Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Хэллоуинский вечер в Хогвартсе должен был стать богатым на события. Пир в Трапезном зале был перенесён на пять часов вечера, ведь уже в семь выпускной курс Хогвартса должен был представлять гордость Слагхорна, постановку «Макбет» Шекспира, там же. Дамблдор анонсировал прибытие гостей на показ. Помимо тех родителей, что уже запросили присутствие, были и члены Попечительского совета, и ряд чиновников Министерства во главе с Министром.

Теодор скептически оценивал готовность семикурсников — ещё утром соседи по столу взмыленно убежали репетировать, наплевав на всю еду, кроме кофе. Забини посмеивался над ними, а Гринграсс сочувственно кивала, намекая всем своим видом, что им и самим предстоит так же носиться уже через месяц.

Пятый курс, решивший поставить «Снежную королеву» датчанина Андерсона, так же уже пропадал на репетициях, и только на шестом курсе царило благолепие. По большей части. Роль принца исполнял хаффлпаффец Мэнди, а остальные роли распределены были по большинству их сокурсников; впрочем, Теодор от этого открестился и важно ходил помощником режиссёра (то есть, Дафны Гринграсс). И увещевал всех, на пару с Невиллом, посещать репетиции. Теми немногими, кто совсем не принимал участие в постановке, были Малфой, Гойл, Поттер и Уизли.

Джинни, игравшая храбрую девочку Герду в своем спектакле, жаловалась, что брат считает их всех дураками, занимающимися чепухой вместо «подготовки к войне», и Теодор искренне сопереживал Фей Данбар, что с этим идиотом встречалась.

После занятия по трансфигурации в четверг утром профессор Макгонагалл попросила его задержаться.

— Мистер Нотт, — строго заявила она. — Я вынуждена сообщить вам, что вам положено наказание за неподобающее поведение.

— Простите, что, профессор?

— Сегодня в половину седьмого вечера приходите в мой кабинет, — категорическим тоном заявила она. — Считайте это отработкой.

— Но за что, профессор?! — воскликнул Теодор. Макгонагалл покачала головой и указала ему на камин. — Что? А… постойте, но… хорошо, — кивнул он. Историю Макбета, воспетую Шекспиром, посмотреть ему, видимо, было не суждено.

Дамблдор не появлялся в замке все эти дни, не приходил на обеды и завтраки, и лишь этим утром выбрался в Трапезный зал, чтобы сообщить о визите многочисленных гостей. Видимо, декан Гриффиндора таким образом приглашала юношу к директору.

Вечер подтвердил эти мысли. Теодор поужинал, закусив сладким тыквенным пирогом, и к моменту, когда все вышли из Трапезного зала, был готов отправляться к директору. Причём — и это было удивительно — директор сам по себе, со здоровым видом и слегка почерневшей кистью, совершенно не такой, как обычно, прошёл мимо него, беседуя с заложившим за спину шляпу-котелок чиновником Министерства, судя по жёлтым лацканам пиджака — из департамента Транспорта.

Профессор Макгонагалл в свой кабинет поднялась едва ли не одновременно с ним, но из вежливости Теодор подождал за дверью, прежде чем постучать. К этому моменту пожилая колдунья успела сменить своё строгую изумрудную мантию на строгое изумрудное же платье.

— Ах, Теодор, вы как раз вовремя. Прошу, директор ждёт вас, — кивнула она юноше. Тот не удивился такому повороту.

— Кабинет директора, — кисло произнёс Тео, и шагнул в зелёный всполох.

Дамблдор, вопреки увиденному на первом этаже, был у себя. В кабинете витал сильный аромат благовоний, в котором чувствовалась нотка запаха гнили, и Теодора тут же передёрнуло.

— Добрый вечер, сэр, — поздоровался он.

— Ах, Теодор, мой мальчик, — лукаво улыбнулся ему директор. Он и правда выглядел значительно бодрее. Его правая рука была одета в кожаную перчатку. — Надеюсь, ты не слишком огорчён, что я забрал тебя с премьеры Хогвартских подмосток?

— Честно говоря, — поразмыслив, сказал Нотт, — я бы посмотрел, как именно выглядит задуманная вами история с театральными представлениями. Не зря же вы привлекли для этого в школу профессора Слагхорна.

Теодор многозначительно выделил слово «привлекли» интонацией.

— Да, пожалуй, друг Гораций и его идеи оказались как нельзя кстати, — настроение Дамблдора было хорошим. — Я, признаться, уже и забыл, каково это, быть режиссёром спектаклей, идущих одновременно.

— И какую же роль вы отвели мне? — спросил Нотт напрямую.

Дамблдор сложил руки на столе и прикрыл глаза, задумавшись.

— Пожалуй, можно сказать, что ты — профессор Аронакс, что смотрит на путь «Наутилуса» под водой, чтобы потом стать самому его капитаном.

— Но Пьер Аронакс и его спутники никогда не возглавляли Наутилус, они бежали с него при первой возможности, — возразил Теодор.

— Я боюсь, что уже не увижу, как ты поступишь, когда я уйду, мой мальчик, — в голосе Дамблдора прорезалось сожаление. — Я могу лишь уповать на то, что не ошибся в тебе.

Со скрипом он отодвинул стул и встал, опираясь здоровой рукой на стол.

— Меня называли «слизеринцем, что притворяется гриффиндорцем» мои друзья. Элифас даже припомнил это мне сегодня, прежде чем выпить зелье, — Дамблдор подмигнул Нотту. — Тебя же я вижу как честного слизеринца, что не чурается быть гриффиндорцем иногда. Надеюсь, что это влияние мисс Уизли сказывается на тебе.

— Вы ошибаетесь, — пылко возразил Теодор. — Я никогда не считал себя гриффиндорцем.

— Не важно, кем ты себя зовёшь, мой мальчик. Важно, кем тебя считают окружающие.

Они умолкли, и Теодор в тишине наблюдал за тем, как Дамблдор открывает свой шкаф и достаёт оттуда какие-то предметы.

— Я приблизился к разгадке Тома, — заговорил Дамблдор. — Более того, я точно знаю всё, что случилось с ним, и теперь мне нужно лишь… создать условия, чтобы он упал. Это и есть мой «Наутилус», мой мальчик. Это и будет твоя роль.

— Что вы хотите сказать, сэр? — по спине Теодора заструился пот. Он уже поклялся противостоять Тёмному лорду четыре года назад без малого, но если кто-нибудь узнает…

— Я хочу сказать, что моя смерть неизбежна, — грустно улыбнулся Дамблдор, ставя на стол и раскрывая ларец. В ларце оказались флаконы с серебристым дымом, струящимся в них, и мерцающим. Это было завораживающее зрелище. — Как неизбежен закат после рассвета, и как неизбежно возвышение Тома.

— Если он возвысится, магглы уничтожат Хогвартс! — не выдержал Теодор. Руки Дамблдора замерли.

— Отчего ты так считаешь, мой мальчик? — голос Дамблдора неуловимо изменился, а его колкий, холодный взгляд испытующе смотрел поверх очков-половинок. Теодор вспомнил содержимое письма.

— Лорд Яксли… вышел со мной на контакт, — с трудом удерживая дрожь в голосе, произнёс Теодор. — Он считает, что магглы хотят устроить бойню здесь, в замке, и ликвидировать угрозу.

— Это невозможно, мой мальчик, потому что этого не может быть, — Дамблдор в задумчивости огладил бороду перчаткой и отвернулся к задернутому, как и всегда, окну. — Но спасибо, что поделился этим. Это ценная информация, которой нельзя пренебречь. Лорд Яксли может стать важной частью форватера, что выведет Наутилус на чистую воду.

— Вы говорите метафорами, но, возможно, нам стоит отринуть их?

— Ты первый заговорил ими, Теодор, — в голосе Дамблдора вновь лучилась улыбка. — Взгляни сюда. Здесь, в этом ларце, лежат воспоминания. Они проливают правду на то, что именно сделал Том. Те девять песо… их и правда было почти столько. Девять хоркруксов создал он, но девятый делать не хотел. Два из них мы уже уничтожили, мой мальчик. Третий ты нашёл сам, а четвёртый все эти годы был рядом, да.

Старик вновь прикрыл глаза, теперь в его голосе слышалась боль и горечь. Теодор попытался понять, что он имеет в виду, и вдруг вспомнил, как они с Поттером подрались в виадуке — тогда тот напал на него, стоило Тео заметить, как знакома ему магия в шраме. Чем бы ни были «хоркруксы», если они удерживали душу Волдеморта на этом свете, то, что носил в себе Гарри Поттер все эти годы… его замутило от осознания этого факта.

— Вы же… вы же не хотите сказать, сэр? — на этот раз справиться с дрожью у него не вышло. — Вы же не хотите сказать, что…

— Да, Теодор. Увы, но это правда.

— Тогда почему…

— Потому что мальчик не виновен ни в одном из преступлений, что совершил Том, — твёрдо ответил директор. — Пророчество, что было изречено ночью в канун Хэллоуина восемьдесят первого, воплотится в жизнь, так или иначе.

— Невилл не рассказал мне, что именно было в этом пророчестве, сэр.

— Оно говорит о том, что двое связанных им не смогут жить полноценно, пока жив второй из них. Они оба умрут, Теодор. Мне жаль это говорить, но именно этого ты должен добиться, когда я уйду.

— Чтобы они убили друг друга? — тихо спросил он. — Чтобы… чтобы Тёмный лорд пал, да?

— Чтобы в Британии воцарился мир, — веско произнёс Дамблдор. — Увы, я не увижу, как маги и магглы смогут жить, не таясь друг друга. Увы, я не верю, что ты очарован этой идеей, но в то, что мир магов будет чище без Тома Реддла верим мы оба.

Директор помолчал. Нотт перевёл взгляд на стену, и понял, что все без исключения портреты прошлых директоров спят — и что рядом с портретом Армандо Диппета появился гвоздик для нового холста.

— Твой друг неплохо справляется, — нарушил молчание директор. — Его никто не учил, однако, я и не думал, что выгляжу таким стариком.

— Вы… знаете, что я поклялся Нарциссе Малфой?

— О. В том, что я… уйду?

— Да.

— Не сомневаюсь, что ты сделал это, уже услышав мои слова, мой мальчик. Слизеринец, смелый как гриффиндорец, истинно так. Том хотел заставить сделать это её сына, Драко, но мальчик сбежал к её сестре. Удивительная смелость и отвага с его стороны.

— Вы невысокого мнения о мистере Малфое, сэр.

— Мне жаль его, — признался Дамблдор. — И мне жаль мистера Гойла, который обречён пытаться снова и снова.

— Пытаться… убить вас?

— Увы, — кивнул директор. — Но для исполнения этого плана… он не слишком хороший студент, и ему нужно помочь. Исчезательный шкаф, что стоит в комнате-по-требованию, там же, где ты нашёл Диадему.

— Я видел его, директор, — кивнул Теодор. — Вы что, хотите, чтобы я…

— Второй этот шкаф миссис Малфой выкупила в своё пользование, — улыбнулся Дамблдор. — Руфус считает себя бессмертным, но, для нашего плана…

— Вашего плана, сэр! — не согласился Тео.

— …для этого плана нам нужно, чтобы ты был на хорошем счету, Теодор, особенно если он ошибается — закончил директор уже без улыбки.

Часы показывали семь часов ровно. Фоукс, спавший на жёрдочке за креслом директора, проснулся и издал трель.

— Что же, представление началось, — Дамблдор погладил здоровой рукой птицу. — И не только в Хогвартсе. Эти воспоминания… Гарри Поттер уже увидел часть из них. Я покажу ему и больше, и потом мы с ним уничтожим те хоркруксы, что успеем. Не думаю, что в следующем году он вернётся в школу. Диадему спрячет Северус, и когда придёт время… уничтожь её, Теодор.

Взгляд Дамблдора вновь сделался ледяным. Теодор прикрыл глаза, спасаясь от наваждения, и почувствовал, как кончики его пальцев покалывает магия клятвы.

— Вы не боитесь, что если… когда вы покинете нас, я примкну к Тёмному лорду? — с вызовом спросил он, открыв глаза вновь.

— Не боюсь, — ответил старик. — Я редко ошибался в людях за столько лет. Пожалуй, сейчас я пытаюсь исправить самую большую ошибку.

Их разговор продлился ещё несколько минут, прежде чем старик поместил воспоминания, одно за другим, в Омут памяти, и показал их Теодору. Первым было воспоминание одного из Огденов, Теодор даже удивился — констебля Министерства, что посещал Литтл-Уингинг, то самое местечко, куда брал его Дамблдор в конце июня. Огден застал семью Гонтов, потомков Слизерина, что стали нищенствовать к началу века. Об этом Теодор уже знал. Вторым было воспоминание уже одного из Гонтов, Морфина — и его встречи с молодым Тёмным лордом. Теодор с ужасом узнал в юноше, что был в воспоминании, тот призрак, что возник на дневнике, когда его пронзило пламя Адского огня с меча Гриффиндора много лет назад.

Наконец, третьим было воспоминание домовой эльфы, что прислуживала Хепизбе Смит, родственнице Захарии. Смиты были потомками Хаффлпафф (чем заносчивый парень гордился и даже тыкал Артуру, которого первые годы считал безродным самозванцем), и в воспоминании сварливая старуха показывала реликвии Основателей, чашу Хаффлпафф и медальон Слизерина, опять-таки молодому Тёмному лорду.

— Кольцо вы уже нашли и уничтожили, — задумчиво сказал Теодор, когда часы пробили половину восьмого. — Дневник…

— Был первым, да. Он использовал смерть девочки, Миртл, чтобы создать его. Ужасная трагедия. Мы были слепы.

— Диадема, кроме того — медальон и чаша, так думаете?

— Полагаю, что так, — кивнул директор. — Ещё я разыскал следы лука Чёрного принца, но он уже был уничтожен в ходе ритуала. Питер Питтегрю создал из него голема, что стал вместилищем души Тома в девяносто третьем.

— И вы хотите, чтобы…

— Чтобы Гарри Поттер нашёл и уничтожил эти артефакты. В решающий момент, когда они все падут, Том станет уязвим, — директор убрал склянки в ларец и защёлкнул его. — И тогда, например, здесь, в замке, они должны будут сойтись в решающем сражении. Только фанатики и обездоленные сейчас на стороне Тома, хотя Руфус делает всё, чтобы дать ему больше сил… жаль, что великанов не удалось переманить к нам.

Старик вернулся в своё кресло.

— У тебя есть какие-то вопросы, Теодор? — спросил он тоном, не терпящим возражений. Теодор, впрочем, не собирался молчать.

— Конечно, сэр! Зачем вы показали мне воспоминания?

— Их увидит Гарри, когда придёт время. Я дал ему сил, сделал сильнее, провёл через ритуал тогда, в девяносто втором… чтобы он исполнил своё предназначение, пусть я и не знал тогда, как.

— Но зачем их видеть мне?

— Когда я умру, — задумчиво ответил чародей, — моё имя обольют грязью. Людям свойственно это, охаивать тех, кто уже не может ответить. Немногие поймут мой замысел в целом. Я хочу, чтобы, когда придёт время, тебе пришла мысль описать настоящую правду, мой мальчик. Пойми одинокого старика, тщеславие — немногое, что у меня есть.

— Но почему тогда вы не сокрушите Тёмного лорда, пока вы живы? Чтобы сказать всем правду.

— Том не был глупцом, он спрятал свои сокровища, чтобы его вернейшие слуги смогли найти их и вернуть его к жизни. Твой отец ослабил проклятье на кольце, не ведая того, когда пытался… понять, что это за артефакт. Проклятье, что он навёл на себя, его и убило, я видел заключение Тонкса. Малфой хранил дневник — но побоялся вернуть его, и избавился, подкинув дочери своего заклятого врага. Детские обиды… он думал, что Артур уничтожит эту находку, и семья Люциуса будет спать спокойно. Увы.

— Значит, чаша и медальон у других верных слуг? Лестрейнджи? Долохов? Кэрроу?

— Кэрроу всегда были на стороне закона, — отмахнулся Дамблдор. — Это близнецы из младшей ветви оказались замешаны в пытках над магглами. Долохов — иммигрант, а его брат и вовсе присвоил себе наследство в России… Лестрейнджи, это скорее всего так. И Блэки.

— Блэки мертвы, все до одного!

— До одного, — тонко улыбнулся директор. — Гарри не смог унаследовать Сириусу Блэку. Сейф этого тёмного семейства перешёл к другому претенденту. И я обязательно найду его, не будь я победителем Гриндевальда.

Тон директора внушал опаску. Впрочем, Тео понял мало что из его слов. Вскоре вопросы у него кончились, и он, саркастически пожелав директору хорошего вечера, отправился прочь, обратно в кабинет Макгонагалл. На её столе высились непроверенные и проверенные эссе, и Теодор тут же придумал, что именно он скажет всем, у кого будут вопросы.

Вернувшись в Трапезный зал, он из дверей застал финальные сцены постановки. Хор Флитвика, расположившийся на первых рядах, исполнял некий гимн, под который на сцене Малькольм, которого играл гриффиндорец Маклагген, короновался. Теодор не слишком сильно любил это творение Шекспира, он, скорее, был поклонником «Ромео и Джульетты» (и даже видел в прошлые годы, когда отец предупреждал его о возвращении Лорда, себя в виде Ромео и Джульетту в Джинни в ночных грёзах), однако по антуражу и тому, как именно была трансфигурирована по частям сцена подмостков, чтобы отобразить убранство королевского зала шотландских мормэров, отметил усилия старшекурсников. Единственным вопросом, который Теодора интересовал, было исполнение убийства Макдуфом Макбета, где тан должен был потерять голову, но его он уже пропустил.

Лишь только музыка утихла, на стенах вспыхнули факела, и зал зааплодировал. Раздались крики браво, и Теодор с досадой цокнул — видимо, действительно было неплохо.

* * *

Уже лёжа в кровати и размышляя о прошедшем разговоре с директором, Теодор понял, что тот не мог не лукавить в разговоре с ним. Шестнадцатилетний, даже семнадцатилетний юноша не мог попросту стать гарантом доверия от Дамблдора. Ни он сам, ни Поттер. Вероятно, директор мог положиться на других своих верных людей. Орден Феникса существовал не просто так. Конечно, доверие, что директор ему оказал, сообщив о планах, было лестным, но мысль о том, чтобы осуществить всё это… несколько пугала.

Впрочем, он же хотел быть политиком? Политики вершат судьбы сотен. Ему же предстояло вершить судьбу всей Британии. И было бы ошибкой не воспользоваться этим шансом.