Договор на жизнь (джен)

Оглушающая тишина кажется сугубо неестественной и вскоре побуждает раскрыть слипшиеся веки. Джейн осторожно поднимает голову, до этого безвольно свисающую на собственную грудь, сразу ощущая тянущую боль в области лба. Желание прикоснуться к возможно повреждённой коже не терпит раздумий, и затёкшая ладонь мгновенно поднимается в воздух. Однако металлический лязг и осязаемое удерживание мешают порыву, лишь вынуждая недоумённо опустить взор на кожаный подлокотник.

Стальные наручники, сдавливающие запястья до появления красноты, угрожающе блестят при свете холодных ламп. На миг дыхание замедляется, и Энгельс обводит настороженным взглядом идеально белые стены. В затуманенном разуме, ещё не способном на размышления, невольно всплывают ужасающие моменты: начищенные сверкающие инструменты, смутно знакомое лицо хирурга и неизвестная смоляная жидкость, заправленная в прозрачный шприц. Насмешливая, с долей издёвки ухмылка вызывает непреодолимые отвращение и леденящий страх, закрадывающиеся под кожу. Девушка ведёт головой, чтобы стряхнуть назойливые и до жути неприятные воспоминания, когда в помещение, будто по призыву, входит мужчина, сразу снимающий с рук такие же безупречные, как и стены, перчатки.

Он не удостаивает Джейн и мимолётным взглядом: сразу проходит к высокому железному столу и принимается вычищать уже до скрежета стерильные приборы. В коридоре эхом прокатываются неторопливые шаги, и девушка устремляет испуганно-выжидающие глаза в сторону входа. Сухие, покрывшиеся чёрствой коркой губы шепчут что-то невразумительное, понятное только ей, и на каждый размеренный шаг, будто удар гонга, она ведёт счёт.

На первой цифре, раздавшейся в голове, словно приговор, Энгельс прикрывает веки; на второй — зажмуривает глаза до появления цветных пятен, похожих на калейдоскоп; на третьей — ногти впиваются в ладони, оставляя на коже подобие полумесяца; на четвёртом номере тело слегка подрагивает от напряжения, и она пытается выровнять дыхание перед тем, как столкнуться лицом к лицу со своей опасностью.

Эрик пересекает порог вальяжно, держа руки в карманах брюк, и даже не удосуживается обратить внимание хоть на что-то в этом кабинете: его изучающий взор направлен только на хмурое от негодования и гнева лицо Джейн. Девушка несколько раз вздыхает, пытаясь успокоить клокочущее сердце. На его лице расцветает улыбка, а Энгельс подавляет стремление стереть её раз и навсегда: всё равно ничего не получится.

Белоснежные стены с каждой секундой давят всё больше, и вскоре находиться в этом помещении становится невыносимо. Джейн нетерпеливо дёргает руками, с накопившейся злостью наблюдая за железками, которые только ударяются о металлическую часть кресла и не выпускают девушку на свободу.

— Сними их, — приказным тоном заявляет она, заглядывая в холодные глаза и гордо поднимая подбородок.

На смелое заявление Эрик лишь презрительно хмыкает и подходит чуть ближе. Тяжёлый взгляд, будто удары тысячи ледяных иголок, словно стремится вывернуть душу наизнанку и заглянуть в голову. Джейн сильнее сжимает челюсти, а её реакция только раззадоривает его ещё больше.

— У кого-то наконец-то появилась грива, которую гладят против шерсти? — он улыбается своим же словам, а девушка уже представляет его расправу, которую она обязана провести самолично и в кратчайшие сроки. — Странно, что ты не трясёшься, Джейн. Кто же тебя здесь успокоит? Великой поддержки в виде дотошного сопляка и его девки тут нет.

«Успокойся, Джейн, это всего лишь манипуляция. Он знает, на какие точки нужно надавить, но и ты ведь не промах!»

— Он уже рассказал тебе сопливую историю о смерти его отца? Какая жалость, правда? — сочувственный голос пестрит наигранностью, лишь глаза говорят о настоящей сущности хозяина.

Энгельс только неприязненно морщится, напрягаясь всем телом. Она не знает, от чего ей так противно: от присутствия Лидера в опасной близости или странного «лекарства», которое уже должно было начать действовать.

— Убить его было так легко. Как думаешь, твоя смерть будет такой же быстрой? — Эрик опасно нависает над девушкой, а в его глазах — наглых и колючих — разрастается адское пламя.

— Нет, — на удивление уверенно отзывается она, а мужчина вопросительно изгибает бровь. — Для чего-то я ещё нужна тебе, раз ты до сих пор не убил меня.

Он одобрительно кивает и отходит в сторону, однако ухмылка с лица не слезает до самого выхода в прохладный пустой коридор.

— Подействует в течение получаса! — кричит мужчина вдогонку, но удаляющиеся силуэты уже не разбирают проронивших слов.

С поддельной чуткостью холодные пальцы смыкаются на её предплечье, и Джейн резко ведёт локтем, ощущая пульсацию в висках и неестественную горечь на языке, что теперь мешают адекватно, а главное — вовремя реагировать на события вокруг. Она дёргается в сторону и буквально отшатывается от мужчины, когда как собственное тело играет злую шутку, отдавая дикой болью, заставляющей согнуться пополам.

— Не дёргайся, Джейн, тебе же лучше, — с пренебрежением смотря сверху вниз, он притворно-утешающим жестом кладёт ладонь на её макушку и слегка поглаживает. — Это в твоих же интересах.

Она бы непременно скинула ладонь и с радостью стёрла усмешку с наглого лица, но трезвое взвешивание ситуации пока что способно работать в штатном режиме, однако, вероятнее всего, только до определённого момента.

Стены продолжают давить, словно действительно норовя загнать в вымощенную своим же разумом коробку. Определённо с железным корпусом, невозможным сломить. Резко ударивший в измождённое лицо порыв ветра, по идее, должен хоть немного привести в чувство, но на деле не оказывает должного эффекта. Энгельс словно выпадает из реальности на короткое мгновение, лишь после раскрывая слипшиеся веки уже по дороге обратно. За окном, покрытым водными разводами, в воздух вздымается бурая пыль от движения колёс. Или же это столь необычное проявление «тумана» в её голове? Однако возможность поразмыслить над вопросом мгновенно угасает: глаза самовольно закрываются, словно по щелчку, и взбодриться помогает лишь резкий толчок из-за очередной кочки.

С губ срывается порывистый вздох, Джейн легонько ударяет по собственным алым щекам — это последствия от начала действия препарата или же обычное волнение — непонятно, — и заторможенно бросает понурый взор на водителя. На лице того расцветает усмешка — настолько привычная, что не вызывает никаких подозрений, однако в этом случае всё-таки было что-то новое: торжественность или гордость?

Невыносимо клонит в сон, и мерное завывание ветра за пределами автомобиля на удивление успокаивает. Больше нет страха, переживаний, боязни за будущее, только искусственное умиротворение и настоящее, в котором она живёт в данный миг.

Дорога обратно совсем не отпечатывается в памяти даже под воздействием бодрости, возникшей практически сразу после минутной усталости. Теперь взгляд, не выражающий ни одной эмоции, направлен только вперёд, спина выпрямлена, а чувства будто испарились: отныне вместо них лишь пустота. Она даже не ощущается как вязкая и облепливающая изнутри субстанция, от влияния которой просыпается мандраж. В данном случае пустота обрела своё истинное значение.

С одной стороны, вот и наступил долгожданный покой. Та самая слабость, о которой можно было только грезить с самого начала перехода во Фракцию. Тот минутный порыв, иногда нападающий на тело, и то исключительно на пару мгновений. Это именно то чувство, которое как раз таки в этот момент воплотилось в действительность, но проблема лишь одна — девушка ничего не ощущает.

Она не чувствует себя элементарным существом, находившимся в природе. Энгельс не испытывает иных ощущений внутри: радость, печаль, гнев, трепет, отвращение — ничего. В разуме больше нет понятия «личность»: кажется, что там вовсе не осталось знаний и банального самоконтроля, лишь автоматические навыки.

Это и есть то, чего добивались они. Чего вожделел он. И добился этого. Впрочем, как и всегда.

Сознание возвращается вновь только посреди тёмного безжизненного коридора, и то лишь на короткий миг. Уже спустя секунду движения становятся более автоматическими, а осмысленность во взгляде и вовсе угасает. Для неё время теряет свой счёт, окружающий мир меняет прежние яркие краски на серые тона, и остаётся лишь бесцветный вакуум.

Торопливые шаги разрывают безмятежность «дома», а об аккуратной поступи не может идти и речи: тело уже потеряло контроль над собой.

Когда дверь с характерным звуком ударяется о стену, а часть штукатурки осыпается на пол от приложенной силы, друзья резким, почти что судорожным движением поворачиваются в сторону входа. Оба подскакивают на ноги, мгновенно переставая «ломать» пальцы, — что было характерно для юноши, и кусать губы до появления крови — излюбленное занятие Лии.

Девушка проходит к собственной кровати и присаживается на мятые простыни, до сих пор не смещая глаза ни на градус — они, как и прежде, направлены исключительно перед собой.

Ребята настороженно переглядываются, и Мэтт решает взять инициативу в свои руки:

— Джейн? — аккуратно спрашивает он.

За вопросом не последовало никакой реакции и даже зрачки не сдвинулись ни на миллиметр, поэтому парень решает повторить попытку:

— Джейн, куда он тебя повёз?

Лия тихонько вздыхает, проследив за подругой, точнее, за отсутствием ответа хотя бы на бледном девичьем лице, что уже говорить о словах?..

Мэтт безысходно проводит рукой перед стеклянными глазами, но реакции, как и раньше, не наблюдается. Юноша судорожно обводит девичье тело взглядом, не в силах справиться с постепенно закипающими злостью и волнением. Наверное, именно из-за этих ненавистных ему чувств и банальной боязни в голову закрадываются множество мыслей: «Это шок? Последствия каких-либо препаратов?». Пока вымышленные голоса продолжают давить изнутри и всё нарастать в объёме, он задирает края куртки, и перед друзьями предстаёт вид исколотой вены и сине-фиолетового синяка на нежной коже. «Чем этот урод накачал её?!»

Позади раздаётся приглушённое аханье, но Мэтт словно не замечает никаких звуков вокруг: не верящие глаза прикованы к бледной женской руке, а после взор, постепенно приобретающий оттенки агрессии, перемещается к лицу. Сразу следует резкий подъём и шумный выдох.

Напряжённая фигура следует к выходу, а Лия семенит за другом, напоследок одарив переживающим взглядом фактически бессознательную Джейн.

— Мэтт! — окрикивает парня девушка, заприметив удаляющийся мужской силуэт в конце коридора. — Мэтт, остановись! — он будто нарочно не собирается реагировать, поэтому она стремительно нагоняет его, хватая за запястье — удивительно, что он позволяет это сделать, находясь в таком взвинченном состоянии. — Что ты собираешься сделать?

— Ничего, — сразу следует краткий и сухой ответ, однако слегка потемневшие от гнева глаза говорят об обратном.

Лия обхватывает горячие щёки ладонями, желая остудить пыл и наконец вразумить несносного подростка, но тот замечает нужный ему объект в конце прохода и грубо вырывает собственную ладонь из вмиг похолодевших рук.

— Что ты с ней сделал, урод?! — звучит практически мгновенно.

Мэтт хватает мужчину за грудки и беспощадно припечатывает к стене резким движением. Тот даже не удивляется такому исходу событий, продолжая давить снисходительную ухмылку, даже не смущаясь своего уязвимого положения. К удивлению, Эрик не спешит скинуть мальчишеские ладони со своей одежды: эта игра только забавляет его.

— Ну что ты, Мэтт, я же не изверг, — он намеренно растягивает буквы притворно-насмешливым голосом, а глаза обладателя горят настоящим огнём. — Это мизерная доза, через сутки ваша Джейн станет человеком. А сейчас она, — он прерывается, усмехаясь, и ведёт плечом, — всего лишь робот.