решать их надо. Здесь и сейчас.

— Ты не забыла, поговорка "политика — грязное дело", межмировая.

— Знала бы, кто так придумал, обязательно набила бы морду. А то и убила бы. Либо ты занимаешься политикой, либо она занимается тобой. Только так и никак иначе. Если видишь — что-то не так, надо исправлять, а не ждать, пока кто-то другой возьмётся. Не факт, что взгляды совпадут. Да и вещью, нуждающейся в исправлении могут счесть как раз тебя. Причём, если не решаешь ты, решат за тебя. В самом широком диапазоне. Начиная от рекомендуемого цвета волос и заканчивая признанием нецелесообразности продолжения данной жизни с последующим закапыванием на пустыре.

В наше милое время неправильными скоро будут признавать людей, а не цвет волос или длину юбок. Желающие признать неправильной конкретно меня уже имеются. Следующими неправильными могут признать кого-то из вас. Так что, сами решайте, что лучше — закапывать, или закопанными быть.

— Ты уверена, что нет других альтернатив?

— Белые да красные, да все такие разные... Как там у них с диалогами было?

— Эх, яблочко, куда ты котишься, в ВЧК попадёшь — не воротишься!

— Во-во! Пароход идёт мимо пристани. Будем рыбу кормить коммунистами.

— И часто приходилось... Закапывать. В превентивном порядке или как-то иначе? — зрачки Рэдрии словно кто-то чёрным обвёл по краям. Что-то во взгляде. Непонятное. Колеблется. Не знает, какое принять решение.

— Сперва меня как раз хотели. Даже пытались. И не один раз. Самым зрелищным при удаче мог быть натянутый над дорогой трос. Как раз на уровне шеи. Мои небывалого цвета глазки не подвели. Успела первой. Так что, список закопанных следует начинать именно с них. Мирренских танкистов и пехотинцев до того было много. Но они меня хотели уничтожить не более, чем любого другого грэда.

Так мой пустырь безымянными ямками с тушками и стал заполняться. Имена эти узнать не отказалась бы. Но не вышло. У одного в любом случае не получилось бы. Пули у меня разрывные, или со смещённым центром тяжести были.

— Женевской конвенции на тебя нет.

— А у нас бы её не подписали. Наши и мирренские генералы, прочтя её, в обнимку бы ржали.

Ну, а потом я массовый закоп устроила. Иначе бы тут с тобой не болтала.

— Танковым батальоном сорок шестой ты командовала?

— Я.

— Не ожидала, что признаешься.

— В чём? Обвинять вздумала, так потрудись стройное обвинение по пунктикам составить. Причём, основанное на фактах, а не эмоциях.

— Не обвиняю. Хочу разобраться. Меня там не было. Но столько грязи лилось. Причём, из газет, которым я привыкла доверять. Истерия против кровавого режима, топящего в крове маленький свободолюбивый народ всего лишь защищающий свою культурную автономию. Только не говори пока ничего, Марина. Я всего лишь повторяю, что читала. Анти армейская истерия, а уж что писали про командование сорок шестой.

— Как узнала, что я там? Вроде не говорила...

— С Софи встречалась. Она и сказала между делом, где ты. А я к тому времени постоянно читала про грязную войну в глуши.

— Сама догадалась, или надоумил кто?

— Стадное чувство. Все только про это и болтали. Кое-кто хотел даже идти протестовать к Генштабу. Вроде сорвалось. Я тогда ещё не слишком хорошо читать между строк умела. Почти верила. Поняла, обсуждают кого-то высокопоставленного, творящего в Церент ужасные вещи. Тогда казалось так смело критиковать власть. Рассуждать, с какой лёгкостью они разрешили бы все проблемы страны, будь у них власть. Как бы легко они, белобилетники, разгромили бы мирреннов, прислушивайся к ним Генштаб.

Не будь я знакома с тобой...

— То что?

— Просто я видела тебя после фронта. Поняла, насколько там... Тяжко. И насколько они все неправы. Рассуждают о том, в чём не разбираются совершенно. Их бы туда!

— Не, я какую-нибудь другую смазку для гусениц поищу.

— Потом. По намёкам поняла. Все эти ужасы пишут о тебе. Все с кем общались были уверены в правдивости. Не верила.

— Почему? Сама одно время считала меня чудовищем.

— Когда то было... Но ты мне жизнь спасла. За других сражалась. В том числе, и за этих. Я просто перестала верить прессе. В конце концов, за враньё им деньги платят, не мне. Я учёный, и должна полагаться только на факты. От тебя же и слышала — сражаясь с чудовищам сложнее всего не стать таковым.

— Ну, я и не стала, вроде.

— Да, так. Но ты стала реально пугать. Хотя, знаешь, мне пред тобой было очень стыдно во время войны. Ты там, искалечена. А я здесь, прохлаждаюсь.

— Ну, ты даёшь! Сама додумываешься до того, в чём бы я тебя в жизни не упрекнула. Ты училась, на эту специальность — бронь. Слишком много надо вкладывать в подготовку специалиста в этой области, чтобы потом бросать их под танки. Их крушить — такие, как я, есть. Дёшево и сердито. Нас, Чёрных, много. Жалеть нас нечего, ведь и мы никого не жалели.

Динкерт торопливо, сбивчиво и одновременно, радостно говорит о своих малышах. Взглядов, что сёстры обмениваются, не замечает. У тех же, при всех различиях, на уме одно и тоже: 'Не глупее прочих была. Ан надо же, в типичную домохозяйку превращается. Просто классическое три 'К' с поправкой на наши реалии, где одного 'К' нет по определению'.

Учиться после школы Динкерт не пошла, достаточно быстро выйдя замуж. Марины на свадьбе не было, церентское восстание давила, бездельничающая на тот момент в столичной ПВО Софи время нашла. Ну, а Эр на свадьбу по определению не могла не прийти.

Эрида потом говорила Марине, показывая фотографии, что было очень весело. Насчёт веселья представления у каждого свои. Но вот лица родителей жениха и всех гостей с их стороны откровенно позабавили. Ни одного кадра нет, где бы на них не было написано откровенного обалдения на грани шока. Думали, сын, кому на войну скоро чуть ли не на первой попавшейся женится.

Двух настоящих принцесс — подружек невесты явно не ожидали. Что там про неё стали гадать, только им и ведомо. Сама Динкерт потом говорила, её все просто обожают.

С прошлой встречи времени прошло немало. Марина с мрачноватой иронией замечает, Динкерт порядком раздалась вширь. Видать, муж неплохо кормит, сама она не работает. А ведь была фигурка когда-то... Сейчас особенно смотрится, именно была, на фоне жилистой Марины и худощавых Софи и Эриды. Да что говорить, Рэдрия когда-то была полнее, сейчас на фоне Динкерт выглядит стройной.

Хотя, глазки Динкерт по-прежнему очень выразительны. Только вот что-то из них ушло. У неё, как и у многих, по нескольку имён. Одно из них, виденное только в бумагах, Ласточка. М-да, из Ласточки получилась наседка. Курица. Вполне достойное занятие для женщины. Только вот не её уровня. Могла бы и чем-нибудь поумнее заняться при её-то мозгах.

Софи и Марина так никогда не скажут. Но именно так думают. Тут нечто сродни мнению министра Бестии и человека Кэрдин Ягр. На словах она всецело за поддержку многодетных семей. Должна же она думать, кто через двадцать лет будет в армии служить и заводы строить. В разговорах в узком кругу большей желчи и иронии, чем 'передвижные инкубаторы' от неё редко кто удостаивается.

Сёстрам частное мнение министра прекрасно известно. Ягр считает и не без оснований, способности и склонности ребёнка к семи — десяти годам можно выявить почти со стопроцентной точностью. В соответствии с ними, а также долгосрочными интересами государства и следует вести обучение в сети специализированных интернатов. Чем больше ребёнок проводит времени в семье, тем больший шанс получить к совершеннолетию инфантильного эгоиста, ни к чему не пригодного, но с чрезмерными требованиям и уверенностью, весь мир ему чего-то должен.

За время пребывания министра на посту серьёзно ужесточено законодательство, касающееся лишения родительских прав. Бабушкам-дедушкам или иным родственникам ребёнка теперь не отдадут. И платить кому-либо за воспитание чужих детей, кроме имеющих диплом учителей, государство не намерено.

Заодно, из Уголовного кодекса исключены все статьи, делающие скидки на возраст преступников. С какой стати убийца четырнадцати лет должен избежать расстрела? Если уж в этом возрасте способен на такое, то в дальнейшем будет только хуже. Так что, этого дальнейшего следует избежать.

Во многом благодаря деятельности Безопасности создано большое количество интернатов различной специализации. Войны сильно увеличили количество лишившихся родителей детей. Беспризорников в стране быть не должно — принципиальная позиция Кэрдин и Саргона.

Марина как-то раз в приступе злобности, усугублённым спиртным, предложила Бестии подойти к проблеме сокращения числа беспризорников радикальными латиноамериканскими или передовыми мирренскими методами для трущобных районов или колониальных городов: приплачивать полицейским или всем желающим за отстрел безнадзорных детей.

Кэрдин поинтересовался, требуется предъявлять тушку, или достаточно будет головы. Марина сказала — без разницы.

Бестия смерила таким взглядом. Думавшая, что забыла страх, Марина снова вспомнила это чувство. Министр тогда сказала.

'Теперь я не уверена, было ли 'Заключение', что ты повредилась в уме на самом деле поддельным'.

Марина на тот момент была более трезва, нежели пьяна, так что предпочла заткнуться.

— Как ты думаешь, будет ещё война? — по своей воле становящаяся неумной клушей Динкерт ещё интересуется происходящим. Хотя, с другой стороны, человек, переживший две войны не горит желанием жить ещё во время третьей, тем более, с маленькими детьми.

— А самой как кажется?

— Не знаю. Мой говорит, в городе опаснее всего, если вдруг что. Он военный, знать должен. Подполковник уже, — сказано со спокойной гордостью, взбесившей Марину.

'Вообще-то тут целых два генерала присутствуют. Причём оба из Высшего Военного Совета. Правда, одна из них выполняет там функцию дорогой и красивой мебели. В любом случае кругозорчик-то у нас обширнее, чем у твоего муженька'.

— А подумать если?

— Мне страшно. За себя, но за них ещё больше. Маленькие совсем ещё. В воздухе витает что-то. Пока он со мной, мне не страшно, — странно смотрит на Марину, — Он сильный. Вроде тебя, ничего не боится. Но что будет, если его не станет? Случись что — он обязательно станет драться. Вместе с тобой.

Марина молчит. Мужа Динкерт видела только на фото у Эр. Она по-прежнему коллекционирует фотографии женщин и семейных пар с маленькими детьми.

Муж, если и старше Динкерт, то ненамного. Для не имеющего связей человека подполковник к его возрасту — более чем достойно. Правда, война ещё роль сыграла.

После очередного фронтового кризиса, или, тоже кризиса, но по другую сторону фронта. Когда начиналось очередное наказание невиновных и награждение непричастных, люди бывало, перескакивали через два-три звания. Как в ту сторону, так и в другую.

Чего Марина совершенно не понимает в семейной жизни, так это когда один из участников добровольно отключает мозги передавая право принятия решений другому участнику. Чаще так поступает женщина. С Динкерт как раз тот случай.

Семейная жизнь самой Марины была недолгой и протекала в специфических условиях. Шумных ссор и примирений за те месяцы было предостаточно. Две личности с весьма специфическими характерами притирались друг к другу. Жили во время, когда до предела обостряются любые чувства. Любовь, ненависть — без разницы. В общем-то, получилось наладить взаимоотношения. Что в дальнейшем не сложилось — обстоятельства оказались сильнее их. Танк взорвался. Шансов не было. Марине спустя несколько дней, повезло больше.

Но в любом случае, право принимать решения Марина не уступила бы никому и никогда. Равноправие уже не первую сотню лет в законодательстве прописано. Но некоторых добровольная зависимость, временами приближающаяся к откровенному рабству, почему-то устраивает. Динкерт — подтверждение. Хотя и не похоже, что у неё какие-то проблемы. Потребность у некоторых за чужую спину прятаться.

Неприемлемая для Марины позиция. В конце концов, право собственности неважно на что, от пола не зависит совершенно. И в том, что законодательство именно такое, не обошлось без дальних предков Марины. Это умница Дина II под себя законы подгоняла. Не имея официального мужа, очень интересовалась правовым положением внебрачных детей. В итоге, термин 'незаконнорожденный' остался только в исторической литературе. Счёт родства у знати преимущественно по женской линии — её заслуга. Сама Марина в первую очередь Еггт, хотя и родилась в законном браке.

Да и Маленькая много на что сможет в будущем претендовать, хотя и стопроцентный бастард. Хотя саму Марину этот факт волнует меньше всего. Прошлое у Еггтов было славное, зато настоящее — не очень. Марина с детства не выносит прочих членов Великого Дома. Чуть ли не единственный пункт, по которому она с императрицей сходилась во мнении. Впрочем, у неё тоже тараканов в голове хватает.

Из ныне живущих Еггтов адекватными Марина считает только сестрёнку да собственного ребёнка. Характерец у девочки уже чувствуется. Марина признаёт, образцом материнских чувств её считать сложно. Что девочка её любит — Кэрдин заслуга.

Марина подозревает, Саргон в своё время, передавая права опеки, рассчитывал, что Ягр постарается настроить девочку против безалаберной матушки. Но у Кэрдин своя голова имеется. Хотя всего нелестного в свой адрес Марина наслушалась предостаточно. Да и было за что ей высказывать.

Теперь всё по-другому.

Муж у Марины был по факту. Юридически отношения никак зафиксировать не успели. В принципе, на статус Марины-Младшей наличие или отсутствие записи в графе отец не влияет никак. Но запись в свидетельстве о рождении есть. После номера с состоянием, Марина обнаружила, что ещё одна вещь, официально подтверждающая факт её брака. На имя Младшей от лица Военного министерства открыт счёт, куда перечисляется стандартная пенсия как 'ребёнку погибшего при защите Родины'. Хотя, он даже узнать не успел о беременности Марины.

Фотографироваться Марина никогда особо не любила. На фронте кой у кого фотоаппараты. Но снимки она не коллекционировала. Была несказанно удивлена после возвращения, обнаружив у дочери картину, изображавшая мать и отца вместе. Кэрдин позаботилась. Уж кому, а ей-то проще простого поднять из любого архива любое дело. К изображениям не придерёшься. Память у Марины на лица прекрасная. Да и с художественными способностям не так уж и плохо. Картина, оказывается, подарок Бестии на День Рождения.

Старых ран картина не разбередила. Марина воспоминаниями о прошлом жить не станет. Здесь и сейчас назревают большие дела. Но сердце иногда нет-нет да кольнёт. Кто-то уже никогда не встанет рядом с тобой.

Опять пробивает на чёрный юморок: будь такое уж большое желание даже сейчас можно было бы брак заключить. У мирренов во всяком случае практикуется регистрация браков с погибшими на фронте. Зачем — не понятно, мирренским законодательством о льготах особо не интересовалась. Зато, знает, после заключение мира было принято соглашение, взаимно признающее все легально заключённые браки. Естественно, в нагрузку обе стороны не поленились принять законы, значительно усложняющие заключение союза между гражданами разных стран.

Правда, миррены и здесь не изменили своей торгашеской натуре. Браки между иностранными гражданами регистрируются в рекордно короткие сроки с выдачей всех необходимых документов. Правда, с уплатой довольно высокой пошлины. Все довольны и счастливы. Новобрачным не надо ждать нескольких месяцев, как полагается по грэдским законам. Миррены, считай, на пустом месте открыли ручеёк для пополнения своей казны. Ну, а что до дальнейшей совместной жизни — разводиться и делить имущество придётся уже по грэдским законам и миррены тут ни причём.

Регистрация осуществляется по всем законам принятым у мирренов. Конечно, вряд ли кому у грэдов взбредёт в голову заключать легальный церковный брак (до относительно недавнего времени — единственный официально разрешённый). Но брак с покойником вполне себе зарегистрируют. Приходилось уже фото церемоний, где только невеста и портрет присутствуют.

Если уж очень захочется столичное общество позлить, вполне можно будет такой финт ушами учинить. Правда, не будет ли самой противно?

Несколько достаточно скандальных свадеб у мирренов уже состоялось. Причём, с участием некоторых личностей неплохо известных Марине. Кто-то оригинальничал не от обилия интеллекта, кто новой моде поддался.

Сама Марина после возвращения обнаружила, к её наградам, кроме третьей Звезды и нашивки за тяжёлое ранение добавился и мирренский военный орден — награда, не входящая в их статус орденов. Награждение производится исключительно за выдающиеся военные заслуги, причём без учёта звания или вероисповедания. Прочие мирренские награды даже сейчас имеют офицерские и солдатские степени.

Сначала удивилась, но потом узнала. Столкнувшись с общим противником, недавние враги не только смогли до какой-то степени наладить координацию действий, но и стали награждать солдат и офицеров друг друга за подвиги в борьбе с общим врагом. К концу войны количество награждений превысило несколько сот тысяч с каждой стороны.

Марине 'повезло' стать одной из первых награждённых за войну и вторым грэдом в истории, удостоившимся этого ордена. Награждая принцессу миррены и мосты к союзнику наводили и тылы страховали на случай отказа или иных эксцессов.

Сама Марина находилась при смерти, ни принять, ни отказать не могла. Фактически, посмертное награждение. Не отказали просто потому, что в те дни всем было не до того.

Сейчас отказываться просто глупо.

Из озорства просмотрела грамоту. Тут к мирренам не придерёшься. Оформлено по всем правилам. Указано только звание, без титула, но при награждении этим орденом это стандартная практика. Примерила знак, как его полагается носить на ленте на шее. Ещё звезда на ленте у бедра полагается. Но Марина так даже грэдские ордена не носит, благо в полной парадной вряд ли в ближайшее время придётся ходить.

По мирренским законам, знак ордена следует носить никогда не снимая. Ну такого-то от неё точно не дождутся. Хотя, сейчас послабление сделали, можно изготовить миниатюрную копию знака и носить с гражданским. Но и без такого экстравагантного украшения обойдётся пожалуй. Из женщин-грэдок только она удостоилась. Намекал Тим на что-то или как? Этот старый лис в жизни ничего просто так не сделал. Всё-то ходы на десятки вперёд просчитывает.

Мирренские награды сейчас многие носят. В основном в виде колодок. Оригиналы из известных Марине лиц таскают только те, кто получил их за что-то непонятное. Ладно, у Сордара иконостас образовался исключительно из-за происхождения. И без этих наград он вполне обойдётся. Но этим, подчёркивающим, в большинстве своём, не фронтовикам, за что дали?

Только совсем дурак поверит, что две настолько несхожие системы, несмотря на совместную борьбу с общим врагом, воспылали друг к другу такими уж искренними дружескими чувствами.

Называть мирренов врагами в культурном столичном обществе сейчас не принято, Софи уже успела доложить. Ей тоже за время войны Большая Звезда ордена Горного Льва досталась. Из статусных миррренских наград — одна из высших. Есть только у некоторых членов императорского дома и высших сановников. Может вручаться как за военные, так и за гражданские заслуги, ну или по прихоти императора. Тим к вопросам награждения подходит очень тщательно. Высшей степени не жаловал никогда, военный вариант с мечами тоже выдавал неохотно. На гражданские был щедрее. Но и тут награждённых не набиралась и сотня.

Софи досталась высшая степень гражданской звезды. Невиданная за несколько десятков лет награда. Тут уж откровенным намёком попахивает, хотя формально награждение 'за заслуги в области изящных искусств'. Заодно, сестрёнка сообщила о подготовке её персональной выставки у мирренов, причём не где-нибудь, а во 'Дворце им. Тима IV' — самом престижном выставочном зале империи.

До этого там персональных выставок с начала Второй Великой не было. Что-то Дом Льва затевает, и явно не в одиночку. Ассоциации с другой эпохой становятся всё более явными и неприятными. Культурный диалог — откровенная ширма. И дальше не намечается ничего интересного, как бы сестрёнка не радовалась. Мозги набекрень, как у всех художников. Взгляд на происходящее — тоже специфический. Это Марина рационалистка до мозга костей. Чует, надвигается беда. Мелочи указывают однозначно, но пока не складываются в целое.

Но здесь-то, в этом мире она на своём месте. И кажется, появлению молодого и перспективного политика не рады уже очень многие. Пока просто не рады. Только пока. Конфликты пока в вяло тлеющих фазах. Но они уже есть.

Что бросается в глаза после нескольких лет отсутствия? Как в начале Великой войны отовсюду исчезали надписи на мирренском, а из языка — их термины, пусть и узкоспециализированные, так сейчас всё это усиленно лезет обратно, причём, во многократно увеличивающихся объёмах.

По Центру ходишь — зачастую непонятно, в какой столице находишься. Названия улиц и то уже по-мирренски продублированы, как будто, в стране два языка. Угу, миррены так у себя в колониях улицы подписывают, только их язык первым идёт. И сомнительно, что в их столице где-нибудь, кроме посольства, можно увидеть надпись на грэдском.

Афиши мирренских фильмов, зачастую название написано без перевода. Марина к кино абсолютно равнодушна, хотя и понимает огромное значение для пропаганды. Судя по виденному вокруг, идеологическая война грэдами проигрывается. Где же ушами хлопнули? И не вчера, явно, мирренские фильмы с экранов не пропадали даже с началом Великой. Полу контрабандно продолжали закупаться в нейтральных странах с заставками их киностудий и на их языках. Делались переводы. Хотя смысл после двойного перевода зачастую довольно сильно искажался, фильмы всё равно пользовались успехом. Раньше практиковалось, после отсмотра фильма в цензурном комитете, а то и самим ЕИВ, понравившийся фильм переснимался по тому же сценарию, но с переносом действия на грэдскую почву. Получалось не всегда.

Аналогично действовали и с понравившимися песнями. На мирренские мелодии писались новые тексты. Тоже получалось не всегда. Но с десяток популярных несколько лет назад прилипчивых и тупых мотивчиков помнит даже Марина.

В продаже полно грэдских редакций самых разных мирренских журналов. Хм. Крайне сомнительно, что в политических мнение грэдского МИДа является основным. Обилие журналов о красоте, моде и жизни самых дорогих мирренских шлюх из разряда киноактрис.

Неужели Марина настолько постарела? Она помнит время, когда из мирренской прессы легально можно было купить только издававшийся от имени посольства на грэдском языке журнал 'Империя'. Острых вопросов там не обсуждалось. Публиковались виды страны, да интервью с писателями, актёрами да режиссёрами, чьи произведения грэды закупали и переводили легально. Название журнала, как и все тексты писались новым гражданским шрифтом, хотя иероглиф — название страны официальный символ государства.

Очевидно, так делалось в пику грэдам, издававшим от лица посольства журнал аналогичного содержания. Только древний иероглиф был официальным названием.

Самая настоящая ползучая экспансия. С такими союзниками как миррены никаких врагов не надо. Марина индифферентна к кино и музыке. Поэтому очарование мирреннского на неё не действует совершенно. Но большинство-то не таковы!

К моде тоже в общем-то равнодушна, но лиц, откровенно подражающих в одежде и причёсках мирренским замечает в товарных количествах. Как-то неправильно это всё.

Обрывки мирренских фраз и расхожих идиом просто бьют по ушам. Люди могли набраться этого только из фильмов. Киношные миррены ведь очень сильно отличаются от настоящих. Неужели понимающие это становятся исчезающим меньшинством? Люди перестают быть людьми, превращаются в каких-то полумирренов, искренне и заслуженно презираемых настоящими.

Пробирает зайти в магазин подороже и устроить там. Скандал, не скандал, но сценку. Марина консервативна в одежде, нравящиеся вещи способна носить долго. Но проблема — ещё не отвыкла от вещей того мира и выглядит довольно необычно. Вслед ей оглядываются. Поближе познакомиться не пытаются. Само собой появляющееся на лице выражение, в том мире столь памятное по фотороботам, заставляет проигнорировать достоинства фигурки.

При необычном наряде да нестандартной внешности легко можно сойти за мирренку. Охота посмотреть, что будет, если в дорогом магазине с придворным мирренским произношением заговорить?

Идиоты не понимают — в столицу могут себе могут позволить ездить только богатые и очень богатые миррены. Выступи она так — пресмыкаться будут как животные и даже хуже. Заработок-то от дневной выручки зависит. С другой стороны, напомни она настоящий статус, да выскажи неудовольствие — пресмыкаться будут точно так же. Ещё и жизнь какому-нибудь существу можно испортить ни медяка не потратив.

И не знаешь, какая роль — богатенькой мирренской или отечественной стервы и дряни хуже.

— Марина, ты? — так, один из немногочисленных голосов, что слышать не противно. Хейс.

Привычно окидывает взглядом снизу вверх. Блин!!! Она что, до сих пор ещё расти не прекратила?!

В ответ — взгляд сверху вниз. Не из спеси. Хейс просто физически не может смотреть иначе на большинство людей.

— Как видишь, — словно вчера расстались.

Выглядит Рект монументально. Длинное пальто туго перетянуто поясом на осиной дали. Покрой плеч намеренно уширен. Горделивая осанка. Голову венчает шляпа с ястребиным пером. Рост Хейс, похоже, не изменился совершенно, каблуки просто подобраны максимально высоченные.

Кажется, понятно, зачем. Большинство мужчин хоть немного, но теряют уверенность разговаривая с женщиной выше себя. Если же она ещё и смотрит как императрица. Вообще можно забыть, о чём собирался говорить.

Короткий школьный меч висит не для красы. Так оружие носят умеющие пользоваться. Намётанный глаз Марины подмечает, пистолет тоже есть. Что же, в огромном городе лучше не полагаться только на свои физические данные, какими бы они не были.

— Давно вернулась?

— Нет. Знаешь, где я была?

— Да. Известили официально. Письмом сама знаешь откуда под роспись и подписку.

— Не ожидала от МИДвовцев такого.

— То не МИДвовцы были.

— От Кэрдин?

— Да. Они ведь и моей охраной занимаются.

— Серьёзное продвижение!

Хейс пожимает плечами.

— Охраняют всех, кто этим занимается. Чем именно, тебе узнать, думаю, труда не составит. Если уже не знаешь. Ты ведь пострелять любишь.

— Что, охрана плоха?

Марина выразительно косится, где у Хейс пистолет. Взгляд замечен.

— В эффективности или обратном случаев удостовериться не было. Так в большом городе просто спокойнее. Да и тебе, смотрю, тоже, — не менее выразительно косит глаза на деревянную кобуру Марины.

— Это для понимающих висит. Нашивки за ранения. Куртка, да этот пистолет. Кому надо — сразу определит выше меня в определённой среде человека нет.

Хотя на деле, это и приманка для не принадлежащих к среде. Только Хейс знать не обязательно. Ещё один пистолет у Марины совсем не на виду.

— Опять твои непонятные игры...

— Не только мои, если на то пошло.

— Пусть так.

Идут некоторое время молча. Косятся на них уже откровенно. Марина с неудовольствием отмечает, если кто тут и похож на принцессу, то точно не она. Слишком уж Хейс безупречна. У дочери императора видок довольно помятый. И краситься сегодня лень было, и вообще, потрёпано жизнью выглядит. Особенно, на фоне цветущего великолепия.

— Что такая довольная? Замуж удачно выскочила, состояние на себя и развод?

Хейс весело смеётся.

— Марина, ты не меняешься совершенно! Всё такая же язва. Нет у меня никаких мужей, не было, и вероятно, не будет. Дело слишком много времени отнимает. На себя чуть остаётся. Ещё на кого-то — просто нет.

— С чего же тогда так цветёшь?

— Занимаюсь, чем мечтала. Приоритет — высший. Соответственно, и финансируется. Я знаю, чего хочу. Есть всё, что мне надо. Киснуть-то с чего? Косточки перемывать я отлично умею. Но в лицо и за дело, а не за глаза и от скуки, как многие обожают. Успех будет, мы его добьёмся. Я далеко не трудоголик, вполне нахожу и для себя время, тем более, не сильно много и нужно.

— Намекаешь, что я на хрюшку иногда похожа?

— По поведению? Очень даже.

— С чего это? — интересуется Марина безо всякой интонации.

— Ты намерено не залечила часть своих ожогов. Приберегла, чтобы шокировать людей, не слишком правильную с твоей точки зрения, жизнь ведущую. И мне сказки про неспособность медицины что-то там сделать можешь не рассказывать. На что наша ожоговая хирургия способна, я прекрасно знаю.

— Откуда? Ты же, вроде, не медик.

Хейс смеётся. Не каждый поймёт — смехом висельника. Но тут обе из понимающих.

— Под сорок процентов кожи было сожжено. Лицо и волосы не пострадали — костюм защитный был там прочнее. Да и упала я как раз на эту сторону. То чем я занимаюсь тоже, знаешь ли, взрывается неплохо. Погибших было — тридцать пять человек. Всех в закрытых гробах хоронили. Мне повезло, только задница со спиной сгорели.. Так что, насчёт твоих ощущений полностью в курсе.

— Не знала.

— Думала, у тебя есть допуск к этой информации.

— Может, и есть. Не все накопившееся бумаги ещё разобрала. Меня, как оказалось, только один человек готов был встречать с распростёртыми объятиями.

— Ожидала большего?

— Меньшего. Раз без меня справились — то нужна ли я здесь вообще?

— Сама решай.

— В первом случае выбор за меня сделали. Во втором — возможная альтернатива была куда хуже. Меня просто пристрелили бы рано или поздно.

— Знаешь, когда я в ожоговом центре валялась, делать было особо нечего. Болтала с врачами. Спецов в этой области не особо много, а я, как ценный специалист, попала к лучшим. Естественно, они помнят всех своих выдающихся в том или ином смысле, пациентов. Тебя не забыли ни по фронтовой командировке, ни когда пластику делали. Самое мягкое, что сказали: 'герой, но абсолютно ненормальная девушка'. Речь о втором визите шла. Много вообще о тебе интересного узнала. Прекрасно знали кто ты, кстати.

— И какое мнение составила?

— Прежнего не изменила. Тебя иногда заносит, я знаю. От тех, кто в Церенте бывал, про коренных жителей отзывы слышала процентов на девяносто пять непечатными словами. Один так вообще сказал, он, кстати не знал, кто ты на самом деле: 'Если этого майора Херктерент встречу, хоть до посинения его буду водкой поить. За то, что кончил он этих, как — мне насрать. По бутылке за каждое рыло поставлю, без разницы, кобель, сука или щенок, если захочет'.

— Хм. И кто из нас псих после этого? Но как его звать, ты мне скажи. Я, знаешь ли, выпить на халяву люблю.

— Хм. Сказала дочка одного из богатейших людей страны.

— Так это он богатейший, а не я. Моё высочество — девушка скромная.

— Это точно. Вторая в мире женщина, имеющая три Золотых Звезды.

— Софи за последнюю войну вообще ничего не заработала.

— Не сомневалась, ты её обязательно подденешь. Но справедливости ради, согласно статуту, медаль 'За Победу' ей положена. Тем более, она была ранена.

— Так и не избавилась от обострённого чувства справедливости? Или более выборочно стало применять?

— Я бы сказала, глаза замылились.

— Всё меняется. Мы не становимся моложе.

— Знаю. Только совсем недавно это по-настоящему поняла. Когда в 'Сордаровку' поступила моя младшая сестра.

— Твой отец второй раз женился?

Хейс смеётся.

— Нет, это последняя мамина дочка. Она родилась когда я уже тут была. У нас часто бывает, между старшим и младшим ребёнком в семье разница двадцать лет и больше. Детей, соответственно, десять — пятнадцать. Мать счастливой зовут. С двух войн только один сын из пяти не пришёл. Третий. Остальные, хоть и ранены были, но здоровые пришли. У других куда хуже. Слышала про женщину — восемь было — и нет никого. Последний, кстати, у тебя служил.

— Как звали?

Называет имя. Марина на несколько секунд закрывает глаза.

— Был такой. Первый мотопехотный батальон. Первая рота. Третий взвод. Второе отделение. Сержант-пулемётчик на БТР.

— Ты его знала? — Хейс явно поражена.

— Конечно. И его, и всех остальных. Историки, утверждающие, что Дины знали по именам последнего обозника в своих армиях, недалеки от истины. Не помню где читала, кажется в чём-то из того мира: 'командиру стоит знать по именам всех, с кем предстоит идти в бой'. Похоронку на него подписывала не я. Он погиб после того, как приложило меня. И скоро, чую, мне опять подобные вещи предстоит подписывать.

— Да уж, ситуация. На себя примерять не хочется.

— Кто-то должен, просто.

— Я знаю. Ладно, хватит о грустном. Меня несколько раз погостить звали. Как-то раз, взяла и приехала. Мелкую совершенно очаровала. Познакомилась с кучей племянников. Сколько их у меня точно не знаю.

Сама не ждала, какое впечатление на сестру произведу. Хотя, какая она мелкая, почти с меня ростом. Болезненная, правда, но у нас считается для последнего ребёнка это нормально. Будь она обычной — да, замуж ей выйти было бы сложновато. Но мой пример родню кой-чему научил. Пусть грозного дядьки у неё не было, исправить её, как меня не пытались. Махнули рукой, девочка постоянно с книжками, моими в прошлом, в основном, к работе её всё равно ни к какой не приставишь. Тут ещё старшая нагрянула. Мелкота в школе, за редкими исключениями, меня боялась. А тут мне натурально в рот смотрели. Сестрица, виденная только на фото оказалась живым воплощением детских грёз. Действительно, начитанная и умненькая девочка. Я практически всё время с ней проводила. По возрасту-то вполне могла быть её матерью, не сестрой. Твёрдо заявила, что будет поступать. Я поддержала. Хотя, требования за прошедшие года ужесточились. Никто не спорил. Одна из причин — народ там не столько простой, сколько жутко прогматичный. Везде выгоду найдут. Дочка в город уезжает — значит, на свадьбу, чтобы всё было, как у людей, тратиться не придётся, можно ещё трактор или быка-производителя купить.

Когда уехала, постоянно мне письма писала. Длиннющие! Ей ведь там по сути дела, просто поговорить и не с кем уже. Поступила. Сюда-то её отправляли не как меня. Правда, я-то из дому удрала. Понятно, там ей погрузиться помогли, но здесь без меня она бы чемоданов не дотащила. И то пришлось носильщика брать. Жила у меня с десятку. Я впервые за несколько лет взяла отпуск. Показывала девочке город. Сама веселилась неизвестно почему. Видимо, спящий материнский инстинкт пробудился.

Отвезла её в школу. Помню, как робела сама. Она волновалась точно так же. Только, с ней рядом была я. Меня, оказывается, не забыли. Её сначала все приняли за мою дочку. Она высокая, но личико возрасту полностью соответствует. Потом вместе смеялись, когда разобрались. Её все зовут Рект-Младшая. Пару раз, говорила, к ней обращались Хейс.

По выходным почти всегда гостит у меня. Знаешь, когда её нет, реально начинаешь осознавать — без детей дом по-настоящему пуст.

— Это я знаю. Только там поняла, сходя с ума от одиночества, по-настоящему не могу без Марины. Ведь она словно умерла для меня, я ведь несколько лет была уверена, мне никогда не вернуться сюда. Хотелось мстить. Всем сразу и никому конкретно. Когда снова увидела... Словами не описать.

— Может, познакомим их? Разница в возрасте не такая большая. Должны подружиться. Она завтра приехать собиралась.

— Давай. В курсе, где Кэрдин обитает?

— Да.

— Приезжайте. У Марины, похоже, нет особо близких подруг. К тому же, она куда умнее своего возраста.

— Так же, как и ты в своё время.

Марина шутя делает вид, будто хочет стукнуть Хейс. Та смеётся.

— Обязательно приедем. Я так думаю, других детей у меня не будет.

— Уверена? Ты же, так сказать, объект пристального внимания.

— Я говорила уже насчёт времени. Сама-то личную жизнь налаживать не думаешь?

— Времечко сейчас больше подходит к разлаживанию. Причём, всего и вся. Но это шуточки. Если серьёзно, этот аспект жизни меня волнует меньше всего. Даже если и займусь данным вопросом, одно совершенно однозначно — рожать я больше не буду. Я очень вынослива, но того раза мне хватило. От родов могла умереть. Хорошо, хоть Марина здоровой родилась. Но с меня хватит.

Хейс усмехается.

— У меня отец, мать, братья с сёстрами все немаленькие. Но я, как оказалась, особенно удалась. Видать, сказалось положительное влияние школьного рациона да качественной столичной медицины. Пока гостила, думала, лопну — кормили как на убой. Отцу очень нравилось, какая я вся из себя получилась. Подбивал если не замуж поскорее выходить, то хотя бы ребёнка родить и ему с матерью или кому из старших отдать. Считай, профессиональный животноводческий интерес пробудился. Я вон какой породистой удалась, любопытно стало, что же от меня, такой, может получиться.

— Шутишь или нет?

— Сама как думаешь?

— Хейс, для меня чтение статистических и этнографических сборников, считай, прямая обязанность. Плюс я интересовалась проблемами, волнующими личный состав вверенных мне частей. Так что, ты мне не байку рассказала. Знаю ещё не слишком давно первого ребёнка заводили специально, чтобы поскорее выйти замуж. Доказательство полного физического здоровья налицо.

— Ну, такое если и бывало, то совсем уж в глуши. Но к добрачным беременностям отношение спокойное. В большинстве случаев первый ребёнок после брака от того же, от кого первый до него.

— Жизнь есть жизнь, брачные её аспекты меня волнуют меньше всего.

— Опять на нашу замечательную ситуацию намекаешь?

— Не опять, а снова. И не намекаю, а ,считай, прямым текстом спрашиваю. Ты с кем?

— Намёк понятен. Что вы резко против забравших сейчас слишком много власти всенародноизбранных я в курсе. Кто из вас лучше умеет стрелять — совершенно не горю желанием выяснять. Скажу так: для меня высший приоритет то, чем я занимаюсь. Чего-то добиться можно только вкладывая колоссальные средства. Подобные тебе способны обеспечить поступление этих средств. Ваши противники — нет. Вы к чему-то стремитесь. Вам зачем-то надо, то чем занимаюсь я. А им это не нужно. Деньги они прекрасно потратят и на себя. У вас есть цель. И как средство её достижения вам нужна в том числе и я. Понимаю, и поэтому я с вами.

В конце концов, мне небезразлично, в каком мире будут жить дорогие нам люди. Если есть шанс изменить мир к лучшему — преступление им не воспользоваться.

— Шанс... Проблема, обычно выпадает несколько шансов для нескольких группировок одновременно. С сильно различными взглядами на будущее мира или просто различной степенью жадности. Остаться должен только один.

— Хочешь сказать, этим одним должна стать ты и твои сторонники?

— Именно. Если не готов рискнуть всем — лучше просто не лезть в эти дела.

— Стоять в стороне тоже как-то не так.

— Тоже можно всё потерять. Кто не с нами, тот против нас.

— Думаешь, так скоро будет?

— Не думаю, уверенна. Считаешь, может быть как-то иначе?

— Видимо, нет. Вопрос, скорее в том, сколько будет крови и когда?

— Именно так. Слишком уж все агрессивно друг против друга настроены. Тон статей вспомни. Читаешь — удивляешься, как это ещё не начали оппонентов по фонарным столбам развешивать.

— Начнётся скоро?

— Точно сказать не могу. Не все ещё определились, кого и вместе с кем на фонарь тащить. Зубастых-то много слишком. Только проблема — никто не сильнее двух любых других. Сейчас такие альянсы заключают — ёж с ужом просто образец взаимопонимания и гармонии. Вечный принцип 'против кого дружим'. Сейчас вместе загрызём и друг другу в глотки вцепимся.

— Это так. Только я по перегрызанию глоток не самый лучший специалист.

— Я знаю. То, в чём ты специалист очень нужно для более спокойных времён и не против этих врагов. Мозги и наработки надо беречь. Если уж совсем жаренным запахнет, есть план вашей эвакуации и сохранения всего имеющегося. Пересидите времена эти. Всё равно работы эти продолжать государственная воля и деньги нужны. С первым у меня нормально. Со вторым как-нибудь разберёмся. Пока уже принят промежуточный вариант — вас в провинцию переводят. Там не будете столько внимания привлекать. Да и полигон там уже есть.

— Что там ещё есть?

— Полная инфраструктура. Резервный центр этих исследований там планировался. Теперь решено временно разместить основной. Сомнительно, что там найдётся кому бучу поднять. Слишком там там жизнь местных на объекты МО завязана.

— И когда?

— Думаю, скоро. Вашего главного сегодня вызвали в министерство. Так что, сама думай.

— Сотрудники едут с семьями?

— Да. Я понимаю, на кого ты намекаешь. Уже разработаны несколько сигналов уровней опасности. 'Сордаровка' и твоя организация имеют один уровень. К тому же, в последнее время я, возможно, начинаю излишне паниковать. Даже в случае с тобой, речь идёт пока только о переводе вас на новое место, где вы, банально, представляете меньшую опасность для окружающих.

— Пока ты больше намекала на опасность от окружающих для нас.

— И это тоже. Но я ведь в курсе насчёт взрывов.

— Это больше никогда не рванёт. Надёжность узла я гарантирую лично.

— Чем гарантируешь? Новой кожей на своей заднице?

— А хотя бы!

— Из-за этого узла не рванёт, рванёт из-за другого. Слишком новое, опасное и перспективное направление. Точно знаю. Там над этим тоже работают. Всё, что было у них в открытом доступе, перерыла.

— Взглянуть бы.

— Вроде, всю информацию уже передали вам... Уточню.

— Буду благодарна. У них там любопытные достижения. Но нам стоит идти своим путём.

— Уверена?

— Но я же не сказала, на сто процентов своим. У нас же довольно сильно отличается металлургия. Делать отвёрточные копии в этой области в итоге обойдётся себе дороже. А мы и так уже куда больше потребили, нежели принесли. Но свой путь уже найден. Другое дело, время опять играет против нас.

— Вопрос времени... Речь идёт о нескольких месяцах. Может, годе. Если очень повезёт — двух. Война все старые раны разбередила, ни одной проблемы не решила, только новых добавила. Когда ухнула в накопившееся — просто поразилась, как мы до сих пор держимся?

— Что думаешь?

— Что думаю, что думаю. Стихия вот-вот прорвётся. Примерно понятно с цветами и оттенками. Ни у кого сейчас решительного преимущества нет. Пойдёт резня по крови и кости. Отсрочить можно, удержать — нет. Если чего-то не можешь предотвратить, это следует возглавить. Стихии будут пожирать друг друга. И надо, чтобы осталась одна, чью энергию можно направить в нужное русло.

— Считаешь, ты именно этот человек?

— Считаю, что человек, который попытается. Либо оседлаю надвигающуюся бурю. Либо буря сметёт меня.

— У тебя же ребёнок!

— Именно поэтому. Вечно прятать я её не смогу. Так пусть мир станет таким, где просто не страшно будет жить.

Задавить крик не удаётся. Липкий страх отступает. Не помнишь уже, что снилось. Резко садится на кровати. Зеркало далеко, свет выключен. Она и так знает, выглядит сейчас жутко.

Сейчас опять всё повторится. Которую уже ночь. Кнопку 'отбой' нажимает на автопилоте. Почти сразу — трель телефона. Подтверждает отбой. Сигареты не ищет. Покурить не удастся.

Топот детских ножек в коридоре уже слышен. Дверь распахивается.

— Мамочка, что с тобой?

Сразу же подбегает и обнимает. Чуть не плача от страха.

— Ничего, Маленькая. Просто плохой сон.

Ощущает, девочка мелко-мелко дрожит. М-да, уже на подсознательном уровне пугать научилась. Причём, ту, кого совершенно не стоит. Кошмары, заканчивающиеся криком, похоже, начались ещё там. Жизнь на нервах ни к чему другому и не могла привести. Потом, когда уже здесь в себя приходила, в первое время не было. Причина — проста и понятна, чем только её врачи не накачивали, стремясь в норму привести. Снотворного тоже предостаточно было. Может и сильнодействующее из арсенала психиатров было. Сомнительно, что её сразу посчитали нормальной и способной к адекватному общению с ребёнком. Могли вообще ненормальной признать, тут с этим быстро. Особенно, если поводов предостаточно.

Но всё-таки признали тем, кем признали. К девочке снова пришлось привыкать. Оказалась куда младше, чем ожидала, но всё равно, старше биологических лет. Вокруг неё-то все эти года было одно пространство и время.

Только у матери опыта общения с детьми или хотя бы с молодыми матерями за это время — нулевой. Времени там проведено больше, чем было девочке на момент расставания. Так что забыла почти всё, что знала.

Первым делом поняла, что по ней тосковали. Может, и не столько по ней непосредственно, сколько по матери рядом. Что-то с раннего детства в памяти осталось. Ощущение потерянной теплоты и ласки. Девочка несколько дней от неё не отходила, была словно приклеенная. При первой возможности старалась взять за руку. Как огнём прожигает М. С. в такие моменты. Доверчивая теплота ладошки, касающейся пальцев, способных сгибать металл и насмерть сжиматься на человеческом горле.

Ещё и Кэрдин 'удружила', предоставив девочке кучу фотографий, где она с матерью. Шкатулку со снимками Младшая хранит как самое своё большое сокровище. Ключик постоянно висит на шее.

Марина и не знала, что их столько. Некоторые явно происходят из различных досье. Часть из них, будучи собраны вместе могли бы выставить Марину в невыгодном свете. Иные жесты можно толковать двояко. При очень большом желании. Вплоть до ненадлежащего обращения. Видимо, подборочка намеренно делалась для демонстрации определённым людям или лицу. Потом дали отбой.

Фотографии остались. С таким толстым намёком.

Или всюду видеть подвох — паранойя, резвившаяся от жизни в непрерывной партизанско-диверсионной деятельности на протяжении нескольких лет? Тоже мне, городская герильяс.

Другие фотографии делала Софи, Эрида, ещё кто-то. С плёнок Эр тут много отпечатано. Есть и несколько официальных парадных фотографий самой М. С.. Как маленькой, так и уже в военной форме. С последнего снимка уже столько лет прошло.

Кто-то, можно даже особо не сомневаться, кто именно, совсем недавно дополнил коллекцию миниатюрой с генералом в полной парадной форме. Включая награды, полученные за время пребывания в том мире.

Нервы подлатать реально стоит. Они уже к Церенту на взводе были и с той поры ситуация не изменилась.

— Мамочка, тебе страшно? Или больно? — это она должна задавать такие вопросы напуганному ребёнку. Не дочь ей. Но всё в жизни выходит наоборот. Глупости девочки не скажешь. Хорошо ложь чувствует. Просто боится недавно обретённую мать потерять снова. На этот раз окончательно. Как любой ребёнок войны, прекрасно знает разницу между жизнью и смертью.

М. С. давно поняла — Кэрдин относится к женщинам, совершенно не любящим детей. Одновременно, принадлежит к людям просто не умеющим делать плохо любое порученное дело, постройка завода, планирование войсковой операции или воспитание чужого ребёнка.

Рекомендаций профессиональных педагогов в общении с Мариной не нарушит никогда. Девочка, несмотря на ум, так и не определилась, как относиться к Кэрдин. Знает её всю жизнь. И не определилась. Хотя, не только она.

М. С. сейчас жалеет, что среди её близких друзей нет никого с детьми схожего возраста. Иногда простой человеческий разговор может дать больше, чем консультации с высококвалифицированным специалистом. Те более, сейчас Марина судит о детях не по книгам, а разговорам с дочерью.

С ней никогда не знаешь, грустной или весёлой застанешь. Это взгляд человека, словно родившегося взрослым. Присущие возрасту искорки есть, но очевидно: она сперва серьёзна, временами весела. Но не наоборот.

Гроза фронтов и пары столиц робеет, общаясь с дочерью. У той, впрочем, аналогично. Сволочь и умница Кэрдин одновременно, подсунув подобное лекарство после всех похождений. С другой стороны, Марина и раньше была. Но ведь не по воле М. С. они расставались! Сейчас надо жить. И думать о будущем Мелкой. Особенно, если осознаёшь, ей сейчас, кроме материнского общества, ничего не надо.

Хотя, у Еггтов с материнским инстинктом испокон веков проблемы. Или это романы на собственный опыт накладывается? Самой М. С. стало страшно, когда криком во сне напугала ребёнка. Да ещё вломившаяся охрана в тот раз страха девочке добавила. Самой-то наплевать в чём и пред кем быть. Но девочка спала с ней. (Не гнать же её). И сильно испугалась, материнского крика, вломившихся охранников. Хотя и много раз видела их раньше.

Долго её потом пришлось успокаивать. Охрана только свою работу делала. Да и испугалась девочка больше за неё. Тогда с трудом удержалась, чтобы не ругнуться. На всех и не на кого конкретно. Ну, что делать с этой искренней и совершенно не заслуженной, любовью?

Сволочь ты всё-таки, Кэрдин. Ненавидя Кэретту стандартной женской ненавистью, не стала ссорить два следующих поколения Еггтов. Хотя, могла бы спровоцировать конфликт с лёгкостью. Дети внушаемы, сама Кэрдин в деле вешания лапши на уши — профессионал высочайшего класса. Задуривала головы много кому, поумнее маленькой девочки. Но именно ей — не стала.

Материнский инстинкт у неё получше что ль развит, чем у императрицы? Не, только не это. Своего сына Бестия откровенно ненавидит. И дело тут не в политических взглядах. Это сейчас за ними ненависть хорошо прятать. Но Ярн ненамного старше Софи. Но Кэрдин нелестно отзывалась о нём всегда. Подсознательно дочь иметь хотела? Или, как Марине, ей детей лучше было не заводить вообще?

Очередной вопрос без ответа. Да и какое дело М. С. до ещё одного единокровного братца?

У самой есть мелкая, кого про себя получается называть только подцепленным в том мире словом прикольная. И ведь она ни разу не смешная.

Сидит вот сейчас рядом. Успокоилась уже.

— Мама, ты спать больше не будешь?

— Нет.

Хотя, можно ещё. Девочка время по часам определяет легко. М. С. не помнит, в этом возрасте, или раньше сама научилась время определять. Если только по игрушкам в её комнатах смотреть, не поймёшь, девочка или мальчик тут живёт. Куклы, их домики и всякие мягкие зверушки соседствуют с машинками и солдатиками примерно в равных пропорциях. Пулемёт даже есть, правда игрушечный, а не трёхствольный настоящий, как у матушки в своё время водился. Да и у этого плюшевая обезьянка на стволе висит.

Намеренно Кэрдин ей рядом с дочерью комнаты оборудовать приказала. Дворец-то большой, да и не жилым был до недавних времён. Теперь же... Скоро нежилым станет снова. М. С. твёрдо решила перебраться в город. Спросила у дочери, как она смотрит, чтобы пожить где-нибудь в другом месте.

'Ты там будешь?'

'Да'

'Всё время?'

'Не знаю'.

'Я согласна, только не уходи больше'.

Первые дни Марина даже спала рядом с матерью. Боялась, проснётся, а её рядом нет. Потом к М. С. вернулись кошмары, вышли из организма остатки лекарств, что по прибытии пичкали.

Марина снова стала спать в своей прежней спальне. Всегда прибегает, если, как сегодня, М. С. не удаётся справиться с кошмаром.

Всё сильнее подозрения, что после возврата ей хотели подстроить изоляцию от общества. Причём, неясно какой, в здравом уме или сумасшедшей опасались больше. Если с первой всё в общем-то, и так понятно. То со второй всё сложнее.

Она встретилась с Мариной куда позже, чем могла бы.

Особо гадать не надо, почему пришлось столько общаться с психологами из ведомства ясно чьего подчинения. О её похождениях доложили в подробностях. И можно не сомневаться, старшенькая не со зла, а по причине излишней эмоциональности, наверняка назвала её 'детоубийцей'. Если уж в лицо ещё там не постеснялась бросить. Да и остальные тоже могли подкинуть информации.

М. С. не в претензии. Пусть и существует постановление, согласно которому все действия отправленных в другой мир против уроженцев того мира не подпадают под действия грэдского правового поля.

Постановление-постановлением, сколько бы людей там агент не перестрелял, пред грэдским законом он чист, если только другого агента не застрелил. Но даже формально чистого убийцу детей здесь к детям не станут подпускать, хотя и за решётку не упрячут.

Опасения Кэрдин оправданы. Хотя детей Марина не убивала никогда. Более того, наличие детей несколько раз спасало довольно-таки хреновых личностей от пуль Марины. В отличии от популярного в тех краях фильма, эти самые личности так и не узнавали, что жизнью обязаны сыну или дочери.

Хотя, страху они натерпелись. Кой-кто даже явку с повинной писал, лишь бы его от стрелка в СИЗО спрятали. Другой чуть не взлетел на воздух прямо перед генеральным офисом своей конторы. Не взлетел только потому, что в тот день в фирме был корпоратив. Марина не знала о предусмотренной детской программе. Эффектный взрыв должен был быть приурочен к окончанию мероприятия. Увидев жену этого деятеля с двумя маленькими детьми, раздумала убивать. Подрывать пустую машину не стала. Разминировать не полезла. Позвонила в полицию и сообщила о бомбе. Ладно, хоть буржуйский корпоративчик испортила со вкусом. Потом ещё открыточку так и не научившемуся летать генеральному с приветом от стрелка и советом прекратить некоторые аспекты коммерческой деятельности фирмы, послала.

Прислушались ли к совету, Марина узнать не успела. Зато узнала, генеральный с охранниками стал перемещаться по городу либо пешком, либо на общественном транспорте. Жене тоже запретил машинами пользоваться. И дети в школу и из неё стали на своих двоих добираться.

Теперь как бы девочка психованной не стала из-за материнских кошмаров.

— Съездить никуда не хочешь?

— С тобой — куда угодно! — давненько М. С. не слышала столь неподдельной искренности в голосе.

В столицу ехать ещё рановато. Там всё закрыто пока. Известный здесь опыт другого мира про круглосуточно работающие магазины не применяется. Люди ночью должны спать. В общем-то верно. С вариантами.

Умеет Кэрдин играть по правилам! У Марины комнаты как у принцессы. Хотя, она принцесса и есть. Только у самой М. С. в детстве было похуже. Когда валялась парализованная, смотрела и диснеевские мультики. Оборудуя комнаты Марины, дизайнеры Кэрдин амеров явно переплюнули. Аж самой М. С. стало завидно. Такого даже у неё не было, хотя и на ней денег никогда не экономили. С человеческим вниманием было хуже. Но это уж стандартная болезнь отношений в паре миров.

Тем более, званию 'ледяная принцесса' Кэрдин соответствует не меньше Софи. 'Мамой' Марина её назвала раньше, чем саму М. С.. Детская память — специфическая вещь, Марина Старшая почти не помнит себя лет до четырёх. Как ни крути, но почти четыре года, особенно в этом возрасте, из жизни не выкинешь. Ребёнку всё, что угодно можно внушить при желании, или по приказу. Но тут другой случай.

От Младшей Марины Кэрдин не то, чтобы дистанцировалась, по сравнению с Кэреттой вообще считай, близкие отношения поддерживала. При этом, постоянно подчёркивала, Марине она не мать. И 'тётей' Кэрдин можно называть только потому, что она старше. Детей Кэрдин не любит, притом обязана о ребёнке заботиться.

Конечно, не М. С., дважды бросавшей девочку (правда, один раз не по своей воле) претензии предъявлять. Но с материальной стороны к Кэрдин придраться не за что. Жилище сказочной принцессы оборудовала по голливудским стандартам. Может, и на самом деле, мультиков пересмотрела. Марина не очень в курсе её слабостей. Но с розовеньким цветом в комнатах девочки она откровенно перебрала!

— Ладно, иди одевайся. Пока просто покатаемся.

Девочке как-то не обязательно знать, что мать держит под подушкой пистолет. Хотя, кобура, присутствующая почти при любом материнском наряде, её не смущает.

На дороге пустынно. Мотоцикл несётся. М. С. с трудом вновь привыкает, что понятие 'пробки' относится только к бутылкам, а не к дорогам. Во вроде бы обычные моменты осознаёшь, с какой скоростью несётся время. Давно ли её саму вот так же катал Сордар? Сейчас уже Марине немногим меньше, чем было тогда матери.

С чего-то вспомнилось, как она гуляла с Хереноктом. Интересно, доченьку потянет повторять материнские 'подвиги'? Как говорится, поживём-увидим. С дядькой девочка уже знакома. Намеренно скрывать что-либо из прошлого от дочери М. С. не намерена. Спросит что — правду услышит в ответ. Ложь порождает только большую ложь.

Марина, оказывается, прекрасно помнит, как ездила с матерью, когда маленькой была. И сейчас такая довольная! Опять, есть за что Бестию благодарить. У Марины, оказывается, есть куртка, сшитая по образцу танкистской материнской. Девочка вообще, если куда-то едут вместе, старается в одежде матери подражать.

Только волосы у неё длинные. Косичек не признаёт, ходит с распущенными, или в хвостик стягивает.

Одну из заколок М. С. увидела, обалдела, представив стоимость. Это что, у нас Эр номер два подрастает? Умненькая девочка уже научилась товары по каталогам заказывать? Спросила откуда. Оказалось, Сордар на прошлый День Рождения подарил. М-да, братец себе верен.

Автоматический пистолет, сделанный по индивидуальному заказу — один из подарков на шестнадцатилетние. Оружие побывало с Мариной во всех передрягах. Порядком наследило в том мире. Удивило, что не спёрли у раненой, когда была без сознания. Только обгоревшую кобуру пришлось заменить.

Вот с адмиралом после возвращения ещё не пересекалась. Знает, Сордар уже полный адмирал. Хотя пока не адмирал флота с одной огромной звездой на погоны. Вернулась из мира, где линкоры — вчерашний день. Но здесь бронированные чудовища ещё вполне показывали себя, круша приморские плацдармы огнём почти полуметровых пушек. Огонь сотен зениток с гигантов и кораблей охранения вполне отгонял чужие штурмовики. Хотя пленные говорили, будь у них тяжёлые ракеты — уничтожили бы они корабли. Не хочется, а веришь. Они и на тех штурмовиках, что были, случалось сквозь шквальный огонь зениток, уворачиваясь от первых пусков самонаводящихся ракет, к кораблям прорывались. Гибли расчёты зениток, броня спасала всех остальных. Приморские плацдармы перемешали с землёй. М. С. не знает, почему экспедиционный корпус оказался столь плохо оснащённым. Сама бы она, посылая корабли в неведомую даль, непременно бы набила транспорты снабжения самыми тяжёлыми пушками и снарядами к ним. Правда, это она лично кучу кораблей снабжения уничтожила, считай в момент высадки. Но там ничего сверх оригинального в грузе не было. Ушастых вояк, похоже, зверски обманули, натравив их на неожиданно зубастую цивилизацию. А если через пару лет явятся не обманутые? Да с полным комплектом вооружения. Совсем не весело может стать. На своей шкуре осознано, как они реагируют на ведущие сильный радиообмен, машины. Ещё раз гореть заживо как-то не хочется. Двух предыдущих как-то хватило. Хотя, по милости ушастых она не столько горела, сколько кучу костей переломала. Качественно! Аж застрелиться хотелось. Почти получилось. Голова и сейчас временами болит. Знала, что кости крепкие. Не знала, что настолько.

Но та история не в этом мире была, и не только кэртэрские бомбы её спровоцировали. Сама хотела умереть. Не получилось. Потом, по стандарту несостоявшихся самоубийц, старательно за жизнь цеплялась. Потом сама себе игру со смертью устроила. Стоило ли? Уже не поймёшь. Застрелила кучу буржуев. Бывшими врагами других точно таких же. Хотя, есть шанс, что она нескольких взаимных врагов угробила. Только не легче от этого. Болезнь того мира — копаться в самой себе что-ли там подцепила? Может быть, хотя из представителей того мира общалась только с Сашкой. А та, по сути дела, недалеко от тамошнего аналога Эр ушла.

На других в основном через перекрестия прицела любоваться приходилось. Иного взгляда они и не заслуживали. Вот с промежуточными вариантами сталкиваться не приходилось, а их ведь там подавляющее большинство.

Ну и хрен с ними, теперь пусть без неё со своими проблемами разбираются. Сами же большинство из них себе и создали. Начиная от развала страны. Не инопланетяне же к ним прилетели. Сами всё разломали. Ну, теперь без неё и выпутывайтесь. Не маленькие. У М. С. в мозгах хотя и причудливая смесь нескольких культур, основная всё-таки грэдская. Хотя, сама Марина русская. Притом, несмотря на происхождение, откровенно красная. Только вот с большим опозданием родившаяся. Не по своей воле угодившая во время, где главный цвет не красный или белый, а самый натуральный серый. Да и сомнительно, что в том мире какие-либо другие цвета остались. Ну, это теперь в любом случае, только их проблемы. Свой вклад Марина внесла. Сами пусть выпутываются. А пресловутая сильная личность и в своём мире найдёт, чем заняться.

Хотя бы банальной покупкой игрушек ребёнку. Тем более, в том мире этого она сделать не могла. Да и здесь скоро не до того будет. Но пока время есть.

Тормозит на окраине Северного парка — самого большого в городе.

— Была уже здесь?

— Нет. Тётя Кэрдин только в театр меня берёт. И в цирк ещё.

Хм. Интересно, какой новый слух теперь про Бестию гуляет? Наверняка и не один.

— Понравилось?

— Да. Очень!

Вот и тупик в отношениях первый. Не поговоришь на данную тему. Сама-то М. С. к театру абсолютно равнодушна. В том мире актёров попросту возненавидела. Шуты и кривляки мнят себя чуть ли не лучшими умами человечества. Какое М. С. дело до мнения какой-то кривляющейся обезьяны о внутренней или внешней политике? Изображающий других сам является полным нулём.

— Куда ходили?

— Большой Императорский. Мне балет очень нравится!

Репин. 'Приплыли'. Явно Кэрдин не довела до девочки материнского мнения о балеринах как о самых дорогих проститутках страны. Девочка невинно продолжает.

— Тетя Эрида меня с примой познакомила. Она сказала, что я тоже балериной стать смогу.

С одной стороны, ругаться хочется теми словами, что девочке знать не полагается. С другой — не надо было в другом мире шляться. Девочка упряма, если что в голову вобьёт — ничем не высадишь. Плюс наличествует тётка из разряда людей искусства, да ещё безалаберная Эр, тоже на всём таком помешанная. Она, помнится, с детства с балеринами знакомства водила. Да и сама М. С. художественными способностями не обделена. Да и словом владеет неплохо.

Сама-то она никаких конкретных планов на жизнь дочери не строила. Определится с занятием девочка уж как-нибудь, ну, а мы поможем.

Даже необычное желание лишь ненадолго вызвало умело скрытое раздражение.

Возможно, дочь нашла дело на всю жизнь. Возможно, не сможет сдать экзамены. Там, вроде, основное внимание уделяется физическому состоянию, а Марина для своих лет, мелковата.

Насчёт социального статуса тоже можно не волноваться. Это М. С. против актёров резко настроена. Да и то, в основном по реалиям того мира, до войны с чужаками ситуация вокруг грэдской сцены не волновала совершенно.

Балерины выходят замуж за членов Великих домов. Такие браки считаются вполне равными и достойными.

— Если постараешься, то сможешь стать.

— У меня получается. Тёте Эриде нравиться, как я могу.

Дочка соправителя никогда не станет хвалить неумеху. Притом, в том деле, что знает и любит сама. М. С. в этом ничего не понимает. Классический балет — во многом изобретение довольно эксцентричного императора Тима II. Главной его заботой было возвеличивание императорской власти. Преуспел, построив величайшие дворцы и парки в истории. Попутно разорил казну постройками, как у другого несколькими проигранными войнами не получиться.

Но двор блистал. Мирренские манеры проникли даже в суровую северную империю. При дворе, по мирренской моде заговорили на классическом грэдском. Модными стали мирренские наряды и литература. Естественно, стал моден и мирренский театр — главное увлечение императора.

С тех пор много воды утекло. Ученики превзошли учителей. Образцовым балетом сейчас считается грэдский. В память о былых временах почти все термины в балете остались мирренскими. Да и в одном из спектаклей звучит императорский гимн. Мелодию узнают только знатоки — Тим IV заменил гимн на слишком памятный многим, воинственный современный.

— Ты по-мирренски говоришь? — намеренно спрашивает на родном языке.

— Да, мама, — отвечает на языке заклятых друзей, — не очень хорошо ещё, но читать могу почти всё.

Было бы удивительно услышать обратное. Еггтовская способность к языкам уже в поговорку успела войти.

— Тебя только этому языку учили?

— Ещё нашему старинному и русскому. Но не так хорошо получается.

Стандартный набор для ребёнка такого возраста и происхождения. М. С. в детстве учили тому же. В общем, неплохо получилось.

Темпераментом удалась не в мать. Куда спокойнее, себя в её возрасте М. С. ещё не забыла. Граничащего с безрассудством материнского бесстрашия нет, но и трусихой не назовёшь.

— Мама, зачем тебе пистолет?

Ну и вопросец, сразу и не знаешь, что и ответить. Казалось, многолетняя привычка известна всем.

— Я же военный. Мне положено быть с оружием.

— Но ведь война кончилась. Врагов прогнали.

— Прогнали. Но надо быть готовым их встретить опять. Хочешь, стрелять научу.

— Сейчас?

— Когда захочешь. Этого ты пока в руке не удержишь.

Народу в парке довольно много. Преобладают пары и женщины с детьми не старше Марины. На них косятся. Мужчины больше с любопытством. Даже не столько как на привлекательную женщину. М. С. никогда не была в числе первых красавиц. Знает, обладает своеобразной внешностью. Но сейчас не ней дело. Тут у многих одна-две нашивки за ранения. У Марины — пять. Все тяжёлые.

Плюс откровенная опасность в одежде, движениях. Волевое лицо, да кобура на боку. Домашние клуши ей откровенно во всём проигрывают. И прекрасно осознают. Война кончилась. Кому-то хочется тихой и мирной жизни. Кому-то — новых приключений в различных сферах.

Таких боевых сейчас в городах появилось не так уж и мало. И служба, известная в другом мире под названием 'сарафанное радио', успешно разносит, спрос на таких, даже с детьми, сильно превышает предложение. Признанные негласные императрицы на полковых и дивизионных встречах. Умеющие и любящие жить по другим законам, нежели ждавшие мужей домохозяйки. Из дурного озорства, осознавая своё превосходство, или из банального желания устроить, наконец, личную жизнь, мужчин 'боевые ведьмы' уводят только так.

Только жизнь начала налаживаться, стоит такой на горизонте замаячить — всё, исчез дорогой и единственный. Бежит за ней, язык на плече.

Особой нелюбовью из боевых пользуются весьма многочисленные в столице по причине сильной ПВО, лётчицы. Все, как на подбор, молоденькие и красивенькие стервочки, регулярно что-нибудь устраивающие на самых разных уровнях. От приёма у Императора до кабака в рабочем районе. Женщины болтают, мужчины им на самом деле не нужны, девочки друг другом довольствуются.

Огромное количество поклонников почти у каждой — не стремление выбрать подходящего, а своеобразная игра, ведущаяся только по понятным ведьмам, правилам. Немало слухов ходит, будто лётчицы и другим мужчинам не отказывают. Но там вопрос цены не каждому доступен. Что только мужики находят в этих худышках? В столице ведь полным-полно и более покладистых, девушек.

Тут не лётчица прогуляться вышла. Танкист, скорее всего. Их не любят не столь откровенно. Если большинство проигрывает миледи с разгромным счётом по внешним данным, то с кожаннокурточными ситуация наоборот.

Над ними даже посмеиваются втихаря их-за их приверженности зимой и летом ходить в острохарактерных куртках. Частенько в обществе парней в таких же. Но тут ни женских талантов девушек никто не опасается, ни на парней особо не претендует.

Болтают, эти девушки даже летом не надевают лёгких одежд, а на пляжах их можно видеть только на знаменитых озёрах Бронетанковой Академии, где вообще не танкистам лучше не появляться.

У большинства после войны — проблемы с внешностью. Следы от сильных ожогов на различных частях тел, а то и на лицах. Утверждают, многие носят парики из-за специфики своих ранений (читай — перенесённых на войне дурных болезней). Девушек-танкистов сильно за глаза зовут 'Палёными кошками'. Кого-то так назвать — надо очень сильно хорошо думать, в каком именно кругу, чтобы 'доброжелатели' не донесли сказанного до названной. Последствия будут самыми неприятными и зависеть, насколько у 'Кошки' мозги набекрень после войны.

Вот сейчас по парку идёт одна явно самая настоящая 'Палёная'. Палёная без кавычек. Недостатки чужого макияжа большинство женщин замечают на автопилоте. Тут же не недостатки, тут полное отсутствие. Так что вблизи заметны разные оттенки участков кожи. И не самый здоровый цвет. Плюс не до конца прошедшие следы синяков под глазами. Да и волосы не крашенные, порядком сединой разбавлены.

От приятеля попало, или сама куда влезла? По виду-то о такой ничего не скажешь. Они почти все так ходят. Руки в перчатках, браслета не видно. Кто посообразительнее, подметит, пистолет не из дешёвых.

Вот вид ребёнка наводит на определённые мысли. 'Палёная' или её друг о ребёнке заботятся очень хорошо. Мало кто может девочку так хорошо одеть. Стоит всё это сейчас. Почти все завидуют чернейшей завистью. Многие с удовольствием купили бы такое дочерям. Но банально нет денег.

А тут, явно не факт, у благополучной матушки, ребёнок в таком виде. И девочка привыкла так выглядеть. Мать не одергивает.

Дети пока ещё не овладели умениями взрослых. Читать по другим, словно в открытой книге, и в соответствии почти безошибочно вычислять кто кого насколько выше, или ниже, и в соответствии со степенью вежливости или степени наглости себя и вести.

М. С. этим умением тоже владеет в совершенстве. Сейчас даже может легко вычленить несколько типовых группок родителей, никак не пересекающихся друг с другом, хотя дети их пока играют друг с другом.

Ну, она, на этот раз единственная и неповторимая. Прекрасно знает, как тут многих трясёт, стоит мужу в её сторону взглянуть. А уж если сама 'Палёная' соизволит посмотреть...

Таких примерно как было, так и осталось.

Вот новая категория появилась. Не бедно, но скромно одетые женщины, смотрящие на вызывающую М. С. почти с дружественным нейтралитетом. Во всяком случае, пока не врублена приписываемая подобной ей людям, любовь к уводу чужих мужчин.

Сама называет их Рэдриями. За прошедшие годы, похоже, поменяли отношение к 'Палёным', отчасти осознав, почему они такие. Пережить пришлось им кое-что. Многие были вольнонаёмным персоналом. Кто из побуждений, кому надо было на что-то жить. Сейчас все носят 'За Победу', у большинства только эта награда и есть. Хотя, жизнь у многих была не проще, чем у 'Палёных'.

Кроме этих есть и другие подгруппы, почти не пересекающиеся между собой, и притом уверенные, в их бедах виноват кто-то другой. И это в стране, где война только что отгремела!

Ещё и военные на гражданке делятся на большое количество полуофициальных группировок, с трудом переносящим друг друга. И сейчас уже в полиции почти не регистрируют, если представитель одной пострадал от действий другой. Хотя уже доходит до тяжких телесных, приводящих к инвалидности. Убийства пока ещё регистрируют. Именно пока. И отличают от криминальных, стараясь давать минимум. Слишком уж много в столице умеющих только стрелять людей. Пока, в основном, демобилизованные между собой конфликтуют. Такого за уличную драку бандитом назвать — самому битому быть.

Злоба по большей части настоящая. Схватки — ещё нет. Кулаки да палки, на ножи — и то, негласно соблюдаемый регламент с запретом на клинки свыше определённой длины и толщины лезвия. Применившего длинный свои же в полицию приволокут, и суд вкатает по всей строгости, а не огранившись символическим наказанием в вине условного срока или пары десяток общественных работ. Явная негласная договорённость с властями, не мешайте нам в наших делах, а мы не будем мешать в ваших.

Помешать могут — у большинства богатейший опыт участия в двух войнах и огромное количества легального и не очень оружия на руках. У особо влюблённых в своё дело даже вполне легальные танки устаревших образцов имеются.

Полиция и криминалитет боятся их примерно одинаково. Последние вообще сузили поле деятельности до разборок в своей среде, незначительной торговле контрабандой да сутенёрству.

В парке М. С. не была, но схема у входа имеется. Приличных размеров детских площадок несколько. Марина с умным видом поизучав, говорит.

— Мама, давай вот на эту пойдём.

— А что в ней такого? Поближе есть. — М. С. просто не любит много ходить. Если по делу — это одно, но отдыхать лучше на одном месте сидя.

— Фото в книжке видела. Хочется по-настоящему.

— Пошли! — сказала М. С., подумав что там вряд ли оборудовано лучше, чем в дворцовом парке Старшей Ягр.

Оказывается, если не лучше, то, как минимум не хуже. Начиная от простейшего — строилось исходя из расчёта на гораздо большее количество детей. Превышено планируемое количество или нет — вопрос спорный. Свободная скамейка находится не сразу. Стоит М. С. плюхнуться, девочка убегает, издав ультразвуковой визг. Марина — Старшая смеётся вслед. Мама-мамой, но со сверстниками пообщаться куда важнее.

Тем более, всяких лазилок самых разнообразных очертаний изобилие. Крепость даже довольно реалистичная выстроена. Всяких сказочных персонажей полным-полно. Резануло по глазам (если с тем миром сравнивать) обилие военных машин для игр. Там всё больше зайки разные.

В дальнем углу площадки сиротливо стоит полуразобранный мирренский танк. М. С. не сомневается — до такого состояния его именно детки довели, открутив 'ненужные' детали вплоть до нескольких тонн весом. Как удалось? Вопрос. Но факт остаётся фактом. Сам она в соответствующем возрасте так могла. Только она больше прикручивала.

Сидит, раскинув руки. Матери и отцы вместе играющих детей часто знакомятся, но тут не тот случай. Слишком уж видок нетипичный. Явных 'Палёных' в поле зрения не наблюдается, мужчин в танкистских куртках тем более, нет. Женщин в таких местах по определению, много больше мужчин.

Сидит расслабленно, но Марины из поля зрения не выпускает. Древний, как мир, инстинкт защищать детёныша. Правда, пока особо не от кого. Тут не такие уж джунгли. Детей в школу отпускать можно без страха. Плакатики, виденные в том мире, 'тридцать два процента нападений на детей происходит по дороге в школу'. Сами-то, хоть понимают в какое дикое место свой мир превратили?

Тут пока хватает статьи, существующей в кодексах чуть ли не со времён Дины, карающей смертью детоубийц. За растление раньше кастрировали, теперь гуманнее. Срока запредельные.

Хотя, М. С. помнит — чисто не где метут, а где не сорят. Тут в школах охрану держать не надо.

Набегавшись, Марина садится рядом.

— Мама, а мы богаты? — хм, вот так вопросец от девочки не нуждавшейся ни в чём кроме недостаточного количества родительского внимания.

— А дело-то в чём?

— С мальчиками играла. Вон, — вертит головами по сторонам, — не вижу уже, убежал куда-то, сказал: 'Классная у тебя мама. Папа сказал, он на такой пистолет и за год не заработает'. Это правда?

— Я не знаю, где он работает. Да и пистолет у меня давно. Тебя старше.

— Знаю. Но непонятно как-то: у одного пистолет, как у друго заработок за год. Он отца показал, у того обычная армейская кобура была.

— Марин, если не забыла, мы две принцессы.

— А они все должны быть богатыми? Как Кэрдин?

Очередной вопросец из разряда не знаешь, что и сказать. И не поймёшь, просто так спрашивает, или уже составила своё мнение и просто хочет выяснить, совпадает ли с ним материнское.

— У меня деньги водятся. Я генерал всё-таки. На жизнь хватит.

— Но у тебя нет такого дворца, как у неё.

— А он тебе нужен?

— Мне ты нужна.

— С дворцом или без?

— Как угодно. Только не пропадай больше.

Шмыгнула носом. Кажется, вот-вот расплачется.

— Не грусти. Больше я никуда от тебя не уйду.

— Правда?

— Конечно.

Похоже, верит. М. С. её никогда не обманывала. Хотя и не слишком много времени проводили вместе. Но не следует забывать — несколько лет на неё только Кэрдин влияла. А уж Ягр может навлиять.

М. С. поняла уже, среди взрослых во дворце главная Бестия, очевидно как бы. Но среди детей главная — Марина. И возраст тут роли не играет. Сама девочка к роли лидера не стремится, ей роль навязывают.