Меч рассудит (гет)

Сад остался позади — мирное, уединенное царство, где нет ничего, кроме птичьего щебета, благоухания цветов да шелеста листвы на ветру. Теперь в эти звуки вплелись голоса и крики слуг, ржание коней, а чуть погодя — ни с чем не сравнимый стук мечей о щиты. Едва заслышав его, Инвар заметил, как встрепенулась Кодара.

— Что это? — обернулась она к нему.

— Неужто не догадываешься? — улыбнулся он. — Так гляди сама.

Инвар развел в стороны мягкие душистые лапы вечнозеленых деревьев, что ограждали сад, будто стеной. С радостью смотрел он, как вспыхнули глаза Кодары, как зарумянились щеки при виде воинов, собравшихся во дворе на обычные упражнения. Затупленные мечи стучали по деревянным щитам, из-под ног летела пыль, рубахи потемнели от пота, лица раскраснелись. Совсем юные парни, не знающие еще настоящих битв, в упоении бросались друг на друга, точно победа в учебном бою могла принести им славу. Более опытные воины сходились, будто в своеобразной игре: и честь друг другу окажешь, и сноровки не растеряешь.

— Что скажешь? — спросил Инвар Кодару, но уже без улыбки — пусть не думает, что он смеется над нею. — Коли ты была телохранительницей при твоей княжне, так должна знать толк в боях.

Она чуть обернулась, нахмурившись.

— Знала бы побольше — не попала бы в плен…

Прикусив губу, Кодара умолкла, словно смутилась. Она даже сделала движение, как будто хотела дотронуться до локтя Инвара, но удержалась.

— Не сердись, князь, — прибавила она, — хороши твои воины. Да и мне радостнее смотреть на это зрелище, чем разглядывать изнутри клетку золотую.

— Пойдем. — Инвар словно не заметил упрека и подал ей руку.

Некоторые воины, завидев их, замирали на месте и кланялись. Инвар тотчас махнул им — мол, продолжайте. Хмурые складки на лбу Кодары вмиг разгладились, жадный взор метался туда-сюда, лицо просияло. Свободная ее рука сжалась в кулак и дернулась раз-другой, словно повторяя удары. Лишь только Инвар заметил это, как его осенило.

— Не желаешь ли тоже испытать себя? — сказал он ей.

Кодара обернулась к нему столь быстро и плавно, что могла бы поспорить с многими воинами, что упражнялись здесь. Глаза ее вновь сверкнули, а на губах мелькнула ехидная улыбка.

— А ты не боишься, князь, давать мне в руки оружие?

— Оно же не заточенное, — вернул усмешку Инвар. — Хочу поглядеть, какова ты в бою: с этой стороны я тебя еще не знаю, только со слов моих людей. Да и тебе будет радостно.

Среди воинов оказались Оревин с Тирватом: они бились друг с другом увлеченно и порой добродушно зубоскалили, как водится среди друзей. Растрепанные темные волосы прилипли к пылающим лицам, мечи в руках порхали легко и уверенно, хотя никто пока не взял верх. К ним и зашагал Инвар, по-прежнему держа под руку Кодару, которая довольно улыбалась, будто в предвкушении. Инвар даже обругал себя мысленно: что ж раньше-то не догадался? Коли она — девка-воин, так не нарядами да жемчугами ей тешиться.

— Здрав будь, государь. — Друзья остановились, опустили мечи и поклонились — сперва Инвару, потом Кодаре. — И ты будь здрава, госпожа.

— Да помогут вам боги в ваших трудах, — ответила она и вновь ехидно прищурилась, глядя на обоих. — Надеюсь, не держите зла на меня за погреб, за лестницу да за то, что я сбежать пыталась?

Казалось, оба смутились — всего на миг.

— Что было, то быльем поросло, госпожа, — ответил Оревин. — О таком и вспоминать негоже. Зато рады мы, что ты поправилась. Пора уж о свадьбе подумать…

— О свадьбе успеется, — прервал Инвар. — Госпожа Кодара желает потешиться, да только не девичьи песни и пляски ей милы, а пляска доброй стали. Оревин, дай ей свое оружие.

Оревин чуть вздернул темные брови, но повиновался. Кодара взвесила меч в руке, продела левую в петли щита, чуть качнула им и сняла.

— Нет, — сказала она. — Я все же телохранитель, а не воин, не привыкла биться со щитом. — Она поглядела на Инвара. — И кто же выйдет против меня?

— В платье-то неудобно, госпожа, — беззлобно усмехнулся Тирват. — Особенно в таком. А ну как на подол наступишь…

— Не наступлю — я нарочно училась биться в платье. Телохранитель должен быть незаметным, а надень я штаны да броню, все только на меня бы глядели. — Кодара чуть отступила, взмахнула мечом раз-другой. — Ну, так с кем мне биться?

Многие воины из собравшихся оставили свои поединки и теперь глядели на нее во все глаза, постепенно подходя ближе и перешептываясь — скорее с любопытством, чем с насмешкой. Оревин с Тирватом переглянулись и тоже шагнули вперед, но Инвар отстранил их.

— Со мной, — сказал он и обернулся к Тирвату: — Дай мне свой меч.

Казалось, это смутило Кодару. Глаза ее чуть погасли, поник гордо вздернутый подбородок, даже щеки слегка побледнели. Впрочем, если она и колебалась, то лишь мгновение. Резко выдохнув, она расправила плечи и шагнула к Инвару. Меч она держала перед собой, словно предлагала противнику нападать первым.

Так он и поступил. Она отразила удар и тотчас ответила — по ногам, резко пригнувшись. Инвар угадал движение и отпрянул, она же распрямилась, и острие меча полетело ему в горло. Он отбил удар, так, что Кодара едва удержала меч. Она смотрела прямо на него, изогнутые брови ее чуть сошлись, глаза сверкали. Показалось ему или нет, что она слегка улыбается?

Нелегким оказался этот поединок: и в полную силу не ударишь, и не поддашься — поймет и обидится. Тем более, Кодара была хороша в бою. С мужчинами ей, понятно, не тягаться силой, зато она брала ловкостью и быстротой, а порой и хитростью. Длинный наряд в самом деле ничуть не мешал ей, хотя коварный противник мог бы улучить время и наступить ей на подол. Сам Инвар этого делать не стал, просто позволил ей показать себя, отвести душу в телесных упражнениях. Судя по лицам стоящих кругом воинов и двум-трем возгласам, что вырвались у них, они были удивлены.

По лицу Кодары струился пот, несколько темных прядок прилипли к щекам и шее. Однако она и не думала прекращать бой. Несколько раз Инвар уступил ей, даже позволил оттеснить себя на пару шагов — и она тут же крикнула, задыхаясь: «Не смей поддаваться!» Кровь в жилах Инвара вскипела ключом, чистая жажда боя заслонила все. Радостно было заметить изумление в ее глазах, когда он прибегнул к собственным хитростям, — видно, поняла, что не одолеет его. Но негоже уязвлять ее поражением.

Инвар нанес два удара подряд. Первый Кодара отразила, сжав меч двумя руками, от второго ушла. В тот же миг она вновь бросилась вперед, меч ее взлетел снизу вверх — таким ударом впору и живот вспороть, и сразу сердце пронзить. Сталь скрежетнула о сталь, клинки скрестились. Будь это настоящий бой, в ход пошли бы удары ногами или кинжалами, или Инвар просто свалил бы Кодару на землю. Вместо этого он скользнул своим мечом по ее, описывая дугу, и стремительно шагнул назад. Кодара удержала оружие и устояла на ногах, хотя пошатнулась и тоже отступила. Инвар вытянул меч вперед, показывая, что ждет нового нападения.

— Довольно, князь, — улыбнулась Кодара — уже без всякого яда. — Не хотела бы я быть твоим врагом и встретить тебя в бою.

Она бросила меч Оревину и утерла пот с лица вышитым платком. Инвар чуть склонил голову.

— А я бы дорого дал, чтобы подобный воин бился со мной бок о бок, — сказал он. — Впрочем, да сохранят тебя боги от битв и войн. Пойдем.

Подошедший юный слуга с поклоном протянул им обоим поднос с кубками. Кодара одним духом осушила один, с прохладным медом, а потом попросила еще воды. Лицо ее пылало, глаза сияли, как бывает, когда тело славно потрудилось, а на душе легко и радостно.

— Вот теперь ты вправду потешилась, — сказал Инвар, не сводя с нее глаз. — Гляжу на тебя, и сердце поет. Надо было мне раньше догадаться. Теперь буду приводить тебя сюда хоть каждый день.

— Спасибо, князь, да благословят тебя боги. — Кодара улыбалась — не учтиво-натянуто, как бывало прежде, а просто и широко. — Давно мне не было так хорошо. И за то спасибо, что не стал меня позорить перед своими воинами. Знаю, ты мог бы в два удара одолеть меня.

«В бою — может быть, — с тоской подумал Инвар, — а так сколько дней бьюсь, да никак не одолею». Он ничего не сказал ей, только улыбнулся, надеясь, что горечь и тоска неразделенной любви не омрачили его взгляд.

— Раз уж взялась ты за меч, так не желаешь ли верхом прокатиться? — предложил он, осененный внезапной мыслью. — Сейчас нам пора возвращаться, а вот вечером или завтра поутру…

— Ты словно угадываешь все мои желания, князь, — сказала Кодара и вновь прищурилась. — И как будто не боишься уже, что убегу. Верхом-то бежать проще, чем пешей.

— Не боюсь, Кодара, — ответил Инвар, с трудом сдерживая растущую в душе нежность. — Да и не убежишь ты никуда.

Она не ответила, лишь бросила на него свой привычно лукавый взгляд. И все же он знал, что прав. Когда они возвращались во дворец, Кодара сама взяла его под руку и даже чуть задела головой его плечо. Случайно или нарочно? Задумала какую хитрость, решила прикинуться покорной — или вправду оттаивает гордое девичье сердце?

* * *

Под конскими копытами звенела мостовая, Анава-солнце куталась понемногу в сумеречное свое покрывало. Кодара перебирала рукой узорные поводья и поглядывала украдкой на Инвара. Нынче вечером был он непривычно задумчив: нахмурился, склонил голову. Закатные лучи превратили его волосы в расплавленное золото, и трудно было отвести взор. Даже странная эта печаль-тоска ничуть не портила его.

— Отчего загрустил, князь? — тихо спросила Кодара.

Он мигом встрепенулся, лицо вновь осветилось доброй улыбкой, хотя она не отразилась в глазах. А Кодара отчего-то задумалась, как же много он несет на своих плечах — ноша с виду незаметная, да нелегкая. И ей захотелось вдруг хоть немного облегчить его ношу, взять отчасти на свои плечи. «Да ведь я уже это делаю, — с изумлением осознала она. — Стоит ему только взглянуть на меня, и у него лицо светится. Ах, если бы я могла сделать больше!»

Додумать, что именно сделать, она не успела — Инвар ответил:

— Бывает порой. — Он вздохнул, чуть придержал белогривого своего коня. — Тяжек он, княжеский венец. Живут тут поблизости, в окрестностях Вирилада, двое, и только и знают, что судиться по пустякам. Еще при отце моем судились, а теперь меня донимают. И отчего их мир не берет — ведь выеденного яйца не стоят их склоки! — Вновь у него вырвался тяжкий вздох, и Кодара поняла, о чем сейчас пойдет речь. — Боги святые, отчего люди так мечтают жить спокойно и богато — и при этом тратят дни свои на бессмысленные ссоры! Да и виноват у них кто угодно, только не они сами.

— Прав ты, князь. — Кодара тоже вздохнула и сама не заметила, как подъехала ближе к нему. — Не для того боги даровали людям и жизнь, и благословенную Дейну. Хоть я и обучена оружию, да благодарю небеса за то, что почти не доводилось браться за него в настоящих боях. Только не все таковы. Те, кто желает воевать, всегда отыщут повод, алчность ли их ведет, жажда славы или пустая ненависть.

Инвар ничего не ответил, лишь сжал руку Кодары, и она не стала противиться. Вместо этого она ответила на пожатие и не спешила разжимать пальцы. Так они и ехали рука об руку, впервые одни, без свиты и стражи, даже не помышляя о возможных опасностях, — да и какая опасность могла грозить им здесь? Оставались позади полные вечерней суеты улицы, вкусные запахи ужина и дыма из труб, скрип дверей, голоса, смех, ругань и собачий лай. Кодара сама не заметила, как впереди показались городские ворота, еще не запертые.

С долгим вздохом она вспомнила, как в минувшие дни выезжала сюда с Инваром и теми двумя его молодыми друзьями-советниками, как они мчались наперегонки, как весело она смеялась — и как ни разу не пришло ей в голову развернуть коня и пуститься вскачь к туимской границе. «Может, и вправду глупо? — думала Кодара — и теперь уже не гнала прочь подобные мысли. — Где еще ты сыщешь такого? Да и сама себе не лги: привязалась ты к нему душой, как он — к тебе. Атауна скоро будет в Церибе, если уже не добралась. Зачем ты ей там? Может, не так уж плохо ей будет, хоть и немолод муж ее. А возвращаться в Ревойсу… зачем? Кому ты нужна там, кроме княжича Тойво, у которого на уме одна лишь похоть?»

Ворота остались позади. По правую руку тянулась городская стена, по левую виднелись шагах в пятидесяти первые домики предместий. Молчание тяготило Кодару, она уже открыла рот, чтобы предложить вернуться — видно, не будет в нынешней поездке радости им обоим. Инвар чуть свернул к предместьям, почти поравнялся с ближайшим рядом домов. И вдруг напрягся — будто натянули на тугой лук звонкую тетиву. Белый конь всхрапнул и замедлил шаг.

Потому и первые две стрелы, нацеленные в грудь Инвару, пролетели мимо.