Знак истинной любви (гет)

Кофе в постель. Сегодня ― тоже. Хотя она может уже встать. И ходить, да. И прыгать ― если захочется. Желательно не на скользких ступенях.

Ее любимая чашечка с золотистой окантовкой приплывает по воздуху. Как обычно. Просто Северус ― да, она вдруг начала его так называть ― не любит выслушивать благодарности. Он делает вид, что он вообще не причем: вылеченный перелом в ноге, бессонные ночи, проведенные у ее постели, когда она металась в горячке, неизменно теплая комната…

Она считала, что за комнату благодарить нужно дом, который так радушно принял ее, но, оказалось, что именно Северус приложил к этому руку.

Если бы она не выходила на улицу в промозглый день с минусовой температурой, не надумывала себе всяких глупостей и смотрела под ноги, то не сломала бы лодыжку, не подхватила ангину и не провалялась бы две недели в кровати.

Две недели?!

И она еще жива… хм, очень странно.

Интересно, какое сегодня число? Она призывает сумочку и выуживает оттуда часы на цепочке, которые показывают не только время, но и дату.

Двадцатое ноября. А свадьба назначена на двадцать второе.

Что ж, у нее в запасе целых два дня.

В эту же секунду она сталкивается с невероятно усталым взглядом. Ее спаситель стоит в дверях, тяжело опершись о косяк. Эти мешки под глазами, бледность... Сколько ночей он не спал ― из-за нее? Боролся за ее жизнь?

За два дня нереально найти ухажера. Для нее. Если бы она была Лавандой Браун или кем-то еще, кто умеет крутить хвостом, надувать губки, жеманно кокетничать, то она могла бы сегодня же пойти в паб и захомутать сразу двоих-троих. Только она не может. И не хочет. И это ее не спасет, это же очевидно. Что там Книга про истинную любовь говорит?

― Осталось два дня, ― сообщает она Северусу, который все еще стоит в дверях, сложив руки на груди, и хмуро смотрит перед собой.

― Зачем вы мне это говорите? ― Он переводит взгляд на окно и невербальным заклинанием раздергивает шторы. Комнату наполняет мягкий свет туманного осеннего дня.

Конечно, он знает. А ей просто хочется поговорить. Ни о чем. Чтобы не молчать. Чтобы... чувствовать себя живой.

― Я сделала глупость ― поскользнулась на ровном месте и создала вам кучу проблем, ― говорит она, глядя на серое небо. ― Все, как вы и хотели.

― Я не просил вас падать и ломать ногу! ― Северус весь вскидывается. ― Ну почему вы все воспринимаете буквально?

Гермиона с удовольствием наблюдает за ним. За его реакциями. Все это кажется ей чрезвычайно важным.

Северус словно хочет еще что-то добавить, но только еще больше бледнеет, сводит плечи, а его пальцы с такой силой сжимают край двери, что аж белеют. Что это с ним? Неужели ему так ее жаль?

Да, в это можно поверить. Теперь уже. Взять хотя бы то, что он эти две недели возился с ее болячками, выхаживал ее, а не отправил в Мунго, чего она боялась, хотя вполне мог. Неужели это все ради кольца? Интересно, после ее смерти получится ли его снять или придется… эм… заниматься расчлененкой?

Это неважно. Ей тогда уже будет неважно. А сейчас… у нее в запасе два дня. Это же целая жизнь! И она ее может прожить так, как захочет.

― Пригласите меня на свидание, ― говорит она, разглядывая ставшие уже такими родными раздернутые темно-зеленые шторы в ее комнате.

― З-зачем?

Ей становится смешно от того, как тот растерялся. Хотя смеяться в ее ситуации ― самое то.

― Последняя воля уходящей. ― Она понимает плечами, насколько это возможно лежа.

― Да что вы несете!

Северус быстро идет к ее кровати и на полпути останавливается.

― Еще есть время... ― прерывающимся голосом говорит он. ― Есть... я вам обещаю... все получится... вы будете жить.

― Вам так трудно, что ли? ― Гермиона смотрит в его черные глубокие глаза и наклоняет голову: это должно выглядеть мило. На это она и рассчитывает.

― Хорошо. ― Северус несколько раз проходится по комнате, потирая переносицу. ― Мы пойдем в ресторан и там... там все решим.

«...и найдем вам жениха среди маглов, ― мысленно продолжает за него она. ― Ну уже нет, дотошный профессор, вы не испортите мой последний вечер ― я проведу его, наслаждаясь жизнью».

― Договорились. ― Она протягивает руку. Северус при этом так забавно на нее смотрит, что Гермиона очень старается не фыркнуть. Да, еще одна сделка. Точнее ― договор. А проще ― сомнительный компромисс.

Ведь Северус не знает, что она уже сдалась.

Он подходит и берет ее руку обеими руками ― так, словно пытается ее согреть, как это когда-то делала она. По телу растекается тепло, а щеки начинают гореть. Кажется, ему это удалось. Даже с его неизменно холодными пальцами.

― Пойду позабочусь о завтраке. ― Северус с легким кивком уходит, прикрыв за собой дверь. Как будто он теперь ее личный слуга.

Гермиона допивает остывший кофе и поудобнее располагается на подушках. Она чувствует себя прекрасно, как никогда. Словно все эти министерские законы, негласные законы социума больше над ней не властны. Она не обязана выходить замуж и рожать волшебников, чтобы наполнять магический мир послушными людьми, которых будут дергать на веревочки. Она полностью свобода и... счастлива?

Да, счастлива, несмотря на то, что жить ей осталось меньше сорока восьми часов.

* * *

Ресторан. Тяжелые бордовые шторы на окнах, темные столы, приглушенный свет. Играет тихая мелодичная музыка. Гермионе нравится обстановка, а также то, что никто не обращает внимания: на нее, одетую в черный брючный костюм, и ее сопровождающего, одетого ― удивительно, не правда ли? ― тоже в черный костюм с удлиненным пиджаком.

Они занимают заказанный столик, Гермиона с наслаждением вдыхает новую жизнь и… просит прощения.

Просто извиняется и говорит, что ей надо выйти. Припудрить носик. В туалете она надевает серебряные серьги со звездочками ― родительский подарок, мгновенно переодевается в ярко-красное в сборочках платье со шлейфом ― то самое, с неудачного свидания, ― наносит легкий макияж и делает шикарную завивку: вчера весь вечер тренировалась мгновенно укладывать волосы, как ей хочется, при помощи магии. А костюм небрежно запихивает в бисерную сумочку с незримым расширением.

Она входит ― нет, вплывает в зал, где, к счастью, этим вечером не так много людей ― все же будний день как-никак. Но все эти немногочисленные взгляды принадлежат ей: мужчины смотрят на нее завороженно, а женщины ― с неприкрытой завистью. Еще бы: ее наряд слишком яркий, даже броский, выделяется на фоне богатой и довольно мрачной обстановки. Но ее не интересует чужое внимание. Ее волнует один единственный взгляд, который тоже прикован к ней. Его владелец выглядит настолько ошарашенным ― ну он точно не ожидал от нее такого финта, ― что ей становится даже немного его жаль.

Совсем чуть-чуть.

Ведь сегодня ее день. Она ― королева и правит этим балом, разве нет?

А если нет, кто ее остановит?

Что ж, если ее судьба предрешена, в этом никто не виноват, кроме нее самой. Она вляпалась в историю с непреложным обетом верности, не позволила никому в нее влюбиться, помешала Северусу найти ей подходящую пару, по глупости сломала ногу и потеряла уйму времени… что ж, пусть ее последние дни будут красивыми.

Музыка становится громче ― наверное, диджей так отреагировал на ее появление. Гермиона решается ― буквально в долю секунды.

Она подходит к Северусу, который не только пораженно на нее смотрит, но даже делает шаг вперед. Нет, она не будет ничего объяснять. Она лишь протягивает ему руку и говорит:

― Вы не пригласите меня на танец?

― На… что? ― Тот откашливается и все так же, не отрываясь, смотрит на нее. ― Вы думаете, что я… ладно.

Последнее слово он произносит так мягко, что Гермиона снова думает, что он ее жалеет, оттого и согласен на все. Они выходят на середину зала, он обнимает ее за талию, и они начинают исполнять странный медленный танец без названия, который придумывают на ходу.

Она ведь тоже, как бы, балету не училась. Так что все прекрасно, даже более чем.

Они смотрят друг другу в глаза. Гермионе кажется таким важным ― запомнить его черты. Может для того, чтобы потом воскрешать их в памяти? Или помнить после смерти? Уфф… о чем она только думает! На самом же деле ей это просто нравится. Это ее успокаивает. Если бы ей раньше сказали, что один только взгляд на Северуса Снейпа будет вводить ее не в привычный мандраж, как перед сложным экзаменом, а в ощущение глубокого покоя ― она бы посмеялась и ни за что бы не поверила. А может, запустила бы в этого умника учебником.

Неважно, что было раньше. Важно то, что у них есть сейчас.

Те самые драгоценные оставшиеся часы, из которых нельзя упустить ни минуты.

Гермиона смотрит… и не узнает. Не узнает перед собой того человека, которого увидела на пороге его дома месяц назад. Он просто преобразился. Эти ухоженные волосы, чисто выбритое лицо, выглаженный костюм, легкий запах одеколона, смешанного с тем самым неуловимым ароматом камфары с лавандой… Даже взгляд стал… более мягким, что ли, не лишенным света. Хотя, откуда в черноте ― свет?

Она невольно переводит взгляд на свою левую руку. Кольцо снова черное ― как его глаза.

Песня подходит к концу. Северус ведет ее к столику, они садятся и молчат. Гермиона и рада бы что-то сказать, но она не знает ― что. Не понимает, что творится у нее внутри. Почему ей хочется одновременно плакать и смеяться, а еще ― вскочить и грохнуть этот графин с водой к Мерлиновой бабушке об пол или стену. Сотворить безумство и выпустить из себя весь этот шквал эмоций, которые в последние несколько лет она упорно закапывала в себе, никому не позволяя проникать в ее душу слишком глубоко.

― А я могу у вас остаться... ну... до завтра? ― выдает она с глупым смешком.

Все же лучше, чем молчать, опустив глаза в стол.

― Разумеется, ― слышит она сухое, почти неприветливое. Говорящий будто потерял голос. Где его привычные бархатные обволакивающие нотки?

― Просто... вы же зельевар, а это почти что целитель, верно? ― бормочет она. — Вы так хорошо меня лечили и я... я не знаю, как все это будет... мне не сказали. Может... что-то вроде Авады, а может... Мне будет спокойнее, если вы будете рядом.

― Почему я должен поддерживать этот глупый разговор?

― А почему бы вам снова не сказать мне, что я ― лучшая ваша ученица? ― улыбается она, но улыбка, наверное, вышла... похоронной.

― Вы не понимаете, ничего не понимаете. ― Северус встает и начинает ходить взад вперед. Он мрачен, а в своем черном костюме с черной рубашкой напоминает Дракулу и наверняка сейчас пугает своим грозным видом посетителей ресторана.

Затаив дыхание, Гермиона следит за ним и чувствует странное торжество от того, что никто ― никто из присутствующих здесь не знает, какой он на самом деле. Это словно очень важная, трогательная тайна, доверенная и врученная избранным. Ее лучшему другу Гарри и… ей.

― Конечно, куда уж мне, ― пытается она играть в сарказм, но ее голос звучит слишком по-доброму. Впрочем, пусть будет так.

― Не понимаете, что это значит для меня!

Гермиона удивленно поднимает голову.

Их взгляды сталкиваются. Гермиона не успевает ничего подумать, как Северус подходит к ней, наклоняется и целует в губы.

На самом деле это очень осторожный, даже робкий поцелуй, но ей кажется, что время замерло. Ей хочется раствориться и плыть за каждым ощущением, которые ей дарит эта внезапная нежность.

Левую руку обдает жаром. Гермиона вздрагивает. Это словно служит знаком: Северус отстраняется от нее, и волшебство рассеивается. Гермиона с сожалением провожает остатки сказочных мгновений, которые так хотелось удержать и продлить, и переводит взгляд на руку. Повинуясь внезапному порыву, она пробует снять кольцо, в котором плещется синее море, и оно... снимается.