Связанные чётками (джен)

Солнечные лучи золотыми нитями пронизывали густую дымку молочно-белого тумана, создавая впечатление, что воздух вокруг искрится. Слегка жмурясь от этого света, Кагоме медленно подняла голову, внимательно всматриваясь вдаль. Туда, где сквозь убаюкивающий шелест листвы слышались чьи-то осторожные шаги, сопровождаемые лёгким шуршанием одежд по густой, покрытой утренней расой траве. Радость от скорой встречи разливалось волной по всему телу, вызывая в груди сладкое чувство, заставляющее сердце биться всё чаще и чаще.

— Ты всё-таки пришёл, — усмехнулась Кагоме, за секунду до того, как из густого кустарника вынырнула улыбающаяся мордашка, которая тут же недовольно скривилась.

— Ну-у-у, как ты догадалась? — надул и без того пухленькие губы мальчонка, пытаясь выбраться из своего укрытия. Глухо пыхтя, он неуклюже выдёргивал из ветвей кустарника широкие рукава своей рубахи, пытаясь поскорей выбраться на полянку.

— И зачем ты только туда полез? — фыркнула Кагоме, наблюдая за тем, как малыш, забавно хмуря своё румяное личико, расправляет ручонками дорогие одежды с изодранной ветками вышивкой. — Влетит же от няньки.

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — утерев рукавом нос, буркнул мальчик, и его румяные щёчки заалели ещё сильнее. — А ты всё равно меня заметила.

— Конечно, заметила, глупыш, — усмехнулась Кагоме. — Разве не знаешь, что демоны слышат и видят лучше человека.

— Знаю, — шмыгнул носом мальчик, присаживаясь на корточки у неё под боком. — Отец говорил... А ещё он говорил, что вы все злые и коварные. Что к вам ни в коем случае нельзя поворачиваться спиной... Но ты ведь не такая! — вдруг выпалил он. — Ты хорошая! Ты всегда со мной играешь!

— И за это тебе тоже опять влетит, — вырвался у неё печальный вздох, отдавшийся глухой болью в самой глубине души.

— Ну и пусть, — буркнул малыш. — Я не боюсь... Мама же не боялась.

— Не боялась, — снова тяжёлый вздох.

— Ну вот. Она всегда говорила, что из тебя получился бы лучший хранитель на свете... А ты бы стала её хранителем, если бы мама попросила? — вдруг вскинул он голову, с надеждой уставившись ей в лицо.

— Непременно, — совершенно серьёзно кивнула Кагоме, но затем, чуть потупившись, не без печали добавила: — Если бы позволили.

— А моим? — всё с той же надеждой выпалил мальчик. — Я ведь тоже заклинатель, как папа, как братья! Мне не нужно разрешение! Если я сделаю тебя своим хранителем, то тебя уже никто не прогонит, и тогда мы всегда будем вместе!

— А ты сумеешь связать меня договором? — усмехнулась Кагоме, с вызовом глядя прямо в похожие на две чёрные бусинки блестящие глазёнки малыша.

— Смогу! — воодушевился тот. — Смогу! Обязательно смогу! Я знаю, что делать — нужно надеть на демона чётки! — радостно выпалил мальчик и без тени сомнения сдёрнул со своей шеи нефритовые бусы. — А потом... потом...

— А потом ты должен дать мне имя... Особое имя.

— Имя? — замешкался мальчик, приложив пальчик к пухленьким губам. — А какое?

— Назови так, как ты видишь меня в своём сердце.

— В моём сердце... Я вижу, что ты красивая, — старательно зажмурившись, задумчиво произнёс малыш. — Красивая и светлая, как луна... Как серебристая луна... Гинцуки! — раскрыв глаза, радостно завопил он. — Я назову тебя Гинцуки, ладно?

— Очень хорошо, — кивнула Кагоме. — Я принимаю твоё имя и признаю тебя своим хозяином, Йошинори-сама…

* * *

Порывисто вздохнув, Кагоме открыла глаза, не сразу сообразив, где сейчас находится. Вместо сверкающего рассветного тумана, вокруг была кромешная тьма ночи, а в воздухе более не ощущалась лесная свежесть, что каплями росы падала на серебристый мех лежащих на траве лисьих лап.

— Как взаправду, — вскинула Кагоме руки, внимательно осматривая со всех сторон свои тонкие пальцы, словно пыталась удостовериться, что они и правда принадлежат ей. — Странный сон, — с заметным облегчением выдохнула она, в глубине души всё ещё немного боясь, услышать у себя чужой голос, выражающий чужие мысли, что почему-то ощущались ею как свои собственные.

— Сны всегда странные, — прошелестел в тишине лёгкий шепоток, от звука которого Кагоме непроизвольно вздрогнула, как от громкого крика. — Тем более у странных людей.

Чувствуя, как сильнее забилось в груди сердце, Хигураши осторожно перевернулась на бок и, упершись локтем о футон, чуть приподнялась над постелью. Комната тонула во мраке. Сквозь раскрытое окно не было видно даже звёзд из-за тяжёлых туч, плотно закрывших всё небо. В этой кромешной тьме Хигураши далеко не сразу удалось разглядеть лежащую к ней спиной девушку, чьи серебристые локоны стелились по полу, будто лунная дорожка на поверхности тёмных вод.

— Гинцуки, — позвала Кагоме, но та так и не обернулась. — Не спишь?.. Рана беспокоит? — с небольшой заминкой произнесла она, неуверенно покосившись на аптечку, но тут же сжала руку в кулак, так и не решившись к ней притронуться.

— Раны? — хмыкнула Гинцуки и чуть повела плечом. — Да, раны беспокоят. Старые раны, новые раны — ноют ночами, стоит только закрыть глаза.

Кагоме закусила губу, невольно опустив взгляд к татами. На душе почему-то сделалось так тяжко, будто это она была причиной всех горестей, свалившихся на демона-лисицу за весь её долгий век.

— Гинцуки, — еле слышно пробормотала Хигураши, не решаясь поднять на неё взгляд. — Знаешь, я вовсе не...

— Знаю, — послышался в ответ усталый вздох. — Знаю, что Йошинори тебе совсем не нужен... Да и ты... — последовал смешок, не лишённый явного злорадства. — И ты ему тоже не очень интересна — лишь твоя духовная сила.

— Ясное дело, — немного обижено фыркнула Кагоме и, мельком глянув на сопящего под боком Шиппо, осторожно уселась в постели. — Он ведь так прямо и сказал, — пожала она плечами, подтягивая колени к груди.

— Пожалуй, — снова вздохнула Гинцуки. — Глупый... Думает, что такая вот невеста с духовными силами сможет помочь ему обрести вес в клане, — фыркнула она, чуть ёрзнув на футоне, словно собираясь обернуться, но, в конце концов, всё же осталась лежать в том же положении.

— Ему-то это зачем? — скривилась Кагоме. — Он ведь и так сын главы клана.

— Младший сын, — нехотя произнесла лисица. — Сын наложницы... Забавной такой девчушки, гордой и взбалмошной, не желавшей мириться с судьбой. Она была младше тебя, когда её доставили в Деревню Заклинателей, как дар главе от одного правителя за изгнание демона... И звёзд на небе не хватит, чтобы сосчитать, сколько раз она сбегала оттуда — всё пыталась вернуться домой. Вот в один из таких побегов я её и встретила.

— Вы подружились?

— Не сразу, — хмыкнула Гинцуки. — Я издалека почуяла запах заклинателя, которым насквозь пропахла её одежда. Мне ещё тогда подумалось: что за дуралей заявился в мои владения, да ещё и один, без хранителя. Не хотелось упускать такой шанс, поэтому я прикинулась раненой, чтобы подпустить её поближе и при первой же возможности перегрызть горло. Но эта дурёха даже не поняла, что я демон. Оторвала кусок от подола украденной мужской одежды и перевязала мне лапу, при этом не замолкала ни на секунду — всё рассказывала о своей жизни. Всё шутила, хотя видно было, что душа её плакала горькими слезами. Потом она ещё ни раз приходила в мой лес, даже когда узнала, кто я на самом деле. Сдаётся мне, эта глупышка уже даже не пыталась вернуться домой — просто хотела поболтать с единственным существом, которого могла назвать своим другом.

— Что с ней случилось потом? — нахмурилась Кагоме, услышав, как надломлено дрогнул голос лисицы на последней фразе.

— Умерла в родах, — тяжело сглотнула Гинцуки. — Вместе со своим вторым сыном.

— И Йошинори остался совсем один, — порывисто вздохнула Хигураши. — В таком малом возрасте.

— Почти один, — хмыкнула лисица. — Он остался на попечении отца и четырёх высокородных братьев, которые его терпеть не могли, считая безродным ничтожеством.

— Знакомо, — снова вздохнула Кагоме, как раз припомнив свою первую встречу с Сещёмару, и то отвращение, с которым тот смотрел на Инуяшу — своего кровного брата. — Капризные дети с завышенным самомнением, ей-богу, — фыркнула она, мысленно показав язык лорду западных земель. — Не удивительно, что ты не оставила на них Йошинори — добровольно стала его хранителем.

Сказав это, Кагоме с запозданием осознала, что пересказывает свой сон, и что на самом деле всё могло быть совсем иначе, однако...

— Откуда ты знаешь? — вдруг дёрнулась Гинцуки и, глухо зарычав от боли, резко обернулась к ней.

— Я... я не знаю... В смысле, не знала, что это правда, — залепетала Хигураши, чувствуя себя в высшей степени неловко под прицелом сияющих синевой глаз. — Мне это просто приснилось.

— Ну конечно, — оскалила клыки лисица. — Для нашей сильной жрицы влезть в чужие мысли — не проблема.

— Я не нарочно, — мотнула головой Кагоме и тут же, насупившись, с возмущением добавила: — И никуда я не влезала — просто видела сон. Откуда мне было знать, что это чьи-то воспоминания?

— Не чьи-то, а мои, — скривилась Гинцуки то ли от боли, то ли от недовольства, но когда заговорила вновь, голос её зазвучал намного спокойней: — Самые дорогие воспоминания... Редкий случай, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой.

— А потом? — прошептала Хигураши, надеясь, что та не сочтёт её слишком навязчивой. — Что изменилось? Почему Йошинори теперь так груб с тобой? Вы ведь так здорово ладили в прошлом.

— Я сама виновата, — устало вздохнула Гинцуки, чуть прикрыв глаза, и Кагоме готова была поспорить, что сделала она это лишь для того, чтобы скрыть от неё свои слёзы. — Недоглядела.

— Недоглядела?

— Какая теперь разница, — отмахнулась от неё лисица. — Так или иначе, я всё равно хранитель Йошинори-сама, а остальное уже не важно.

— И тебя это устраивает? — не поверила Кагоме. — Устраивает то, как он обращается с тобой?

— Таковы условия нашего договора, — нехотя ответила Гинцуки, уже начиная уставать от настырной девчонки, капля за каплей вселяющей ненужные сомнения в её душу. — Йошинори-сама мой хозяин, и этим всё сказано.

— Я в это не верю, — качнула головой Кагоме. — Не верю, что ты действительно так думаешь. Я видела, что Йошинори изначально считал тебя своим другом, да и ты... — вдруг осеклась она, понимая, что, возможно заходит слишком далеко, но, в конце концов, схватившись рукой за свою футболку в области сердца, всё же выпалила: — Ты искренне радовалась его приходу. Такие чувства испытывают вовсе не слуги, и Йошинори не должен был...

— Да кто ты такая, чтобы судить нас? — оскалилась лисица, не придя в восторг от того, что её сокровенные мысли оказались для кого-то открытой книгой. — Наговариваешь на Йошинори-сама, а сама-то чем лучше? Повесила на шею полукровки заклятые чётки, и ещё смеешь притворяться его другом. Удобно, поди, когда рядом такой верный пёсик, особенно, когда сама бездарь и неумёха! — язвительно заключила она, с удовлетворением отмечая, как после этих слов помрачнело лицо Кагоме.

— Я не притворяюсь, — попыталась гордо отрезать Хигураши, но в итоге её возмущённое восклицание превратилось в жалобный шёпот.

— Ну конечно, — презрительно скривилась Гинцуки, сощурив свои мерцающие во тьме синевой глаза. — Ты ведь всех друзей тыкаешь носом в землю той собачьей командой. Или этих привилегий удостоен только твой лучший друг-полукровка?

— Саму-то каким местом об землю прикладывают? — прозвучал в ответ грубоватый голос, услышать который не ожидала ни одна из девушек.

— Инуяша, — едва слышно выдохнула Кагоме, разом с Гинцуки повернув голову в сторону окна, где тенью застыл силуэт с подрагивающими на макушке собачьими ушами. Строгий взгляд блеснул золотом, заставив попавшую под его прицел лисицу сконфужено поёжиться.

— Или тебе тупо за счастье ковриком перед тем ушлёпком стелиться? — хмыкнул полудемон и совершенно бесшумно спрыгнул на пол, теперь уже окончательно забравшись в комнату.

— Так же, как и тебе — хвостиком перед ней вилять, — не осталась в долгу Гинцуки, довольно быстро придя в себя.

Кагоме закусила губу, ожидая, что с секунды на секунду громовым раскатом грянет инуяшин ответ, который будет стоить сна половине посёлка, но ошиблась.

— Кхе, говори за себя, — оскалил полудемон клыки в кривой усмешке. — Я-то хоть по своей воле голову в ошейник не совал.

На миг синие глаза лисицы расширились от удивления, а по бледным щекам тёплой волной разлился слабый румянец.

— Так ты слышал, — пробормотала она, чувствуя, как в груди становится тесно от нахлынувших единой волной эмоций: неловкости, обиды, а ещё самой настоящей злобы.

— Слышал, — уже не так задиристо, буркнул Инуяша, сунув руки в рукава. — Дурь полная.

— Дурь? — царапнув когтями татами, оскалилась было Гинцуки, но уже в следующий миг её приглушённое рычание перешло в болезненный вздох, когда она, упершись руками о пол, медленно поднялась на ноги. — Называешь дурью желание защитить дорогого человека? — игнорируя ноющую рану, идеально ровно выпрямила лисица спину, замерев напротив полудемона, словно высеченная из мрамора статуя, прекрасная и изящная. — Способен ли ты понять, что это значит?

Сделав порывистый вздох, Кагоме затаила дыхание, наверное, больше, чем Гинцуки, ожидая ответ на этот вопрос. Она видела, как сконфужено втянул голову в плечи Инуяша, исподлобья взирая на лисицу, которая, плавно шагнув вперёд, приблизилась к нему почти вплотную.

— Способен ли добровольно пожертвовать свободой, только ради того, чтобы быть рядом с дорогим твоему сердцу существом? — прошептала она и мимолётным, едва уловимым движением скользнула тонкими пальцами по белоснежному локону, лежащему на груди полудемона.

— Способен, — не раздумывая, на полном серьёзе произнёс Инуяша, глядя прямо ей в глаза.

Ни в его голосе, ни в выражении лица не было ни толики сомнения, и Кагоме вдруг подумалось, что именно таким он был, когда соглашался стать человеком для Кикио.

— Значит, мы похожи, — усмехнулась Гинцуки, изящно мотнув головой, чтобы сбросить с плеча вьющийся локон. — Даже больше, чем я думала, — томно выдохнула она и чуть склонила голову набок, отчего её волосы серебристым ручьем заструились по тонкому лицу, немного прикрыв его левую сторону, как тень земли порой скрывает половинку луны на небосводе.

«И правда, Серебристая Луна», — потупилась Кагоме, ощущая, как внутри кольнуло неприятное чувство зависти.

Гинцуки была действительно красива. Как-то по-особенному, настолько, что даже тьма ночи не могла скрыть это. Её стройный, изящный стан казался виноградной лозой, что буквально опутывала застывшего истуканом полудемона, который, словно зачарованный, неотрывно следил за каждым её движением. Создавалось впечатление, что он уже просто не в состоянии увидеть что-либо иное — даже печальный взгляд карих глаз, взирающих на него и лисицу с плохо скрываемой обидой.

До чего же Кагоме сейчас хотелось вскочить на ноги, чтобы встать между ними — загородить собой Инуяшу от этой прекрасной демоницы, но заставить себя сдвинуться с места так и не смогла. Почему-то, глядя на этих двоих, она всё больше чувствовала себя лишней — каким-то никчёмным человечком, рядом с созданиями, во многом её превосходящими.

— Интересно, сколько у нас ещё общего… — словно услышав её мысли, прошептала Гинцуки и, лукаво прищурившись, вдруг резко качнулась вперёд, намереваясь прильнуть своими губами к приоткрытым от удивления губам полудемона, и если бы тот в последний миг не шарахнулся в сторону, то непременно добилась бы своего.

— Какого хрена ты творишь? — буквально влипнув спиной в стену, ощетинился полудемон, затравленно взирая в смеющиеся синие глаза лисицы.

— А что такого? — откровенно любуясь его вмиг покрасневшей физиономией, без тени смущения мурлыкнула Гинцуки, успев уловить краем глаза, как подхватилась на ноги Кагоме, взгляд которой впился в неё, ровно острые иглы. — Почему бы нам не сблизиться? — опережая её возмущённый возглас, выдохнула лисица и, протянув вперёд руки, по-хозяйски обхватила лицо обалдевшего Инуяши прохладными ладонями.

Кагоме буквально забыла, как дышать. Широко раскрыв глаза, она беззвучно открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, не в силах вымолвить ни единого внятного звука. Происходящее казалось ей кадром из какой-то дурацкой мелодрамы, которые раньше вызывали у неё лишь раздражение из-за недотёпы-героини, способной лишь хлопать ресницами, глядя на то, как какая-то лохудра вешается на её парня. Но вот теперь, попав в схожую ситуацию, Хигураши приходилось испытывать на своём опыте, насколько сильно может вогнать в ступор чужая наглость. Не в силах шелохнуться, она, как последняя идиотка, молча смотрела на то, как Гинцуки откровенно клеится к Инуяше, а тот просто размазывается по стенке, даже не предпринимая ни малейшей попытки отвязаться от неё.

Именно такое поведение полудемона сработало для Кагоме, как спусковой крючок. Обида и негодование слились воедино, когда она, сжав кулаки, подалась вперёд, с твёрдым намерением прекратить это безобразие. Однако, несмотря на весь свой, казалось, боевой настрой, вместо возмущённого восклицания, у неё вырвался лишь протяжный, невнятный писк, больше напоминающий жалобный стон.

— Ин...яша-а, — приглушённо всхлипнула она, совсем не так выразительно, как хотелось бы, но полудемону хватило и этого.

Дёрнувшись, как от удара, он резко мотнул головой, легко высвободившись из рук Гинцуки, чтобы тут же уставиться прямо во взирающие на него с нескрываемой обидой карие глаза, в которых уже слабо поблескивали непролитые слезинки.

— Инуяша, — тяжело сглотнув подступивший к горлу ком, с трудом вымолвила Кагоме, уже и не зная, чего ей хочется больше: усадить его или же вцепиться мёртвой хваткой и не выпускать ни при каких обстоятельствах. — Инуяша, я... — решилась было она, но этот порыв тут же иссяк, стоило Хигураши взглянуть на застывшую рядом с полудемоном Гинцуки, губы которой тут же скривились в снисходительной усмешке, словно перед ней было нечто по-настоящему жалкое, достойное искреннего сочувствия. — Я... я на минуточку, — в конце концов выпалила Кагоме и, резко развернувшись, бросилась к выходу, отчаянно кусая губы, чтобы не разреветься.

Пребывая в лёгкой заторможенности от навалившихся на него неожиданностей, Инуяша будто и не понял, что произошло. Часто моргая, он как-то потерянно наблюдал за тем, как Хигураши, неловко спотыкаясь почти на каждом шагу, спешит к двери.

— Кагоме, — словно сомневаясь, что может говорить, еле слышно позвал её полудемон, но уже буквально в следующий момент, мотнув головой, рявкнул уже со всей своей привычной громкостью: — Куда?! А ну стой! Стоять, я кому сказал?!

Но было поздно — девушка уже выскочила за дверь, и лишь лёгкие торопливые шаги пока ещё слышались в коридоре.

— Давай, беги за своей хозяйкой, пёсик, — когда Инуяша уже готов был рвануть за ней следом, раздался совсем рядом злорадный смешок, заставивший его мгновенно замереть на месте.

— Чего? — медленно обернувшись, оскалился Инуяша, со смесью удивления и злости уставившись на Гинцуки, по бледному лицу которой расплывалась всё более широкая самодовольная ухмылка.

— Не хочется, верно? — хмыкнула в ответ лисица, уже даже не пытаясь выглядеть соблазнительно. — Ты бы и не пошёл, но иначе просто не можешь — магия чёток всё равно заставит, — прошипела она, словно невзначай, положив руку на свой раненный бок. — Ну и каково ощущенице — желать остаться со мной, но быть вынужденным бежать за той замарашкой?

— Др-р-рянь, — глухо зарычал Инуяша, чувствуя себя под её насмешливым взглядом полным идиотом. — Так ты это специально...

— Конечно, — злорадно ощерилась лисица и, уже не в силах скрывать свою слабость, привалилась плечом к стене. — Наивный мальчишка, думаешь, меня мог привлечь такой, как ты? — брезгливо скривилась она, стараясь выдать неровное дыхание за демонстрацию своего недовольства. — Я просто хотела, чтобы ты уяснил, насколько фальшивы твои чувства к этой пигалице. Ведь именно этим-то мы с тобой и отличаемся: лишь магия чёток удерживает тебя возле неё, тогда как мои чувства к Йошинори-сама изначально были самыми искренними! — горделиво вскинув подбородок, высокопарно отчеканила Гинцуки, глядя свысока на полудемона, словно на жалкого слепого щенка, неспособного отличить истину от простого заклятия повиновения.

Она была готова к пылким возражениям, негодованию с его стороны — да к чему угодно, однако в ответ получила совсем иное.

— Ага, конечно, — фыркнул Инуяша, вопреки ожиданиям лисицы, не выказывая особо бурных эмоций. — Сказки от савраски... Сама-то в эту муть веришь? — скривился он, как от зубной боли — разве что пальцем у виска не покрутил.

— Ах, сказки? — скрипнула оскаленными клыками Гинцуки, разом лишившись всякого пафоса. — Глупец, ты так ничего и не понял, — постаралась она скроить очередную надменную мину, но произвести желаемого впечатления так и не смогла.

— Сама ты дура бестолковая, — хмыкнул в ответ полудемон, пару раз мелко дёрнув одним ухом, словно пытался стряхнуть с него назойливого жука. — Кхе, да тут и ежу всё понятно. Нагородила с три короба: чувства-шмувства... Кхе! Втемяшила себе не пойми чего в голову и радуется. Глаза-то, блин, разуй! — вдруг неожиданно рявкнул он, заставив всех присутствующих в комнате дружно вздрогнуть, чем лишил их необходимости и дальше притворяться спящими. — Йошинори-сама то, Йошинори-сама сё… Люблю-куплю... Тьфу! Бред сивой кобылы! Чихал этот ушлёпок на тебя с высокой горки, а ты носишься с ним, как с писаной торбой, хотя на самом деле просто боишься остаться одна!

Выпалив это на одном дыхании, Инуяша сделал глубокий вдох, стараясь переварить собственные же слова. Нагородив всё это в сердцах, он невольно ответил самому себе на давно не дающий покоя вопрос: почему Гинцуки так самозабвенно предана Йошинори. И причина, на самом деле, оказалась до боли ему понятной.

— Короче, пофигу, — мотнул головой Инуяша, не желая сейчас зацикливаться на этом. — Дело твоё, — просто отмахнулся он и, развернувшись на пятках, уверенно двинул к выходу.

— Удираешь?! — рявкнула ему в след Гинцуки, ещё плотнее зажимая руками пульсирующий тупой болью бок. — Послушный пёсик бежит за своей хозяйкой! — оскалила она клыки, понимая, что в своём положении ранить полудемона может разве что словом, но даже это ей оказалось не под силу.

— Дура, — и не думая вестись на её подначки, буркнул себе под нос Инуяша, совершенно спокойно продолжая свои путь, но у самых дверей вдруг остановился. — Чёрт, чуть не забыл, — цыкнул он, сунув руку себе за пазуху, откуда, чуть покопавшись, вскоре извлёк небольшой клочок бумаги, замысловато сложенный в несколько раз. — Вот, держи! — швырнул он свёрток Гинцуки, который та, даже несмотря на своё не самое лучшее самочувствие, довольно ловко поймала налету.

— Что это? — недоверчиво прищурилась она, машинально принюхиваясь к содержимому.

— Лекарство от яда того демона с развалин, — не глядя на неё, ответил Инуяша. — С ним твои раны быстрее заживут.

— Экий ты добрый, полукровочка, — услышав это, брезгливо скривилась Гинцуки, словно вместо бумажного свёртка, в руках у неё вдруг оказался склизкий червяк. — Только мне от тебя ничего не надо! — небрежно бросила она лекарство на татами и непременно наступила бы на него ногой, однако...

— А это не от меня, — хмыкнул Инуяша, не особо опечалившись её поступком. — Это тебе старик-тануки, хозяин гостиницы, передал. Хочешь выпей, хочешь выкинь — мне как-то по барабану, — пожал он плечами, после чего уверенно шагнул за порог.

— Ну конечно! — бросила ему вслед Гинцуки, решив непременно оставить последнее слово за собой. — Тебе ведь только твоя дорогая Кагоме не по барабану, — скривила она губы в гадливой ухмылке, с удовлетворением отмечая, как после её слов задёргались на белокурой макушке собачьи уши. — Эта пигалица просто идеальная хозяйка для такого…

— Слышь, Гинцуки, — даже не обернувшись, глухо зарычал Инуяша, чем заставил лисицу умолкнуть на полуслове. — Обо мне можешь думать что хочешь, но Кагоме не трогай, ясно?! Кхе, твой хвалёный Йошинори ей и в подмётки не годится! — хмыкнул полудемон и тут же, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью.

— Глупый полукровка, — не в силах даже зарычать ему вслед, порывисто выдохнула лисица, грузно осев на татами, рядом со злосчастным бумажным свёртком с лекарством. — Да что ты понимаешь...

— Боюсь, что очень многое, Гинцуки-сан, — раздался совсем рядом глубокий, почти сочувствующий вздох, напомнивший лисице, что в комнате она всё же не одна. — Даже больше, чем ему самому хотелось бы.

— Монах, — скривилась Гинцуки, нехотя покосившись на Мироку, который уже успел принять сидячее положение и в свою очередь пристально взирал на неё, хотя в темноте скорее больше угадывал её очертания. — Решил-таки подать голос и вступиться за своего дорогого друга?

— Вступиться? — вскинул брови Мироку в искреннем удивлении. — Отнюдь. Инуяша в этом совершенно не нуждается.

— И в чём же он нуждается? — без особого интереса спросила лисица.

— Пожалуй, в том, в чём и все мы, — усмехнулся Мироку, словно ответ и без его пояснений был вполне очевиден. — В понимании, поддержке — словом, в искренней и преданной дружбе, — склонив голову набок, просто произнёс он, выразительно глянув на сидящую рядом Санго, которая встретила его слова согласным кивком, подкреплённым робкой улыбкой.

— В дружбе, говоришь, — хмыкнула Гинцуки, но возражать не стала, здраво рассудив, что на дискуссию с монахом у неё попросту не хватит сил. — Это мы ещё поглядим...