Глава 82
Делать по-прежнему ничего не хочется. Вплоть до нежелания тратить энергию друг на друга. Может, к ночи желание и появится. Но пока день продолжается. Софи, дурачась, идёт по балюстраде, разведя руки. Шумит море, вниз — довольно высоко. Хейс неторопливо идёт рядом, руку вверх подняла. Софи то и дело пальцев касается. На самом деле, в поддержке не нуждается, ловкость принцессы абсолютная. Обе прекрасно это знают.
Путь преграждает мраморная ваза, обозначающая начало спуска на берег. Софи легко спрыгивает. Хейс, конечно, её ловит. Давно привычная игра.
— Сходим вниз? Тут тропинки для прогулок вдоль всего побережья проложили. Хотя именно эта часть острова считается почти невозможной для высадки десанта.
— Какая ты логичная, миленькая. Я ходила для интереса. Там в некоторых местах вдвоём не разойтись. И ограждения — символические.
— Насколько я знаю, мозги у Эшбадовок кривые, да не настолько, — усмехается Софи, — ничем, связанным со смертью, как явлением а не определённым человеком, не увлекаются. Да и объектов под названием «Скалы самоубийц» на территории Резиденции не имеется.
— Они тут самоубиться не смогут, даже если захотят. — Хейс тоже веселится, — Тут под скалами, почти всюду глубоко. Снизу вверх лезть затруднительно, потому и неудобно для десанта, а сверху вниз — очень легко. Я видела, со скал повыше этих пятилетние дети спокойно прыгают.
— Это Архипелаг, — пожимает плечами Софи, — тут не то что дети, тут даже кошки воду любят и прекрасно плавают. «Островная бесхвостая» — такая порода.
— Слышала, но терпеть кошек не могу. Вообще, не люблю настолько самовлюблённых и эгоистичных существ что с двумя, что с четырьмя ногами.
— Принципиальная ты моя! — Софи гладит Хейс по плечу. — Впрочем, ты права, у меня родовая нелюбовь к кошачьим. Приемлемы только определённые виды в качестве охотничьих трофеев.
— Не охотилась? Ну, как на слоников.
— Нет. Маринообразную рысь ловили вместе. Снежный лев — слишком редок, даже Император запрет на охоту соблюдает. Где тигры водятся — я сама не бывала. Кэретта чуть ли не на пятьдесят километров в радиусе от «Дворца Грёз» во всех населённых пунктах премию учредила за отлов безнадзорных кошек. Потом отменила.
— Почему?
— Разводить стали специально для сдачи тушек и шкур, — хихикает Софи, — впрочем, в парке «Дворца Грёз» кошкам лучше было не появляться — могли на пулю Императрицы нарваться. Она метко стреляет. По кошкам — особенно. Первый раз видела, как зверя бьют точно в глаз. Императрица из «мелкашки» кошку с дерева с высоты метров двадцать сняла. Скотинка думала, что самая прыткая.
— Злюка ты моя миленькая! — Хейс гладит Софи по щеке.
Принцесса отвечает тем же.
Идут вдоль берега. Тропки в скалах действительно узковаты, а ограждение — из тросиков. Софи высоты не боится, то и дело в воду поглядывает. Хейс не настолько бесстрашна, предпочитает держаться у скалы.
Софи чуть впереди. У очередного поворота резко вскидывает руку в знаке «Внимание!» Потом громкий шепот:
— Подойди, только осторожно. За угол глянь.
Хейс выглядывает. За поворотом дорожка снова сужается. В самом узком месте, там даже табличка есть с соответствующим указанием, поперёк дорожки сидит Отинг обхватив колено и прислонившись к стене. Глаза закрыты. Сидит давно. Софи и Хейс довольно долго шли, их никто не обгонял, и они не видели, чтобы кто-то спускался. От другой лестницы до этого места ещё дальше, где влюблённые спускались.
Софи шепчет, злорадно потирая руки:
— Ну, вот и первая самоубийца на территории Резиденции. Никогда не было и снова началось! К разноглазой приревновала, что та любовь всей жизни увела? Теперь жизнь утратила смысл, без Крионо жизни нет. Хочет прыгнуть, но так как плавает отлично, разбиться не получится, потонуть не сможет, как отходы жизнедеятельности.
Хейс осторожно берёт Софи за руку:
— Злюка ты, любимая. Она совсем не собирается счёты с жизнью сводить. Даже из-за несчастной любви. Но ей плохо, и хочется побыть одной. Это место с берега не просматривается, что-то более уединённое найти сложно...
— Угу. А потом Смерти в качестве последнего поручения на должности, предсвадебным подарочком — разбираться с доставанием трупа. Да и мне очень это надо? Как-то не очень нравится, когда у меня дома мозги себе вышибают.
Хейс снова выглядывает за угол:
— На предмет вышибания мозгов — она безоружна.
— Вообще-то, я заметила, в раздельном купальнике такого покроя оружие прятать негде, а сумочки у неё нет.
— Ты куда?
— Пойду с ней поговорю. Если прыгать надумает — будешь свидетелем, что это она сама, а не я её.
Хейс бросает взгляд на воду:
— В таком месте даже такая островитянка как я, выплывет с лёгкостью.
Софи руки за спину закладывает. Насвистывая что-то беззаботно-бессмысленное, направляется к Отинг. Та очень медленно открывает глаза. Голову поворачивает медленно, словно в жилах вместо крови — тормозная жидкость.
Софи останавливает в двух шагах. Поворачивается к морю. Некоторое время, не переставая насвистывать, делает вид, что пейзажем любуется. Чувствуется, островитянка не в настроении разговаривать, да и видеть никого не желает.
Но тут Софи, и в первую очередь, важно кого хочет или не хочет видеть Принцесса Империи.
— Пропустишь? — язвительно осведомляется Софи. — Или, если хочешь, можешь сразу туда идти, — показывает вниз на воду опущенным большим пальцем. — Если что, я не держу, и отговаривать не собираюсь. Только не хочу охрану лишней работой обеспечивать. Кишок в человеке, если не ошибаюсь, больше десяти метров. Кому-то всё это придётся убирать.
— Там нет таких скал, чтобы так разбиться! — сквозь зубы ухмыляется Отинг.
Софи чувствует, будь здесь не она — островитянка сказала бы что-то гораздо более резкое. С другой стороны, хорошо. В реальности пребывает, и видит, кто пред ней.
— Выражусь проще: что ты тут расселась? Не самое удобное место.
— Следила за мной?
— Не многовато ли тебе чести? Если с урождённой переспала, то не думай, что в отношении с Принцессой Империи это тебе какие-то преимущества даёт.
Отинг смотрит непонимающе. Бурчит угрюмо:
— Даже не думала ни о чём таком.
— Вернёмся с того, с чего начали: что здесь делаешь?
— Сижу просто. Нельзя? По-моему, сюда всем доступ разрешён.
— Сидеть тут можно всем, — бросает Софи, — только меня крайне твой вид смущает. Что произошло?
— Ничего! — Отинг дёргается, словно ей коснулись против воли, хотя Софи ближе даже не подходила.
— Угу! Оно и заметно. Хейс! Связывайся с охраной пусть шлют сюда, кто умеет с самоубийцами разговаривать... — задумчиво трёт подбородок, — или лучше сразу тех, кто обучен трупы вытаскивать?
— Так и думала, что вы вместе пришли, птички-неразлучники! — шипит Отинг, не вставая пытаясь поглубже в скалу вжаться, хотя дальше уже некуда, а сил у девушки не столько, чтобы камни продавливать.
— Завидовать нехорошо! — цокает языком Софи. — Сама могла бы догадаться, в чью пользу сделают выбор между тобой и урождённой принцессой. Вроде, не глупая. Великие чувства бывают один раз на пару десятков миллионов случаев.
— Я с Крионо не ссорилась! — огрызается Отинг. — И с Эридой у меня всё нормально! Вообще, не в них дело! И не в наших отношениях!
— Да? А в чём тогда? Нечасто люди выглядят так, словно со скалы прыгать собираются. Особенно, когда на краю этой скалы сидят.
— Тут не разобьёшься и не утонешь, даже если захочешь! — Отинг буквально выдавливает из себя кривую ухмылку.
— Умеючи можно утопиться и в тарелке, а насмерть разбиться, со стула упав.
— Я ничего делать с собой не собираюсь, — прижимает кулак к сердцу, — клянусь, как на Присяге! Просто хочу тут посидеть.
Пока нет прецедентов обратного, таким словам от любого приносившего Присягу Императору Принцесса Империи предпочитает верить.
— Верю! — кивает Софи. — Но я тебя не в лучшем виде увидела. У меня тоже обязательства есть. Как хозяйка, я тоже несу ответственность за безопасность гостей. Поэтому предпочту видеть тебя где-нибудь, где до обрыва хотя бы пять метров, а не пол. Хотя, здесь Дворец, где по-настоящему не спрячешься никогда.
— Это я уже заметила! — раздражённо бросает Отинг, — Я правда-правда, только посижу тут и пойду. Подумать надо!
Софи щурится:
— В одиночку размышляя, будучи в не блестящем состоянии можно додуматься только до какой-нибудь глупости. Вместе посидим! Заодно, и расскажешь, что такого могло произойти, к чему ни Эр, ни Крионо не причастны, а ты на самоубийцу похожа. Хейс! Иди с той стороны садись, а я здесь посижу.
Сев, Хейс закуривает. Предлагает Отинг, но островитянка головой мотает. С собой у ней ничего нет, хотя на территории Резиденции ничего и не нужно. Софи от сигаретки не отказывается, тем более они одной марке предпочтения отдают.
— Всё в этой жизни повторяется, — философски вздыхает Хейс, — сколько раз сиживала с такими. Чуть ли не до смерти расстроившихся в большинстве случаев по сути дела, на пустом месте...
— Участие в боевых действиях, по-твоему, это пустое? — бросает Отинг. Не агрессивно, но с вызовом.
— Это случай из меньшинства. У тебя кто-то погиб?
— Прежде всего, чуть не убили меня саму. Погибшие... В одном кубрике со мной жили... К одному автомату короба с лентами таскали.
— Короба для двадцатки не то, чтобы лёгкие.
Отинг, сжав кулак сгибает руку в локте, демонстрируя неплохие мускулы.
— Так и я не слабенькая. Вчера вызывали в штаб флота. Островной адмирал медаль вручил. Он здесь старший по должности.
— Какую?
— Флотский вариант «За Отвагу». Нашлись документы. Я уж почти забыла, что была представлена. «Флот своих не забывает» можешь не говорить. Это не Флот. Это Эрида. Если Соправитель интересуется судьбой матроса, всё, связанное с этим матросом очень быстро находится. Нашлась и медаль.
— Что-то ты не рада, награда эта всегда ценилась, и ценится.
— Её бы не было. Без Эр и близкого знакомства в горячих, — Отинг явно грустит.
— Какая разница? Справедливость же восторжествовала. Кстати, и Эр тоже было хорошо. Она любит помогать людям, которые ей нравятся. Да и тебе теперь будет чуть легче, раз попала в поле зрения Члена Ставки Верховного.
— В этом-то и дело. Эр предлагала Крионо и мне оформить перевод в охрану «Сказки» формально, это даже флотская структура, в личных войсках соправителя есть части из все родов войск. Но... Сами всё понимаете, для чего и каким местами я Эр нужна, она не хочет, чтобы я подвергала свою жизнь опасности. В тылу тоже кто-то должен служить, и важные объекты охранять — это из неё неточная цитата, — невесело усмехается Отинг.
— Ну так в чём сложность? Многие мечтают в такое место попасть, где точно до конца всего доживёшь.
— Крионо отказалась. Сказала, пойдёт до конца воевать. Эр плакала, но Крионо не соглашалась. Говорила, «Именно потому, что ты такая хорошая, я и должна уйти. Если не я, то кто будет тебя защищать? И не говори «У Императора много». У тебя есть я, и именно потому, что ты такая, я и должна поступать именно так. Меня не убьют. Я везучая!»
— Страсти из классики, — фыркает Софи, — ты под дверью подслушивала?
— Нет, я рядом лежала, — огрызается Отинг, — потом вместе Эр успокаивали.
Софи чуть щурится. Понимает, что глупость ляпнула, самой себе заметнее всего, когда допускаешь ошибки.
— Я так понимаю, Крионо щедрое предложение отвергла.
— Да. Сказала, что в случае перевода на новое место службы она сбежит. И сдастся первому патрулю как уклоняющаяся от мобилизации. Сама знаешь, куда таких отправляют и каковы там шансы на выживание.
— Ну, а ты хотела воспользоваться, но из стадного чувства делать этого не стала. Учти, у нас у каждой жизнь одна. И только ты сама можешь ей распоряжаться.
— Я знаю... — Отинг говорит глухо, — Но я Эриде в глаза не смогу смотреть, если я буду в «Сказке», а Крионо где-то там. Эрида любит её больше всех.
— Люблю Крионо я, но странною любовью, — хмыкает Софи.
— Я хочу жить в ладах со своей совестью. О нашем прошлом с Крионо. О настоящем с ней и Эр. Но ещё я просто хочу жить. Сталкивалась со смертью. Чуть не умерла. Знаю, что должна, знаю, что пойду. Меня не медаль порадовала. Куда больше — что дополнительный отпуск полтора десятидневья, какой-то хитрый пункт вспомнили, что раненному на момент представления положены дополнительные дни. Рада, что на пятнадцать дней дольше буду далеко от этого всего. Когда меня отбросило, я вот тут шеей ударилась, — показывает, где именно, — ударься чуть выше — пробила бы череп. Соответственно, не разговаривала бы с тобой. Крионо не встретилась бы с Эридой, ибо это я в тот день предложила на Набережную сходить. Вот тогда я и испугалась. Не когда лежала. Когда уже большую часть повязок сняли и я смогла стоять. Это отражение. В кошмарах снится. — Отинг резко проводит рукой между грудей, — Всё тело вот так! Пополам! Белое с одной стороны и чёрно-синее с другой. Словно живое и мёртвое. Словно чудовище из страшных сказок какого-то племени. Оживший мертвец живой с одной стороны и разлагающийся труп с другой. Фильм даже такой есть. Страшный! Вот и я себя таким чудовищем увидела.
— Помню я этот фильм, — качает головой Софи.
— А я вот не хочу, — фыркает Хейс явно затем, чтобы разрядить обстановку. — За год до тебя показывали. Возрастных ограничений не было. Младшие жутко храбрились. Всё «мы да мы не боимся это чудище». При просмотре некоторые просто описались!
Результат частично достигнут. Отинг вполне весело в кулачок прыскает. Впрочем, частично и есть частично, продолжает островитянка по-прежнему мрачно.
— И кошмары с этим отражением снились постоянно. Как здесь оказалась — больше не было. Но после того разговора — снова началось. Боюсь не вернуться. Это бело-синее стоит пред глазами. Знаю, должна пойти опять, знаю, есть возможность отказаться. Я боюсь предстоящего. Боюсь, что убьют. По-другому раньше было. Хоть расстройство какое имитируй, чтобы комиссовали. Как идиотку.
— Или расстреляли за попытку дезертирства. Сама знаешь — когда уже сбежавший добровольно сдаётся — это одна статья, а попытка дезертирства — другая, более тяжкая. Всегда — расстрельная, — скучно сообщает Софи.
Глаза Отинг превращаются в щёлочки:
— Быть живой намного лучше, чем быть мёртвый. Да и какой угодно ужасный, но определённый конец лучше бесконечно длящегося ужаса. «Взгляд морпеха» — знаешь снимок?
— Конечно.
— А я таких живыми видела. Как раз батальоны грузили к нам, выгружая части на смену. Погрузка и выгрузка — всегда по разным бортам. Чтобы они не видели друг друга. Но экипаж-то видел всех. И этих. Со снимков. Ни мёртвых, ни живых. Я не хочу умирать.
— А они? Они думаешь, хотят?
— Совесть ещё есть. Но согласись Крионо — меня бы здесь уже не было бы. Улетела бы в эту «Сказку» первым же самолётом. Там бы разноглазую ждала. Чтобы подальше от всего!
— Столицу бомбили чаще, чем Архипелаг.
— Чувство опасности — субъективная вещь, — вздыхает Отинг, — там хотя бы из под воды смерти не приходится ждать. Просыпаться под бомбами доводилось. Почти привыкла... Но захлебнувшиеся в нефти после атаки подлодки... — резко мотает головой, — В Столице я бы этого не увидела... Уже легче. Знаю, что пойду всё равно. Не уверена, что вернусь. Ибо буду беречь себя всеми доступными способами... Меня и в тот раз спасла осторожность. Всё надела и везде застегнула. Но, знаешь, суеверие есть, шальной осколок, пуля на излёте всегда попадёт в такого, стремящегося уцелеть. Меня и в прошлый раз чуть не убило пулей на излёте. Второй раз мне так не повезёт. Впрочем, и так и этак, убивают один раз. Подумываю на корабли огневой поддержки перевестись.
Софи нервно усмехается:
— Со снабженца — под огонь. Что-то я не понимаю!
— Всё просто. Там меня пуля на излёте не убьёт. Эти установки там в бронированной башне, а не только со щитом, как у нас. В башне бы и в тот раз все бы живы остались.
Островитянка обмахивается рукой.
— Правда, в башне куда жарче, чем в открытой установке, но тут выбирать не приходится — быть живой гораздо лучше, чем быть мёртвой. Эрида просила писать ей как можно чаще. Не люблю этим заниматься... Но буду, буду, может даже каждый день. Такому адресату всё будет быстро доходить. Не хочу, чтобы такой человек переживала из-за меня. Чтобы страдала, не зная что со мной. Пусть я для неё и не самая важная... Она, на самом деле, всех-всех любит и каждой дорожит. Ладно хоть прочие девчонки поумнее меня с Крионо. Собираются идти на специальности, дающие отсрочку, а то и вовсе бронь. Некоторые тупо собираются ребёнка родить.
— Ты явно осуждаешь тех, кто собирается детей заводить.
— Заводят золотых рыбок, не людей, — совсем как Марина огрызается Отинг. — Дети должны рождаться, когда в них есть потребность, а не из соображений получения чего-то материального за их рождение. Той же отсрочки, что по факту становится бессрочкой, ибо её продлевают рожая второго.
— Вообще, государство должно думать о поддержании численности населения, а то и об его увеличении. В противном случае мы останемся без солдат и рабочих.
— Тебе проще, ты государственными категориями можешь рассуждать, а внизу всё не так блестяще выглядит, особенно если сама рождена ради получения каких-то выплат. Те деньги давно кончились, и не очень понимаешь, зачем нужна.
— Это ты? Извини, не знала...
Отинг усмехается.
— К счастью, нет. Но насмотрелась на таких предостаточно. Из тех... Вместе с кем чуть и я не погибла, две именно такие были. Год, когда они родились, был юбилейным годом высадки. Отмечалось очень пышно. В новогоднем выступлении ЕИВ было объявлено, будут дополнительные выплаты на детей, родившихся в течении двух лет после этого выступления. Я ещё в школе статистические данные проверила — догадываешься, в каких месяцах в тот год был был пик рождаемости?
— И я об этом слышала, — усмехается Хейс, — как раз одной сестрой у меня больше стало благодаря этому указу. Земледельцы люди практичные, не упустят возможности денег получить. Справедливости ради, хотя все знали благодаря чему она родилась, дразнили «указной», но родители относились к ней так же как и ко всем остальным.
— Твои родители похоже, поумнее некоторых личностей, известных мне, — мрачно сообщает Отинг. — Я столько насмотрелась, когда «указной» ребёнок любимейший, а остальных чуть ли не презирают, или наоборот, любят другого, а этот — почти отходы... — островитянка решительно машет рукой. — Ладно, хватит об этом, для себя решила — дети если и будут, то только после того, как всё кончится. Чтобы опять каких-то мыслишек не возникло... Неправильных.
— Не государственного масштаба у тебя ум, Отти.
— Ну так, не всем дано. Ты с сестрой вон есть, чтобы о государственном размышлять, — Отинг озорно усмехается, мечтательно прикрыв глаза. — И ты, и Марина, вы обе, Отти говорите одинаково. Что скрывать, из дурного веселья хотела в горячих произвести на неё впечатление. Крионо с одной принцессой, а я с другой... Вот какие мы прекрасные! Ничего не получилось, но осталось о чём вспомнить! Я Принцессу Империи соблазнить пыталась!
— Видимо, до допускаемых ей пределов не дошла, — хмыкает Софи, — она сильно не любит телесные контакты. Могла бы крайне серьёзно тебя травмировать. Несмотря на рост, она очень сильная. Гвозди может гнуть.
— Я знаю, — весело усмехается Отинг, — Эрида и рассказывала, и гвоздь показала. Я не поверила, нет, не потому что Эр нечестная, подумала, что раньше с этим гвоздём её Марина как-то разыграла.
— Мне веришь?
— Да. Попозже я и Эриде поверила, поняла что Марина не разыгрывает её никогда-никогда. Даже жалко, что они не вместе. Так бы здорово смотрелись! — Отинг снова мечтательно прикрывает глаза.
Софи хочется зарычать. Притом не то, чтобы она возражала против подобного развития событий. Разноглазая точно распространяет вокруг себя какую-то заразу, притом передающуюся всеми способами какие только есть или можно придумать. В конце концов, некоторые заболевания даже от солнечных лучей начинаются.
— Медаль хотела с Крионо обмыть. Как на кораблях принято — напиться до умопомрачения. А она с Эр... Тот случай, когда больше им никто не нужен, вдвоём лучше всего. Да и мысли эти... О бело-синем всяком. Вот и разозлилась на всё. Специально местечко помрачнее искала. Больно уж жизнерадостное тут всё. Оно единственное невесёлое такое.
— Тут большая часть строилась для одного очень светлого и жизнелюбивого человека — мамы моего брата. Нравилось ей всё яркое и быстрое... Словно свет, что быстрее всего... Но она только на стройке бывала. Некоторые вещи тут сделаны по её идеям. Но Императрица не увидела. Погибла до того, как всё было завершено... Впрочем, мне тоже о грустном не хочется. Если ты мрачного искала, то совсем не туда пришла. Надо было на склад Сордара идти. Вот там мрачно, так мрачно, — Софи тоже глаза прикрывает, — Черепа, кости, туши заспиртованные, препараты из органов всякие. Орудия всякие для разделки и потрошения...
— Людей? — Отинг вытаращивает глаза, прикрыв рот рукой. Выглядит напуганной.
— Зачем людей? Людей — это в «Замке Ведьм». — смеётся Софи. — Тут только то, что связано с разделкой китов. Да и дельфинов разве не у вас к берегу пригоняют и массово забивают?
— Всё так! — хмыкает Отинг. — Я даже участвовала. С отцом сначала, сам он не рыбак, этот вид обычно рыбаки ловят, а не китобои бьют, но считает, дети должны знать с чего предки кормились. Да и дельфинов у берега забивать считается сезонным развлечением. Приходит, кто хочет. Хотя ему убивать, похоже, нравилось... Несколько раз с отцом была, а один раз уже сама... Когда уже знала, что пойду. Для проверки. Да и затем, чтобы на кровь вблизи посмотреть. Тогда — страха не было. Он потом появился. Честно признаю, дельфиньи языки мне понравились. Участникам забоя всё дельфинье продаётся за медяки. С нашим уровнем дохода их только там и можно попробовать. Уже тут я ими тупо обожралась как дура.
Софи хмыкает:
— Ну вот тебе дополнительный стимул вернуться — языками обжираться.
Закатив глаза с мечтательной улыбкой, Отинг поглаживает живот.
— Эр иногда начинает... Ну сразу после всего расспрашивать, про ощущения... Ну, когда убиваешь. Я ведь дельфинов в воде била, а не только туши на берегу разделывала.
— Ко мне могла бы обратиться, — смеётся Хейс, — я бы ей много могла рассказать, как курицам головы рубят, — вертит руки пред глазами.
— С неё бы сталось после этого тебя с топором в руках написать, — смеётся Софи. — Она любит людей в необычном состоянии изображать.
— Особенно без одежды, — усмехается Отинг.
— Как раз это для неё самое обычное состояние человека, — замечает Софи, — даже есть в этом что-то. Мы же такими рождаемся. Но дальше сложности начинаются — не все люди свои тела в надлежащим состоянии поддерживают.
— У меня есть рисунок её с изображением меня. Хороший-прехороший. Дома буду — на стенку повешу.
— Ты там голая? — усмехается Хейс.
— Почему? Одетая. Еле упросила. Она сначала только в купальнике соглашалась, притом самом маленьком, какой был. Одни ниточки. Но я хотела, чтобы портрет настоящий был.
— Ну и что там на тебе?
Отинг хихикает:
— Сарафан. Под ним грудь просвечивает.
— Эрида, я смотрю, верна себе по-прежнему! — скучно сообщает Хейс.
— Угу! Как бы не крупнейший современный живописец определённого жанра, — хмыкает Софи.
— Зато у меня теперь есть портрет, настоящим художником сделанный, а не то, что можно на Набережной заказать!
— Сама-то Эр что сказала?
— Так хорошенький-прехорошенький, это её слова. Я чуть не заподозрила, что она дразнится, но поняла, она так никогда-никогда не делает.
Софи опять ругаться хочется. Эта манера речи разноглазой, сквозящая от всех, напоминает утончённое издевательство. Уже над самой Софи. Хотя, если объективной быть, в прошлом это удвоение слов совершенно не раздражало.
— Если нравится ей самой, — замечает Софи, — то с художественной точки зрения вопросов ни у кого не будет. Она не про всё так говорит. Значит, удачная работа на самом деле.
— Она отдавать не хотела. Сказала, позволит забрать только если я соглашусь рисунки взять, где я без одежды. Она один раз нарисовала, как я, уставшая... Ну вы поняли, после чего, отдыхала. Я даже заснула... А она настолько неутомима... Даже работать сразу смогла... Так получилось... Ну, в общем, сразу понятно, чем я недавно занималась. Не хотела брать. И этот, и другие... Даже снимков несколько... Но она сказала, что тогда в сарафане не отдаст. А мне именно тот больше всего нравится. Пришлось взять... Не выкину, хотя и смущают они меня. Если выживу, будет вспомнить, какая была молодой...
— Вы, островитянки, хорошо сохраняетесь, притом неважно, какой расы или подрасы. Иные и в шестьдесят с хвостом на тридцать выглядят.
— Есть такое, — довольно усмехается Отинг, — как тут говорят, солнце весь лишний жир вытапливает.
— Лично мне кажется, что вы такие потому что в воде много времени проводите независимо от возраста.
— Это ты Крионо спрашивай, она в наведении красоты лучше меня разбирается.
— Да я пока и сама отлично справляюсь!
Отинг поднимается:
-Спасибо вам! Помогли мрачные мысли прогнать. Пойду, где повеселее...
— К Эриде с Крионо? — щурится Софи, не спеша вставать.
Отинг капризно вздыхает, словно ребёнок, у которого любимое мороженное отобрали, но взамен дали конфет без ограничений. Они тоже вкусные, но не мороженное.
— Я же сказала... Они долго вдвоём будут. До ночи точно. Тогда ещё кого позовут. Наверное... Они пьют «боевые» таблетки, чтобы долго не уставать. Потом плохо будет, но это будет потом. Да и Эр говорила, у неё последняя модификация, они ведь числятся как боеприпасы. Побочные эффекты к минимуму сведены.
— Знаю! — хмыкает Софи. — Не забывай, это авиационная разработка.
— Ага! — подмигивает Отинг, — Потому и зовутся у матросов конфеты «В полёт!»
— Ты так и не сказала, куда собираешься.
— Да говорила, вроде уже — медаль обмывать. Хочется так нажраться, чтобы потом не встать. С Крионо не выйдет, Эр её надолго от себя не отпустит. Ну так одна напьюсь...
— Не самая умная идея — когда в одиночку.
Отинг шутя руку протягивает:
— Присоединяйтесь! — Софи эмоции неплохо ощущает, Отинг хочется, чтобы ей дали пройти. Она не приглашает на самом деле. Но принцесса чаще реагируют на слова, а не на мысли, хотя иногда ощущают и них.
Софи берётся за протянутую руку.
— А и присоединимся, правда, Хейс? Я любою новые ощущения, наград с матросами я ещё не обмывала. К тебе пойдём?
Парадная форма Отинг висит на стуле. Софи замечает, что Отинг носит вариант с брюками, а не юбкой, к парадной форме то или другое у женщин по желанию. Отинг отвинчивает с блузы награду. Стол с бутылками уже приготовлен. Из еды только дельфиньи языки присутствуют. Притом, маловато даже на двоих на один раз. Судя по количеству, обмывать островитянка собиралась несколько дней. Нашивка за тяжёлое ранение как бы намекает, что имеет право. Приготовлены стаканы.
Отинг довольно усмехается.
— Вот и ещё повод вернуться — не привыкла, чтобы у меня вестовые были, как в адмиральском салоне.
Островитянка откручивает медаль. Заливает спиртным. Бутылка как раз на три полных стакана.
— Залпом! — бросает Отинг с нервными нотками в голосе.
Хм. Она Еггта собралась с ног одни стаканом свалить? Не по адресу обращаешься. Софи отличается повышенной устойчивостью. Хейс просто крупная. На её рост такого мало. Сама Отинг храбрится, плюс во взведённом состоянии, когда действие спиртного на организм ослаблено.
Грохнули по столу пустыми стаканами. Правда, в одном теперь полностью заслуженная медаль. Отинг за горло держится. Хейс статую изображает. Софи посмеивается.
— Что закуски так мало? Настолько хочется брёвнышко изображать?
— Нет. Я же сказала. Хотелось до одури. С Крионо.
— Одуреть ещё успеешь. Возможно, вместе с нами.
Софи оглядывается по-сторонам. Телефон обнаруживается в поле зрения. Звонит на кухню и приказывает закусок принести. В соответствии с количеством спиртного. Хотя, свои силы Отинг, кажется, переоценивает.
Моряки славятся повышенной тягой к спиртному. Военные — в особенности. Сордару приписывается, что он чуть Столицу не сжёг. Правда, было это ещё до рождения Софи. Отинг точно не Сордар. Резиденции ничего не грозит.
Островитянка, наконец отдышалась. Больше не налила, но и есть ничего не стала. Говорит хрипло.
— Перед Эр надо будет проставиться. Без неё бы этой награды не было.
— Скорее, тогда уж без её отца, — хмыкает Софи.
— Знаешь, миленькая. — Хейс говорит чуть хрипло, — я с Отти соглашусь. Она обожает всякие неформальные обычаи, особенно если имеет к ним отношение. Можешь собрать, как там у вас на кораблях принято. Она точно рада будет.
— Когда ты её успела так хорошо изучить? — Софи руки в бока упирает.
— Ещё тогда. Да и потом, я видела, чему она радуется.
— Абсолютно всему. Начиная от восхода солнца.
— Потому что за внешней радостью она прячет страх, — Отинг неожиданно серьёзна. — Страх за свою и чужие жизни. В том числе, и за мою. Не так много людей, кто будут меня искренне ждать.
— Эр и постоянство — несовместимые понятия! — змеино ухмыляется Софи, выпитое в первую очередь вызывает желание гадости говорить. — Думаете у неё в школе подружек меньше чем здесь? Не обольщайтесь насчёт собственной уникальности. Сама видишь, ни одной из них в Резиденции нет. Что в школе, что здесь некоторые с ней только из-за денег. Признаю — не все.
Отинг набирает в лёгкие побольше воздуха, и со скорострельностью авиационного пулемёта выдаёт имена всех и Сордаровок, и Эшбадовок, подружек Эриды. Ещё язвительно добавляет в конце.
— Никого не забыла? Да, я всего лишь одна из. Но любит Эр всех, и переживает тоже обо всех.
Софи с трудом удерживается, чтобы рот не разинуть. Даже заслушалась, ни разу не прервав. Сама бы влёт так всех не перечислила бы. По именам знает всех, не знала, что некоторые в школе тоже к окружению Эр относятся. Да уж, скорости у разноглазой ещё те! Но обескуражить Софи ещё никому не удавалось.
Хлоп в ладоши!
— Замечательно! Даже жалею, что у Соправителя родилась дочь, а не сын. Принц с таким количеством девочек был бы настоящей гордостью своего отца и объектом зависти всех мужчин. Но Эр — сама девочка... Так что такая любовь к разнообразию славы ей не прибавляет.
— От неё останется то, что она нарисовала. Через сто лет никто и помнить не будет, с кем она спала. А картины останутся. Может, даже я в сарафане. Через сто лет будут моим сиськам завидовать. Благодаря Эриде.
Софи невольно бросает взгляд на грудь островитянки, благо она не сильно прикрыта. Надо быть честной, поводы для гордости у Отинг есть. Обожающую совершенные тела разноглазую вполне можно понять.
— Как художника я её оценивать не собираюсь. Скорее всего, ты права. Меня её поведение как человека не устраивает.
— Притом, ты похоже, единственная такая тут, кому Эрида не нравится!
Софи кулак показывает:
— Разговорчики в строю! — резко бросает принцесса.
Отинг невольно вытягивается, как перед офицером. Бестолково моргает. Только через пару секунд встаёт, как обычно. Почему-то шепотом сообщает.
— Не ожидала, что ты так умеешь командовать!
— Сама удивилась, — хмыкает Софи, — хотя меня, как Принцессу Империи обязан приветствовать уставным приветствием любой военнослужащий.
Отинг снова вытягивается, это самое приветствие изобразив.
— Вольно! — хмыкает Софи. — До строевой подготовки мы уже допились... Какой будет следующая стадия?
— Проснёмся втроём в обнимку в одной постели, — усмехается Хейс, — потом мучительно будем соображать, что было, а что померещилось.
— Нет, всякое бывало, но до такого я не напивалась...
— С Принцессой Империи тебе пить тоже не доводилось...
— Почему? — Отинг озорно стреляет глазками, — Вот это как раз было.
— Ну тогда будешь хвастаться, что пила с обеими... Скоро нормально поесть принесут. Хейс, наливай!
Теперь пьют с нормальной скоростью, хотя Отинг что-то сильно раскраснелась. Ничего, на рации есть прямой канал к медикам. Да и телефонный номер — две цифры.
Те дельфиньи языки уже кончились. Отинг явно собиралась отшибить спиртным себе мозги. Ну да ничего, теперь на закуску всего много. В том числе и языков дельфинов, притом по другому рецепту приготовленных. В меду. Отинг оценила. Всё-таки тяжесть событий недавнего прошлого явно преувеличила. Мёртвым теперь всё равно, а живым надо дальше жить.
Развалившаяся в кресле Отинг разглядывает обстановку так, словно впервые её видит.
— В младших классах водили, показывали Резиденцию. Представить не могла, что буду тут жить. Как любовница принцессы... Второго... Нет, пожалуй, третьего или четвёртого ранга, — звания имеют отношения только к фантазии островитянки. Эр подружек своих никак не разделяет, сегодня больше нравится одна, а завтра — другая, а то и несколько сразу.
— Вообще-то, когда в Резиденции не живут, Большой парк открыт для посещения всем желающим. Для организованных групп открыт и Большой Дворец. И тут живёшь не как любовница принцессы, а как Гость Императора. Ни к чему придумывать какие-либо ранги сверх уже имеющихся. Это я могу выгнать отсюда кого угодно, притом без разницы, ты это или Эрида.
— Любимая, не надо злится.
Софи выдыхает — Хейс, как всегда, рассуждает более взвешенно, нежели она.
— Как мудры были древние, утверждавшие, что надо меньше пить! — изрекает Отинг.
— Исходя из того, сколько только на этом острове нашли целых и разбитых сосудов для вина, не очень-то они собственным мудростям следовали.
— Ну так! — хмыкает Отинг. — Я в школе неплохо училась. Тут один их холмов — бывшая мусорная куча. Как раз в основном из битых винных сосудов. Тут город уже тогда огромным был.
— Я тебе даже больше скажу. Дине зря приписывают изобретения перегонного куба. Процесс дистилляции был известен в Империи Островов. И при Катастрофе этот важный навык не был утрачен. Дина II в том числе и химиком была. Ну, и да, продуктами производимыми с помощью процесса перегонки пользовалась регулярно.
— По тебе чувствуется, что ты по материнской линии потомок величайшей пьяницы Империи — выпивка на тебя не действует!
Софи кулак показывает. Конечно, в литературе пьянство Дины II серьёзно преувеличивают, но сам факт имел место быть. По мнению Софи, страшно пили все активные участники Войн Верховных. Неважно, к какой из сторон принадлежали. Ибо читать, что они творили, и сейчас жутковато. Они ведь сами видели всё то, о чём писали. Хотя, в тех романах, по которым о Великой Эпохе судит большинство, количество пролитой крови и сотворённых жестокостей и зверств многократно преувеличено. Бумага, как известно, терпит всё.
Одна из грязных легенд про Еггтов, нежно любимая на Юге — что Дина II после взятия Города Бога — того населённого пункта на месте которого стоит нынешняя Столица — Город Кэретты, приказала своим воинам каждому убить по двадцать жителей без различия пола и возраста, а воинов у неё было сто двадцать тысяч.
Ничего кроме дикого смеха у Софи эти бредни не вызывают. Город достиг два миллиона жителей полтора столетия назад. Уже к тому времени занимая площадь намного большую, чем исторический Город Кэретты, в свою очередь почти вчетверо превосходивший по площади взятый город. Никто не спорит, по эту сторону Линии — самый большой. Но Еггты строились с прицелом на будущее.
И кто-то берётся утверждать, что на этом пятачке столетия назад жило под три миллиона человек, ведь многие были убиты при штурме, а молодых женщин оставили в живых.
Но Софи чем дольше живёт, тем больше убеждается: дружащих с логикой людей — ничтожное меньшинство. Ту же Маришку ценишь всё больше и больше.
Отинг, судя по некоторым речевым оборотам, девушка начитанная, вот только читала она не всегда то, что нужно. Хотя, раз довольно умная, то должна разобраться со временем. Может быть. Хотя, тут вполне можно вкусам разноглазой доверять. Пустоголовых вблизи неё не наблюдается.
— Хочешь проверить, как мои кулаки действуют? Они у меня сразу в обе линии удались.
Отинг обводит взглядом Софи и Хейс, словно шансы прикидывая.
— Не, не хочу. Даже с одной тобой. А вас тут двое, тем более она — вон какая. Сордару не родственница? Тем более, про него говорят, он взбесившегося быка убил кулаком в лоб.
Стучит пальцем по своему:
— Мне мои косточки ещё дороги. Тем более черепные срастаются хуже всего.
Хейс с усмешкой кивает Софи:
— Дорогая, может, пока Сордар относительно доступен, мне какую «Справку» у него взять, что я не являюсь его родственницей неважно, какой степени близости? Надоели уже намёки по этому поводу.
— Справедливости ради, — глубокомысленно изрекает Софи, — при виде тебя и Сордара не только у Отинг возникали мысли о вашем родстве. Ни одной островитянки выше тебя я никогда не видела. Кстати говоря, он, в теории, может выдать тебе документ, что ты ему родственница и это даже будет правдой в какой-то степени. Ведь с точки зрения вероисповедания его матери, все люди происходят от потомства одной пары. Следовательно, родня друг другу. Сордар и Марина примерно одинаково шутят, а подобный документ точно будет в их стиле.
— Я тоже, не видела девушек, выше тебя, — сообщает Отинг, — хотя почти всю жизнь провела... Хотя эта, — щёлкает пальцами, — Длинная, не помню, как её титул звучит...
— Можешь без титулов, как со мной. Она Эорен. Или Утренняя Звезда.
— Значит, Эорен, она по-моему тебя чуть повыше... Хотя она ведь тоже не с Архипелага.
— Эор, на самом деле, меня выше. И может, ещё немного подрастёт.
— Куда уж дальше! — Отинг разводит ладони, — Ей не вверх расти, ей бы в ширину не помешает вырасти слегка... Хотя, как я понимаю, вопрос продолжения рода для неё не в приоритете? Подругу же её косточки вполне устраивают.
— Какая ты наблюдательная! — фыркает Софи.
— Охота же на человека взглянуть, чей титул в учебке заставляли зубрить. Честно, даже не думала, что это такая... Скелет с диадемой. Её не такой рисуют. Совсем не похожа. Только в лице что-то общее есть.
— Её официальные фото последний раз делались, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. Всё последующее — рисунки на их основе. Парадные портреты принцесс — особый жанр там часто и прибавить, и убавить могут сколько-то лет. Да и ретуширование снимков не вчера изобрели.
— Ну, не знаю... Её сестрёнку вот я сразу узнала, хотя видела её только на картинке с собачкой, и там она маленькая. Но личико такое... Двух таких быть просто не может.
— У художника руки растут из нужного места, — с лёгкой завистью бросает Софи, — удаются ему детские портреты. Меня и Маришку в своё время писать отказался, сказал «я могу изображать детей, могу взрослых, но не возьмусь за тех, кто ни то, и ни другое».
— Императору отказывать — не признак ума, — качает головой островитянка.
— Не Императору, а Императрице, — поправляет Софи, — она сама в какой-то степени художник, так что поняла и приняла отказ. Динка тебя с ног не сбила при встрече?
— Зачем?
— Затем. Она часто так здоровается. В людей врезается. Считает, что дороги везде, где она перемешается и не волнуется о мнении окружающих.
— Нет. На берегу были вместе со всеми. Эрида показывала и говорила о каждой, кто это. Но Дину я и сама узнала. И да, ты права, она кого-то уронила. Знаешь, что меня поразило? Эрида обо всех сказала только хорошее. Ни про кого ни слова обидного или смешного.
— Ну так, сама же говорила, — криво ухмыляется Софи, — разноглазая всех любит. Когда любят — плохого не говорят.
Отинг трёт подбородок. Кажется, сильно задумчивой.
— Софи, можно про Эриду кое-что спросить... Может быть, неприятное.
— Спрашивай, пока я пьяная и добрая, — кивает принцесса, хотя степень опьянения пока нулевая. Сказывается качество и выпивки, и закуски, и свойства организма самой Софи.
Островитянка переходит на таинственный шепот.
— Вот ты, и Марина часто её разноглазой называете... Видела, это так и есть. Но я заметила, — шепчет так, что едва слышно, — Она способна менять цвет глаз. Иногда по несколько раз на дню. Я видела, и когда глаза у неё и одинакового, и разного, и даже совершенно нереального, золотистого цвета. Я не решилась спросить. Это как? Какие настоящие? Или все, и она умеет цвета менять? Если да, то как она это делает, и можно ли этому научиться?
Софи весело смеётся.
— Эрида разноглазая, потому что у неё на самом деле разноцветные глаза. И да, она умеет менять их цвет.
Насладившись разинутым ртом Отинг, и чуть ли не слыша как работают её мозги, пытаясь переварить информацию, Софи совершенно спокойно продолжает.
— Она меняет цвет глаз, вставляя в них новые линзы. Такие линзы — вещи из другого мира. Мало у кого есть. Любит она людей удивлять. Силой мысли или как-либо иначе цвет глаз Эрида менять не умеет.
— А какие цвета у неё природные?
— Ты с Крионо с Эр и Мариной в городе познакомились?
— Да.
— Вспоминай, какая она была тогда. Такие линзы Эр носит только там, где её не могут видеть посторонние. Не хочет дразниться, демонстрируя недоступное другим. В школу с собой даже не берёт. Носит только в «Сказке». И получается, здесь.
— Да я помню, — Отинг говорит очень медленно, — когда впервые увидела её глаза так близко... Она радовалась, мне тоже хорошо было. Так близко... Тогда и поняла, как это в сказке. Ибо даже взгляд — нереальный. И хорошо. Так, как никогда не было... Значит, та сказка — настоящей была. Она ни в чём не играла... Мне даже казалось, что это мозги надо мной шутят, искажая её восприятие. И золотой — настоящий цвет её глаз. Как в сказке. Когда она меня касается...
Софи фыркает:
— Выяснила что хотела? Ну вот и чудненько! Больше никакие особенности тела разноглазой я обсуждать не намерена. Тем более, её саму всё-всё устраивает! — Софи довольно ловко подражает голосу Эриды.
Отинг аж дёргается. Торопливо схватив стакан изрядно отпивает.
— Уф! Даже испугалась! Показалось, ты в неё превращаешься. Настолько вышло похоже!
— Что ты тут сама недавно говорила про мудрость предков? Последовать не желаешь?
Софи крайне многозначительно подносит два пальца ко рту. Отинг зачем-то вытирает салфеткой губы.
— Нет, мне пока нормально.
— Не заметишь, как плохо станет.
— Какие мы опытные!
Софи ловко щёлкает островитянку по носу.
— Ты сама недавно сказала, что я потомок величайшей пьяницы Империи. За мной в этом вопросе — мудрость веков!
Отинг смеётся, потирая переносицу.
— Думала, я что-то злое начну говорить, вы тем же начнёте отвечать. Но как-то не так. Или так, — снова на спинку кресла откидывается, — просто хорошо настолько, что не хочется ничего больше.
— Заметь, ты не сказала, что никого не хочется...
Отинг демонстрирует непристойный жест.
— Кого хочу я, в текущий момент времени не хотят меня. Конечно, знаю, чем совместные пьянки девушек, хорошо знакомых с Эридой временами заканчиваются. Если что, то я совершенно не против с любой из вас или с обеими.
Софи и Хейс переглядываются. Понятно, что островитянка не шутит. Более того, она не отказала бы в близости даже без спиртного в организме.
— Спасибо, конечно, но нам друг с другом настолько хорошо, что какие-либо дополнения излишни.
Отинг вперёд наклоняется. Шепчет с придыханием.
— А посмотреть нельзя? Ну как вам друг с другом хорошо.
Хейс гладит руку Софи. Отинг совершенно вся во взгляд обратилась.
Принцесса усмехается, с трудом удерживаясь от нового щелчка, только с оттяжкой и по лбу. Пальцы у Софи сильные.
— Всё, что мы согласны другим показывать, ты уже видела. Всё остальное только нас двоих касается.
— Правда-правда очень-очень жалко-жалко, что нельзя! — теперь у островитянки получается удивительно точно воспроизвести интонацию разноглазой. Да и пожалуй, озвучить одно из её желаний.
Софи и Хейс смеются.
Тяжко вздохнув, Отинг разливает. Подняв свою ёмкость, глубокомысленно сообщает:
— Если что-то не получается, то надо чего-нибудь выпить и снова обсудить. Возможно, в процессе найдётся какое-либо решение, устраивающее все заинтересованные стороны.
Софи только глаза к потолку вскидывает:
— Только не говори, что это Эр дала тебе задание нас подпоить! А потом воспользоваться.
— Нет! — чувствуется, Отинг совершенно серьёзна и искренна, — Ей нравится, когда все... Ну, в одинаковом состоянии.
— Её постельные развлечения я обсуждать не намерена! Хватает того, что я в горячих видела!
— Можно подумать, только смотрела! — островитянка почему-то обижается, — Сама ничего как будто не делала!
— Что в горячих происходит, то там и остаётся! — выдаёт известную поговорку Софи. — Излишне любопытной может быть очень вредно, — добавляет уже от себя.
Отинг зачем-то прикрывает нос рукой.
— Что с тобой?
— Вспомнила, что есть поговорка про оторванный за любопытство нос. Мне мой пока нужен.
— Я не настолько кровожадна. Моя сестра гораздо более любопытная нежели ты, но сама видела — нос у неё на месте.
— Да она сама кому хочешь что угодно оторвёт! Да и... Она же тебе сестра... Многое младшим прощается... Во всяком случае, прощала я... Долго злиться на кого-то не приводит ни к чему хорошему.
Софи садится. Попивает маленькими глотками, но не цедит. Хейс, навалив на тарелку ароматного крабьего мяса, пододвигает поближе к Софи. Глупо отказываться. Тем более, ракокрабы эти считаются на Архипелаге уместными по любому поводу. Да и вкус их Софи успела полюбить.
— Ничьих родственников я обсуждать не намерена. Не выберешь их. Не нравятся — на расстоянии держись.
— Да мне как-то и одной сейчас неплохо... Не то, чтобы совсем хорошо, — бросает крайне многозначительный взгляд, проигнорированный обеими девушками, — но в общем-то, всё равно неплохо, — добавляет, поняв, что был рикошет.
Отинг буквально расплывается в улыбке. Влияние спиртного на такую рожицу есть, но оно не основное.
— Вот уж обмыла медальку, так обмыла! В Императорском дворце с Принцессой Империи и чуть ли не дочкой принца! Рассказать кому — не поверят.
Хейс за голову хватается.
— Завтра можно будет сделать фото со мной официального образца. Ты должна будешь в парадной форме быть, — официальным тоном сообщает Софи.
— Есть! — вскидывает руку к голове островитянка. — У меня уже есть такая фото с Эридой.
— Вы там хоть одетые? — щурится Софи.
— Конечно! Официальный же снимок. Она игры и дело не путает никогда.
Софи некстати подумала, что ещё несуществующее фото точно увидит разноглазая. При её познаниях в фотографии хватит ума сделать фотомонтаж, где с Софи сама Эрида. Или они обе вместе с Отинг. Или ещё что. Степень безумия этой фантазии пока не забыта. Раз уж сказала, отказываться от своих слов Принцесса Империи не намерена.
Островитянка мечтательно прикрывает глаза.
— Один снимок дома повешу, ещё один в кубрике. Даже если потону, всё равно останется память, что я была.
— Картину и все рисунки здесь оставь. Чем меньше их людей увидит — тем лучше.
— Не маленькая, сама всё понимаю, — кивает островитянка, — но с Эр одно фото... Ну где она вся в данном от природы... Одно фото возьму с собой. Чтобы помнить, какая она вся... Чтобы не забыть, зачем я должна вернуться. Меня никто и никогда не ждал так, как будет ждать она. В Эриде очень много доброты и любви. Хватит на всех, кто в ней нуждается... — Отинг улыбается совсем, как маленькая, — Знаете, когда с ней буду, попрошу эти линзы померить. И чтобы она тоже надела, и если ещё кто там будет, пусть тоже. Очень-очень хочется посмотреть, когда у всех, как в сказке, золотые-золотые глаза. Я кажется, знаю, как чудо должно выглядеть.
Софи предпочитает промолчать. Хейс зачем-то проводит рукой по глазам.
Отинг как-то странно на них посматривает. Носом шмыгнула. Софи очень довольна своей непробиваемостью. Слёзы у неё вызвать крайне сложно. Но у островитянки почти получилось. Причём это не были сознательные действия. Хотя, может Эр и просила о чём-то таком... Хотя, скорее, её могли неправильно понять.
— Софи, знаешь, конечно, это не моё дело, но попробовали бы вы обе с ней как-то ужиться? Софи, она ведь очень сильно мучается, что ты её игнорируешь. Тебя бы, Хейс она приняла в таком качестве, как ты есть. Это плохо, когда хорошие люди мучаются. Эр же очень-очень хорошая.
Софи щурится в ответ.
— Зато я очень-очень плохая, некоторые говорят, вовсе ужасная.
— Милая, не наговаривай на себя лишнего, — замечает Хейс, — ты очень гордая, тебе многие завидуют. Но в остальном — у тебя человеческие качества близкие к тем, что есть у Эр.
— Я не понимаю, ты, что согласна с Отти?
— Я всегда согласна с тобой, и только с тобой. Но логичную вещь может сказать любой человек.
— Эр правда-правда очень сильно страдает от того, что ты её избегаешь.
— Мельком видела, она мне показалась вполне довольной жизнью и всеми вами.
— Ты не должна её видеть в плохом состоянии. Она так считает. В её части Резиденции ты не бываешь. А я там ночевала... Она очень плохо спит... Ночами разговариваем... Я не думала, что человек может так влюбиться! Крионо, или девочка, что до неё была, на тебя похожая, обо мне и говорить нечего, это так... Нервное напряжение сбросить. Тебе буквально поклоняется, словно южанка божеству. Таких сильных чувств не видела никогда. И, как мне кажется, они изнутри очень медленно начинают её сжигать. Та же Крионо, Марина, я или кто-то другая только тормозим этот процесс, но не можем совсем-совсем его остановить. Это только в твоих силах и больше — ничьих.
— Я сама предпочитаю решать, на кого и как собственные силы тратить.
— С этим никто и не спорит, — замечает островитянка, — но все люди как-то связаны между собой, пусть эти связи и не всегда очевидны.
— Меня не устраивают слишком обширные её связи...
— Которые Эрида готова в любой момент разорвать, если тебе так нужно.
— Пусть лучше не мечтает о недостижимом, а повнимательнее присматривается к Крионо, тебе или ещё кому.
— Ты — объект её самого большого желания.
— А для меня привлекает только та, кто рядом со мной, и мне не нужна другая или другой! Знаешь ли, любовь одних может выглядеть жестокостью по отношению к другим. В этом смысле я жестока по отношения к Эр, и такой и останусь. Я постоянна в своих привязанностях.
— Эр так не кажется. Она думает, что вы разбежитесь рано или поздно, хотя и сохраните дружеские отношения.
— Пусть помечтает, — Софи изрядно отпивает. Отинг и Хейс подносят к губам стаканы явно за компанию, а не потому что так уж выпить хочется.
Островитянка вздыхает:
— Будь сейчас мирное время — уехала бы в «Сказку». Чтобы просто быть с ней рядом. Она, кстати пригласила, когда всё кончится. И я согласилась, хотя и думаю, что этого не будет.
— Почему?
— Либо меня убьют, либо она меня забудет.
Софи качает головой:
— За первое никто гарантии не даст, но насчёт второго — у Эр уникальная память. Она никого не забывает из тех, кого изобразила хотя бы один раз.
— Старой я к тому времени буду, даже если доживу.
— Так ведь и Эрида не помолодеет.
— Самая неумная вещь сейчас — строить долгосрочные планы. Совсем недавно я вовсе не знала Эриды, а теперь не представляю, как раньше жила без неё.
— Может, хватит о разноглазой? — цедит сквозь зубы Софи.
— Ну, не мужчин же обсуждать? — озорно усмехается Отинг.
Смеются все трое.
— По-моему, ты с ними близко общалась, — замечает Хейс.
— Ха! А чем моряку ещё заниматься на берегу, особенно при ненулевой перспективе потонуть? Жизнью наслаждаться. Во всех проявлениях. Чем мы и занимались. Не понимала, почему некоторые воздерживались. Теперь поняла. Чувства — конечная величина, и надо думать, на кого их тратить... Хотя, я не уверена, что сдерживаться буду...
— От матроса на войне никто и не ждёт пресловутой верности.
— Эр мне так и сказала, — пожимает плечами Отинг, — вам обеим тоже бы не помешало проще относится к определённым вещам. Это не она, это уже я говорю.
— Советница урождённой принцессы советует Принцессе Империи, — усмехается Софи, — Кстати, Отниг, я уже обратила внимание. Ты слишком умная для матроса. Не думаешь пойти на офицера учиться? Подай рапорт, людей с боевым опытом и наградами мимо офицерских курсов глупо пропускать. Кораблей новых строят много, офицеры нужны.
— К тому же людей известных Соправителю не так уж много, — усмехается Отинг, только глаза серьёзные, — знаешь, Софи, а ты права, не задумывалась о такой возможности. Если была мощёная дорожка, и все знаки расставлены, то по ней и шла, не замечая, что другая есть. Может, даже, получше. Подам рапорт. Думаю, удовлетворят. Всяко целее буду... Хотя, что у рубки, что у башен на таких кораблях броня противоосколочная. Это не монитор, что тоже кораблями поддержки числятся, и где броня и орудия — линкоровские... Но хоть ещё несколько месяцев побуду вдали от всего... Может, и сны меньше сниться станут. Да и Эр будет спокойнее. Подам рапорт, такие быстро рассматривают.
— Выпьем за твои погоны и офицерский меч!
Дзинь!
— В школе Крионо вечно всё срисовывала у меня. Нет, сначала всё честно пыталась сделать сама. Но выходило плохо. Сама, наверное, часто видела таких подруг — одна — красивая, а вторая — умная.
— Тебе тоже, вроде, не стоит на внешность жаловаться, — замечает Хейс.
Островитянка вызывающе окидывает взглядом её фигуру. Сглатывает. Говорит хрипло.
— Сказала ходячий повод для зависти абсолютно к любым местам... Я на фоне Крионо смотрюсь так себе. Такие вещи очень остро чувствуются.
— Ты уже давно не школьница. Да и той же Крионо ты понравилась в своё время.
Отинг хмыкает.
— Она как-то раз после дешёвого аналога «Приморской розочки» и предложила попробовать. Совсем по-серьёзному, а не баловство в горячих. Ну и... Обеим понравилось. Решили, что обойдёмся без мальчиков.
Софи косится на бутылки.
— Какая полезная вещь оказывается! Как храбрости способствует. Не зря в боевых частях выдают.
Отинг смеётся:
— Меня теперь куда больше волнует, что приличный процент связей различной степени успешности начался с совместного распития спиртных напитков.
— С Эридой тоже?
— Нет. Когда познакомились, не пили ничего. Только мороженное ели. Потом да... Но, сама понимаешь, приглашение в горячие от едва знакомых, но настолько статусных девушек подразумевает определённое развитие событий. Ну и развилось, — Отинг глуповато хихикает, — крайне удачно, особенно для Крионо... Ну, и мне жаловаться не на что. Конечно, план Дины в отношении твоей сестры не осуществился, ну так и я очень сильно не Дина.
Отинг наполняет стаканчик. Софи поднимает свой.
— Самой интересно, кто тем человеком окажется, кому Младшая позволит к себе приблизится. Как ни странно, мне только Эр на ум приходит, при этом я точно знаю, что этот вариант следует отбросить.
— Ага! — кивает Отинг, — Эр к Марине относится как к самому близкому человеку, но с кем лучше не переходить определённых границ в общении. Хотя она постоянно и пытается.
— И ты ещё спрашиваешь, — вздыхает Софи, — чем мне разноглазая не нравится!
— Она говорит, что отношения как у неё со всеми в будущем будут основными между людьми.
— Честно говоря, не знаю, хорошо это или плохо. Хотя признаю, Эр со всеми своими странностями, словно не из этого времени. Не знай я разноглазую с раннего детства, могла бы подумать, что и не из этого мира. Хотя, как раз в другом мире люди от тех, что здесь, не очень-то сильно отличаются.
— Если он один, другой мир этот, — очень тихо говори Отинг, — а если их несколько, или вовсе бесчисленное множество?
— Ещё один есть, это непреложный факт. Имеются ли ещё какие... Прямо скажем, не мой уровень доступа. В данном случае, меньше знаешь — крепче спишь. В имеющимся мире гораздо более точное и дальнобойное оружие, нежели у нас. Притом, в первую очередь, как раз авиационное. Они тоже очень любят чужие богатства, но к счастью для нас — абсолютные нули в межпространственной физике, и мы делаем всё, чтобы они такими нулями и оставались. И это не секретная информация. Ещё в нашу пользу — в планетарном масштабе они гораздо более разобщены. Хотя, нечего пинять на кого-то, самые жестокие войны, что у нас, что у южан были между собой. Хотя бы иномирное вторжение нам не угрожает.
— Эр говорила немного об искусстве того мира. Картинки показывала. От неё я узнала чуть ли не больше, чем в школе.
— Ты изучала историю другого мира? — Софи на самом деле слегка издевается. Школьная программа по всей Империи — едина, различаются только факультативные дисциплины, ну и уровень преподавания.
— Формально — да, а фактически — разве можно впихнуть несколько тысячелетней истории, причём со всеми аспектами человеческой жизни в программу полугода? Хотя, учебник мне понравился, очень хорошо иллюстрирован. Но из искусства — не отложилось ничего. Тем более, акцент был сделан на войнах и сменах социальных формаций. В общем — не впечатлило. Из всей их литературы отложился в памяти только кусок какого-то стихотворения о человек, уехавшем за море, там это гораздо проще, чем здесь. Приехал, рассчитывая на чудесный мир, а увидел «тут героев — как везде, что алмазов в борозде». Люди, в общем-то, везде одинаковые. Мир, как таковой, меня не впечатлил. Ещё один Юг, куда я смогу попасть, только как следует вскопав снарядами их побережье. Однако, Эр нашла в том мире столько прекрасного... Ну да, в основном, на свою любимую тематику, но инстинкты у людей всюду одинаковы. Ещё говорила, что она многим тому миру обязана... Думаю, речь не только о линзах идёт, тем более, я тогда о них не знала, и думала она своей волей цвет глаз меняет.
— Она жива только благодаря медицинским технологиям того мира. У нас такие операции на сердце только учатся делать. Сами бы освоили, но потребовались бы годы. Эриде надо было сейчас. Теперь освоят технологии быстрее. Специалисты, делавшие Эр операции, ведь здесь не по своей воле оказались. Прямо были похищены. Вместе с оборудованием. Оно, как по мне, так важнее людей.
— И что с ними стало? Океан большой? — кровожадно усмехается Отинг. Софи понятна её мрачная ирония. «Большой океан» — местная поговорка, означающее бесследное исчезновение человека при невыясненных обстоятельствах.
— Ничего не стало, — пожимает плечами Софи, — работают по прямой специальности. Не следует недооценивать степень материальной заинтересованности и человеческого честолюбия. Там был одним из многих — здесь один из основателей нового направления медицины. Притом уже при жизни признанный.
— Не знаю, что и сказать, — хмыкает Отинг, — о чём-то говорить сложно. Только тем, кто на колючки ядовитой рыбы наступал, стоит об этом друг с другом разговаривать. Но военных моряков, думаю, в обоих мирах предостаточно.
— Они не владеют технологиями межмировых переходов. Более того, им скорее всего, вовсе неизвестно про нас. Во всяком случае, основной массе населения. У нас любой школьник, не прогуливающий уроки, знает кто такие Цезарь, Наполеон, Ленин и Гитлер. Но там никому не известно, кто такие Чёрные Дины или Тим I.
— Эти имена даже я знаю, — хмыкает Отинг, — более того, из школьной программы только их и запомнила.
— Не скажу, что такой уж плохой выбор.
— Всё и всегда повторяется, — вздыхает островитянка, — пока ты не спросила, сразу скажу, по философии я была лучшей в выпуске. Но награды за окончание не дали. Я ведь хорошо училась только по тем предметам, что мне нравились. А я... Читать люблю, а предмет «Литература» ненавижу. Притом не только из-за конфликтов с преподавателем. Мне там минимально допустимое нарисовали, ибо из выпускного класса за неуспеваемость не выгоняют.
— Ты о философии сказать что-то хотела?
— Только том, как миры похожи... Кто-то похожий на Гитлера у южан сейчас министр колоний, обезьяночеловек у них термин не научный, как о вымерших видах говорят, а социальный. К ныне живущим людям относится. Аналоги можно и всем остальным подобрать... Где-то очень хорошо, как мне кажется, — Отинг довольно злобно усмехается, — что у нас не возникнет межмировой фронт.
— Не уверена, что у нас, или у них не рассматривают такой возможности.
— Генштаб для того и создан, чтобы все возможные варианты конфликтов разрабатывать, — пожимает плечами островитянка. С мозгами дружу вроде, вполне могу и в МГШ оказаться.
— Ещё рапорта не подавала, а уже задатки здорового карьеризма проявляешь! — смеётся Софи.
Отинг неожиданно вскакивает. Как ни странно, координация движений нормальная. Почти.
Встаёт в позе Чёрной Змеи с известного памятника.
— Перефразируя великую воительницу, адмиральская звезда лежит в мешке каждого матроса. Может, и в моём где-то завалялась!
Тут даже Хейс рассмеялась. Рослая красавица вскидывает стаканчик.
— Ты знаешь, Отти, я тоже рассчитываю аналогичный предмет найти. Правда, по другому ведомству.
— Это хорошо, что вы амбициозные такие, — глуповато хлопает глазками Софи, — а мне не подскажите, по какому ведомству эти знаки искать?
— А ты разве уже не нашла, восходящая звезда грэдской живописи? — Хейс совершенно серьёзна, — Созданное тобой переживёт любые твои успехи в кабине истребителя.
— Но этих побед ещё нет!
— Но они будут! Я слишком хорошо тебя знаю.
— И они должны быть, ибо в противном случае может исчезнуть всё то, что я на земле создала!
— Ты правда умеешь самолётом управлять? — Отинг смотрит и спрашивает совершенно, как маленький ребёнок.
— Имею гражданскую квалификацию пилота. Есть лётная книжка с часами налёта и даже боевым вылетом. Причём даже был контакт с противником... — насладившись квадратными глазами Отинг, вкрадчиво добавляет, — визуальный.
Впрочем, на состояние островитянки последнее слово совершенно не влияет. Софи подходит вплотную. Проводит рукой перед лицом Отинг. Обращается к Хейс.
— Моргает. Зрачки реагируют. Некоторым мозги отшибает в вертикальном положении. Может, поможешь аккуратно её на кровать уронить, а мы пойдём?
Хейс решительно направляется к ним.
Отинг вскидывает руки.
— Ой, девочки! Не надо меня никуда ронять! Я нормальная, и спать не хочу! Давайте ещё посидим!
— Нормальная, говоришь... Посидеть ей хочется, — цедит сквозь зубы Софи, без особых намерений делать что-либо. — Ну так сиди. Только теперь вон в том кресле, — показывает кресло на другой стороне стола, максимально удалённое от текущего местоположения островитянки.
Отинг — человек честный, свои силы оценивает здраво, до указанного места благополучно добирается, сохраняя почти вертикальное положение. Впрочем, амплитуда покачивания примерно в пять градусов, с точки зрения Софи, является вполне допустимой. Отинг сначала хотела с ногами в кресло забраться, но, сообразив, в такой позе гораздо проще заснуть, что в текущий момент времени не является желательным, остаётся сидеть даже с прямой спиной. Интересно, сколько продержится? Софи у себя дома, поэтому может вести себя, как ей нравится. В кресло с ногами забирается. От желания устроится в любимой позе сестрёнки — поперёк кресла — всё-таки удерживается. Самой за бутылкой тянуться лень, Хейс понимающе наполняет ей стаканчик.
— За что теперь пьём? — язвительно осведомляется принцесса. — Поводы, вроде бы, перебрали уже все. Я могу, конечно, ещё что-нибудь выдумать, но сейчас мне просто лениво. Ну так предлагайте!
Хейс саркастически усмехается:
— Не стану оригинальничать. По-моему, нам всем уже настолько хорошо, что единственный вменяемый повод, что приходит на ум, — вскидывает полный стаканчик, — За всё хорошее!
— Жизнь прекрасна! — изрекает островитянка.
— Завтра об этом поговорим! — язвительно улыбается принцесса.
Дзинь!