На диете мы сидели... (гет)

«Камень-ножницы-бумага» уже давно не работают. Они друг друга знают как облупленных и «камень-ножницы-бумагу» разыграть могут уже только перед камерами и то заранее договариваясь, кто что выбрасывает. Так что поделить их на две тройки предлагают Чимину, который в непонятках, что опять происходит, но безропотно помогает остальным в очередном кипеже. Шесть мобилок укладываются под первую попавшуюся шмотку, и Чимин вытаскивает их по очереди, деля на две равные кучки.

Шуге, Тэхёну и Хосоку достаётся удержать Чимина от глупостей.

Джину, Намджуну и Чонгуку — довести до них Хи Шу.

Страдания Чимина мгновенно возводятся в куб. Хосок, как лидер дэнс-лайна, придумывает безжалостно нагрузить его доптренировками. Тэхён ака ровесник придумывает херню типа сходить покормить уточек на ближайший пруд. Хотя из общаги они выбраться могут теперь только в противогазах, потому что лук в масках и широкополых панамах давным-давно спалила вся Корея. Шуга ничего не придумывает, парой слов «съебался с кухни живо» гоняя оттуда несчастного Ромео. Чимин слушается, потому что это ж Шуга, его не слушаться — себе дороже. Он пытается пристроиться на полу в коридоре так, чтобы таки видеть кухню. Но тут неизменно подворачиваются Хосок с допами или Тэхён с уточками, и его контакт с диетологом чем дальше, тем больше сводится к нулю.

У Намджуна и с Джином, и с Чонгуком контакт по отдельности отличный, но вот в паре с хаотик-дуо он ещё не работал. Поэтому он с интересом усаживается рядом и жаждет принять участие в обсуждении их проекта.

Но, кажется, что-то идёт не так (хотя это с какой стороны посмотреть!), потому что Джин с Гуком друг на друга просто молча смотрят, даже не моргая.

— Можно начать… — начинает, собственно, макнэ.

— Не прокатит, — тут же обрывает его старший бантан.

— А вот если…

— Где мы тебе сурикатов возьмём?

— Ещё можно…

— Пожалей Пратибха-джи.

— Тогда…

— Хи Шу пожалей! Он мне, конечно, не нравится, но не до такой же степени!

— Вы о чём? — ошалело вклинивается в дико содержательный диалог лидер. На него переводят две пары глаз, но Намджун готов поклясться, что они его даже не видят, находясь в каком-то непонятном почти коннекте и общаясь на ментальном уровне, хотя Чонгук вообще ни разу не ведьма, а телепатия — это сложно, и у Джина она только на третьем курсе.

— Но вот знаешь… — не очень уверенно начинает Джин, на что Чонгук тут же подхватывает:

— А должно прокатить!

— Окей. Работаем, — кивком головы утверждает план Джин, и оба срываются с места вон из комнаты. Нифига не врубающийся лидер хлопает глазами, пытаясь понять хоть что-то, а затем в комнату просовывается голова старшего и командует:

— А ты вечером как хошь, но должен в танцевалку заманить Хи Шу.

С одной стороны, лидеру немножко обидно. А с другой — он решает, что больше ему, пожалуй, знать ничего и не надо. Потому что «если что», он так и скажет, что не знал.

Чонгук шебуршится в танцевалке ближе к ночи, что-то туда перетаскивая, но из этого чего-то Намджун смог опознать только пару футонов и одеяло. Остальное макнэ тщательно прячет под майкой, изображая беременного чем-то квадратным и вызывая недоумённые взгляды стаффа. Он с трудом (и чуточку силой) выгоняет застрявших там Хосока с Чимином. Последний так даже рад, вприпрыжку срываясь в сторону кухни в надежде увидеть свет своих очей, а Хосок шипит на макнэ недовольно «ты чего все планы рушишь», но тоже уходит.

На кухне Чимина ждёт ещё одна дикая вспышка ревности — около Пратибха-джи почему-то вертится не привычный уже Хи Шу, а сладкоголосо распинается Джин, что-то ей втолковывая и периодически впихивая в речь слова на хинди. Что самое обидное, строгий диетолог, которая даже улыбается редко, тут откровенно на джиново хинди хихикает. У Чимина опять ревность шо пиздец и желание набить хёну морду. Чёрт его знает, о чём он ей там разливается, но индианка кивает и Джин испаряется с кухни, как по волшебству (хотя после телепортов обычно долго висит фиолетово-розовый дым и стойкий запах озона). Впрочем, диетолог через пять минут уходит тоже, едва закончив с сервировкой ужина.

Чимин за едой сверлит Джина бешеным взглядом, пережёвывая рис и уже не замечая насыщенного специями вкуса. Ему, с его периодически наплывающими комплексами в конкурентах только ещё хёна и не хватало. Единственное, что Чимина успокаивает и не даёт совсем погрузиться в адову бездну переживаний, — Джин тут, а не с Пратибха-джи. Да и ведёт себя их всемирный красавчик не так, как он обычно делает, когда вкрашивается в кого-то. Под конец ужина Чимин вспоминает, что у хёна там, за пределами Кореи, то ли романчик, то ли связь, и, в общем-то, переживать особо не о чем. А то, что его соперник вообще не Джин, осознаёт, только когда втихаря протащенный Тэхёном самгёпсаль им никто не мешает съесть.

Хи Шу испарился вместе с Пратибха-джи ещё до начала ужина.

А Намджун, которому ничего особо изысканного в голову не пришло, попросту звонит Хи Шу и умоляет прийти помочь, поскольку потянул ногу, а в зале никого нет. На звонки из стаффа и мемберов никто не отзывается, а ему бы добраться до общаги и никто, кроме Хи Шу великолепного и незаменимого, ему помочь не сможет.

Великолепный и незаменимый, как ни странно, на лесть ведётся. А дальше Намджуну только остаётся, что запереть этих двоих в танцевалке и свалить. У них там одеяло, пара футонов, корзинка для пикника с кучей еды, пара бутылок вина из личных запасов Чонгука и даже дурацкие пластиковые ромашки. Оба телефона, упёртые из-под носов будущей парочки, мирненько лежат у лидера в кармане.

Группа надеется, что к утру оттуда Пратибха-джи уже выплывет как минимум в статусе невесты и точно максимум — в статусе занятой девушки.

Технически, они продумали всё. Почти.

Кроме туалета.

Ну и ещё Пратибха-джи. Той с тридцать с гаком лет, и тридцать из них она йогой занималась, как дышала. Сумочка с документами остаётся в зале, чтобы не мешать акробатическим трюкам, а сама девушка из окна третьего этажа влёгкую спускается по водосточной трубе. Проблема в том, что по-корейски она говорит с трудом и исключительно на кулинарные темы. Попытка объяснить охране здания Big Hit, что она, вообще-то, бантановский диетолог и что у них в зале заперт «намджа», который ей очень нравится, терпят крах. Охрана таких «диетологов» с якобы томящимися в зале «намджа» пачками за ночь едва успевает гонять, особенно накануне камбэка. Так что индианку без мобилки и документов, в перепачканном и немного рваном сари с клеймом «сасэнка-педонуна» увозят в ближайший полицейский участок до утра.

Хи Шу белугой ревёт в пустом зале ещё два часа, пока кто-то из охранников не решает выяснить, что ж это всё-таки за странные звуки. И едва открывает дверь, как ему навстречу на крейсерской скорости несётся Хи Шу (две бутылки вина в одно горло — это вам не хухры-мухры). Охранник пытается на автопилоте задержать, но Хи Шу с ним долго не церемонится, заряжает в челюсть не глядя и всё-таки добирается до белого друга, думая, что такого редкого кайфа он бы даже на Пратибха-джи не испытал.

А за его спиной обиженный охранник вызывает полицию. Он Хи Шу знает, но не любит и по-мелкому напакостить вредному менеджеру совсем не прочь.

Так что на выходе из туалета парни в форме под белы ручки провожают его до ближайшего полицейского участка, а поскольку телефона у Хи Шу нет и звонок другу он сделать не может, всё это откладывается до утра.

В общем, приблизительно (если очень-очень сильно округлить) у группы получилось почти всё, как было запланировано.

Пратибха-джи и Хи Шу проводят ночь вместе, запертыми (мелочь в виде разделяющей их решётки можно не принимать во внимание), и хоть без еды и вина, зато с возможностью в любой момент попроситься у дежурного в туалет. Не то чтобы это офигеть как романтично, зато против шебутной группы сплачивает на раз-два.