Исцеление Сердец (джен)

!!!ГЛАВА НЕ РЕДАКТИРОВАНА!!!

ИСПРАВЛЕНИЯ ПОЯВЯТЬСЯ НАМНОГО ПОЗЖЕ. ПОСЛЕ ПРАВОК БЕТЫ Я ОТПРАВЛЮ ВСЕМ ОПОВЕЩЕНИЕ: "ГЛАВА ИЗМЕНЕНА"

!ГЛАВЫ 8-9 ОТРЕДАКТИРОВАНЫ!

Перед сном Гарри никак не мог успокоить свои мысли. Они тревожно метались, не давая ему расслабиться. Что, если его обнаружат родственники? Дядя Вернон и тётя Петуния наверняка будут вне себя, увидев, что он вернулся. Или хуже того — что, если Сириус Блэк, который преследовал его последние месяцы, знает, где он находится, и уже поджидает поблизости? Мерлин, он даже был готов встретить дементора здесь, в Литтл Уингинге, но меньше всего ожидал, что за ним явится Снейп!

— Профессор. Я... Я...

Если в Хогвартсе ему лишь казалось, что Снейп постоянно следит за ним, то сейчас Гарри был в этом абсолютно уверен, и от этой мысли становилось ещё тревожнее. Конечно, Снейп всегда находил повод придраться к нему в стенах школы, но всё это ограничивалось Хогвартсом и его правилами. Теперь же они были далеко за пределами школы, и формально профессор больше не нёс за него ответственности как за ученика — ведь сейчас были каникулы.

— Вы, похоже, патологически неспособны усваивать даже элементарные правила, Поттер, — процедил Снейп, прищурив глаза так, что его взгляд напоминал сталь. — Сбежать посреди каникул, когда по вашим следам бродит убийца? Блестяще. Просто гениально. Или, быть может, вы предположили, что за пределами Хогвартса никто и не подумает держать вас под присмотром? Как по-детски наивно, — хмыкнул Снейп.

Он медленно наклонился к Гарри, переходя на едва слышный, угрожающий шёпот:

— Запомните, Поттер, любая ваша глупая выходка не останется для меня тайной. Я осведомлён о вас куда больше, чем вам хотелось бы. Я в курсе каждого шага, который вы делаете, и неважно, находитесь ли вы под защитой школьных стен или за их пределами. Я. Всё равно. Узнаю. — последние слова он произнёс, выталкивая их сквозь сжатые зубы, а взгляд был настолько пронзителен, словно намеревался вдавить эти слова прямо в сознание Гарри, оставив отпечаток, от которого тот не избавится ещё долго.

Видя, как Поттер реагирует на слова, Снейп выпрямился, чувствуя удовлетворение от испуга мальчишки. Про Хедвиг он принципиально промолчал, пускай Поттер не думает, что может скрыть что-то от него.

Сидя на краю кровати, Гарри крепко сцепил руки у себя на коленях, стараясь сдержать раздражение и не закатить глаза, пока профессор продолжал свой очередной поток упрёков. Чему удивляться, впрочем? Если собрать все высказывания Снейпа о Гарри и создать на их основе книгу, её с полным основанием можно было бы назвать: «Инвектива по Поттерам». Настоящий манускрипт, цель которого — унизить, наполненный острейшими придирками и сарказмом.

Гарри порывался спросить, как Снейп его нашёл, но понимал: профессор не расскажет, а лишь посмеётся над его любопытством. Не зная, что ответить, Гарри отвернулся к окну и уставился в ночь, чья тьма уже окутала улицу за стеклом. У него не было ни малейшего представления, как выпутаться из этой ситуации, и, что сказать Снейпу, особено учитывая что профессор, как всегда, был прав. Гарри действительно беспокоился, что Сириус Блэк может поймать его, и теперь, когда Снейп каким-то образом нашёл его, почти не зная Литтл Уингинга и за каких-то считаные часы, опасения усилились.

"Пристал, как жвачка к подошве!" — думал Гарри, чувствуя нарастающее раздражение. Дамблдор поручил профессору лишь проводить его к дому, и тот выполнил свою задачу. Так зачем Снейп продолжает стоять здесь, упрекая в беспечности и глупости? Обвинения, которые Гарри, честно говоря, уже сам признал.

— А вам-то какая разница, где я? — резко спросил он, бросив на профессора вызывающий взгляд. — Вы своё дело сделали, а за моё отсутствие дома вы не несёте ответственности.

Снейп на миг растерялся от дерзости Поттера. Полдня потрачено, чтобы сопроводить этого упрямого мальчишку домой, а в ответ — лишь грубость и ни следа благодарности.

— Неблагодарный паршивец, — процедил Снейп сквозь зубы, гневно фыркая. — Собирайся. Я не намерен тратить на тебя ещё и остаток ночи.

— Неблагодарный паршивец!

— Мы приютили тебя, а от тебя одни не приятности. Такой же бездарный как и твои родители алкоголики. Вон в чулан уродец и не дай бог ты ещё раз используешь своё чёртово чародейство в моём доме. Будешь жалеть об этом до конца каникул!

Воспоминение двухлетней давности с болью врезалось в сознание Гарри. Гневный монолог дяди Вернона вновь возник в его голове, когда он вспомнил, как однажды случайно уронил стакан. Он разбился вдребезги, и, боясь гнева дяди, Гарри непроизвольно вызвал магию, собрав осколки обратно в цельный сосуд. Дадли, увидев это, испуганно уставился на Поттера и немедленно бросился жаловаться дяде, который тут же принялся за карательные меры.

Гарри глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и прогнать горькие воспоминания. Он был готов сползти с кровати и начать собираться, но нарастающее чувство бунта и нежелание подчиняться вновь охватило его пуще прежнего.

В конце концов, сейчас каникулы, и формально у Снейпа нет над ним власти. За пределами Хогвартса они вообще чужие люди. Так какого черта ему снова подчиняться Снейпу?!

Припереться вот так ночью в дом родственников равнялось настоящему безумию. Мало того, что родные даже не знали, что Гарри в городе, так еще и вломиться в дом посреди ночи?! Это было слишком рискованно, даже для него, который не раз рисковал своей жизнью.

Несмотря на всё пережитое, главным врагом и источником страха для Гарри оставался бесжалостный дядя. С другой стороны, Вернон был предсказуем. Оригинальнее побоев он вряд ли придумает более изощренней кару, в отличие от Снейпа. У мастера зелий, несомненно, был целый кладезь идей для наказаний. Учитывая, как слизеринцы прилежно себя вели после получения выговора, можно только в кошмарах представить, какое наказание он бы придумал для Гарри.

— Я никуда не пойду, — твёрдо заявил Гарри, гневно сведя брови.

— Уверяю вас, Поттер, с памятью у меня всё в порядке, я не задавал вопросов, подразумевающих ваш выбор, — процедил Снейп. — Вы, уже несколько раз доказали свою неспособность принимать разумные решения.

С этими словами он резко развернулся и направился к выходу, будучи уверенным, что Гарри послушно начнёт собираться и последует за ним. Однако, не услышав ни звука позади, Снейп остановился в проёме и медленно обернулся на каблуках.

— Последний шанс, Поттер, в противном случае я силой доставлю вас домой. — Глаза Снейпа угрожающе сверкнули не отрываясь от мальчишки.

— Вы не имеете права! — вскочил Гарри. — Вы не имеет права ко мне прикосатся, я подам на вас жалобу в министерство магии!

Снейп лишь подьявольски усмехнулся на такое заявление, а затем медленно достал палочку и скрестил руки на груди.

— Поттер, если в вашей голове что-то всё-таки задержалось со второго курса, вы должны помнить, заклинаниние "Обливиэйт", — лениво проговорил он, облокотившись на дверной косяк. — Уверяю вас, я в совершенстве владею магией изменения памяти.

Естественно, он не собирался использовать заклинания на ученике, но как средство давления подобные угрозы были для Снейпа вполне приемлемыми. Гарри, конечно, об этом не знал, и выражение злобы, под которым мелькнул лёгкий испуг, заставило Снейпа внутренне злорадствовать. В конце концов, небольшая встряска для этого мальчишки, всегда лезущего в неприятности, могла стать отличной профилактикой.

Снейп наблюдал, как Гарри, сжав кулаки, напряжённо стоял на месте. Мастер зелий позволил ему пару секунд на это безмолвное сопротивление, прежде чем добавить, понижая голос до ледяного шепота:

— Решайте, мистер Поттер. Доверьтесь своему упрямству — или разуму.

Гарри почувствовал себя почти отчаянно запертым, словно загнанным в угол, где любые доводы теряли смысл, но тут в голову ему пришла мысль, которая заставила внутренне улыбнуться. В словах Снейпа о том, что он мог бы "стереть ему память", сквозила какая-то абсурдная угроза — грозная, но невозможная. Снейп был профессором, учителем, пусть и жёстким и раздражающим, но всё же в рамках своих обязанностей он бы не решился на что-то подобное.

Для Гарри, только что вынужденного снова вспомнить о своих нелёгких отношениях с Дурслями, эта угроза выглядела так нелепо, что ему даже стало весело. Он едва удержался от смеха — мысль о том, что он сам, по доброй воле, вернулся бы к Дурслям, казалась настолько нелепой, что он не мог не высмеять это вслух. На миг воображение нарисовало абсурдную картину: как он, довольный и спокойный, переступает порог своего «дома», только чтобы снова попасть в привычный ад безрадостных стен и холодных взглядов. Да даже если бы он потерял память или ему всю её стерли, он, верно, сразу почувствовал бы фальшь — слишком уж крепко врезалось в него отвращение к этим стенам и к этому месту с его обитателями.

— Да даже если вы мне всю память сотрёте или у меня будет амнезия, я никогда не поверю, что сам добровольно вернулся к Дурслям, — произнёс он, не сдерживая лёгкой иронии и смеха. — В любом случае, я бы сразу понял, что именно вы меня туда притащили, нарушив закон, и немедленно сдал бы вас. Тогда директору пришлось бы уволить вас, как когда-то Локхарта.

Гарри несколько мгновений наслаждался эффектом своих слов, уверенный, что наконец ответил Снейпу достойно. Но когда он заметил, как язвительная усмешка медленно сползает с лица профессора, его сердце дрогнуло. Снейп смотрел на него пристальным, немигающим взглядом, который обжигал и, казалось, пронизывал насквозь. Гарри внезапно осознал, какую роковую ошибку он только что допустил.

Отведя взгляд, он взъерошил волосы и, стараясь скрыть нервозность, медленно подошёл к окну, проклиная свою вспыльчивость и язык.

— Полный идиот, придурок, кретин! — пробормотал он себе под нос, крепко сжимая подоконник, так что костяшки побелели.

Он отдал бы всё, чтобы обернуть время назад, но слова были уже сказаны. Он прямым текстом признался Снейпу: добровольно он к Дурслям бы не вернулся никогда. Теперь профессор точно приложит все усилия, чтобы отправить его к ненавистным родственникам — раз уж это, как выяснилось, худшее для него наказание.

Теперь Гарри не отвертится. В его воображении Снейп уже выискивал любую возможность, чтобы при каждом удобном случае отправить его домой, к дяде Вернону и тёте Петунии. С каждым прерывистым вдохом эта мысль казалась всё более реальной, неотвратимой, и Гарри с трудом боролся с охватившим отчаянием.

Снейп же замер, услышав ответ Гарри. Язвительная ухмылка тут же сошла с лица, уступая место серьёзности и задумчивости. Всё, что Софи говорила ему недавно в классе, всплыло в памяти — но теперь это были не просто сторонние наблюдения, а откровение самого Поттера. От этого признания ни он, ни Снейп уже не могли отмахнуться. Как бы Северус ни раздражался на мальчика, это не оправдывало оставлять его в семье, где к нему могли обращаться жестоко. Это была не только обязанность Северуса как профессора следить за благополучием учеников, но и нечто личное: он слишком хорошо помнил собственное детство, и о том как каждый день каникул превращался в испытание воли.

Проводив Гарри к дому Дурслей, Северус задержался на расстоянии, наблюдая за воссоединением родственников. Гарри с Петунией не обменялись объятиями, как это бывает при встрече после разлуки, но всё же что-то в её выражении выдавало облегчение и радость при виде племянника. Северус не слышал их слов, находясь слишком далеко, но по жестам и настроению он мог предположить, что разговор был вполне приятным.

Нежелание Гарри возвращаться к родственникам не складывалось с тем дружелюбием, которое Северус наблюдал у мисс Паркер, продолжая ошибочно думать, что это была Петуния. Он ощущал, что ответ был совсем рядом, но, как ни пытался, что-то очевидное ускользало от него в этом загадочном пазле. Он снова задумался, не был ли Поттер на самом деле избалованным, как ему казалось изначально. Может, Дурсли и были строгими, но не менее любящими? Или, возможно, Гарри настолько погрузился в мир магии, что она была для него важнее семьи?

Эти вопросы роились в голове, но ни один не давал внятного ответа. Сам Снейп вырос в семье, где забота и любовь были чуждыми, и, возможно, в этом кроется причина, почему он так отчаянно старался найти для себя объяснение.

Однако всё, что он видел, указывало на обратное. Если бы Гарри и правда был избалован, он не стал бы променивать комфортный дом на заброшенное, холодное помещение. Снейп вспомнил, как тот подпер дверь стулом, выбрал самое тёплое место и соорудил себе постель. Всё это свидетельствовало о том, что Поттер был слишком привычен к такому существованию, будто ночевал в подобных местах не впервые.

Северус невольно задавался вопросом: как Минерва могла не замечать столь явных странностей в поведении своего подопечного? Как Дамблдор, который, казалось, не спускал глаз с Поттера и имел доступ ко всей информации о его жизни, мог оставаться слеп к очевидным признакам? Или, что ещё хуже, он прекрасно всё понимал, но намеренно закрывал на это глаза? Мысль о том, что Дамблдор мог знать и всё же бездействовать, вызывала в Снейпе раздражение, переходящее в гнев. Это была не просто халатность — это была опасная игра с судьбой мальчика. Точно такая же беспечность, с какой они поступили однажды в отношении Тома Реддла, допустив его моральное падение. Точно такая же халатность, с какой они обошлись и с самим Северусом.

Когда он был молод, он не просил о помощи, отчасти из-за гордости, отчасти из-за юношеского максимализма. Только сейчас, в более зрелом возрасте, он мог признаться себе, что нуждался в поддержке, в том самом внимании со стороны взрослых, которого никогда не получал. Неспособность признать нужду в помощи тогда привела его к ошибкам, последствия которых он несёт до сих пор.

"История повторяется", — горько подумал Северус, ощутив отвратительное дежавю.

В Слизерине подобные случаи не были редкостью. Многие ученики, особенно дети Пожирателей смерти или их сторонников, сталкивались с домашним насилием и постоянным давлением, и Северус знал об этом лучше, чем кто-либо другой. Он действовал с крайней осторожностью, учитывая хрупкость ситуации. Каждый раз, прежде чем сделать замечание или спросить о чём-то личном, он тщательно взвешивал свои слова, подавляя собственные эмоции. Ему приходилось скрывать свою причастность к любой форме поддержки, помогать исподтишка, оставаясь в тени, — иначе его действия могли быть раскрыть его или поставить под удар безопасноть детей.

Северус научился распознавать тревожные признаки слишком хорошо, опираясь на собственный болезненный опыт детства и юности. Он знал, как выглядит ребёнок, привыкший скрывать следы ударов и эмоциональных ран. Он понимал это молчаливое страдание, различал непроизнесённые просьбы о помощи — и всегда был готов откликнуться, пусть даже втайне.

Но с Поттером всё было сложнее. Их взаимная неприязнь возникла мгновенно, и, что стоит признать, Гарри умело скрывал личную жизнь. Он прятал её за фасадом жизнерадостного ученика, с головой погружённого в магию и квиддич. Да и сам Снейп, ослеплённый давней ненавистью, не замечал очевидных тревожных сигналов, сосредоточившись лишь на своих предвзятых суждениях. Сейчас, когда эта пелена ненависти спала, Северус увидел совсем другую картину: Поттер находится в опасности, несмотря на защиту родовой магии Лили.

Гарри убегал из дома, что означало не просто стремление сбежать от ненавистных родственников — он фактически покидал границы действия оберегающих чар, которые держались на связи с Петунией. Если бы чары действовали на сам дом, проблему можно было бы решить гораздо проще, но их сила зависела от самой Петунии, которая была связующим звеном. Магия Лили использовала её как проводник, чтобы обеспечить защиту для Гарри, питаясь от магического ядра мальчика, к которому была прикреплена.

Это ставило серьёзную дилемму. Если Поттер на длительное время покинет Петунию, чары ослабнут и в конце концов иссякнут, оставив мальчика без защиты Обряда Жертвы. А это означало, что в любой момент он мог оказаться в смертельной опасности, лишившись последнего барьера, который отделял от тех, кто жаждал его смерти.

— Поттер... — начал Снейп, но голос его прозвучал иначе — мягче, чем он сам бы того хотел.

Гарри резко обернулся, вырвавшись из своих собственных мрачных мыслей, и тут же начал в спешке собирать свои вещи. Он даже не посмотрел на профессора, старательно избегая его взгляда.

— Дайте мне пару минут, — произнёс Гарри, с трудом скрывая дрожь в голосе. — Я соберу всё и сразу отправлюсь домой.

В слове «домой» прозвучало ели осязаемое чуство безысходности, которую Северус не мог не заметить. Он знал эту интонацию, знал, каково это — произносить слово «дом» и ощущать холод в груди вместо тепла.

— Поттер, — снова повторил Снейп, сделав шаг вперёд.

— Дайте мне всего две минуты, и я выйду, — упорно повторил Гарри, но голос его стал тише, словно он говорил это скорее себе, чем профессору.

Снейп лишь коротко кивнул, хотя Гарри так и не удостоил его взглядом: Сейчас не стоит ни давить, ни спорить — мальчишка был на пределе, и любое слово могло стать последней каплей. Северус глубоко вздохнул, глядя на Поттера, но решил ничего не добавлять. Взвесив всё, он спрятал палочку обратно в рукав мантии, повернулся и, почти бесшумно ступая, направился к выходу из дома.

Все эти новые факты и догадки нужно было обсудить с Дамблдором. Решение о дальнейших действиях должно приниматься на более высоком уровне, и самостоятельно действовать Северус не мог. Отправить рапорт в Министерство без согласования с директором? Это было бы равносильно предательству, а сталкиваться с гневом Альбуса Дамблдора побоялся бы и сам Тёмный Лорд.

Снейп покинул дом и, остановившись на крыльце, обернулся, ожидая Гарри. Холодный ветер пронёсся по пустой улице, и Северус закутался плотнее в мантию, задумавшись. Он не привык чувствовать себя столь беспомощным. Ему оставалось только перебирать в голове возможные выходы из ситуации, оценивая их последствия один за другим. Но клубок из лжи, догадок и древней магии затянулся слишком туго. Распутать его мог лишь один человек — тот, чьё молчание порой говорило больше любых слов.

Заметив, как Гарри, уже собравшись и одетый, с чемоданом и клеткой в руках, направляеться к выходу, Снейп спустился по ступенькам и двинулся к калитке, но вдруг остановился, услышав странный глухой звук, похожий на треск электрического разряда.

Обернувшись, он увидел голубоватое свечение, проступившее в дверном проёме, словно барьер. Гарри стоял перед ним, недоумевая, и осторожно касаясь магической преграды рукой. Та отвечала искрящимся светом и лёгким гулом, но не исчезала и не позволяла Поттеру выйти.

— Что это? — Гарри недоверчиво оглянулся на Снейпа, в чьих глазах отражалось явное замешательство.

Сузив глаза и, не проронив ни слова, Северус извлёк палочку и, не торопясь, подошёл к барьеру. Он осторожно дотронулся кончиком палочки до светящегося барьера. В ответ тот заискрился, и палочка была оттолкнута лёгким, но ощутимым магическим импульсом, как если бы невидимая рука отбросила её.

Сдерживая чтобы не выругаться, Снейп произнёс несколько заклинаний, надеясь, что хотя бы одно из них окажется эффективным. Однако заклинания не дали никакого результата, и барьер остался стоять, словно непроницаемая стена. Его магия была стойкой и, похоже, сопротивлялась любому воздействию.

Теперь стало ясно, откуда исходила та слабая магия, которую Северус почувствовал, сканируя территорию перед тем, как войти в дом. Очевидно, чары, наложенные на это место, пробудились, когда почувствовали нежелание Поттера покидать дом. Защитная магия была активирована, как только её объект, по сути, нарушил условия её существования.

Раздражённо пряча палочку, Снейп обратился к Гарри с холодным, но чётким тоном:

— Этот дом когда-то принадлежал волшебникам, и на него были наложены специальные чары защиты. Одно из проявлений этих чар — это барьер, который вы сейчас видите. Ваше нежелание покидать здание вызвало их активацию.

Гарри пожал плечами, продолжая с любопытством разглядывать магическую преграду.

— Но я ничего не делал, — произнёс он, не отрывая взгляда от голубоватого свечения. — Я наоборот согласился пойти с вами, вы сами видели, — продолжил оправдываться Гарри.

Снейп поморщился, понимая, что Поттер снова не до конца осознаёт ситуацию.

— В этом и проблема, Поттер, — голос Северуса стал более резким. — Вы согласились, но по принуждению. Именно это условие и активировало защиту. Эти чары созданы для того, чтобы блокировать похищение или принудительное извлечение человека из их зоны действия. Когда человек покидает дом по своей воле — всё остаётся в порядке, но как только в действие вступает принуждение, чары немедленно реагируют.

Снейп не сводил глаз с Гарри, пытаясь понять, доходит ли до него важность сказанных слов.

— И что теперь делать? — спросил Гарри, отпуская ручку чемодана. — А что если... — он указал на окно рядом с собой.

Снейп сердито покачал головой, не скрывая своего раздражения.

— В самом деле, Поттер. Если бы всё было так просто, я бы уже вытащил вас оттуда. Но всё гораздо сложнее. Теперь у вас есть два варианта: либо вы наконец-то убедите себя и, следовательно, чары, что действительно хотите покинуть это здание, либо нам придётся провести здесь несколько часов, пока я буду снимать защиту.

— У меня?! — возмутился Гарри, не скрывая своего недовольства. — Это вы рвались вернуть меня домой, я вас об этом не просил!

Лицо Снейпа на мгновение дрогнуло, и он уже было открыл рот, чтобы отпарировать гневной тирадой, как вдруг, сдержав эмоции, закрыл его, осознавая, что сейчас не время для ссор. Пререкаться с Поттером в данный момент было бы нелепо и контрпродуктивно, особенно когда их цель заключалась в обратном.

Отбросив раздражение, Снейп достал палочку и начал искать лазейки в чарах, надеясь, что ему не придётся прибегать к тёмным искусствам, особенно на глазах у Поттера. Шепча заклинания и плавно водя палочкой в воздухе, он не раз оглядывался на мальчишку. Гарри, тем временем, продолжал стоять с таким выражением лица, как будто его вообще не волновало, что происходит.

В какой-то момент Снейпу даже захотелось просто плюнуть на всё и вернуться сюда утром, заранее наложив чары слежения на Поттера. Тогда бы он точно знал, когда тот проснётся и куда его беспечная голова поведёт. Если хотя бы на мгновение можно было довериться Поттеру, Северус, возможно, так и поступил бы, но, учитывая постоянные сюрпризы, которые этот мальчишка продолжал преподносить, брать такой риск было бы крайне неразумно.

Гарри, наблюдая за усилиями Снейпа, лишь зевнул и, не выдав ни малейшего признака беспокойства, опустился на пол, облокотившись на чемодан. На улице по-прежнему царила глубокая ночь, и туманный призрак усталости, который преследовал его весь день, подталкивал к тому, чтобы закрыть глаза и отпустить себя в объятия сна. Как бы то ни было, ситуация требовала внимания, но тело и разум отказывались от борьбы с усталостью.

— Поттер! Соберите остатки вашей совести и здравого смысла и наконец напрягите мозги, — раздражённо бросил Снейп. — Вы прекрасно осведомлены о родовой магии и защите, исходящей от вашей тёти. Хотите вы этого или нет, вам придётся вернуться домой, если вам дорога собственная жизнь.

Сложность заклинаний и защитных чар была невероятной, и Северус с каждой минутой всё больше убеждался, что пробиться через них можно только с помощью тёмных исскуств. Но это был шаг, на который он не хотел идти, находясь в присутствии ученика, разве что ситуация была бы крайне опасной. Возможно, если удастся убедить Поттера начать использовать голову, этого можно было бы избежать, ведь затраты магической энергии при таком подходе были бы колоссальными, и восстановить их потребовалось бы не одну неделю.

Снейп продолжал говорить, но вскоре заметил, что Поттер заснул, привалившись к чемодану, и казалось совершенно игнорировал его слова. Глаза Северуса мгновенно сузились, наполнившись возмущением. Он резко взмахнул палочкой в сторону мальчишки, не собираясь мириться с подобным неуважением.

На самом же деле Гарри вовсе не спал. Он слышал каждое слово, но усталость от бесконечных нравоучений Снейпа заставила его прибегнуть к хитрости — притвориться спящим, надеясь, что это поможет прекратить поток колких замечаний со строны профессора. Однако внезапный порыв ветра, возникший будто из ниоткуда, заставил его вздрогнуть и распахнуть глаза. Гарри резко выпрямился, уставившись на Снейпа с раздражением, но, встретившись с его холодным, презрительным взглядом, лишь усмехнулся.

— Не выходит снять чары, профессор? — с вызовом спросил он. — Так и скажите, зачем выдумывать оправдания? Разве не вы сами на уроках говорили: "Будьте выше своих никчёмных оправданий, Поттер!" — Гарри нарочито пародировал Снейпа, стараясь точно воспроизвести его интонацию.

Снейп даже не удостоил это словами. Его взгляд, полный ледяного презрения, казалось, мог заморозить воздух. Едва заметный взмах палочкой — и ещё один мощный порыв ветра обрушился на Гарри. Невидимая сила толкнула его, выбивая из равновесия и заставляя завалиться на бок. Удар оказался не сильным, но вполне достаточным, чтобы показать, что с профессором лучше не шутить.

— Поттер, если вы хотите превратить это в цирковое представление, боюсь, вам придётся искать другую публику, — бросил Снейп, сверкая гневным взглядом. — Здесь дело серьёзнее, чем ваша никчёмная бравада. Вы хоть осознаёте, чем рискуете, находясь здесь? Или, как обычно, не утруждаете себя мыслями?

Гарри, пытаясь вернуть прежнее положение, был готов возразить, но Снейп, не давая ему и слова вставить, поднял руку.

— Директор неоднократно объяснял вам, почему необходимо находиться под защитой ваших родственников. Ваша тётя — единственный оставшийся гарант вашей безопасности, и если вы не вернётесь под её кров, защита ослабнет. Рано или поздно, вам всё равно придётся вернуться домой, хотя бы ненадолго, — Снейп говорил холодно, отрывисто, словно пытаясь пробить стену непонимания в голове Гарри. — Так зачем продолжать упорствовать и оттягивать неизбежное?

— Я бываю дома каждое лето. Если бы этого времени было недостаточно, Дамблдор сказал бы мне об этом, — ответил Гарри, отряхивая пыль с одежды.

— Профессор Дамблдор, — рыкнул на него Снейп, на что Гарри тут же закатил глаза. — Отсутствие директора не даёт вам права обращаться к нему без должного уважения! Родовая магия — одна из самых малоизученных областей магии, Поттер. Мы можем только строить теории. Пока вас ищет беглый преступник, вы не имеете права, покидать область действия защитных чар. Как вы не можете понять, что от этого зависит ваша собственная жизнь?!

— Да вам-то какая разница, что со мной произойдёт?! — воскликнул Гарри, уже не сдерживая эмоций. Его голос эхом отразился от магического барьера, заставив воздух вокруг него дрогнуть. — Вы будете только рады, если со мной что-то случится!

Он знал, что это неправда. Где-то глубоко внутри Гарри понимал, что обвиняет Снейпа несправедливо, что говорит лишь ради того, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение. Профессор спасал его слишком много раз, чтобы такое заявление имело хоть каплю смысла.

Снейп застыл, пальцы сжали палочку чуть сильнее, словно напряжение могло стать выходом для гнева. Когда он наконец заговорил, его голос, звучал тихо, почти шипяще — что делало каждое слово ещё более жёстким и весомым:

— Если вы действительно так считаете, Поттер, то вы полнейший идиот, — он выговаривал каждое слово с особенной чёткостью, словно хотел, чтобы Гарри запомнил их навсегда. — Да, вы вызываете у меня отвращение, но это вовсе не означает, что я желаю вашей смерти. Или чего-то подобного.

Северус на мгновение замолчал, словно проверяя, дошли ли до Гарри его слова. Затем продолжил, ещё более холодно и колко:

— Вместо того чтобы истерить, вы могли хотя бы раз прислушаться к здравому смыслу, но, как всегда, вы предпочитаете разыгрывать драму. — Он сделал шаг вперёд, и его фигура нависла над Гарри, как тёмная туча. Снейп чуть склонился, так что их лица оказались почти на одном уровне. — Прекратите испытывать моё терпение и сделайте хоть раз что-то полезное.

Выпрямившись, он смерил Гарри презрительным взглядом, полным сдержанного гнева, а затем без лишних слов вернулся к своему занятию, вновь сосредоточившись на барьере.

Гарри остался на месте, молча глядя ему вслед. Слова Снейпа эхом звучали у него в голове. Он сам не знал, что раздражало его больше — явная насмешка в тоне профессора или то, что в этих словах была своя правда.

Размышляя над этим, Гарри не мог не задуматься, насколько же противоречивым человеком был Снейп. Он утверждал, что Гарри ему безразличен, что кроме презрения он не испытывает к нему никаких чувств, и всё же спасал его раз за разом, рисковал своей жизнью, тратил время и силы на сложные зелья, которые наверняка стоили недёшево.

Иногда казалось, что в Снейпе борются два разных человека. Один был грубым, язвительным, даже жестоким — тем, кого Гарри знал с самого первого курса. Другой же, тот, который приходил на помощь, казался почти адекватным. Гарри не мог понять, какая из этих сторон была настоящей, а какая — просто маской.

Ещё недавно казалось, что "нормальная" часть профессора начинает брать верх. В последнее время Снейп вел себя несколько иначе, чем обычно. Он не был мягче, но в его поступках всё же проявлялась какая-то человеческая эмпатия, даже если она была тщательно завуалирована за привычным сарказмом. Однако сегодня Гарри видел перед собой прежнего Снейпа — колкого, раздражительного, готового закошмарить любого, кто не так посмотрит на него.

Эта мысль вызвала у Гарри тихий смешок. Абсурдность ситуации неожиданно заставила его представить, как внутри Снейпа разворачивается эпическая баталия двух его "половин". Один Снейп — одетый в белое, серьёзный и сдержанный, олицетворял ту часть профессора, что проявляла эмпатию и рациональную заботу. Второй — в своём неизменном чёрном облачении, выглядел точно так же, как тот язвительный мерзавец, которого Гарри привык ненавидеть.

Эти двое, вероятно, вели бесконечную внутреннюю войну, в которой каждая победа отражалась на поведении профессора. Сегодня, по всей видимости, победило тёмное облачение, и язвительный Снейп был в своей стихии. Гарри представил, как белый Снейп устало отступает в тень, предоставляя своему более агрессивному двойнику возможность разгуляться на полную катушку.

Гарри едва удержался от ещё одного смешка, представив, как "чёрный" Снейп, самодовольно ухмыляясь, марширует взад-вперёд, распекая всех подряд. Но его первый смешок не остался незамеченным. Настоящий Снейп мгновенно метнул в Гарри такой угрожающий взгляд, что, будь на его месте Невилл, тот, скорее всего, упал бы в обморок или кинулся прочь, куда глаза глядят.

Этот взгляд не нуждался в словах — в нём читалось ясное, недвусмысленное предупреждение: "Попробуй ещё раз открыть рот, и ты об этом пожалеешь."

Подавив приступ смеха, Гарри встал и протянул руку, осторожно касаясь барьера. От прикосновения ладонь ощутила холод и лёгкое покалывание, словно поверхность преграды была пронизана невидимыми нитями магии. Там, где пальцы соприкоснулись с преградой, побежала рябь, будто по зеркальной глади воды разошлись круги. Волны прокатились по всей площади барьера, достигли углов и растворились, оставив после себя только лёгкое мерцание.

Гарри чуть сильнее надавил, но эффект остался прежним: холод усилился, покалывание стало более ощутимым, но барьер не поддавался. Никакого треска, никакого сопротивления, лишь неподвижная, бесстрастная стена магии, равнодушная к его усилиям. В этот момент до Гарри наконец дошло то, что Снейп пытался объяснить с самого начала. Барьер нельзя было сломать или обойти силой. Его можно было преодолеть лишь одним способом — искренним желанием покинуть этот дом. Но, как оказалось, волшебная преграда прекрасно различала истинные намерения.

Будь ситуация другой, Гарри наверняка восхитился бы сложностью и тонкостью магии, её уникальной способностью подчиняться не столько силе, сколько воле. Сейчас же он лишь тихо выдохнул и бессильно опустил руку, понимая всю тщетность попыток пробраться через преграду.

— Как мне убедить себя делать, что-то что я на самом деле не хочу? Это звучит абсурдно и безумно, — шёпотом произнёс Гарри больше для себя, чем для Снейпа.

Северус, услышав это, едва сдержал сардоническую усмешку. В голове тут же возникла язвительная мысль о том, как Поттер всегда умудрялся превращать даже самые очевидные вещи в сложные головоломки. Однако, профессор умолк, подавляя стремление выпалить что-то ядовитое.

— Хорошо, — согласился Гарри, сделав шаг влево и оказываясь прямо напротив Снейпа.

Тот, словно вообще не замечая присутствия Поттера, продолжал рисовать узоры палочкой, произнося шёпотом заклинания.

— Что мне нужно сделать? — Гарри снова обратился к нему, но Снейп в ответ лишь фыркнул, насмешливо поднял одну бровь и шагнул вправо, демонстративно игнорируя Поттера.

Гарри закатил глаза.

— КАК мне это сделать? — с явным раздражением перефразировал он, акцентируя слово "как".

С гримасой на лице, Снейп наконец опустил палочку и, не скрывая усталости от всего происходящего, обратился к Гарри:

— Первый шаг вы уже предприняли, Поттер. Вы включили мозг и, на удивление, доказали, что он есть у вас в наличии. Теперь осталось задуматься, чем может обернуться ваше пребывание здесь. В этом полуразрушенном доме, на самом отшибе города, без малейшей защиты. Несмотря на ваши... — Снейп на мгновение замедлил речь, подбирая слова с особым вниманием. — ...сложные отношения с родственниками, вы должны понять, что именно от них зависит ваша жизнь.

Гарри уже открыл рот, чтобы возразить, но Снейп не дал ему и шанса, продолжив говорить, словно не замечая попыток перебить:

— Вы сами в этом признались. Не вздумайте мне лгать! — он повысил голос. — Вы привыкли, что в Хогвартсе вас носят на руках, восхваляют и оберегают, как хрустальную вазу. А теперь, когда вы возвращаетесь в мир, где к вам относятся как к обычному, ничем не примечательному человеку, это вас категорически не устраивает и...

— Вы ничего не знаете обо мне! — взорвался Гарри, не в силах сдержать бурлящий в груди гнев. — Заткнитесь! Не суйтесь в мою личную жизнь, это не ваше дело!

С этими словами он резко отступил от барьера, развернулся и бросился в сторону одной из дальних комнат, громко захлопнув дверь за собой.

Жгучее чувство злобы и несправедливости переполняло, не давая даже спокойно вздохнуть. Никто, абсолютно никто, не имел понятия, через что ему приходилось пройти за все эти годы. Никто не знал, каково это — расти с людьми, для которых ты всегда был обузой, ошибкой, которой не должно было быть. Все вокруг строили свои нелепые догадки, представляя, как он живёт в каком-то роскошном особняке или старинном поместье, даже не подозревая, что до одиннадцати лет он спал в чулане под лестницей. В проклятом, тесном чулане, где едва помещались швабра и ведро, не говоря уж о живом человеке.

Гарри передёрнуло от воспоминаний. Маленькая, душная коморка, пропахшая пылью и сыростью, всегда была его личной клеткой. Там едва-едва умещалась старая, продавленная кушетка, на которой можно было спать только в позе эмбриона, чтобы хоть немного избежать тесноты. Каждую ночь его ноги упирались в бетонные стены, словно напоминая о том, что от этой замкнутости нет спасения.

— Чёртов Снейп! — выдохнул он сквозь стиснутые зубы, ударив ногой по старому, полуразвалившемуся комоду. Гнилое дерево не выдержало удара, и несколько обломков отлетели в стороны.

Гарри тяжело дышал, глядя на разбитый комод. Казалось, что весь мир был против него. Никому не было до него дела, ни тогда, ни сейчас. Даже Дамблдор, который, как Гарри надеялся, знал о его ужасном прошлом, продолжал отправлять обратно к Дурслям и назначать Снейпа ответственным за его безопасность. Снейпа, который был одержим одной-единственной целью — сделать его жизнь максимально невыносимой.

Гарри помнил это абсолютно точно — на первом письме, которое он получил из Хогвартса, был указан конкретный адрес его проживания:

Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей.

В день, когда Хагрид вручил ему письмо, он был настолько ошеломлён открывшимся миром магии, что даже не обратил особого внимания на адрес. Да и как ребёнок, он не видел в этом ничего необычного. Гарри не знал, каково это — жить по-другому. Он был уверен, что жизнь в чулане, скудное питание и вечные наказания — это нормально. Только прожив почти год в Хогвартсе и несколько недель в Норе, он начал осознавать, насколько чужда была его прежняя жизнь нормальному понятию о доме, заботе и семье.

Теперь, вспоминая те слова на конверте, Гарри ощущал лишь тяжёлую пустоту. Всё его детство, все те годы в чулане под лестницей, а затем в комнате с тысячью замков и отверстием для еды, казались ему чем-то обыденным. Он привык к этому настолько, что даже не задумывался, что это ненормально. Только когда братья Уизли прилетели за ним на злополучном «Форде Англия» и, увидев его комнату, пришли в ужас, Гарри начал понимать, насколько странной была его жизнь.

Но тогда он чувствовал лишь смущение. Повезло, что Рон и близнецы не знали о чулане. Это могло бы вызвать ещё больше сочувствия и жалости, от которых Гарри всегда хотелось спрятаться. Даже одна мысль о том, что кто-то может пожалеть его за то, что он жил в тесной, пыльной каморке, вызывала у него неприятное чувство — стыда и неполноценности.

Дамблдор знал. Макгонагалл знала. Они оба прекрасно знали, где он проводил свои детские годы. Они знали, что он не жил в уютной спальне, окружённый заботой и вниманием, а прозябал в тесном, холодном чулане, как наказанный домашний эльф. И никто из них даже не попытался ничего предпринять. Никто не задался вопросом, как это возможно. Никто не спросил его прямо: почему ты жил там? Для них это было чем-то само собой разумеющимся, обыденным, не требующим вмешательства.

Гарри не злился. Он давно перестал ждать от взрослых участия или понимания. Никто не был обязан заботиться о нём или пытаться что-то изменить. Он не был их проблемой, и Гарри это отлично понимал. Более того, он опасался последствий такой "помощи".

Всё началось ещё до Хогвартса, когда он учился в магловской школе. Потрёпанные, зачастую грязные или даже дырявые вещи не могли остаться незамеченными. Некоторые учителя поднимали тревогу, писали жалобы в органы опеки, пытались привлечь внимание к его положению, но всё это разбивалось о связи Вернона Дурсля.

Гарри не переставал удивляться, насколько хитрым и изворотливым мог быть этот, казалось бы, недалёкий человек.

Дурсль всегда знал, когда ожидать проверку и от кого она исходила. На время инспекции Гарри снабжали новыми вещами, которые либо сдавались обратно в магазин на следующий день, либо исчезали через считанные минуты после ухода социальных работников. Для особого эффекта Вернон держал наготове семейные фотографии, где Гарри присутствовал на заднем плане. Это были тщательно подготовленные "улики", доказывающие заботу и внимание к племяннику. Если кто-то интересовался, почему мальчик выглядел таким отстранённым, Вернон легко выкручивался, придумывая диагнозы, чтобы выставить Гарри проблемным ребёнком.

После каждой проверки фотографии убирали обратно в ящик, а Гарри возвращали в его реальность — либо в чулан, либо в запертую комнату.

Вернон был настоящим злым гением в этом плане. Он заботился только о своей репутации и, конечно, о деньгах, которые приходили за опекунство над "Мальчиком-Который-Выжил".

Со временем Гарри перестал злиться. Последние два года он даже, в какой-то мере, оправдывал своих родственников. Они приняли его, хотя вовсе не были обязаны. Они могли сдать его в детский дом и забыть, как о страшном сне, но они оставили его. Да, их забота была минимальной, но она всё же была. И Гарри задавался вопросом: разве он мог требовать от них большего? Разве недостаточно того, что они терпели его присутствие все эти годы?

О пособиях, которые они получали, он ничего не знал. Даже не подозревал, что его содержание приносило им выгоду. Гарри всегда думал, что тётя и дядя тратят свои деньги на него, и именно это злило их. В извращённой логике это объясняло их ненависть и оправдывало происходящее.

Как бы то ни было, Гарри привык к такому укладу жизни. С каждым годом он всё легче переносил удары судьбы, постепенно вырабатывая стойкость. В конце концов, каждые каникулы он утешал себя мыслью, что становится на один год ближе к совершеннолетию.

"Осталось только дожить", — часто повторял он про себя, мысленно мотивируя держаться и двигаться дальше.

Однако даже он, при всём своём умении терпеть и адаптироваться, не мог спокойно выносить нападки, подобные тем, что только что исходили от Снейпа. Да, Гарри мог выдерживать оскорбления, насмешки и унижения, но, когда кто-то касался его жизни за пределами Хогвартса, он неизменно выходил из себя. Мало того, что подобные замечания не имели ничего общего с правдой, они, как правило, полностью переворачивали реальность с ног на голову.

Некоторые комментарии доходили до апогея абсурда. Он всё ещё вспоминал, как однажды один из учеников Пуффендуя устроил шуточный опрос о том, чей особняк роскошнее — Поттеров или Малфоев. Всё, что Гарри мог сделать тогда, — это молча стиснуть зубы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Пусть думают, что хотят. Лучше пусть окружающие верят в эти выдумки, чем узнают правду.

Потому, что хуже презрения по мнению Гарри, могла быть только жалость.

Единственный человек, который ненавидел жалость к себе так же сильно, как Гарри, сейчас как ни странно стоял по другую сторону барьера.

Вы ничего о нём не знаете, профессор Снейп!

Вы ничего обо мне не знаете!

Голос Софи и Поттера звучали в голове Северуса, словно заевшая пластинка, зацикленная на одном и том же упрёке. Каждый раз он корил себя за то, что не смог сдержаться. Каждый раз пытался подавить в себе слова, ядовитые, как жгучая кислота, но не успевал. Он знал, что ярость — это слабость, и всё равно поддавался ей. Когда Гарри, с неизменной наглостью, вновь попытался перебить его, дамба не выдержала и самоконтроль Северуса пал.

Всё в этом мальчишке было невыносимо. Каждый его взгляд, каждое движение, каждая усмешка, до боли напоминали Джеймса Поттера. Иногда Северусу казалось, что сам голос Гарри меняется, становится хриплым, надменным, словно накладывая на себя голос Поттера старшего. Это ощущение, будто прошлое оживает, разрывало Северуса изнутри. Он чувствовал, как злость поднималась в нём, как волна, не оставляющая места ни для чего другого. Она заполняла грудь, жгла лёгкие, перекрывала дыхание. Ему казалось, что если он не выпустит её, то его просто стошнит собственной желчью.

Северус изо всех сил старался напоминать себе, что Гарри — это не Джеймс. Что он не тот, кто смеялся над ним в школьных коридорах, не тот, кто отобрал у него всё, что он любил. Но это была тщетная борьба. Каждый раз разум подсовывал ему образ Джеймса, наложенный поверх лица Гарри. Каждый раз он проваливался в ту же ловушку, в теже зыбучие пески.

Но даже это не шло ни в какое сравнение с тем, что он ощущал спустя секунду после того, как выплёскивал свою ярость.

Отвращение...

Зелёные глаза Гарри, точь-в-точь, как у Лили, не просто смотрели на него. Они прожигали его насквозь. В них не было не жалости, не доброты, только ледяная ненависть и что-то ещё — что-то, от чего у Северуса каждый раз сжималось сердце. Гарри смотрел на него так, как Лили смотрела в тот день, когда он потерял её навсегда. Взгляд, который обрушился на него, как обвал, похоронив под собой всё, что было ему дорого.

Это чувство было хуже злости, хуже ненависти, хуже презрения. Это была вина. Чистая, всепоглощающая вина, которая оставляла его опустошённым, как будто из него выкачали саму душу. Каждый раз, когда он видел эту смесь отвращения и боли в глазах Гарри, он снова и снова переживал тот момент, когда сам разрушил свою жизнь.

Он никогда не признавал этого, но каждый взгляд Гарри был для него пыткой. Мальчишка был его вечным напоминанием о том, что он проиграл. Что он сделал слишком много неправильных выборов, чтобы заслужить прощение. Поттер был живым воплощением утраты Лили, её любви, её веры в него. Каждый раз, когда Северус смотрел на него, он видел не только Лили, но и самого себя — того, кто был виновен в том, что другая пара таких же изумрудных глаз застыла навечно.

Эта вина съедала изнутри, не давала покоя ни днём, ни ночью. Даже когда он злился на Гарри, даже когда он кричал на него или унижал его, где-то глубоко внутри жила тихая, болезненная тоска.

Северус знал, что ничего не сможет изменить. Лили мертва. Гарри, каким бы он ни был, не виноват в том, что он её сын. Но это осознание не делало агонию менее болезненой. Каждый урок, каждый разговор, каждое столкновение с этим мальчишкой — всё превращалось в ещё один удар по тёмному, треснувшемуся сердцу.

Каждый раз, сталкиваясь с Гарри, Северус ощущал, как прошлое снова поглощает его. Мальчишка был для него зеркалом. Зеркалом, в котором он видел свои ошибки, свою слабость, своё предательство. Он ненавидел Гарри за то, что тот невольно воскрешал в нём эти воспоминания. Ненавидел за эту вечную боль, за этот непроходящий гнев. Но ещё больше он ненавидел себя за эту несправедливую и неоправданую ненависть в сторону сына Лили.

Он пытался отгородиться от этого мальчишки стеной ярости, прятался за своей холодностью, но эти стены не могли защитить его от самого себя. Гарри Поттер был для него не просто мальчиком, которого он поклялся защищать.

Он был тем, кто заставлял его вновь и вновь переживать всё то, что он хотел забыть навсегда...

Не в силах больше терпеть самобичевание, Северус медленно поднял палочку и, направил её на себя, произнося невербальное заклинание невидимости. Скрытый от чужих глаз, он пересёк дорогу и опустился на одинокую скамейку у обочины, напротив дома. Закрыв глаза, он уронил лицо в ладони, словно пытаясь спрятаться за этой хрупкой завесой от урагана собственных мыслей.

Вдох.

Фокус на дыхании.

Выдох.

Фокус на выдохе.

Вдох.

Ты можешь заслужить её прощение.

Выдох.

Ты должен заслужить её прощение.

Вдох.

Используй окклюменцию.

Выдох.

Не в этот раз.

Дыхание постепенно замедлилось, стало ровным. Северус опустил ладони, позволяя холодному воздуху освежить лицо. Он зачерпнул горсть снега с края скамейки и растёр между пальцами, ощущая, как ледяные кристаллы тают под теплом рук.

Поднеся ладони к лицу, он прикоснулся к ледяной поверхности, позволяя холоду проникнуть глубже, очищая его разум и стирая остатки беспорядочных, разрушительных мыслей.

Медленно, но уверенно Северус провёл мокрыми ладонями по волосам, приглаживая их назад. Затем он поднялся — резко, как будто внутри него что-то изменилось в одно мгновение. Cловно кто-то внутри него щёлкнул тумблером, переведя эмоции в строгий порядок. Он направился обратно к дому. Его шаги были твёрдыми и размеренными, отражая всю силу воли и сосредоточенности, которые он собрал в себе.

На ходу Северус одним коротким жестом отменил дезиллюминационные чары. Его силуэт вновь стал видимым для окружающего мира, словно подтверждая: он вернулся.

Снег хрустел под ногами. Слабый ветер приносил холодные порывы, которые обжигали лицо, но Северус больше не обращал на это внимания. Его дыхание было ровным, а сердце — спокойным, больше не вырывающимся из груди.

Он знал, что должен сделать.

Тьма внутри него была постоянным спутником, но сейчас он не позволял ей управлять собой. В его движениях и мыслях была ясность, твёрдость, спокойствие.

Достигнув дома, Северус на мгновение задержался перед барьером, изучая его спокойным, но пристальным взглядом. Сделав глубокий вдох, он вытянул руку, позволяя кончикам пальцев коснуться магической поверхности. Барьер не оказал ему сопротивления, признавая в нём того, кто имеет право проходить. Почувствовав лёгкий холодок, сопровождавший пересечение, Северус уверенно прошёл через преграду, вошёл в дом и остановился возле единственной закрытой двери, зная что Поттер находится за ней.

Это было ясно и легко понять: в юности он поступил бы точно так же. Убегать от проблем, которые невозможно решить, скрываться от того, что не под силу преодолеть — это была ещё одна общая черта, связывающая его с Поттером. И в этот момент это не вызывало в Северусе ни раздражения, ни дискомфорта. Наоборот, он просто принимал это как факт, который не требовал дальнейшего обсуждения.

Сделав ещё один глубокий вдох, он постучал в дверь.

Услышав слабый стук, Гарри вздрогнул. Он не слышал шагов Снейпа, не знал, как долго тот стоит за дверью, и, честно говоря, не хотел об этом думать. Мысль о разговоре с этим человеком, особенно после того, как тот вывел его из себя, была последним, что ему хотелось. В голове отчётливо звучала уверенность: разговаривать с Снейпом — бессмысленно. Убеждать его в чём-либо — так же бесполезно, как переливать из пустого в порожнее. Это было не больше чем трата сил и нервов, и Гарри не видел причин продолжать этот безнадёжный круговорот.

Услышав ещё несколько более настойчивых стуков, Гарри шумно выдохнул, не в силах понять, почему из всех людей на планете, Снейп выбрал его на роль цели своих нападок. У Гарри было странное чувство, будто он оказался на какой-то долбанной корриде: Снейп — в роли быка, а он сам — в роли красной тряпки, которую постоянно подгоняют к этому яростному зверю.

"Спасибо, директор", — саркастично подумал Гарри, чувствуя, как раздражение накатывает волной. Сейчас он не был бы удивлён, если бы Дамблдор назначил ему в провожатые самого Василиска. Повезло, что тот был мёртв.

Устало потерев переносицу Северус опустил руку, переставая бессмыслено биться в закрытую дверь. Вместо этого он решил попробовать достучаться не до двери, а до самого Поттера.

— Это из-за случившегося летом? Поэтому ты не хочешь возвращаться домой? — голос Снейпа прозвучал резко, но на удивление спокойно, без привычного сарказма или яда.

Гарри почувствовал, как сердце пропустило удар. Слова Снейпа мгновенно оживили в его сознании воспоминания о том дне, когда он раздул тётю Мардж. Картина всплыла перед глазами с пугающей яркостью: её искажённое от возмущения лицо, как оно постепенно округляется, теряя привычные черты, а сама она раздувается, будто огромный воздушный шар, поднимаясь в воздух. В ушах вновь зазвучал гневный крик дяди Вернона, смешанный с паникой остальных.

Да, это действительно было так. Он боялся возвращаться домой. Дядя Вернон, как всегда, жаждал мести за малейший проступок, а инцидент с тётей Мардж наверняка стал для него пределом терпения. Гарри мог представить, как дядя уже мысленно выстраивает список наказаний, чтобы «поставить племянника на место».

По словам Дамблдора, Стиратели Памяти из Министерства сделали всё, чтобы тётя Мардж даже не вспомнила о случившемся. Но Дамблдор не сказал ни слова о том, были ли предприняты аналогичные меры по отношению к остальным Дурслям. Гарри предполагал, что нет. Слишком уж логично выглядело решение оставить их воспоминания нетронутыми — Дурсли и так знали о магическом мире, и вмешиваться в их память ради одного эпизода, который не нарушал Статут о Секретности, не имело смысла.

Тяжёлый вздох вырвался из груди Гарри, наполняя комнату гнетущим ощущением. Мысль о возвращении на Тисовую улицу наполняла его каким-то ледяным ужасом. Он мог ясно представить себе сцену: дядя Вернон стоит на пороге, его лицо заливается багровым от ярости, кулаки сжимаются так, что костяшки белеют, и за этим следует крик, застывающий где-то между угрозой и приказом.

Всё внутри Гарри сопротивлялось этой картине.

Больше всего его тревожило другое: откуда Снейп узнал об этом? Эта история была известна лишь узкому кругу людей — Дамблдору, Фаджу и Макгонагалл. Гарри был уверен, что никто из них не распространялся по школе об этом случае. Директор обычно был осторожен в таких делах, Фаджу просто было плевать, а профессор Макгонагалл уж точно никогда бы не стала обсуждать его личную жизнь.

"Как?" — Гарри нахмурился, взгляд невольно упал на дверь, за которой стоял Снейп. Он пытался разгадать, откуда профессор зелий мог узнать о столь личной и неприятной истории. Может быть, Дамблдор решил, что Снейпу стоит знать? Но зачем? Зачем Снейпу понадобилась эта информация?

Гарри привычно почувствовал раздражение. Он давно привык, что его жизнь обсуждают все, кому не лень, — от журналистов в Ежедневном пророке до незнакомцев в Косом переулке. Но он всегда считал, что хотя бы учителя держатся на уровне и не переходят эту черту: Теперь это ощущение рушилось.

— Проваливайте! Вы последний с кем я буду обсуждать свою личную жизнь, — зло выпалил Гарри, едва сдерживая голос, чтобы не перейти на крик.

Он не видел Снейпа, но был готов поклясться, что профессор сейчас кипит от гнева, после такого ответа.

Впрочем, это ничуть не смущало. Если у Гарри и был особый талант, помимо летания на метле и невероятного умения оказываться в центре бед, то это был дар выводить Снейпа из себя за считаные секунды. Точно так же, как Снейп умудрялся изо дня в день выводить из себя его.

В этом они были удивительно похожи, хотя Гарри никогда не считал такую черту достоинством. О Снейпе же такого не скажешь. Судя по тому, с какой тщательностью профессор выбирал каждое своё изысканное оскорбление, он явно гордился своим мастерством. Гарри был уверен: на создание этих язвительных реплик уходило немало времени. Наверняка Снейп посвящал долгие часы фантазиям, обдумывая, как бы поизящнее поддеть своего ненавистного ученика.

— У вас нет причин мне доверять, но у меня, как у вашего преподавателя, есть определённое влияние на ваших родственников, — произнёс Снейп, строго и без лишних эмоций. — Я советую вам перестать проявлять упрямство. Вы не обязаны оставаться в окружении людей, которые создают для вас дискомфорт и...

— Вы буквально десять минут назад доказывали, что я не имею права даже выйти подышать свежим воздухом, потому что "не дай Мерлин, что-то случится без родовой магии", — перебил его Гарри, голос которого буквально сочился сарказмом. — А теперь вы несёте эту заботливую чушь, как будто я настолько глуп, что не понимаю: всё, что вы хотите, — это вытащить меня из дома и силой вернуть к Дурслям.

Сквозь дверь послышался глубокий выдох, выдающий едва сдерживаемое раздражение.

— Если бы вы позволили мне закончить, Поттер, — едко начал Снейп. — Вы бы услышали, что я предлагаю иной вариант. Нахождение в доме ваших родственников не обязательно должно быть постоянным. Я бы никогда не предложил подобного, если бы не очевидный факт: ваши регулярные попытки покинуть область действия чар сводят на нет всю защиту делая её бесполезной для вас.

"Белый Снейп объявился" — хмыкнул про себя Гарри.

— Я уверен, что директор Дамблдор, если бы мог, предложил бы такое решение. Если бы не он, то профессор Макгонагалл точно сказала бы, что такой вариант возможен. Я ей доверяю, — ответил Гарри, немного сдвинув брови.

Снейп, сделал вид будто не услышал неуверености в голосе Гарри.

— У директора и вашего декана, помимо вас, есть ещё несколько сотен учеников, требующих их заботы. Они могли отвлечься и забыть о ваших потребностях. — спокойно объяснил Снейп. — Вам стоит поговорить и напомнить им, чтобы они так же обратили внимание на вашу жизнь вне школьных стен. Вы можете жить в другом месте, но навещать родственников время от времени. В крайнем случае существуют порт-ключи. Можно создать один для вас, и если окажется, что вы находитесь в опасности, активация порт-ключа мгновенно перенесёт вас обратно к родственникам. Только в таком случае можно избежать иссякания чар и вашего постоянного проживания в доме ваших нынешних опекунов.

Гарри невольно вздохнул. Рон и Гермиона уже не раз убеждали его, что он должен поговорить с кем-то из персонала Хогвартса или Министерства магии, чтобы избавиться от жизни с Дурслями. Но Гарри всегда отмахивался от этих предложений. Никто не мог дать гарантии, что новые опекуны окажутся хоть чуть более адекватными, чем Дурсли.

Он уже видел этот заголовок в Ежедневном пророке:

Сенсация! Сенсация! Гарри Поттер, мальчик-который-выжил, на протяжении всех этих лет подвергался насилию со стороны своих мерзких маглов-родственников. Они морили его голодом, обращались с ним как с низшим существом, не лучше чем с домашним эльфом. Все, кто неравнодушен к герою магического мира и детям, протяните руку помощи.

Гарри поморщился от этой мысли. Количество жалости, которое выльется на него по объему, можно будет сравнить разве что с Чёрным Озером. Вся эта безмерная жалость, сочувствие и участие — за которыми стояли бы не более чем беспокойные взгляды и шёпоты, — только усилили бы его чувство одиночества. Если Сейчас он вынужден был жить в аду три месяца в году, то в таком случае ад, станет его постоянной и не изменной обителью.

"Ну уж нет," — твёрдо решил Гарри про себя. Брать на себя такой риск было слишком опасно. Любой желающий усыновить его мог сделать это по меркантильным побуждениям — из-за славы, статуса, поддержки Министерства магии и всего того, что с этим связано. И это было бы еще не так страшно. Страшнее всего было то, что его мог бы усыновить кто-то, кто увидит в нём не просто мальчика, а ключ к власти. Гарри мог стать объектом манипуляций, пешкой в чужой игре. А может, кто-то и вовсе захочет усыновить его, чтобы продать Пожирателям Смерти, или, что ещё хуже, какой-нибудь замаскированный Пожиратель Смерти мог бы взять его под своё крыло.

Тётя Петуния, не упускала случая смотреть ток-шоу или сериалы, в которых часто показывались такие случаи. Она любила сидеть с возмущенным выражением, наблюдая за чужими бедами и активно обсуждая каждую жертву, делая вид, что её невероятно волнует чужое страдание. Гарри видел, как она с жестокой уверенностью упрекала родителей этих детей за их недостатки, за слабости, за то, что они не могли оградить своих детей от боли и страха. "Очень лицемерно с твоей стороны," — думал Гарри, наблюдая и слушая её возмущения по поводу мужей и матерей детей, страдавших от жестокости или безразличия. Он часто замечал, как Петуния делала эти заявления, с лёгкостью забывая о том, как она и её муж обращались с ним, своим племянником. Гарри был для неё чем-то вроде воображаемого монстра, которому суждено было стать жертвой её нерасположенности. Это было настолько очевидно, что он уже давно перестал пытаться доказать свою ценность. Он просто существовал в этом доме, как нежеланный груз, как тень, которую все старались игнорировать, но не могли избежать.

Вот к кому он действительно хотел бы переехать — к семье Паркеров. Гарри всегда чувствовал, что эти люди относились к нему по-настоящему, искренне, без притворства или скрытых мотивов. Их дружелюбие было не просто поверхностной вежливостью; оно исходило из глубины души, согревая теплом, которое ничего не требовало взамен. Каждый их жест, каждое слово подтверждало, что ему здесь рады. Улыбки, которыми его встречали, были такими, словно он был их близким родственником, а не чужим мальчишкой, случайно забредшим в их дом.

Он часто представлял, как было бы здорово жить у Паркеров. В их доме он не был бы обузой или чужаком. Он мог бы стать частью чего-то настоящего, искреннего. Там ему не пришлось бы прятать свою магию, не пришлось бы чувствовать постоянное осуждение за то, кем он был. В этом доме его никто бы не винил за малейшие ошибки, не пытался бы переделать или подогнать под чужие ожидания. Тут он был не мальчиком, который каким-то образом оказался в центре баталий магического мира, а человеком, с которым было приятно проводить время.

Но это были лишь утопические мечты...

Гарри был уверен, что если его и переведут в другую семью, то это вряд ли будет выбором, сделанным им самим. Это будет решение Министерства магии, совместное с Дамблдором, как будто все, кроме него, лучше знали, в чём он нуждается. Как будто его собственное мнение не имело значения. Они бы нашли подходящих людей для него, исходя из их представлений о том, что для него будет лучшим, а не того, что он сам на самом деле хочет.

— Это не ваша забота, профессор, — отстранённо произнёс Гарри, погрустнев от скверных мыслей. — Просто оставьте меня в покое и прекратите пытаться помочь мне, вы делаете, только хуже.

Вся эта ситуация, разговор с Снейпом, его предложения — всё это казалось лишним. Гарри уже знал, что никакие действия не могут изменить то, что происходит в его жизни. Неважно, что думали о нём окружающие, и неважно, что они могли предложить.

Он уже устал от всех этих попыток «помочь» ему.

Северус грузно выдохнул, перед тем как произнести то, что должен был сказать давным-давно. Он уже осознавал, как глупо и недальновидно он поступал, поддаваясь своим эмоциям, позволяя гневу и раздражению затмить рассудок. Теперь, когда он осознал, было слишком поздно, чтобы отменить сказанное, и всё, что оставалось — это исправить допущенную им ошибку.

— Мистер Поттер, — произнёс Снейп, словно надеясь, что более официальное обращение, заставит Поттера вслушаться внимательней в слова. — Я не могу позволить себе оставить без внимания ситуацию, в которой вы находитесь, и не могу закрыть глаза на то, что требует вмешательства. Пожалуйста, позвольте мне сказать то, что я должен был сказать вам уже давно, если бы не был слеп из-за своих собственных предубеждений.

Гарри, услышав эти слова, вдруг напрягся, отступив от двери. Он ощущал, как весь его организм готовится к худшему, как будто сейчас Снейп вломится в комнату и заставит его столкнуться с чем-то ужасным.

Северус на мгновение замолчал, подбирая слова, чтобы не перегнуть палку, в то же время, понимая, что молчание и промедление только усугубляют ситуацию.

— Я вынужден предупредить вас, — продолжил он говорить в закрытую перед собой дверь, чётко представляя что сейчас испытывает Поттер. — Мои следующие слова могут вызвать в вас бурю негодования и раздражения, но я настоятельно прошу вас выслушать меня. Я не могу игнорировать информацию, которая касается вашей безопасности и ваших условий проживания. Я, как ваш преподаватель и человек, который обязан заботиться о вашем благополучии, не могу позволить себе неоправданую халатность.

Гарри почувствовал, как его сердце забилось сильнее, и дыхание стало прерывистым. Он догадывался, что Снейп собирается сказать, но продолжал надеяться до последнего, что это всего лишь его предположение.

— Мне крайне жаль, мистер Поттер, — произнёс Снейп, и в его голосе появился тяжёлый, почти невыносимый оттенок. — Но я не могу позволить себе умолчать о том, что мне известно о ваших условиях жизни с родственниками. Я понимаю, что это может вызвать в вас сильное отторжение и гнев, и возможно, я не имею права вмешиваться в вашу личную жизнь, но как преподаватель, я не могу остаться в стороне, когда вижу явную угрозу вашей безопасности.

— Нет, нет… — едва слышно прошептал Гарри, пытаясь подавить этот нарастающий страх. Эмоции вырывались наружу, накрывая его с головой, а глаза непроизвольно наполнились слезами.

— Я обещаю вам, — голос Северуса теперь был почти официальным, наполненным тяжёлым грузом ответственности. — Что все данные, которыми я располагаю, останутся строго конфиденциальными. Я не допущу, чтобы кто-либо знал о ваших переживаниях или проблемах, кроме тех, кто должен будет работать с этим делом. Никто не будет использовать вашу личную жизнь в своих интересах.

Гарри стоял в полной тишине, ощущая, как по щекам текут беззвучные слёзы. Он пытался удержаться, надеясь, что всё это — просто очередная игра Снейпа. Но теперь, в этот момент, он понимал, что всё серьёзно. Снейп не шутил. Это был не тот разговор, который Гарри ожидал от него. Снейп никогда не просил прощения, и не выражал сожаления — как сейчас. Он был серьёзен, как никогда. И Гарри не мог поверить в то, что слышал. Всего несколько фраз разрушили его привычный мир. Его отвратительную жизнь, с которой он смирился, которую он знал и предсказуемо терпел. Он знал, что его ждёт дома, знал, на что способны его родственники. Но теперь, когда перед ним открылась новая угроза, его охватил ужас от незнания.

Он не знал, что делать дальше. Как заставить Снейпа передумать и молчать? Как убедить директора, что Снейп просто несёт чушь? И, главное, как скрыть это от родственников, которые, без сомнений, вскоре обо всём узнают?

Чувствуя, как у него подкашиваются ноги, Гарри поспешно отошёл в дальний угол комнаты. Он опустился на пол, обхватив колени руками и пряча лицо в них, пытаясь подавить нарастающее отчаяние. Слёзы, сдерживаемые до последнего, наконец сорвались. Он не хотел показывать слабость, не хотел, чтобы кто-то видел его таким уязвимым, но сейчас все его попытки казались тщетными. Мир рушился, и не было никакой силы, которая могла бы его удержать.

Северус стоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам из-за двери. Он слышал, как Гарри отходит в сторону, как сдерживаемые всхлипы заливают тишину комнаты. С каждым вздохом, с каждой попыткой сдержать эмоции, Снейп ощущал, как боль мальчика проникает в его собственное сердце.

Не выдержав, Снейп открыл глаза, и открыл дверь, в которой был выбит замок, а ручка едва держалась.

Гарри был на полу, свернувшись в комок, словно пытаясь скрыться от всего мира.

Северус медлено подошёл и сел рядом с ним, не пытаясь вмешиваться или говорить пустых слов утешения. Он знал, что чувствует мальчик, потому что сам когда-то переживал нечто подобное. Его собственное детство было полно страха и боли, и он знал, каково это — жить в постоянном напряжении, боясь, что всё может стать ещё хуже.

Когда-то он тоже ждал, отчаянно ждал момента, когда сможет взять свою судьбу под контроль, когда сможет отомстить за все унижения и страдания, которые ему пришлось перенести. С годами эта идея стала его внутренним маяком. Голос в голове нашёптывал, что если он выстоит, не сломается, то станет сильным. Но этот голос не приносил покоя. Вместо умиротворения пришла безжалостная ярость.

Тот день, когда он почувствовал, что наконец достаточно силён, не стал моментом триумфа. Это был момент слепой ненависти. Его внутренние демоны вырвались наружу, разрушив последние остатки сдержанности. Он больше не боялся. Жалость и сострадание покинули его.

Он помнил, как его кулаки снова и снова обрушивались на лицо отца. Каждый удар был больше, чем просто физическим действием — это было освобождение, попытка вырваться из оков прошлого. В каждом движении он выпускал наружу всю ту боль, что копилась годами, каждую обиду, каждый страх. Это была месть за ночи, когда он, будучи мальчишкой, засыпал с трясущимися руками, прислушиваясь к шагам за дверью. Месть за слёзы матери, за крики, за бесконечное унижение.

Он бил, не думая, не осознавая, кто он и где он. В этот момент существовали только его ярость и отец — человек, который внушал ему страх с самого детства. Северус чувствовал, что его ненависть уже не ограничивается Тобиасом. Каждый удар был направлен и на того слабого, беспомощного ребёнка, каким он был, на те годы, которые он провёл в страхе, не зная, что такое защита и любовь.

Тогда он впервые осознал, что способен лишить человека жизни. Это казалось пугающе простым — один шаг, чтобы всё закончилось. Положить конец всем этим воспоминаниям раз и навсегда. Он не чувствовал бы ни сожаления, ни раскаяния.

Но всё остановилось вмешательством матери. Она кричала, пыталась удержать его, умоляя прекратить. Однако Северус был поглощён яростью, слепой и всепоглощающей. И тогда Эйлин использовала магию. Взмах её палочки вызвал мощный выброс энергии, который отбросил его назад, прижав к стене. Удар был сильным, достаточно, чтобы отключить его на несколько минут.

Когда он очнулся, отца уже не было в комнате. Только мать сидела неподалёку, сложив руки на коленях и устремив на него тяжёлый взгляд. На её лице отразились ужасающая боль, глубокая жалость и что-то ещё — осознание того, кем стал её сын и что он только что совершил. Этот взгляд словно выжег в его душе незаживающую рану. Северус чувствовал, как этот миг запечатлевается в памяти, преследуя его в самых тёмных уголках сознания.

Он знал, что перешёл черту, за которой начиналась пропасть. Если бы не вмешательство матери, его ярость могла бы привести к необратимому. Он почти видел перед собой холодные мрачные стены Азкабана, где дементоры медленно, но неизбежно высасывали бы из него всё человеческое, что в нём осталось: воспоминания, эмоции, даже саму душу. Там, среди мрака и отчаяния, от Северуса Снейпа осталась бы лишь оболочка, лишённая гнева, боли и ненависти.

Гарри не мог не напомнить ему о тех моментах, когда он сам оказывался на грани. Он видел, как мальчик сжался в углу, как его плечи под тяжестью эмоций сгорбились, как слёзы, медленно катясь по щекам, оставляют следы на его лице. Но в этой картине не было слабости. Это был момент, когда душа человека, казалось бы, ломается под весом боли, но это же тот момент, когда человек может стать сильнее. Он знал, что это было не просто переживание боли — это был момент перелома, момент, когда из пепла могут возникнуть новые силы, когда можно найти в себе то, что до сих пор было скрыто.

Северус медленно пошарил в кармане, перебирая флаконы, узнавая их на ощупь по форме или характерным очертаниям пробки. Его пальцы, замерев, нащупали знакомую гладкость фиала с Умиротворяющим бальзамом. Достав его с осторожностью, он снял пробку и сделал небольшой глоток. Тёплая жидкость мягко разлилась по телу, снимая напряжение с усталых мышц, оставляя после себя ощущение лёгкости. Тихо вздохнув, он вложил флакон в безвольную руку Гарри, покоившуюся на коленях. Это был не жест утешения, а скорее напоминание, что есть средства, способные хоть немного уменьшить боль, вернуть контроль, хотя бы на короткое время.

Гарри почувствовал прохладное прикосновение к своим пальцам. Он медленно приподнял голову, взглядом задержавшись на флаконе. Ни слова не проронив, Гарри поднес его к губам и допил остатки содержимого. Затем он протянул пустой сосуд обратно Снейпу. Тот молча забрал его, не нарушая тишины между ними.

— Не делайте этого. Пожалуйста, — тихо вымолвил Гарри, почти неразличим голосом, но достаточно громким, чтобы Снейп услышал.

Северус вздохнул и на секунду отвёл взгляд, собираясь с мыслями.

— Вам не о чем переживать, Поттер, — сказал он спокойно, но твёрдо. — Вы не первый, кому понадобилась помощь в подобной ситуации. Не всем выпадает радость прожить беззаботное детство. И вы не обязаны справляться с этим в одиночку и не должны терпеть такого отношение к себе.

Гарри поднял голову и быстро вытер слёзы рукавом.

— Мне не нужна помощь. Если бы надо было, я бы обратился к директору, — сказал он с нарочитой твердостью в голосе, за которой едва скрывался внутренний хаос.

— Не обратился бы, — коротко возразил Снейп, покачав головой.

Гарри замер и поднял на него взгляд. Этот человек знал его гораздо лучше, чем Гарри себе представлял.

— Посмотрите на это с другой стороны, — предложил Снейп. — Сейчас вам кажется, что всё может стать только хуже, что любое изменение приведёт только к разочарованию. Но это не так.

Северус сделал паузу, словно подбирая слова.

— Есть семьи волшебников, которые всю жизнь мечтают о сыне или дочери. Они проходят строгие проверки, доказывая, что их желание искреннее, что они действительно готовы стать родителями. Многие из них обучаются на специальных курсах, чтобы доказать комиссии свою готовность и понимание ответственности.

Гарри не отрывал взгляда от Снейпа с трудом находя слова, которые могли бы спасти от неминуемой перемены.

— Я больше не буду убегать из дома. Клянусь! Только не рассказывайте никому, — прошептал Гарри.

Северус отрицательно покачал головой, видя перед собой не глупого храбреца из Гриффиндора, а напуганного ребёнок.

— Вам найдут заботливую семью, которая будет достойна воспитывать вас, — попытался поддержать его Снейп. — Если подходящей семьи не найдётся, я уверен, что директор сделает всё возможное, чтобы вы оставались в Хогвартсе круглый год. После того, как он узнает о ваших условиях жизни у родственников он примет соответствующие меры.

Гарри лишь покачал головой. Эти слова, как и прежде, казались ему чем-то слишком невероятным, слишком чуждым.

Северус же продолжал смотреть на него, но его мысли ушли в другое русло. В голове снова и снова всплывали слова Дамблдора: Под твою ответственность.

Снейп едва не хмыкнул представив на яву как Альбус говорит ему это. Он прекрасно понимал, что Альбус сделает всё, чтобы это бремя оказалось исключительно на его плечах. Как будто он виноват, что Дурсли оказались такими мерзавцами.

Едва сдержав вздох, Северус мысленно обругал сложившуюся ситуацию. Он сделал свой выбор. И, как ни странно, в глубине души понимал, что этот выбор правильный.

Северус ещё раз мельком взглянул на Поттера, как будто проверяя, всё ли с ним в порядке. Убедившись, что мальчишка в относительном порядке, он покинул здание, легко пройдя сквозь магический барьер.

На улице воздух был прохладным, напоённым влагой зимней сырости. Северус вышел на крыльцо, огляделся и, выбрав место, присел на широкую каменную ступень. Он упёр локти в колени, сцепил пальцы и устремил взгляд в даль, где едва начинал пробуждаться новый день.

Ситуация, в которую он оказался втянут, была ему глубоко неприятна, однако оставить её без внимания было невозможно. Поттер оказался втянут в обстоятельства, которые слишком уж напоминали Северусу его собственное прошлое. Он не мог позволить этому мальчишке пройти через всё это в одиночку, даже если ненавидел его...Или, может быть, ненависть уже давно превратилась в удобное прикрытие?

"Помогу ему. А дальше..."

Дальше, возможно, всё вернётся к прежнему порядку.

Минуты текли медленно. Северус смотрел перед собой, не замечая ни первого света восходящего солнца, ни птичьих трелей, разливавшихся где-то вдалеке. Мысли уносили его в прошлое — к обрывкам собственной юности и к тихому голосу Дамблдора, звучащему в памяти: А что вы готовы сделать, чтобы искупить свою вину?

Поток мыслей нарушил слабый треск электричества. Северус едва заметно нахмурился: магический барьер изменился, пропустив кого-то ещё. Через секунду он услышал шаги, едва различимые на фоне утренней тишины. Они приближались, мягкие, осторожные, будто человек не хотел, чтобы его заметили.

Северус продолжал сидеть неподвижно, пока рядом с ним кто-то не устроился. Он повернул голову и увидел Гарри. Мальчишка сел рядом, ссутулившись, с опущенной головой, не глядя на него. Лицо Гарри было уже сухим, но глаза всё ещё выдавали пережитые эмоции. Его плечи были напряжены, а во всём облике читалось странное сочетание упрямства и неловкости.

Гарри молчал, как будто не знал, что сказать, или не хотел говорить вовсе. Северус тоже не спешил нарушать тишину. Молчание, вместо того чтобы тяготить, казалось почти естественным.

Заметив, как Гарри вздрагивает, Северус, лишь достал палочку и негромко произнёс заклинание согревающих чар. Поток мягкого тепла окутал Гарри. Тот, чуть приподняв голову, коротко кивнул, но взгляд его остался устремлённым вдаль. Северус уловил благодарность в этом молчаливом жесте.

Ещё несколько минут они сидели в молчании, прежде чем Северус поднялся. Спустившись по ступеням, он обернулся и обратился к Гарри:

— Мы возвращаемся в Хогвартс. Я могу рассказать обо всём директору сам, или если хотите, вы будете присутствовать при разговоре.

— Я сам расскажу, — Гарри, вставая, поправил очки и последовал за ним вниз по ступенькам. — И вам не нужно аппарировать меня в школу. За мной сегодня приедут друзья и я останусь у них до конца зимних каникул.

— Исключено, — ответил Северус, проведя рукой перед собой в отрицающем жесте. — Вы отправитесь в Хогварст и будете оставаться там, пока директор не найдёт решение.

— Но сэр, сейчас каникулы и кто му же, вы сами сказали, что оставаться в Хогвартсе не безопасно.

— Мистер Поттер, — строго произнёс Снейп, и Гарри шумно вдохнул, понимая, что дальнейшие уговоры бессмысленны. — Этот вопрос не подлежит обсуждению. Я ожидаю вас здесь.

— Но, профессор... — начал было Гарри, но его протест оборвался, когда из кустов позади раздался шорох.

Он резко обернулся, а Снейп, уловив движение, в одно мгновение выхватил палочку и шагнул вперёд, заслоняя Гарри собой.

Кусты продолжали шевелиться, издавая хруст веток, словно что-то большое пробиралось сквозь них. Внезапно из зарослей выскочил огромный чёрный пёс. Его пасть была угрожающе оскалена, массивные клыки блестели, а глаза сверкали так, что их блеск казался почти зловещим. Его взгляд был намертво прикован к Снейпу.

Пёс медленно приближался, рыча всё громче, а затем начал ускоряться, готовясь к прыжку.

Северус не стал ждать. С холодным, отточенным движением он взмахнул палочкой, и между ним и зверем вспыхнула огненная стена. Пламя, вырвавшееся наружу, опалило снежный покров, превратив его в клубы пара, а воздух наполнился резким запахом горелой древесины.

Пёс, будто не замечая огня, прыгнул через барьер, легко преодолевая его. Он приземлился мягко, как большая кошка, и снова устремился на Снейпа, угрожающе скалясь.

Глаза Снейпа сузились, а палочка невольно опустилась вниз. Бесстрашие зверя перед огнём, сразу навела Снейпа на мысль о том, что это был далеко необычный зверь. Направив вновь палочку на пса, Северус хотел было произнести атакующее заклинание, но в последний момент его внимание отвлекло белое оперение. С крыши дома, разрезая воздух громким уханьем, сорвалась Хедвиг. Сова стремительно пикировала вниз и с яростным криком обрушилась на пса. Её когти и клюв безжалостно нанесли удары, целясь в глаза зверя. Тот взревел от боли и ярости, пытаясь лапой сбить её с головы, но Хедвиг ловко уклонилась, взмыв вверх, только чтобы вновь спикировать и оставить глубокие царапины на морде.

Северус, боясь случайно задеть сову, колебался, не решаясь атаковать. Он ждал подходящего момента, когда зверь станет уязвим, а Хедвиг останется в безопасности. Но сова, несмотря на опасность, вновь ринулась в атаку, оставляя глубокие, рваные борозды в районе глаз зверя.

Пёс снова заскулил — хрипло, с глухим рыком боли, перемежающимся низкими, почти угрожающими звуками. На его морде, разорванной когтями, начали проступать тонкие ручейки крови, струящиеся вниз и смешивающиеся с тёмным мехом.

Он изогнулся всем телом, напрягая каждую мышцу, и с яростным рывком взметнулся в воздух. Его мощные челюсти щёлкнули с устрашающим звуком, и на этот раз он поймал сову за крыло. Воздух прорезал душераздирающий крик, когда Хедвиг, изо всех сил бьющая свободным крылом, попыталась вырваться.

Но зверь уже одержал верх. Он зарычал ещё громче, мотнул головой, и Хедвиг, словно тряпичная кукла, была отброшена прочь. Её белоснежное тело тяжело рухнуло на снег, а крыло нелепо скрутилось. Белое оперение, только что сверкавшее в первом свете рассвета, окрасилось красными пятнами.

— Хедвиг! — вскрикнул Гарри, выхватывая палочку. Но он не успел произнести ни одного заклинания — пёс резко развернулся, оскалился в последний раз, словно предупреждая, и исчез в кустах, оставив за собой лишь треск веток и кровавые следы.

Гарри дышал прерывисто, а взгляд метался между кустами, где исчез зверь, и неподвижной Хедвиг, лежащей на снегу. Его руки дрожали, когда он спрятал палочку и бросился к своей любимице.

— Хедвиг... — прошептал Гарри, осторожно опускаясь на колени рядом с ней. Его руки дрожали, когда он протянул их к её голове, аккуратно поглаживая мягкие, но запачканные кровью перья. — Мне так жаль... Прости меня, девочка. Прости...

— Поттер! — резко раздался голос Снейпа, словно удар хлыста, заставив Гарри вздрогнуть.

Снейп молниеносно приблизился, его тёмная фигура нависла над раненой птицей. Спустившись на одно колено, он внимательно осмотрел Хедвиг выявляя тяжесть ранения.

— Бери свои вещи и выходи, — отрывисто бросил он, не взглянув на Поттера.

Рука Северуса плавно взметнулась, и палочка очертила воздух над Хедвиг, испуская слабое свечение от диагностирующего заклинания.

Гарри сжал кулаки, колеблясь. Он не мог заставить себя уйти, не удостоверившись, что с Хедвиг всё будет в порядке.

Снейп, уловив колебания Гарри, поднял на него взгляд.

— Я сказал — живо, Поттер!

Бросив ещё один полный вины взгляд на Хедвиг Гарри вскочил на ноги, и бросился к дому. Его шаги, глухо отдавались по замёрзшей земле.

Снейп проводил его взглядом, затем обернулся к птице. Тон его заклинаний стал тише, движения — точнее, а черты лица — напряжённее.

— Правое крыло — перелом со смещением, — бормотал он себе под нос. — Глубокие рваные раны от клыков... следы укусов доходят до мышц... повреждение сосудов, умеренная потеря крови... порванное сухожилие.

Его взгляд скользнул по её телу, отмечая участки, где перья были сорваны. Снейп вновь взмахнул палочкой, и вокруг Хедвиг образовался слабый мерцающий контур. Сияние окрасилось багровыми оттенками там, где находились самые серьёзные повреждения.

Северус мягко прикоснулся её крыла оттодвигая и осмотривая глубину раны. Задумавшись он помотал головой, и изьял прозрачное обезбаливающее зелье. Приоткрыв клюв Хедвиг он осторожно влил несколько капель. Птица, несмотря на ослабленное состояние, попыталась вырваться, но уже через несколько мгновений её дыхание стало ровнее, а дрожь в теле заметна ослабла.

Когда действие зелья стало заметным, он перешёл к первому заклинанию. Свет от палочки усилился, обволакивая сломанное крыло. Кости с характерным щелчком встали на место, и трещины начали скрепляться.

Отпустив крыло, Северус перешёл к следующей ране.

— Сухожилие... — пробормотал он, сконцентрировавшись на задаче.

Следующим шагом он приступил к обработке рваных ран. Взмах палочки убрал засохшую кровь, оголяя повреждения. Снейп произнёс длинное и сложное заклинание, после которого ткани начали восстанавливаться. Заживление шло постепенно, а кровь, что прежде сочилась из ран, остановилась.

Когда лечение подошло к концу, Северус провёл рукой вдоль крыла, проверяя, насколько удалось стабилизировать повреждение. Хедвиг издала слабый звук, её тело дёрнулось, но она уже не сопротивлялась так яростно, как раньше.

— Шшш... — пробормотал Снейп, не отрывая взгляда от птицы. — Ты справишься. Это ненадолго.

Мягким жестом он провёл ладонью по её голове, словно стараясь унять боль.

Услышав шаги Гарри, Снейп аккуратно поднял Хедвиг, укутывая её в свою тёмную мантию. Обернувшись, он встретил обеспокоенный взгляд Поттера.

— С ней всё в порядке, — успокоил его Снейп. — Ты всё взял?

Гарри кивнул и облегчённо выдохнул, наблюдая за тем, как уверенно и бережно Снейп держит Хедвиг. Ему стало намного легче от того, что её безопасность была такой важной для профессора: значит, он действительно приложил все усилия, чтобы вылечить её.

Не тратя времени, Северус взмахнул палочкой и чемодан вместе с клеткой мгновенно уменьшились до размеров игрушки. Он осторожно левитировал их к себе, а затем аккуратно убрал в карман мантии.

Закончив с этим, Северус сделал шаг вперёд, остановившись перед Гарри.

— Держись крепче, Поттер, — сухо сказал он, протягивая руку.

Гарри, уже зная, какое ощущение вызовет аппарирование, крепко обхватил его за предплечье. В следующий миг он почувствовал, как мир вокруг сжался в узкий вихрь. Холодный воздух ударил в лицо, а грудь сдавило, словно всё его тело пыталось протиснуться сквозь слишком узкую трубу.