Омен 4: Миллениум (джен)

На этом материалы «D.E.L.I.A.» обрываются. Продолжения я никогда не видел и не знаю, существует ли оно. Возможно, оставшиеся записи были изъяты Элизабет Кроу, которая всегда стремилась держать всё под контролем, или Дэвидом, переписывавшим наши отчёты с упорством, будто искал в них скрытую истину. Что содержалось в тех утраченных страницах, я могу лишь предполагать — быть может, размышления Дэвида о сказке «Спящая Диана», найденной им в июле, или его выводы о проекте. Мысль, что Дэвид воспринял сказку буквально и попытался «открыть гроб» Делии Йорк, чьё имя легло в основу D.E.L.I.A., кажется слишком фантастической. И всё же, после лета 2000 года я больше не видел Дэвида. Иногда я думаю, что он мог пойти на крайний шаг, пытаясь воплотить эту историю, но, скорее всего, он просто ушёл, как Дмитрий Сухов, не в силах смириться с тем, что, по его словам, наш проект был «надругательством» над памятью детей.

Проект D.E.L.I.A., посвящённый изучению аномальных болезней Делии Йорк, Лоры, Айзека, Элизы и Александра, оставил нас с вопросами, на которые мы не смогли ответить. Их ткани, с их регенеративными свойствами и загадочными аномалиями, наводили на мысль о чём-то большем, чем обычная патология, но наши технологии и знания оказались недостаточными. В начале декабря 2000 года проект был официально закрыт, и я до сих пор чувствую тяжесть этого решения.

Процедура закрытия была холодной и формальной, как и всё, что касалось нашего института в те дни. 3 декабря Элизабет Кроу собрала нас — меня, Линду, Джеймса Лина и нескольких техников — в конференц-зале на третьем этаже. Зал пах кофе и старыми коврами, а за окном Бруклин утопал в сером снегу. Элизабет стояла у доски, её лицо было усталым, но решительным. Она объявила, что комиссия по финансированию, возглавляемая Кэролайн, отказала в продлении бюджета. «Результаты не оправдали затрат», — процитировала она, и её голос дрогнул, будто она сама не верила в эти слова. Нам было приказано подготовить финальный отчёт, упаковать образцы и передать всё в архив института. Лаборатория, где мы месяцами пялились в микроскоп Nikon Eclipse E400, должна была быть очищена к 10 декабря.

Мы провели неделю, сортируя бумаги и пробирки. Образцы тканей — Делии, Лоры, Айзека, Элизы, Александра — были помещены в герметичные контейнеры и отправлены в хранилище на нижнем уровне института, где они, вероятно, будут пылиться годами. Линда, обычно болтливая, молчала, пока упаковывала чашки Петри, а Джеймс Лин, всё ещё твердивший о «мутациях» и «сверхлюдях», выглядел подавленным. Я помогал переносить коробки, но каждый раз, когда видел этикетку «Образец D», думал о Делии и о том, как всё началось с неё. Протоколы экспериментов, включая те, что переписывал Дэвид, были скреплены и уложены в металлический шкаф, который заперли на ключ. Элизабет лично проследила, чтобы ничего не осталось на рабочих столах.

К 10 декабря лаборатория была пуста. Инкубатор Thermo Forma выключили, и его гудение, к которому мы привыкли, сменилось тишиной. Элизабет подписала финальный документ о закрытии, который отправили в комиссию. В нём было сказано, что проект D.E.L.I.A. не выявил значимых результатов, и дальнейшие исследования признаны нецелесообразными. Но я знал, что это не вся правда. Мы нашли нечто — регенерацию, аномальные пики поглощения, странные структуры в клетках, — но не смогли это объяснить. Может, мы были слишком близоруки, а может, просто не готовы.

Я часто думаю о Дмитрии Сухове, который уехал 20 июля, один, без провожающих. Он отказался от денег, которые ему причитались за работу, отдав их мне со словами: «Это всё для тебя, Марк». Тогда я видел в этом жест дружбы, но теперь понимаю, что он не хотел быть соучастником того, что считал неправильным. Он называл наш проект «надругательством» над памятью детей, и, оглядываясь назад, я вижу его правоту. Мы копались в их тканях, называя это наукой, но, возможно, лишь тревожили их покой. На эти деньги я купил ему билет до Санкт-Петербурга с пересадкой в Москве, надеясь, что это хоть как-то выразит моё уважение к его решению уйти.

Теперь, когда 2000 год подходит к концу, я чувствую, что проект D.E.L.I.A. был не просто научным провалом. Он был мемориалом — Делии, Лоре, Айзеку, Элизе, Александру. Их имена, их жизни, их страдания остались в названии проекта, как будто кто-то — Эрл Найт или даже Элизабет — хотел, чтобы мы не забыли. Я не знаю, где теперь Дэвид и что он нашёл в той сказке. Его последняя запись, «Делия, жди меня!», звучит в моей голове, как эхо. Может, он действительно попытался «разбудить» её, или это была просто метафора его поисков. Но я знаю одно: проект закончился, а их имена остались с нами, и я не могу избавиться от чувства, что мы упустили что-то важное.

Марк Т.