Send Him Away (гет)

Потеря — это то, что наполняет наши жизни. То, без чего мы не сформируемся, как личности, без чего не сможем отыскать в себе новые грани и новые силы, чтобы двигаться дальше. Но, несмотря на роль толчка к развитию, потери не несут в себе однозначно положительного значения. Некоторых людей они ломают, создавая либо серую амёбоподобную массу, либо зияющую чёрную дыру, неосознанно поглощающую окружающих и не оставляющих после себя ничего, кроме разбитых сердец и разрушенных жизней.

Адриан не знал, к кому может отнести себя. Он рано потерял мать, и в первое время держался лишь на чистом упрямстве — никто не должен был видеть, как ему плохо. Потом… Потом, наверное, привык. Время — это всего лишь придуманная людьми единица измерения, призванная придать хоть немного значимости их жизням. Время не лечит, не избавляет от боли, не глушит её и не уменьшает. Просто постепенно человек привыкает жить с неповоротливой пустотой в груди, привыкает к её неизбывности и неотвратимости. Считает её частью себя, мирится с ней, уже не представляет себя без неё. Осознаёт, что ничего вокруг него и внутри не изменится, пока он сам этого не захочет.

Адриан захотел. Стал сильнее и спокойнее; научился носить маску, чтобы никто не догадался о том, какие именно страсти кипят в его сердце. И нет, он не был, подобно своему отцу, безэмоциональным и строгим, не ждущим от людей ничего хорошего. Нет, Агрест-младший ценил людей и общение с ними, считал, что нет ничего лучше, чем проведённое с друзьями время. Ведь друзей может и не стать, но тепло, разделённое с ними, никогда не покинет сердца.

Жаль, что про отца так сказать он не может.

После того, как пропала мама, Габриэль сильно отдалился от сына, будто выстроил огромную стену, через которую ни перепрыгнуть, ни просочиться. Полнейшая изоляция. И со временем Адриан перестал понимать этого человека, что зовётся его отцом, перестав видеть в нём кого-то близкого, просто принял факт их кровного родства — всё равно больше ничего их и не связывало. Адриан уже давно перестал называть его папой, ограничиваясь нейтральным «отец». Сейчас же даже этого слова он из себя выдавить не мог. А уж после того, что случилось в съёмочном павильоне… Нет, лучше бы ему об этом не думать.

Адриан лежал на своей кровати и смотрел в потолок, погружаясь в пучины апатичной депрессии. Серая пелена дождя за окном создавала полумрак, превращая не только комнату Адриана, но и весь особняк в склеп. Пустой остов, потерявший свою душу вместе с хозяйкой, трудно было назвать домом.

Но идти было некуда.

Отец находился под арестом, Натали, которую он внезапно назначил исполнительным директором, дневала и ночевала на работе; Адриан остался сам по себе. Разумеется, он был в компании квами, но сейчас особенно трудно было слушать их наставления и советы. Почему-то особенно отчаянно старался Нууру. По причинам, понятным лишь ему одному, он убеждал, что Габриэль не является воплощением зла на земле. В это Адриану верилось с трудом; он припоминал всё, что натворил его отец, начиная с того, что именно по его вине пропала мама, заканчивая тем, что он ранил Маринетт.

Неизменно эти мысли заставляли ворочаться внутри огромного зверя, изнывающего от невозможности прийти к маленькой чудесной девушке, ставшей невольной жертвой амбициозных планов Габриеля, и вины. Сейчас всё, что мог делать Адриан — это постоянно искать возможность узнать, всё ли с Маринетт в порядке. Он был благодарен Нино и Алье за новости, которые они ему передавали. Правда, Алья не оставляла попыток уговорить его хотя бы раз появиться в больнице, но… Он не мог. Физически не мог заставить себя прийти к Маринетт, посмотреть ей в глаза после всего, что натворил его отец.

— Вообще, лучше бы тебе отнести Камень Чудес мотылька мастеру, чтобы он или сохранил его или передал достойной кандидатуре, — заметил Плагг, ревниво поглядывая на Нууру, устроившегося на подушке рядом с разметавшимися золотистыми прядями Адриана.

— Что за мастер? — лениво поинтересовался парень, разглядывая брошку-мотылька: белые перламутровые крылышки и переливающийся всеми оттенками от фиолетового до чёрного камень в центре. Красиво. Что-то подобное он мог бы подарить девушке… Одной конкретной, вызывающей восхищение и безграничное желание оберегать, девушке.

— Он хранит Камни Чудес, которые ещё не нашли своих владельцев. Он передал тебе и Маринетт ваши Камни.

— О. Я не знал. А как он выбирает Хранителей? — пожалуй, впервые за последнее время, наполненное допросами в полиции и бесконечными попытками папарацци выудить хоть какую-то информацию, Адриан чувствовал искренний интерес. Апатия ненадолго отступила, свернувшись серым безликим пятном где-то на задворках души.

Нууру прокашлялся.

— Камни чудес неразрывно связаны с аватаром божества, — квами, — укрытом в нём. Как ты успел заметить, все квами обладают своей собственной, ярко выраженной индивидуальностью. И исходя из этого мастер пытается подобрать человека, способного поладить с квами и…

— Всё проще, пацан, — вмешался Плагг, оттолкнув Нууру с пути. — Характер тут почти ни при чём. Самое важное — это духовная сила и её направленность.

— Да?

— Да, — подтвердила тут же Тикки. Нууру вздохнул, качая головой только по понятным ему причинам. Адриан поднялся с кровати и распахнул окно, впуская пронизывающий холодный ветер и ледяные капли дождя.

— Где этот ваш мастер находится?..

* * *

Маринетт неуверенно топталась перед дверями в небольшой кабинет мастера Фу. Она помнила этого старичка, которому принесла книгу Адриана. Тогда он только хитро блеснул глазами, услышав историю Маринетт, поблагодарил девушку и убрал книгу. И смотрел, как будто бы чего-то ожидая. И только сейчас стало понятно, чего именно. Потребовалось почти полтора года, чтобы сложить два и два и прийти к определённым выводам.

Какая же она идиотка!

В последний раз вздохнув, Маринетт вошла. Мастер Фу, кажется, ничуть не удивился, увидев Ледибаг. Воздух прочертила яркая вспышка, и девушка почувствовала, как в её щёку так привычно, по-родному упирается маленький лобик квами.

— Тикки! — радостно выдохнула Маринетт, не пытаясь удержать слёзы счастья, что выступили на её глазах. О, как она боялась, что после всего произошедшего её сочтут недостойной, не вернут ей Камень Чудес! Но реакция Тикки и мастера была однозначной: Маринетт всё ещё может быть Ледибаг.

— Вот, это твоё, — улыбнулся мастер в ответ на взгляд Маринетт, преисполненный жгучей благодарности. Затем уселся на циновку, постеленную на пол и приглашающе махнул рукой. — Сейчас подойдёт твой напарник.

Сердце Маринетт сделало кульбит где-то под горлом. Нуар! Адриан! Он придёт! Наконец-то она его увидит, поговорит с ним, извинится за разочарование, которое заставила его испытать. А пока она сосредоточилась на разговоре с мастером и на горячем чае, который принёс заботливый старичок.

Адриан вошёл к мастеру, не стучась. За последние несколько дней он настолько привык бывать в небольшом салоне, настолько пристрастился к своеобразному уюту, что только здесь чувствовал себя в безопасности. Пожалуй, теперь у него два любимых запаха: тёплых только приготовленный булочек и китайских специй.

— Мастер, я пришёл… — под конец голос Адриана снизился до шёпота и сорвался. Встретившись с пронзительными голубыми глазами, смотрящими на него недоверчиво и удивлённо, парень ощутил, как задрожали его ноги. Нет, только не сейчас, он не готов, пожалуйста, мастер Фу! Он не хочет потерять её, позвольте потешить себя глупыми надеждами ещё чуть-чуть!

Увы, путей к отступлению не было. Маринетт медленно поднялась и, не сводя с него взгляда, направилась к Адриану. Замерла совсем близко, перекатилась с пятки на носок, будто раздумывая, а затем… порывисто и крепко обняла, уткнувшись носом в грудь.

— Я так рада, что с тобой всё в порядке!

Замерший Адриан не мог поверить в то, что происходило сейчас. Маринетт обнимала его! Хотя это определённо не то, чего он заслуживал, ведь так? Адриан поднял руки, желая прикоснуться к девушке, обнять её, прижать к себе, убеждая в безопасности и собственной любви. Но… Он не достоин этого.

Руки опустились и безвольно повисли вдоль тела.

— В чём дело? — Маринетт отстранилась и обеспокоенно посмотрела на Адриана. Положила руки ему на грудь, приперев спиной к двери, отрезав любые шансы к бегству. О, как решительно и смело она выглядела сейчас, как восхищённо заколотилось сердце Адриана. Он был сильнее её, но не мог сделать ничего вообще, когда она так близко. Её глаза, очаровательные веснушки на носу и щеках, мягкие губы, вкуса которых ему так и не довелось почувствовать.

— Прости меня, — Адриан опустил голову, уткнувшись лбом в девичье плечо. Чувства, что он тщательно сдерживал всё это время, вырывались на свободу, подобно стае диких животных, ощутивших слабость охотника. Ещё чуть-чуть, и его разорвут на части, не оставив практически ничего. — Мне так жаль, я так виноват…

— Совсем дурак, что ли? — маленькие ладошки обхватывают его голову, вынуждая поднять лицо. Васильковые глаза горят такой знакомой решимостью, в них столько всего, что Адриан тонет, добровольно подчиняется их силе, их воле, растворяется без остатка. Маринетт заглядывает в его глаза. — За что ты просишь прощения, Кот? За что? Что всегда был со мной рядом? Прикрывал, рискуя собственной жизнью? Спасал? Заботился обо мне? За это ты хочешь попросить прощения?

Адриан непонимающе захлопал глазами. Она не осуждает его разве?

Маринетт отступила на шаг и потупилась:

— Я… понимаю. Я далеко не тот человек, который мог бы стать достойным хранителем Камня Чудес. Я — сплошное разочарование, я знаю, — она стояла теперь в нескольких шагах от Адриана, вдруг ставшая такой маленькой и неуверенной, такой неземной, гтовой в любую секунду раствориться в воздухе. Она прятала взгляд и не хотела показывать влажно блестящих от непролитых слёз глаз. — Особенно по сравнению с тобой. Красавец, отличник, добрый, смелый, замечательный… Само совершенство. Ты — настоящий герой, достойный того, чтобы тебя так называли.

— И ты тоже! Не смей наговаривать на себя! — Адриан порывисто приблизился к Маринетт и прижал её к себе, зашептал в тёмные волосы. — Всё, что ты мне сказала, я могу вернуть и тебе. Ты — это ты, всё это твои качества, и я люблю в тебе всё. Начиная с твоих веснушек и заканчивая этими повелительными нотками в голосе, из-за которых внутри меня начинает восторженно пищать маленькая девочка-фанатка.

Он больше почувствовал, чем услышал, как хихикнула Маринетт. Её тело начало расслабляться, он уже не так судорожно сжимала его футболку, притягивая Агреста к себе. Это было так прекрасно, так умопомрачительно чудесно, так вдохновляюще, что хотелось кричать о своих чувствах на весь мир. Но… но..

— Маринетт… Ты… Я… Мой отец, он же… Хищная Моль…

— Бледная Моль, ты хотел сказать? И всерьёз думаешь, что я буду осуждать тебя за действия твоего отца? Что я вообще могу тебя осуждать? — Адриан что-то невразумительно промычал, не смея поднять на неё глаза. — Ты — идиот, Кот. Самый большой придурок, какого только можно отыскать! — и, чуть помедлив, добавила шёпотом. — И за что только люблю…

Адриан поражённо замер, и Маринетт в этот момент притянула его к себе, обвила руками шею и поцеловала. Не было ни фейерверков на заднем плане, ни мушек перед глазами или пламени в венах. Но огромное облегчение и чувство, что он дома. Адриан нерешительно положил руки на тонкую талию, притянул Маринетт чуть ближе к себе. Она была одновременно нежной и настойчивой, мягкой и податливой, дарящий ясность осознания и в то же время такой пьянящей… У Адриана приятно закружилась голова и стали ватными ноги. О боже, если бы не дверь, он был готов тут же рухнуть на колени перед Маринетт.

Наконец, долгий, нежный поцелуй завершился. Адриан глядел в блестящие голубые глаза Ледибаг, на её залившееся румянцем лицо, заалевшие губы — и не мог налюбоваться. Противоречивая, независимая, красивая, умная — она была его совершенством, его путеводной звездой. И нет. Он никогда не сможет отказаться от неё. Никогда.

Уже позже, вдоволь нацеловавшись, наобнимавшись и всё-таки дождавшись возвращения тактичного мастера, они сидели на циновках и разговаривали. Адриан нежно сжимал в руке маленькую ладошку Маринетт, изредка поднося к губам и целуя выступающие костяшки. Девушка только сверкала на него глазами и краснела, всё ещё не в силах справиться с собственным смущением.

— Как вы сумели найти Ледибаг, когда я была в больнице? И вообще, зачем?..

— Я прекрасно помнил о том, как сильно ты не хотела раскрывать наши личности. И я уговорил мастера применить магию Нууру, квами Хищной Моли, чтобы дать силы кое-кому…

— Это Бриджит, моя правнучка, — закивал Мастер Фу. — Приехала ненадолго в Париж, но уже умчалась в Британию, к жениху. Хорошая девочка, отзывчивая. Жаль, что не смогла активировать Камень.

— А разве его… ну… не просто так?.. — удивилась Маринетт. Возможно, она могла бы рассердиться на Адриана за то, что он действовал самовольно за её спиной. Но он всё же делал это в её интересах, ради её желаний. За это Маринетт была ему благодарна.

Мастер, тем временем, пояснил:

— Увы, не каждому дана возможность стать хранителем Камня Чудес. Существуют определённые обменные потоки с постоянно циркулирующей по ним жизненной энергией. Развитые потоки способны выдержать обмен энергией с квами. Для этого нужна большая духовная сила и определённый склад характера. Мне очень повезло, что я вас нашёл, Ледибаг и Кот Нуар, — мастер Фу отхлебнул чая и продолжил. — И то, постоянный обмен невозможно поддерживать. Именно поэтому после активизации магической атаки трансофрмация держится ровно пять минут. И это у тех, кто признан достойными хранить Камни Чудес. Да даже для того, чтобы стать помощником Хищной Моли, нужно много сил. Потенциально все акуманизированные могут стать хранителями Камней Чудес. Но, опять же…

— Характер, — в голос протянули Адриан и Маринетт и переглянулись с улыбками. И всё-таки… Маринетт, как на занятиях, подняла руку, тем самым вызвав в душе Адриана волну умиления:

— Но зачем нам Камни теперь, когда Хищная Моль нейтрализован?

— О, переход Хранителя на сторону Хаоса — это лишь предвестник куда большей беды. Своими действиями Хищная Моль дал толчок к пробуждению сил куда более страшных, нежели акумы. Вам предстоит ещё многому научиться, а также отыскать достойных хранителей для двух Камней: пчелы, павлина, мотылька и лисицы.

В этот момент Адриан и Маринетт заговорщически переглянулись, как будто бы переговариваясь. За годы совместной работы они прекрасно научились читать друг друга и понимать с полунамёка. Кивнув друг другу, они заулыбались:

— Мне кажется, или Кот только что прочёл мои мысли?

— Ну, если ты думаешь о том, как хочешь меня поцеловать, моя Леди…

Однако мастер Фу знал, что как минимум две кандидатуры в Хранители на ум ребятам уже пришли. Что же… Вперёд!

У них много работы впереди.