Потанцуем? (джен)

В четверг, с утра пораньше, невыспавшаяся гриффиндорская староста все же посетила больничное крыло. Мадам Помфри, выслушав отредактированную версию событий, бросила беглый взгляд на книгу, заявила, что после специалистов ей там делать нечего, но Гермиону осмотрела очень внимательно. К счастью, школьная медсестра слышала и о гипнозе, и о телепатии, умела распознавать и «империус», и «обливиэйт», и действие на организм некоторых интересных травок. Поэтому Гермиона вышла из больничного крыла немного успокоенной, но премного озадаченной: связь книги со странным сном оставалась для нее такой же очевидной, но теперь стала абсолютно необъяснимой.

Оказавшись в тупике, Гермиона решила использовать метод доказательства от противного, то есть, на время оставить в покое книгу и сосредоточиться на своем сновидении, надеясь, что в процессе решения второй задачи найдется ответ и для первой.

Но за целый день прилежная ученица, занятая уроками и общественной работой, не смогла выбрать ни минутки для того, чтобы подумать об этом. Честно говоря, разбираться со своими сновидениями она просто боялась.

Вечером книга снова лежала на тумбочке рядом с кустиком — ее хозяйка была еще очень даже не готова к рискованным экспериментам со своим сознанием. Но Гермиона снова не спала всю ночь — из головы не выходил злополучный листочек, надежно спрятанный в самый толстый словарь на самом дне ее сундука с вещами.

На рассвете пятницы Гермиона все-таки не выдержала и полезла в сундук. Достав оттуда несколько раз смятую и расправленную бумажку, она вгляделась в столбик из семи имен.

Если быть совсем точной, имен должно было быть девять, но Гермиона, хорошо подумав, решила не заносить в список братьев Уизли, поскольку маячили они где-то на самой периферии сна. К тому же, только ненормальная экстремалка может позволить себе свидания с половинкой практически сиамской пары, живущей по принципу «Что наша жизнь? Игра!».

— Почему? — растерянно вопросила она у лохматого кустика. — Почему они мне приснились? Я еще могу понять — близнецы, Рон, Гарри, Невилл… Они мои друзья, они симпатичные парни… наверное. Гарри так точно симпатичный, несмотря на шрам, и Невилл такой… высокий. И добрый. А Рон вообще спортсмен. И девочкам они все очень нравятся…

Гермиона обвела кружками три имени и поставила возле каждого знак вопроса.

— Ладно, поехали дальше. Малфой, — продолжила она и уточнила: — младший.

Кустик согласно закивал.

— Он такой… тоже высокий, стройный, спортивный. Умный опять же. Воспитанный… иногда, но маме он бы понравился однозначно — такой весь из себя аристократичный, за столом вести себя умеет и беседу светскую поддержит. Если бы он еще человеком был…

Гермиона вздохнула и поставила на листочке галочку.

— Снейп, — она задумчиво перешла к следующему пункту. — Тоже высокий, худой, умный… это плюс. Пожилой… это минус. Строгий. Но чересчур… тоже минус. Отличный специалист… это еще один плюс. Неважный преподаватель… Но у него красивые брови… и глаза… и губы… Так говорят, но надо самой проверить. А еще он не захотел на ней, то есть на мне жениться… Ну это-то как раз нормально…

Вдруг Гермиона швырнула ручку в угол и завопила:

— Я уже со всем согласна — Невилл, Малфой, даже Снейп… Но при чем здесь Кребб и Гойл? Они-то что в моем сне забыли?

Кустик отшатнулся от взбесившейся хозяйки и затрясся всеми листиками. Гермиона разодрала несчастную бумажку на мелкие клочки, а потом с помощью «Инсендио» нещадно гоняла ее останки по всей комнате, пока последний из них не был окончательно истреблен.

Днем поведение злой и сонной Гермионы было расценено как особо опасное — при каждой попытке заговорить с ней ребята подвергались тщательному разглядыванию, при этом их насущные проблемы игнорировались полностью, что в итоге привело к четырем «С», двум «О» и одному «Троллю» на двоих плюс еще одному «Слабо» у Невилла, прибившегося к их несчастной компании на зельеварении.

Сама же Гермиона весь день бросала непонятные взгляды в сторону слизеринцев — и на обеде, и на уроках, а на зельях вообще редко смотрела в свой котел, периодически пытаясь что-то разглядеть на лице у профессора Снейпа.

Тот, занятый уроком, сначала не заметил странного поведения обычно усердно работающей гриффиндорской всезнайки, но затем все же обратил на него внимание, удивился, и не поленился сходить в лабораторию, чтобы взглянуть в зеркало. Убедившись, что лицо и мантия на месте, профессор вернулся в класс и наградил обнаглевшую ученицу парой фирменных испепеляющих взглядов. Не увидев ожидаемой реакции, Снейп пробормотал про себя что-то типа «Совсем страх потеряла», а вслух выдал отменную тираду о несоответствии в зелье мисс Грейнджер полученного василькового оттенка заявленному в рецепте королевскому голубому. А на закуску лишил краснознаменный факультет пары десятков баллов, потому как лишенные привычной поддержки гриффиндорские балбесы усиленно варили три котла отменной бурды. Правда, баллы пошли в общей сумме, но мелкая гадость, как говорится, тоже сердцу в радость.

Когда и это радикальное средство не возымело никакого действия, Снейп уселся за свой стол и принялся усиленно размышлять на тему, не вселился ли в окаянную гриффиндорку чей-либо злой дух. Но тут окаянная гриффиндорка пару раз кивнула сама себе, видно, придя к какому-то определенному выводу, и оставила профессора в покое, устремив пристальный взор в сторону слизеринцев.

Драко Малфой, ощутив на спине сверлящий взгляд, пару раз оглянулся, а затем, видимо, подозревая особо изощренное коварство или великий гриффовский заговор против себя любимого, подвинул свой котел в сторону, укрывшись за широкой спиной Винсента Крэбба. Но мисс Грейнджер такая эскапада, видимо, совершенно не огорчила, ибо она моментально переключилась на малфоевских адъютантов. Она попеременно разглядывала Крэбба и Гойла с хладнокровием хирурга, примеряющегося скальпелем к огромному фурункулу, а к напряженному вниманию явно примешивалось брезгливое недоумение. Северус Снейп неслабо удивился, увидев на лице поборницы равноправия классическую маску Нарциссы Малфой, и был впервые в жизни обрадован безобразию имени Лонгботтома, отвлекшему внимание Грейнджер на себя. На радостях профессор наградил недотепу отметкой «Слабо» вместо привычного «Отвратительно» и, не дожидаясь звонка, выдворил всех из кабинета.

На седьмой день напряженной работы мозга, осложненной бессонными ночами, измученный орган, в котором впечатления принцессы смешались в кучу с рассуждениями самой Гермионы, выдал совершенно дикое предложение — опознать искомого сердечного друга по голосу. Тем более, что условия в школе для этого сложились самые благоприятные.

После проливных дождей, неожиданно пришедших на смену теплым, почти летним денькам, и выходных, проведенных на воздухе, школа закашляла и зачихала. Игроки в квиддич, как им и положено, кашляли дружно и сыгранно. Глухо, как в бочку, бухтел Невилл, промочивший ноги по дороге в теплицы, как два молодых слона, ревели в унисон Кребб и Гойл, и даже Малфой сверкал покрасневшими глазами и радовал гриффиндорцев абсолютно не слизеринским цветом своего носа. Школу заполонили лимонные леденцы, лоббируемые директором, мадам Помфри сбилась с ног, разливая галлонами бодроперцовое зелье, перец тучами летал по подземельям, а студенты, попавшие на отработку к профессору Снейпу, дружно стонали, нарезая, кроша и выдавливая, и ностальгировали по нечищенным котлам.

Колдографии, сделанные Колином Криви в последние несколько дней, потеряли четкость и приобрели странный ракурс — с обрезанными макушками, но присутствующими коленями запечатленных персонажей.

Гермиона, наверное, была единственным на всю школу человеком, которого абсолютно не волновало покашливание Долорес Амбридж.

И на выходных в гостиной, и в понедельник в большом зале она нервно прислушивалась к кашлю своих друзей, пытаясь поймать в них знакомые по диковинному сну хриплые нотки. На занятиях она роняла перья и пергамент, услышав на слизеринской стороне класса аристократическое «Гм-гм» и абсолютно люмпенское «Кхгу-кхгу»… Но когда на уроке зельеварения у нее над ухом негромко и очень деликатно откашлялся профессор Снейп, Гермиона не выдержала…

Шеймус Финниган после этого долго рвал на себе волосы и громко сетовал, что сидел слишком далеко и не мог видеть, что именно она бросила в свой котел. Близнецы же торжественно пожали ей руки и весь вечер, смахивая воображаемые слезы, старческими голосами вещали, что жизнь была прожита не зря, и провозглашали тосты за талантливую молодежь, которая идет им на смену. Невилл же, хоть на один день лишенный звания главного пиротехника Хогвартса, радовался как дитя, причем настолько искренне, что обижаться на него было просто невозможно.

Что думал об этом профессор Снейп, даже после известной выходки гриффиндорской отличницы не ожидавший от нее такого кандибобера и едва успевший выставить над классом щит, никто не знал. Но количество снятых с Гриффиндора баллов говорило о многом.

Впрочем, Гермиону в данный момент абсолютно не беспокоили ни количество потерянных факультетом баллов, ни тот факт, что сняты они были именно с нее.

Ее сознанием полностью овладела тайна подброшенной книги.