Небесные родители (джен)

Георгий проснулся, огляделся, непривычно, но радостно было видеть родные стены.

— Девять часов. Подъем! — кричала Настя, пробегая по коридору.

На Георгия наплыли воспоминания о прошлой жизни, кладбище, Сонечка, она же Мама-Мяу. Как же мы без Мамы-Мяу? Кто теперь утешит, кто обнимет, поцелует, приготовит что-нибудь очень вкусное, а не типичное скатерть-самобрачное. А главное, что напитает. Георгию вспомнилось, что когда ему было грустно, он просто залезал маме под юбку, под юбкой было жарко от переплетенных энергетических струн. Мама для этой процедуры увеличивалась в росте, и он маленький под этими струнами наслаждается, питается энергией, энтузиазмом, грусть сразу проходила.

Георгий не отреагировал на подъем, а закрыл глаза. Тут же перед глазами в быстром темпе стали пробегать разные картинки из прошлых жизнях: вот он рыцарь крестоносец, вот актер, какие-то женщины, дети. Георгий открыл глаза — воспоминания прошлых жизнях перестали проносится в голове.

Гораздо приятнее было недавние воспоминания ужин за праздничной скатертью самобранкой, братья и сестры наперебой рассказывали ему новости, выспрашивали о прошлой жизни. Его обнимали, целовали, — любое прикосновение было чрезвычайно приятным, как он испытал в Клоаке.

А на расспросы Георгий отвечал односложно, в его жизни мало было того, что следовало рассказывать детям. Сам же он был подростком лет пятнадцати. Георгий долго вглядывался в свое отражение перед зеркалом. Сам он себе в детстве не нравился, был худым и сутулым в прошлой жизни. А сейчас на него смотрел статный мужественный юноша.

А перед сном, стоило ему закрыть глаза в голове зазвучала колыбельная «Спи, мой монстрик, сладко-сладко».

Георгий встал с постели, вошел в ванную умываться (здесь у каждого была своя ванная ).

Кафель здесь был оранжевый, вообщще весь дом сиял оранжевым цветом, не было обоев, на стенах были лакированные деревянные доски.

Георгий прошел по коридору вниз до кухни. Обычная скатерть-самобранка дала, конечно, поскоромнее кушания: каша, булочки, яйца. Георгий вяло ел, он задумался о том, что сейчас его ожидает страшный суд от Отца, а Мамы-Мяу, чтобы потом утешила нет.

Георгий за завтраком не смотрел на Отца, он выглядел грустным. Не хочет бить, и, может, и не будет ведь я уже почти взрослый и у меня крылья.

-Очередь Георгия мыть посуду, — бойко сказала Настя.

— Твоя же очередь, ты дежурная, — сказал Николай.

— Его, он пятьдесят пять лет не мыл.

— Дежурная на сегодня ты, а Георг сейчас пойдет за мной.

Георгий поднялся из-за стола за отцом. Пока еще странно было думать об этом ангеле, как о отце. Несмотря на то, что Нил назвался демоном, а его демоненком, в голове Георгия упорно настаивала мысль, что Нил — ангел. И крылья белые с изредка черными перышками, а у самого Георгия черные перепончатые. Вот я — демон. А Отец — ангел. И мать твоя — вампирша, — пронеслась в голове внезапная мысль. Что это такое? А мы же можем общаться мысленно, — подумал Георгий. Мать — вампирша. Мама-мяу вампирша? Почти все Мамы-мяу энергетические вампирши, иначе как питать детей? Я скрепя сердцем отпустил на Землю, захотела избавиться от вампиризма.

Георгий понял, что это Отец сейчас мысленно с ним разговаривал. И как только он это понял, отец перешел на голос:

— Чтобы избавиться от вампиризма женщине нужно воплотиться на Земле: и либо найти великую любовь, либо стать популярной. И я, надеюсь, ей это удасться.

— Но Сонечка не влюблена и не популярна, — сказал Георгий.

— Великую любовь я ей не позволяю, посылаю обязательно неидеальных. Она станет популярным политическим деятелем, у нее уже несколько тысяч подписчиков в соцсетях.

— Вы посылаете не идеальных? Но Сонечка говорила, что знакомится исключительно на сайтах-знакомств.

— Вспомни, что в школе на интеренето-облаковедении говорили.

Георгий тотчас вспомнил. Интернет легко настраивается, по крайней мере, у Георгия по этому предмету было пять, а некоторые одноклассники тупили.

— О тебе интересовались из технического эгрегора, хотят чтобы ты стал летать на их подготовительные курсы в университет. Вспоминай скорее школьную программу. Первые месяцы будешь у меня заново постигать азы.

— Из литературного тоже заинтересовались твоей поэмой, но они хотят тебе еще одну жизнь, чтобы ты стал популярным писателем. Из технического эгрегора говорят, что эта последняя твоя жизнь на Земле. Итак, что ты выбираешь?

У Георгия не было пока ответа.

— Ничего, сейчас я тебя выпорю, и сразу запросишься в технический.

Георгий с Отцом поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Нил сел за стол, Георгий остался стоять.

— Итак, воцерковившийся мой в старости сын, ты должно быть слышал о Страшном суде от Бога-Отца, которого все ждут?

Какого черта я воцерковился? — думал Георгий.

— Я не буду бить тебя за это, хотя многие демоны бьют. Я сам, как ты должен вспомнить, люблю исповедоваться.

Георгию вспомнилось они всей семьей (кроме Мамы-мяу, она не ходила) входят в необычайно красивую церковь, не крестясь при входе, а затем отстраивают очередь на исповедь.

— Итак ты, мой воцерковленный сын, дождался, я твой Отец, Создатель буду тебя судить.

Георгию стало страшно.

— У тебя уже был суд, и я присутствовал там незримо, а потом принял облик архангела этого тупоголового ангела-хранителя, что был у тебя, и приказал скостить тебе срок на 5 лет.

Георгий молчал, он все корил себя за то, что воцерковился. Потерялся бы в этой Клоаке и конец.

— Я не слышу, спасибо Отец, — строго сказал Нил.

— Спасибо! Спасибо что на пять лет.

— И поклонись.

Георгий неумело поклонился сложившись пополам.

— Земным поклоном.

Георгий оторопел и внезапно в голове пронеслась мысль, что все дети так кланяются, когда Отец злится.

Георгий опустился в земной поклон. «Спасибо, Отче, за все хорошее, что ты мне даешь, за воспитание твое, и прости за все» — пронеслось в голове Георгия.

— Встань, продолжим тебя судить. Я прощу после порки. Будем сейчас определять количество ударов ремнем.

Георгий стоял, боялся.

— За блуд я не буду тебя наказывать, меня удивило количество женщин, и как они только считали, вот умора , ангелы смотрели весь твой блуд и считали. Сколько их у тебя полторы тысячи? — Нил громко рассмеялся.

Смех Отца был необычайно приятен Георгию, он тоже рассмеялся.

— Но не будем смеяться, — одернул Отец. — За блуд я тебя не наказываю не из-за того, что одобряю твое поведение, а потому что благодаря твоему блуду родились прекрасные дети. И ты им не помогал и всячески отстранился из их жизни. По пять ударов за каждого ребенка. Сколько их у тебя, напомни.

Георгий не помнил, рука потянулась за записной книжкой, где были записаны имена и годы рождений детей.

— Не помнишь? Десять ударов за каждого ребенка.

Семьдесят, быстро посчитал математический ум Георгия.

— Еще я буду бить тебя за то, что не написал докторскую диссертацию. Пятнадцать ударов за это.

— И еще я хочу прибить тебя за то, что умудрился провалится в Клоаку. И как тебе там, небось превратился в животное, в обезьяну.

— Нет, был только львиный хвост.

— Я полдня летал над Клоакой, пока зеркало не показало, что ты у себя дома смотришь с дочерьми книжки. Да, зеркало встроенное в телефоно-номерочек, показывает, что каждый из детей в данный момент делает. Забыл? Вспоминай.

Георгию вспомнилось, как он любил разбирать и собирать телефоно-номерочки.

— А Клоаку один удар, все-таки не ты принес эту бутылку на кладбище.

Георгий испугался, а что если Нил знает, что это Сонечка-Мама-мяу пила на кладбище. "Это у наше с Мамой-мяу дело, не думай об этом" — пронеслась в голове Георгия мысль Отца.

— Итого восемьдесят шесть ударов, — постановил Нил. — Облокотись о стол.

Георгий подчинился, услышал звук выдергивания ремня.

Получил первый удар. И так как любое прикосновение было необычайно приятно, так и удар был необычайно ужасно больным.

Георгия в детстве никогда не пороли, но услужливо проносились воспоминания о многочисленных прошлых порках от Нила, где не считая порки-страшные суды (те были кошмаром) Так вот Нил обычно давал не больше десяти ударов.

Георгию вспомнилось, что десять было за то, как он с Константином игрались с медиумом. Медиум говорила, что общается с духами, влетала в астрал, а они с Константином сняли с нее одежду. На физическом мире мадам внезапно оказалась без одежды. Она потом наврала, что духи сказали ей раздеться. Эта история потом обошла все желтые газеты.

Под поркой особо не вспоминаешь, сначала Георгий считал удары, потом сбился, порка казалась невыносимо долгой.

— Прости, пожалуйста, Отец, — взмолился Георгий.

— Я готовил тебе легче порку, но забыть, сколько у тебя детей!

— Четырнадцать, — я помню.

— Это ты сейчас помнишь, а когда я тебя спрашивал, не помнил.

— Я заботился о детях, давал среднему деньги, Соне подарил кулон с Овном.

— Ты злишь меня еще больше, помогал ты грошами, кулон был миниатюрный, еще один твой грех — жадность.

Георгию стало еще хуже, вдруг прибавит еще удары.

Прибавил или нет было неизвестно, но когда порка закончилась, Георгий был никакой, он упал на стол, плакал и тяжело дышал. Его подняли руки Нила.

— Вот и все, простил. Как ты? Попробуй взмахнуть крыльями.

Георгий попробовал и не смог, он страшно перепугался.

— Ну что ж, тогда пойдем лечиться, — сказал Нил.